дело сделано и время ПОДЫХАТЬ

Дело сделано и теперь время мучительно умирать, Я затянул петлю вокруг шеи и лёг на кровать, Затем я умер ещё раз, записал мысли в тетрадь, Обгоревшая зелёная обложка, чтобы не хворать, И труха в виде жёлтых, в каплях крови, страниц, Там я описал свои зверства дланью чернил, И ни кресты, ни испепеляющая ярость без границ Не достойны быть запомнены синим ножом, Что судьбы каких-то там уёбков сломил, Тут не обойтись без железных фактов и аксиом, Я убил, похоронил, а затем осквернил их могилы, Потом взорвал кладбище, где они сладко гнили, Останки этих сук разлетелесь по всей траве, Как вечный вулканический дым в феврале, Я закончил с мразями и, смеясь, пошёл бухать, Нужно разъебать себя в конец, если подыхать, Может умру от отравления, а может и уцелею, Но это всё не особо важно, важно быть веселее, После двух литров ядрённой водки и ещё чего потяжелее, Я шёл среди выглядывающих трупов по тёмной аллее, В полубреду, подвергаясь дьявольской тряске, И мне попались мать с кричащий ребёнок в коляске От накатившей апатии и злости я их... Я их просто разъебал, чтобы голос внутри утих, Матери перезал глотку, оставил спиногрыза сироткой, А затем вдоволь насладившись его плачем, Я утопил дитё Сатаны в зелёной луже у стены, Я, сука, без орудия убийства жесток и мрачен, Тем временем их души уже проснулись, Они, крича о том, как проклят этот мир, И грозя превратить меня в кровавый гарнир, Погнались за мной, мертвецов призывая, Но тут я перекинулся мыслями, отбиваться успевая, Спустился святой Бог и подарил мне косу смерти, Которой я пустил кишки душам моих жертв, Это апокалиптическая винтовка была не из этих мест, Она ранила и заставляла плакать даже мёртвых, Оставляя на их разлошившихся телах уродства, Такие природные аномалии, что их бы приняли За природное бедство ну или шлюх-богинями, В общем, эти мрази по-оставляли свои органы, Я же подобрал женские останки как трофеи-слоганы, Кровь торкает попизже палёного спирта, А мёртвая дырка стреляет вкусным сквиртом, Вот уж подарок этой летней судьбы, подумал я, А затем Бог спустился ещё раз и похвалил меня, Он говорил на волчьем языке и вырывал себе глаза, А тем временем моё чрево разрубали изнутри голоса, Боже, твои глазные яблоки нахуй не сдались, Сказал я ему, а вот своими ангелочками давай делись, Я приметил одну сучку, на которой сидел Бог, Подай свою ручку, девица, пизжу я ей через плевок, Она, вытирая слюну с ебальника, достала меч И снесла Богу голову с его овечьих плеч, Я, вытащив из желудка язык, спросил новую рабыню, Тупая мразота, а ты поможешь мне умереть, аминь? Она улыбнулась, издавая чавкающие звуки, А затем я насадил её на кол, избавляя от муки, Боже, какой я добродетель, подумал я, Моя любезность просто разъёбывает не щадя, Ну а на оставленные следы преступления мне похуй, Я ведь умираю уже через пару часов, сколько не цокай, Нет смысла, дружище, выражать своё недовольство, Мне просто нахуй поебать на это лицемерное миротворство, И здесь я обрываю своё богослагание и, потягивая пивас, Я готовлю мыло и табуретку, как бы я не гнил и гас, Замуровываю дверь в квартиру, чтоб уж точно никто не спас.