Семейные разборки

Смертельные ловушки, чудовищные головоломки, нескончаемые лабиринты… Бессонные ночи. Жизнь одного солдата. Всё только ради того, чтобы услышать, что он скажет. — Выслушай его. Система шифрования голосового сигнала работает идеально. Беркут уже не поймёт, почему последний приказ именно такой. Слушать. Кэп, корректировщик спецопераций особого статуса, закуривает и тоже слушает по передатчику всякую чушь, которую несёт доктор Соболев. Про новый виток эволюции и свои бесконечные потрясающие открытия. Невозможно не курить на таком рабочем месте. Как будто не было двух лет завязки. Беркут был хорошим парнем: ругался, препирался, но слушался. Всё делал чётко. Даже жаль, что он задержался в лаборатории, встрял в чужие разборки. Жаль, но не слишком. И доктору Соболеву — тоже. В его голосе много чего есть, но раскаяния там нет: — Ваш солдат теперь… на моей стороне. Нетерпеливая пауза. Ужасно болтлив, как всегда, но сейчас он ждёт какой-то реакции на свои слова. Как будто с самого начал не ясно было, что Беркут — просто разменная монета. — А ты… на чьей стороне, доктор Соболев? — снова затыкая себе рот сигаретой, потому что слушать сейчас важнее. Голосовой сигнал шифруется идеально, дело не в этом. Просто невозможно не узнать человека на том конце сигнала, даже если бы он молчал в трубку. Если бы она… — Таня… Голос доктора Соболева прерывается. Как будто с самого начала не ясно было, что она доберётся до него, во что бы то ни стало. С таким-то влиянием в Корпорации. Ради него досрочно забьёт на отпуск по уходу за ребёнком, придёт и заберёт себе дело, как будто и не было двух лет завязки. Потому что это действительно только её дело, и все, кто пытался в него влезть, уже мертвы: Игорь, Афанасий, Беркут. Не потому, что они были в чём-то виноваты, — напротив, они так и не узнали, что это просто семейные разборки Соболевых. — Капитан Соболева на связи. Система шифрования готова совершить самоубийство из-за собственной ненужности: голос и так абсолютно ровный и безэмоциональный. Нежная и мягкая со своими близкими, на работе Татьяна была совсем другим человеком: жёстким, решительным, никогда не колеблющимся в своём выборе. Когда у неё есть цель — её невозможно остановить. Именно такой Соболев встретил её впервые, на работе. Когда напротив эти глаза, то ощущения — будто смотришь в Бездну. А Бездна смотрит в тебя. Неизвестно, кто из них первый положил глаз на другого, но уже в тот момент всё стало ясно, даже никакого чтения мыслей не нужно. — Таня… Да, он всегда был ужасно болтлив, и только поэтому снова нарушает тишину. Хотя что ты скажешь в такой ситуации? Напомнишь, что обещала не курить, пока не закончит кормить малышку? Начнёшь ханжески волноваться о том, с кем сейчас годовалая Кристиночка? Не с мамой, явно. А сам-то ты где, папаша? Выращиваешь новое поколение Стражей под землёй. Отмахиваешься от мысленных расспросов новорождённого вируса-убийцы с неокрепшей психикой. Нет, Симбионт, ты пока ничего не понимаешь в человеческих отношениях, я сам разберусь. Главное — не ляпнуть что-нибудь не то. Иначе ожидай новые отряды бойцов, вооружённых автоматами и предписанием открывать огонь на поражение при виде доктора Соболева. Несмотря на то, что он выглядит здоровым. Потому что человеком он больше не является. Причём это предписание, подписанное девичьей фамилией Татьяны, он найдёт рядом с каким-нибудь трупом очередного юного стрелка, как бы с намёком: прощай, Ваня, ты умер для меня, и свидетельство о смерти уже оформлено. Ваня, Ваня… Татьяна качает головой, вслушиваясь в тишину. Недосып и годы работы на Корпорацию ударяют в голову, пробуждая гнусные и глупые мысли. Она не такая, семья для неё всегда на первом месте. Она молчит, потому что ну что тут скажешь? Когда ты наиграешься в мировое господство и вернёшься к нам? Таня комкает сигарету в пепельнице, она обещала не курить, пока не закончит кормить Кристину. Хотя теперь, наверное, уже закончила: последние три дня она находилась на работе, да и молоко пропало от волнений. Кристина осталась с Ваниной сестрой, Алиной, она теперь уже большая девочка, скоро первый день рождения. Доктор Соболев любит её и дочку, очень сильно. Но науку он любит сильнее. Нельзя становиться между ними. Нельзя сказать сейчас что-нибудь не то. Иначе всех людей на планете постигнет судьба Беркута. Зелёный апокалипсис, зелёный, как Ванины глаза: пропадёшь, если заглянешь. Когда у него есть цель — его невозможно остановить. Когда смотришь в него — видишь новый виток эволюции, как будто смотришь в себя, смотрящую в себя, смотрящую в себя, такой зеркальный коридор. И даже не нужно никакого чтения мыслей. Сумасшедшие амбиции, размахом со всё человечество, не меньше, — невозможно не влюбиться, невозможно не захотеть вступить в симбиоз. Таня понимает, почему доктор Соболев уцепился за Симбионта: чтобы все люди познали счастье бесконечного доверия, бесконечного прощения и знания. Чтобы у человечества не было границ между индивидуумами, как нет границ у Соболевых, знающих друг друга как облупленных с первого момента их встречи. Насильно делиться счастьем — это в его духе. Но у их дочери должен быть выбор. Не каждый человек хочет быть Бездной, ты заигрался, Ваня. Иногда муж становится чудовищем — что ж, такое может случиться с кем угодно, правда? Таня понимает, почему Симбионт уцепился за доктора Соболева: он очень упорный в своей верности, он не предаст, он доведёт эксперимент до конца. Если, конечно, за это время не отвлечётся на что-нибудь более интересное. Вернись, Ваня, дома тебя ждёт дочь — уникальный эксперимент, который невозможно повторить в тех же условиях. Ваня вздыхает и теребит пальцами зелёный мох, разросшийся повсюду в лаборатории. Он понимает, что Таня всё понимает, но семья для неё на первом месте. Она сама выбрала эту роль, сделала шаг навстречу, в пропасть, разделяющую двух людей, и теперь будет его женой до конца, навсегда вместе. Он тоже тогда шагнул к ней со своего края пропасти, и теперь не может не вернуться домой, как не может остановить падение. Симбионт, я всё знаю, прости, мы можем упасть в тебя только вместе, а Таня не хочет, она предпочитает спасать человечество. Насильно всех спасать — это в её духе. Но спасать от чего? От эволюции и научного прогресса? От бессмертия, взаимопонимания и мира во всём мире? От собственного мужа. Но это же его работа, как нейробиолога: взломать мозг и сделать людей счастливыми, он же всегда этого хотел. И только Татьяне, как оператору, важно сделать всё правильно, не дать совратить ближнего на путь истинный. Как легко было раньше, когда у них была демо-версия жизни: ясные цели, требующие ясных путей. А сейчас всё запуталось, они продолжают падать в бесконечную расщелину, цепляясь друг за друга пальцами, но теперь эта трещина проходит через сердце их дочери. Какой мир выбрала бы она? Соболев мог бы прямо сейчас вломиться зелёным потопом в каждую квартиру, но мысль о собственной квартире его останавливает. Он не хочет увидеть в глазах жены и дочери то же, что увидел в глазах Беркута перед тем, как сломать его окончательно. Ваня всегда умел толкать пафосные речи, но не находит слов, чтобы оправдаться перед своей семьёй. Отцы иногда становятся чудовищами, но ни один ребёнок не выбрал бы этого сознательно. Ваня уважает сознание. У Симбионта сознание общее, и это прекрасно. У людей не так: каждый человек — отдельная система. Ну, кроме них с Таней, у них симбиоз. Наверное, поэтому он не смог до конца открыться Симбионту, он уже находится в более прочных отношениях. Ваня с Таней — романтики, они верят в любовь и в единение сознания, их нейроны работают сообща. Ваня уважает нейроны. Капитан Соболева уважает своего мужа. Она ерошит свои немытые волосы и моргает пересыхающими от недосыпа глазами. Ей уже не страшно стоять на пороге растительного апокалипсиса, она знает, что Ваня всегда поступит правильно, что бы ни случилось. Она примет его, с чем бы он ни пришёл на порог их дома. Она всегда знала, что мир будет таким, как захочет доктор Соболев. Ваня поджимает губы. Он знает, что Таня примет его любым, и поэтому чувствует огромную ответственность за свой выбор. Его волосы шевелятся, как от сквозняка: что-то постоянно происходит внутри лаборатории. Симбионт не открывается ему до конца, он что-то скрывает. Ваня вспоминает, как уютно смотреть Танино любимое фигурное катание, почти засыпая в обнимку под мягким одеялом. Разве можно домашней идиллии предпочесть одиночество вот этих последних дней, когда сам воздух наполнен смертью, а стены родной лаборатории не видно под разводами грязи и крови, когда твоя собственная работа что-то замышляет против тебя. Зря Симбионт пытался встать между ним и его семьёй. Доктор Соболев всегда мыслил масштабно, вот почему для него раз плюнуть — провалить контакт человека с разумным вирусом в пользу контакта человека с человеком. Он всегда поступает правильно. Выбирая для всего человечества, он выбирает для себя. И уже неважно, кто первым перестаёт слушать. Заплесневелую тишину подземной лаборатории вскрывают одновременно звучащие слова, из передатчика в передатчик, общей озвученной мыслью: — Я тебя люблю.