Аид и Персефона

      Он солнце, маленький его лучик, который одной своей улыбкой на пухленьком лице, заставляет тебя улыбнуться. Его светлые карие глаза, подобные янтарю, всегда светились счастьем, мягкие розовые губы дарили обворожительную улыбку, заставляя откровенно засматриваться и думать о том, насколько они мягкие, какие на вкус. Такие же как и мятные конфеты, которые он всегда ест и носит в кармане своей легкой ветровки.. На другую одежду у него нет денег. Лето, зима, осень, весна, всегда одна и та же легкая ветровка мятного цвета, как и его конфеты. Он милый. Настолько милый, что опускаешь мысль о том, кто он, какая у него семья и что вообще происходит с этим мальчишкой за пределами школы, частной академии, куда он попал за свои знания, свое упорство. Те, кто знал его, называли Персефоной, богиней плодородия в древней Греции. Джисон своей улыбкой, стойкостью и помощью, взращивал в людях чувства, не всегда позитивные, но взращивал. Его за это ненавидели в новом месте.       Он грозовая туча, нависшая над городом и обещающая дождь с громом и молнией. Извечно надменное, хмурое лицо с четкими скулами, как у статуи древнегреческого бога. Он сам похож на бога. На олимпийца с вечным холодным взглядом, заставляющим почувствовать дрожь, пробежавшую по спине. Аид-первое, что приходит в голову, когда в толпе замечаешь эту темную макушку и этот леденящий душу взгляд, пробирающийся под кожу, достающий твои тайны, раскрывающий твои самые сокровенные секреты, грехи. Он, в своей потрепанной временем кожаной куртке, накинутой поверх формы академи, с цепями, украшениями и проколотыми не один раз ушами. Он во всем выглядит хорошо, но в этом- безупречен, красив. Чертовски красив. И Джисон соврет, если скажет: «Я не смотрю на него, вам кажется.»       Не кажется. Все замечают этот взгляд, верный и влюбленный, будто щенок смотрит на своего хозяина. Будь у него, Хана, хвост, он бы вилял им каждый раз, когда он проходил мимо, бросая короткий холодный и колкий взгляд. Но Джисон не похож на щенка, он больше похож на белку, с его-то пухлыми щеками, но никого не волнует на кого он похож. Таких как Джисон в этой академии не замечают, не хотят замечать. Такие как он лишь обуза для коллектива, где каждый второй, если не первый, готов разорвать тебя на куски лишь за то, что ты не такой как они. Не чадо богатых родителей, которые решат все твои проблемы. Таких презирают, бьют, унижают. Они не выдерживают долго, убегают назад на свое место, туда, откуда они пришли. Туда, где им уютно, но Хан не такой. Хан терпит и старается держаться в стороне, не давать лишний повод издевкам. Но их не волнует, они издеваются изо дня в день, избивают изо дня в день, да так, что синяки и ушибы не проходят, а только накладываются друг на друга. Джисон терпит, улыбается и помогает, даже зная, что эти люди его используют, унижают и после уроков в одном из темных коридоров его снова изобьют, оставляя лежать и истекать кровью, которая бежит струйками из разбитого носа и губ. Даже сейчас, в эту минуту избитый, униженный он лежит на кафельном полу коридора, рукавом бежевого свитера вытирает кровь из носа, а над ним возвышаются пять фигур, мерзко смеющихся и подстрекающих «главного» сделать что-то еще.А Джисон даже сесть не может, ребра ноют и кажется одно даже сломано. —«Это перешло все черты.»— Думает Джисон, закрывая глаза, чувствуя как ноет все его тело и даже пошевелиться больно, а когда прилетает еще один пинок, сиплый, почти не слышимый стон слетает с бледных, пухленьких, разбитых губ. — Да что вы творите! Уйдите от него! — Голос глубокий, но такой привычный, раздается из-за угла и появляется белая макушка Феликса. Толпа расступается, являя взгляду Джисона его друга, который расталкивает тех, кто возвышается над Ханом и садится рядом, приподнимая голову и осматривая его лицо, вытирая кровь большим пальцем. — Феликс, тебе не надоело возиться с этим, — молчание, недолгое, — я даже не могу придумать, кто он. — Противный смех снова прокатывается по толпе стоящих в полукруге учеников. — Не надоело. Он лучше вас, богатого отребья, которое издевается над теми, кто не угодил вам. Ничтожества, большего о вас и не скажешь, — Феликс встает и подает руку Джисону, помогая тому встать,Хану дается это с большим трудом, — Пойдем, нужно стереть кровь и застирать свитер, пока не засохло, пошли. — Феликс держит Хана за руку и ведет в сторону уборной на втором этаже. Джи послушно идет за другом, рукавом зажимая нос, пропитывая бежевую ткань свитера красной жидкостью. Привычный ритуал, когда Джисона спасает Ли. Он всегда приходил на подмогу. С самого первого дня Феликс был рядом. Феликс был другим, он не издевался над Ханом, даже если знал, что ему сойдет это с рук,как и всем, но воспитание Ли не позволяет ему это сделать. Он сын владельца академии, но никогда не вел себя низко, в отличии от остальных. Джисон благодарен Ли за такое. — Уроды, — шипит Фел, вытирая своим носовым платком кровь с лица Джисона, которого он усадил на подоконник, — Не хватает на них управы, безнаказанные уроды. Мне жаль, что я был не рядом Джисон-и, — Ли аккуратно касается лица, где завтра он будет замазывать синяки и ссадины, возможно царапины от женских ногтей. — Все в порядке Феликс, мне не привыкать, — яркая, солнечная улыбка, которую Джисон дарит Ли- согревает. Джисон улыбается всегда, но так, только Ли и возможно Минхо, в которого он безответно влюблен последние два года, как перевелся сюда. Минхо-его идеал, его мечта, которая непостижимо далека от него.       Ли мотает головой на слова друга и дарит улыбку в ответ, заканчивая с лицом, по которому перестала бежать кровь. Он заканчивает быстро и собирается убрать платок в карман, но Хан не дает этого сделать, он отнимает вещицу и, аккуратно сложив, убирает в карман брюк. — Я постираю и завтра верну, — Джи улыбается, заправляя выбившуюся прядь черных волос за ухо, а Ли кивает.       Крыша одно из любимых мест Минхо. Он время от времени приходит сюда уединиться, когда мысли съедают с головой. Одна мысль, не дающая покоя. Хан Джисон- персональный мозговой штурм для Ли Минхо. Одна мысль о радующемся Джисоне вводит старшего в ступор. Ли никогда не понимал Хана. Его избивают, унижают, пользуются, а он улыбается и прощает, всегда помогает им всем, даже если его друг Феликс против и ругает Джи. Феликс. Его Минхо тоже не понимал: сынок богатеньких родителей, отец владелец этой академии, а он водится с отребьем в виде Джисона. Ли правда этого не понимал, но и себя он не понимал.       Прошло два года с тех пор, как тощий, ничем не приметный мальчонка, с большими янтарными глазами и щечками, в легкой ветровке мятного цвета врезался в него, спешно извиняясь и замерзшими, конечно середина января, руками, стал собирать рассыпавшиеся записи и книги. Это первый раз, когда Аид встретил свою Персефону. Радостного и улыбающегося бельчонка, который красными от холода руками, собирал с кафельного пола записи, шмыгая носом. Тогда, в тот момент сердце Минхо дрогнуло, замерло и забилось с новой силой, заставляя румянец подкрасться к щекам, благо все можно было скинуть на холод улицы. — Минхо! — Голос друга вырывает из омута воспоминаний о январском холодном дне, где чувства и мысли Ли остановились на одном нелепом, худощавом мальчишке, на два года младше него самого. — Что случилось, Хёнджин, раз ты срываешься сюда весь растрепанный и нервный? — Темная бровь выгибается, а глаза, холодные, пронзают высокую фигуру Хёнджина на сквозь. — Джисона снова избили и кажется у него сломано ребро. Они перешли все границы, — Хён стойко выдерживает взгляд своего друга и зачесывает пальцами свою длинную черную шевелюру назад, убирая мешающие пряди с лица. Рык, разорвавший тишину этой крыши, заставляет вздрогнуть. Хван знал, что если пробудить в друге ярость, вместе с ней проснется его внутренний зверь. Но знать одно, а вот стараться не выпускать-другое. Хван свое задание, не давать Минхо, вернее внутреннему зверю выходить, провалил. Порушил спокойствие одной своей фразой: "Сломано ребро".       Спусковой крючок для Минхо. Избиения Джисона он спускал с рук. Как спускал, пугал остальных, угрожал, обещая убить, если его Джисон-и коснуться, но ничего не делал, когда избиения возобновлялись. Он ничего не делал, пытаясь осознать природу всего этого, но осознал только сейчас. Осознал в полной мере. Осознал то, что его сердце целиком и полностью отдано мальчишке, который напоминаю бельчонка.       Три пролета Минхо минует быстро, видит расходящихся Хана и Ли, за которым приехал водитель и парней, что идут следом за парнем в мятной ветровке. На улице холод и Ли удивляется, почему Джисону не холодно в легкой ветровке. Но эти мысли отходят на второй план, как только Хан теряется в переулках, а за ним и преследователи. Ли не может, срывается на бег надеясь догнать и догоняет. Глазам предстает картина: Джисон, прижатый к каменной стене дома и парни, вжимающие его. Их руки бессовестно блуждают по тощему бледному телу, которое дрожит из-за холода.       Руки сжимаются в кулаки и Мин не медля и минуты подлетает к этой толпе, отталкиваясь каждого, кто был рядом с Джисоном. В драку с Минхо лезть не решались, не лучшая репутация у него и у Хёнджина. Ледянящий взгляд Минхо пронзает спины убегающих буквально мгновение, возвращаясь внимание на Джи, охватившего свои тощие худые плечи, что дрожали. По лицу текут слезы, а губы снова кровоточат. Мальчишка кусает их, чтобы не издать всхлипа. У Ли сердце сжимается от такого и он подходит, обнимает и утешает, забирая маленькое и дрожащее тело к себе. Далеко он его не отпустит. — Ты будешь чай или какао? — Минхо хлопочет по кухне, поставив чайник кипятится, а сам достает две кружки и чай с какао. Что пьет Джи ему не известно, а потому он ждет ответа, поворачиваясь и выгибая вопросительно бровь, говоря: «Я жду ответ» — Чай, — Джисон мнется, говорит тихо, своим дрожащим голосом, — две ложки сахара, — добавляет он следом и нервно заправляет прядь волос за ухо. Минхо кивает и заваривает чай, подавая его Джисону. Вечер проходит спокойно, в тишине, прерываемой шепотом разговора Минхо и Хана.       Этот вечер изменил многое в их жизнях. Минхо разобрался в себе и принял то, что он чувствует, принял любовь к Хану, как тот принял её когда-то. Хан же больше не подвергается избиениям. Обидчики обходят его стороной, зная что его охраняет Аид и его ручной Цербер. Джисон в безопасности всегда, ведь Хо не дает его в обиду, так же как и Хёнджин, с которым они быстро нашли общий язык. — Красивый закат, правда? — Теплый майский ветер треплет волосы Минхо, который подставляет свое лицо ветру и лучам солнца, довольно жмурясь как кот. — Правда, — Кивает Джи, засматриваясь на профиль своего парня. Того, кого еще два года назад, он не мечтал заполучить. Теперь он сидит рядом с ним, сжимая его небольшую ладошку в своей и смотрит на закат. — Люблю тебя, моя Персефона, — мурлычет Минхо на ухо Джисона, прекрасно зная, что последний прозвал его так с первой встречи в холле академии. — Я тоже тебя люблю, Аид, — Вторит первому Хан и улыбается, засматриваясь на уходящее за горизонт солнце.