Пустым ладоням было дано обнимать лишь грубо,
Нервно, с силой, так же, как они прижимались друг к другу.
Кевин с детства ощущал себя каким-то особенным. Он толком не мог объяснить, в чем заключалась его особенность — он выглядел, как абсолютно обычный ребёнок, вёл себя также, как и все, и развивался, как сверстники, — но где-то в глубине души он ощущал, что он не такой, как все, и что его что-то ждёт. Несомненно, эти мысли отличались от мыслей других детей — ведь абсолютно все ребята верили, что в более взрослом возрасте они обязательно сделают что-то выдающееся, будут лучшими в своей отрасли, и оставят след в многовековой истории. Но мнение Кевина разительно отличалось от их. Он не хотел идти врачом — отлично понимал, как это сложно, как это ответственно, да и в целом его не тянуло к этому… Он не хотел идти и каким-нибудь пожарным — точно не его профессия. Нужно действовать быстро, точно также нет никакого права на ошибку. В целом… Он не понимал, как он может достичь каких-то небывалых высот, если не собирался спасать людей. Но предчувствие было, и сколько бы Кевин не размышлял над своей дальнейшей судьбой, он ни к чему не приходил — и в один момент появилось осознание. Раз его судьба не определена, и ничего особого в жизни не происходит — значит, вне зависимости от его решений, он в любом случае достигнет небывалых высот? Подобная мысль разительно повлияла на жизнь и самооценку Касланы. Пока все остальные, по его мнению, были обязаны продумывать свою дальнейшую судьбу, работать для того, чтобы чего-то добиться и хоть как-то оставить свой след в истории, Кевин с самого рождения имел всё, и в конце концов судьба приведёт его туда, куда надо. Ему даже ничего не нужно делать — всё уже предопределено. И ведь несомненно он будет героем. Кевин был уже осведомлён, что в мире все поделено на «черное» и «белое» — на правильных героев, которые спасают мир, и злодеев, которые совершают плохие дела. Но к последним он не мог себя отнести — несомненно, он шалил, как и множество детей, но всегда слушался старших и не нарушал серьёзные правила. Взрослые особо не обращали внимание на подобное поведение ребёнка — самое обычные мысли, ведь все дети так или иначе хотели казаться особенными. Но в общении со сверстниками это очень сильно мешало. Каждый хотел выделиться, показаться лучше другого, и, несомненно, самоуверенный собеседник сильно раздражал. Так и проходило детство Кевина Касланы — в полнейшем одиночестве, без крепкой дружбы, но с полной уверенностью в своей будущей жизни. И всё, что к ним попадало, они сжимали очень крепко, Боясь отпустить, как клетка, ведь в их объятьях так редкоПопадалось что-то хорошее, наполняющее их светом, И поэтому они не понимали, как это — держать и не сжимать это.
Первые друзья у Кевина появились только в старшей школе. Настоящие, в прямом смысле этого слова друзья, а не люди, пользующиеся его популярностью среди остальных. Компания выходила сомнительная — местная знаменитость Кевина, уделявший спорту больше времени, чем учёбе; и две заучки Мэй и Су. Ни сам Кевин, ни окружающие люди не понимали, что эти трое нашли друг в друге, но факт оставался фактом — они сдружились, и неплохо. Су и Мэй были, наверное, первыми людьми, которые словно игнорировали мысль Кевина о своей особенности. Как будто этого просто не существовало, и Каслана сам себе всё надумал, что в какой-то момент осознал своё предназначение. И этот период жизни мог быть, наверное, одним из самых спокойных моментов в его жизни, если бы не пара происшествий — точнее, скорее одно большое. И однажды моим ладоням приснился сон про мотыльков в поле, Они кружили роем, и не испытывали ни наслаждения, ни боли.Они были совершенны, и поэтому ничего не желали, И мои руки играли с ними, брали в ладони, но не сжимали.
Этот сон Кевин, скорее всего, запомнит на всю жизнь. Тот день, в который он приснился, прошел довольно спокойно — так что сновидение нельзя было списать на эмоциональное возбуждение. Каслана до последнего старался игнорировать его, отмахивался, лишний раз стараясь не задумываться над событиями, но раз за разом в размышлениях возвращался к нему. Поначалу он не придал сну никакого значения — ведь каждому нередко снится что-то абсолютно сумбурное, не имеющее значения, верно? Тратить время на размышления над подобным значит просто проживать жизнь впустую. Но впоследствии оказалось, что он ошибался. Кевин находился в каком-то неизвестном для него помещении. Всем своим телом он ощущал прохладу, но на удивлении открытых окон здесь не было — более того, они и вовсе отсутствовали в этом странном месте. Здесь было слишком тихо, слишком некомфортно и тоскливо, как… …на похоронах. Шумный выдох за спиной выводит из раздумий. Кевин вздрагивает, резко оборачиваясь назад, и только сейчас наконец замечает несколько деталей. Он стоит перед стеклянным гробом, держа на руках похожего на него ребенка, а за спиной находился никто иной, как Су. Точнее, взрослый Су — скорее всего. Как минимум с отросшими волосами, и сменивший одежду на медицинский халат. —…прости, Кевин. Я не смог вылечить Мэй. Кевин несколько растерянно усмехается, явно не понимая, о чем речь. Какое «прости»? Какое «я не смог вылечить Мэй»? Буквально днем всё было в порядке, виделись все втроем, всё хорошо — так от чего он не смог вылечить Мэй? Может это розыгрыш какой-то? Каслана игнорирует слова друга, поворачиваясь рядом. И замирает. В том самом стеклянном гробу, замеченном ранее, действительно лежит тело Мэй. А через несколько дней Мэй приглашают в MOTH. Ночь прошла, прошли игры, сон растаял, И только ощущение трепещущих крыльев в ладонях оставил.И я себя заставил разжать ладони по утру.
В конце концов события сна происходят в реальной жизни. Он действительно оказывается возле прозрачного гроба с телом Мэй внутри, держа их общего ребенка на руках, а за спиной — Су. Говорящий то же самое, что и в тот момент. —…прости, Кевин. Я не смог вылечить Мэй. Видимо, Каслана неосознанно подготовился к этому моменту еще раньше. На душе была полнейшая пустота. Не хотелось ни реветь, ни кричать от отчаяния. В голове крутилась только одна мысль — через пару часов вернется Херршер, и если ничего не предпринять, то человечеству настанет конец. — Достаточно, Су. Это не твоя вина, — Кевин наконец находит в себе силы ответить хоть что-то. Вины Су в произошедшем действительно не было. Он слишком хорошо знал Мэй, и раз так произошло — она сама выбрала этот путь. Никто бы не смог её остановить и помочь ей. Даже он сам. — Судья скоро будет здесь, нам нужно отправляться в убежище, — он проходит мимо Су, плотнее укутывая ребенка в пеленку, даже не бросив последний взгляд на Мэй. Это конец. Всю сознательную жизнь Кевин считал себя особенным. Считал, что станет национальным героем, спасёт миллионы жизней, сделает что-то невероятное. Вышло всё совершенно наоборот, и вместе с миллионами спасённых жизней он погубил столько же. И только сейчас он осознал, что ничем ни отличался от других людей. —…У нас нет времени на сожаления. И с тех пор, ничего не беря в свои пустые ладони, Я мечтал собрать в горсть тех мотыльков с того поля.И в длинных поисках, расслабив руки через волю, Средь можжевел я нашел Тебя.
Ты оказалась тем полем.
После смерти Мэй время пролетело незаметно. Они с Су были слишком заняты попытками помочь выжившей цивилизации, а впоследствии и появившейся новой эпохе. Времени сожалеть о прошлом действительно не было. Но каждый раз Су, дожидаясь темноты, чаще обычного выходил из своего укрытия, — какой-нибудь палатки или комнаты, — и кратко задерживался возле обиталища Кевина, прислушиваясь. Конечно, Кевин не плакал. Это было совершенно не в его духе. Он даже не разговаривал вслух, размышляя — всё время он сидел абсолютно тихо, словно в том месте и не было никого. Но Су всё равно было необходимо убедиться в состоянии своего друга, так что с каждым разом он замирал, боясь услышать предательский всхлип или что хуже. И слышал в ответ только тишину. Лишь убедившись, что всё спокойно, и Кевин жив, он шёл дальше. Так и продолжались их путешествия. Кевин — из кожи вон лез, всячески помогая новой цивилизации, и стараясь найти способы борьбы с хонкаем; Су — находился рядом, оказывая поддержку, и не давая отступиться с пути. Несомненно, они сблизились, и в то же время разительно отдалились — они вдвоём, не признаваясь в этом друг другу, временами с теплотой вспоминали прошлое, размышляя, что могло быть, пойди всё по другому пути. И точно также они приходили к выводу, что ничего бы не поменяли. Так долго вместе прожили, что снег,Коль выпадет, то думалось — навеки.