baby came home

I try to be someone, I'd like to be someone else for you. Sting — The Neighbourhood

быть честным, меняется не многое; они с шоном, разве что, похожи на семейную пару: работу в гараже и постель делят на двоих. возвращаться некуда, хотя блэк, вопреки ожиданиям, время от времени забирает к себе — то ли пытается украсть у шона, то ли у жизни, которую они ведут. от непредсказуемости и гумпы, которому всегда не хватает рук, а сыграть роль родителя лишний раз — дело привычки. меняется не многое — только вайт наконец чувствует себя счастливым, без груза вины, ломающего кости, без тревоги, от которой выворачивает наизнанку несколько месяцев подряд. из лжи выбраться проще, чем кажется: всего лишь сбросить джинсовую куртку блэка и на время одолжить другую у шона — йок и грэм только учатся различать близнецов, но тот, что стоит по рядом с шоном, всегда вайт. он слушает блэка до тех пор, пока дело не касается шона — чувствует, что вырос, когда заступается за него, отказывается оставаться у блэка совсем уж надолго или просто просит помолчать, когда он перегибает палку. это очевидно — блэк не привык не ненавидеть его, и задирает больше из вредности, чтобы повеселиться и вытянуть из него того самого старого шона, которого он знал. — вы не догадывались или не хотели догадываться? — у блэка трясутся руки после долгой тренировки — его тело не слушается так хорошо, как раньше, и по хмурым бровям просто догадаться, как сильно его это злит. очевидно — гараж без памяти влюблен в вайта, каждый по-своему — и блэка это задевает, как заноза, как горький чай или прокисшее молоко, купленное только вчера. они растили сопротивление вместе, блэк тянул их на своих плечах, а они — вот так просто — сели на шею вайта и ушли за ним, не оглядываясь. или они и не хотели вспоминать блэка. несомненно — гараж любит вайта до искр перед глазами и спутанных мыслей, слепо пойдет за ним в огонь и воду, но блэк снова здесь — и он расправляет плечи, потому что былой тяжести нет. блэк был их порохом и керосином, но вайт зажег и без того, он сам — спичка, и кроме всепоглощающего, сжирающего за него страха, блэк чувствует гордость — искреннюю, какую бы не чувствовал, будь вайт дипломатом или ветеринаром, да хоть космонавтом — он все равно оказался в гараже, точке сопротивления. блэк не может злиться на вайта, но, по крайней мере, может выказать злость на остальных — кроме, разве что, гумпы, потому что он такого не заслуживает, а они — не заслуживают его. жалеть себя — последнее, чем блэк привык заниматься, поэтому живет, как получается: задевает грэма, таскает юджин на обед чаще, чем его, отворачивается от йока и не смотрит в глаза шону, иначе точно попробует сломать ему лицо. искренне, с неподдельным весельем, вайт смеется, смотря на него — блэка от одного взгляда мутит, от одной мысли — воротит, но никакой привычной ненависти в сердце он не находит. гараж принимает вайта, он становится последним кусочком паззла, снимает напряжение между ними и сглаживает углы блэка, как никто до него не мог — даже юджин. с ней приходится сложно — она отказала грэму и осталась одна, чтобы обдумать все — блэк огромным усилием подавляет желание умолять ее вернуться к нему. из-за вайта, быть может, он тоже изменился — перенял новый характер гаража, его воодушевленность и живость, надежду. смотреть на его счастливую улыбку иначе, чем с надеждой, не выходит. надеюсь, ты бросишь его к черту. надеюсь, ты будешь с ним счастлив. блэк может вернуть себе законное место лидера, обернуть горящие взгляды обратно на себя, но вайт все равно не слушает, когда дело касается шона — горд, господи, как же блэк горд за него. он не хотел, чтобы вайту пришлось отрастить зубы и когти, но он может вести его за собой, держать рядом с собой и спрятать, даже если ему больше не нужна помощь близнеца. связаны, они неразрывно навечно связаны. меняется, на самом деле, почти все — и вайт привыкает к теплу, поцелуям с самого утра и безбашенному и дикому побегу вечером, когда блэк наконец-то берет его с собой — он чувствует на себе его взгляд, чувствует в груди его сердце — и успокаивается, когда рядом оказывается привычное тепло. он дома: с шоном, который снова пререкается с блэком, йоком и грэмом, скрывающими смех, и гумпой, который по рации спрашивает, все ли в порядке. у вайта все хорошо — впервые в жизни он счастлив. у блэка все хорошо — он утаскивает брата из гаража и целый вечер они притворяются обычными: вместе готовят ужин, ругаются с соседями из-за громкой музыки под вечер, покупают молоко по скидке, обнаруживая, что оно прокисшее, только дома. в груди шевелится — рядом с любовью — тоска по былому, когда он мог оставить вайта дома и сбежать на разборки, тоска по детству, когда вайт смотрел и видел только его. от былого не осталось ничего, но блэк по-прежнему любит его одного, любит без памяти. — и давно ты трахаешь его? — вайт давится лапшой и смеется, не смущенный, но развеселенный. и в кого тебя шон только превратил? вайт не отвечает, потому что не может унять смех. — у тебя лицо такое… — у тебя такое же. — да не может быть, — блэк хватает вайта за щеки, вздыхая, — и за что мне это? — думаешь, мне легче? за ужином проходит почти весь вечер, блэк после душа застает вайта с телефоном в руках и с широкой улыбкой на губах, когда из открытого нараспашку окна необычно тянет холодом и сыростью. целый день боль в локтях, коленях и ребрах не унимается — точно к дождю. — я закрою, — он откладывает телефон и в самом деле в два шага оказывается рядом с окном, оставляя его только чуть приоткрытым, — тебя же продует. — смеешься надо мной? — может быть. за пару секунд блэк успевает прочитать в телефоне вайта одну с половиной глупость и разозлиться на шона. «я люблю тебя» «я тебя больше» — да ладно тебе, — вайт, конечно же, замечает его кислое выражение лица, — ты же и так все знаешь. да разве от этого легче? где же вайт, который смотрел и видел только меня? вырос, господи, как же ты быстро вырос. тоска по былому, любовь к прошлому — блэк молча садится на кровать рядом с вайтом и долго сушит волосы полотенцем, пытаясь скрыть обиду: на родителей и самого себя, на мир — за то, что не вернул ему брата раньше. ему не хватило времени, когда они были только друг у друга, когда жизнь кончалась на них двоих, а утром вайт не сбежал бы к своему неназванному мужу. я бы бросил его к твоим ногам, но шон и без того у вайта в ногах готов валяться — бесстыдно, потому что любовь сносит голову и размывает границы разума, смешивая с чувствами — блэк знает, но больше, конечно, чувствует. я знаю, как ты сильно его любишь — и от этого так горько и обидно, что не хватает слов — мне не хватило тебя, а тебе теперь достаточно его — ни одна юджин с братом не сравнится, как бы сильно блэк не любил. конечно, он завидует — страшно, до кислого привкуса собственного яда на языке — шон рядом каждый день и каждую секунду, украсть у него вайта практически невозможно, да он сам и не хочет отходить ни на шаг. блэк хочет возразить — это опасно и безрассудно, отправлять вас на дело вдвоем, но язык не поворачивается — они справляются отлично, даже если дурят по пути и в процессе не хуже йока и грэма. не разлучить, не расцепить, не выжить друг без друга — они не расстанутся, и для блэка невыносимо осознание того, что вайт не принадлежит только ему — он теперь только свой собственный, с зубами и когтями. я не ненавижу, потому что любишь ты — вайт блэка топит в своих чувствах, перед глазами мутнеет, а под веками силуэт юджин — завидую, как же я тебе завидую. как же я счастлив, когда счастлив ты. — что ты говоришь? — ничего. спокойной ночи.