Вовсе ты не плохой человек! Ты очень хороший человек, с которым случилось много плохого, понимаешь? Вдобавок мир не разделен на хороших и плохих, в каждом есть и тёмная, и светлая сторона, главное в том, какую ты выбрал — это определяет всё.
— Сириус Блэк
Ступая по скрипучим половицам мрачного особняка на площади Гриммо двенадцать, Римус Люпин держался за стену, на кончики пальцев собирая сантиметровую пыль. Ему бы стоило здесь прибраться, всё-таки минуло целых два года с кончины школьного друга. Однако Римус соизволил явиться сюда только сейчас, когда до решающего боя оставалось чуть больше трех часов. Будь у Лунатика желание выслушивать брюзжание недовольного Кикимера, то он бы, не задумываясь, дал ему указания. А толку-то? Эльф не станет его слушать, разве что по указке Гарри Поттера, но того здесь нет. Тряхнув тяжёлой головой, мужчина отогнал от себя дурацкую мысль. Хоть Кикимер и являлся домашним эльфом чистокровного и древнейшего семейства Блэк, он в прошлом выполнял приказы Сириуса так, как выгодно непосредственно ему. Кикимер переворачивал слова Хозяина в свою пользу, фактически следуя указаниям, а на деле ни черта подобного. В любом случае, не хотелось портить настроение, которое и так металось на уровне ниже среднего. Стоя у запертой двери, Римус испустил несколько глубоких вздохов, прежде чем войти внутрь. Помещение встретило его горьковато-затхлым запахом. Люпин нерешительно потоптался у порога, мысленно взвешивая все «за» и «против». Если он сделает то, что задумал, то боль утраты непременно даст о себе знать. Рискнув, мужчина неспешно двинулся дальше. «Главное, чтобы она не затмила разум», — строкой пронеслось в мыслях. Минуя массивные комоды, в коих спрятаны темнейшие артефакты, мужчина позволил кислой улыбке исказить рот. Во время внеплановой «чистки» особняка под предводительством Молли Уизли было принято решение избавиться ото всех вещей, способных навредить, покалечить или убить. И всё же Сириус Блэк не осмелился поднять руку, дабы ликвидировать древнейшие реликвии с заточенной в них темной магией, которые передавались в его семье из поколения в поколение. Молли Уизли долго негодовала, при любом удобном случае ворча об ужасном отношении Блэка к окружающим его людям. Ведь в его доме гостит Гарри, а с его везучестью и поваренная ложка может обернуться опасным оружием. Ну, и орава детей Уизли на месте усидеть не может, а если брать в расчет Гермиону, всюду сующую свой нос, то нужно было прибегнуть к кардинальным мерам. Тогда-то миссис Уизли и нажаловалась Альбусу Дамблдору, между делом наваливая ему на тарелку вкуснейшее овощное рагу. Приняв нейтральную позицию, величайший маг столетия, а по совместительству директор Хогвартса, не стал что-либо предъявлять Сириусу. У него и так отняли четырнадцать лет жизни, два из которых он был вынужден провести запертым в стенах собственного дома. Тем более кто они такие, чтобы поучать Сириуса Блэка? Взгляд васильковых глаз упал на рабочий стол из красного дерева с искусной резьбой, находящийся посередине небольшой комнаты. За ним расположились высокие стеллажи с бесчисленным количеством книг, разумеется, расставленными не по порядку, а так — тяп-ляп. Римус против воли усмехнулся, узнавая замашки своего старого друга. Как же он был перед ним виноват. За все годы заточения в одной из тюрьм магического мира — Азкабане, Римус ни разу не навестил Сириуса. Он и весточки ему не отправил. Ни одной. Смерть Питера, Лили и Джеймса Поттеров подкосили его, из-за чего Люпин принял образ отшельника, скитаясь по маггловскому Лондону. Он корил себя за слепую веру, за то, что утратил бдительность, за то, что в момент смерти лучших друзей его не было рядом. Вина долгие годы преследовала Римуса невидимым шлейфом, каждое полнолуние напоминая, кто должен был оказаться на месте его погибших друзей. Погрязнув в своей боли, Римус позабыл о Гарри, нуждающемся в поддержке, что уж говорить о любви. Живя с Дурслями, Гарри Поттер мало что видел хорошего в жизни. Как не крути, Гарри — истинный сын своих отца и матери. Смелый, талантливый и ужасно упрямый. И там, сидя в одной из тюремных камер, Сириус утешал себя мыслью, что где-то на свободе его лучший друг заботится об осиротевшем крестнике. А не навещает он его по одной простой причине: Гарри слишком мал. К сожалению, года через три Сириус понял: те надежды, коими он себя тешил холодными ночами, — ничто. Римус не пришел к нему, а ведь мог добиться свидания, как это делали другие родственники заключённых. Дамблдор не отказал бы ему, как и Аластор Грюм, у которого Римус Люпин находился на хорошем счету. Но нет, Лунатик ударился в самобичевание, длившееся уж больно долго. Конечно, хуже всего ему пришлось, когда на третьем году обучения Гарри Поттера Римус узнал истинную причину смерти Лили и Джеймса. Друг оказался предателем. Но чем Римус был лучше труса Петтигрю? Ничем. Тогда, после побега Блэка на Клювокрыле, он отправился за ним следом. Римус надеялся отыскать некогда близкого друга и объясниться. Как оказалось, Сириус не желал видеть его, говорить с ним и уж точно не хотел запоздавшего «прости». Глубоко вздохнув, мужчина уткнулся мутным взглядом в раскрытый альбом. У Римуса защемило сердце. Давние воспоминания когда-то прожитых лет, словно снежная лавина, обрушились на него в один миг, буквально похоронив под десятками колдографий. Опустившись в грязное кресло с отделанной бархатом спинкой, мужчина слепо потянулся к последнему ящику стола, доставая наполовину пустую бутылку огневиски. Всё-таки старые привычки не искоренить. Золотая жидкость ударилась о стенки пыльного стакана, казалось, Римуса данный факт отнюдь не смущал. Поглощенный старыми колдографиями, он, не глядя, поднес граненый стакан к дрожащим губам, залпом осушив содержимое. Алкоголь крепкой выдержки обжег горло, теплом разлившись по напряженному телу. Мозолистые пальцы с трепетом очертили юное, не тронутое морщинами лицо Сириуса, дурачившегося с Джеймсом и Питером у берега Черного озера. «Мы сдали ЖАБА!» — кривой и размашистый почерк Джеймса Поттера красовался под фото. «А как иначе, Сохатый?» — аккуратный и витиеватый, безусловно, принадлежал Сириусу. Сделав дрожащий вдох, Римус перевернул страницу, пытаясь сдержать в глазницах непрошенные слезы. Он не тряпка, он не расклеится. — Боже, — полузадушенный стон сорвался с потрескавшихся губ. Прямо на него глядели серо-голубые омуты, проникавшие в самую суть его прогнившей души. Римус ненавидел самого себя за сомнения, за ту раздутую драму, не дававшую покоя по сей день. Молодой, с улыбкой от уха до уха Сириус позировал в школьном дворе наперевес с новенькой метлой, доставшейся ему от покойного Альфарда Блэка. Черные, рваные на левом колене джинсы сидели как влитые, а серебристая пряжка на Божьем слове удерживала их на узких бедрах. На три пуговицы расстегнутая рубашка и нелепо повязанный на шее гриффиндорский галстук как дополнение шли к образу бунтаря и заводилы. Угольно-черные волосы, собранные в низкий хвост на затылке, открывали взор на острые черты лица и сережку, красующуюся в мочке правого уха. Сириус был хорош собой, абсолютно ничего для этого не делая. Джеймс всегда шутил о врожденной магии вейл, коей Сириус, как и многие члены его семейства, был наделен. Так ли это, Римус не знал наверняка, но он не раз видел серебристую прядь, спрятанную под копной чернильных волос. Без всякого сомнения, что-то в Сириусе было магическое, от того-то он сгубил далеко не одно влюбленное в него сердце. И Лунатик находился в том числе. «Конец пятого курса, а я выжат как лимон». — Эта запись была сделана самим Люпином, когда он целый вечер перед сдачей СОВ на пальцах объяснял троим мародерам отличия сирен от русалок. В ту майскую ночь произошло то, что потрясло Римуса до глубины души. Он не помнил, как и почему, лишь сладкий вкус блэковских губ на своих. Мягкий, тягучий поцелуй взбудоражил потайные струны христианского юноши, перевернув и разрушив внутри него с детства устоявшиеся идеалы. Теплые ладони Сириуса на его щеках и в волосах. Тихое, почти неуловимое дыхание с запахом ментоловых сигарет и взгляд. Сириус улыбался глазами, всегда в любой ситуации. В этом и заключалось его отличие от серой массы. Что бы ни случилось, Бродяга оставался собой. Вспыльчивый и одновременно отходчивый, верный и преданный до боли в костях. Безжалостно красивый. И речь сейчас не о наружности, всё куда глубже. — Решил проверить, — так он тогда отшутился, — на самом ли деле я натурал? Ошеломленный, Римус в тот момент позабыл, как дышать. Друг, его лучший друг только что засунул свой язык в его рот, просто чтобы проверить свою ориентацию? Он чувствовал себя ущемлённым, но между тем окрыленным. Его никто и никогда не целовал так. Со слов Марлин МакКиннон он знал: Сириус Блэк целуется бесподобно, ему нет равных в Хогвартсе! Девятнадцатого мая Римус Люпин сам лично в этом убедился. Сириус не то чтобы перецеловался со всеми девочками. Нет, к выбору спутниц, пусть и на пару встреч, он подходил серьезно, со всей ответственностью, на которую способен шестнадцатилетний парень. Бродяга им ничего не обещал, но и разочарованных не оставлял. Как он объяснял: «Для меня важны эмоции, а не факт наличия секса. Он, конечно, хорош и моментами поглощает, но это не то! Вы не понимаете, господа, для меня важна муза, вдохновение!» Бродяга был не прав, когда заявил, что мародеры его не понимают. Римус его понял, без слов и объяснений. Сириус — творческая натура, всем сердцем прикипевшая к музыке, в особенности к своей гитаре. С ней он не расставался даже на уроках, несмотря на бесчисленное количество выговоров со стороны профессора МакГонагалл. — Музыка — моя страсть, отдушина. Делайте, что хотите, но с гитарой я не расстанусь! В конце концов Минерва МакГонагалл сдалась. Глупо было чего-то требовать от мародера, изо дня в день нарушающего школьные правила. Лунатик смутно помнил, как он, семнадцатилетний и в стельку пьяный, набрался храбрости. Да, он был гриффиндорцем, но проявление чувств, в каком-то смысле, было и есть для него табу. Возможно, всё дело в заложенном с пелёнок воспитании. Мать Римуса была набожной женщиной, а потому это не могло не оставить свой отпечаток на молодом и неопытном парнишке. На шестом курсе, на глазах у всех сокурсников в общей гостиной, прямо в разгар одной из вечеринок, Римус Люпин поддался безумству, поцеловав своего друга — Сириуса. Запах муската вперемешку с грецким орехом наполнил легкие, вытеснив все сомнения, страхи и предрассудки. Он как сейчас помнил всё то, что произошло лет двадцать назад. Кто-кто, а вот Блэк его рвения не оценил. Оттолкнув от себя еле-еле стоящего на ногах Люпина, Бродяга обругал его самыми последними словами. Весьма эгоистично с его стороны, ведь он первый поцеловал его и именно Сириус начал эту игру. Он влюбил в себя Римуса. Заставил его почувствовать себя особенным, а затем на корню пресек всё. Разрушил воздушные замки, превратив их в руины. Но хуже всего то, что чувства по сей день оставались жить внутри Люпина. Униженный и растоптанный Римус сделал единственное, что первое пришло в его светлую голову. Наутро, когда все без исключения собрались в Большом зале на завтрак, он вдруг громко спросил: — Что произошло вчера? Я, кажется, совсем ничего не помню… Мародеры поверили ему на слово, проигнорировав пунцовые щёки. Они рассказали всё, и словом не затронув его секундный позор. После той пьяной ночи Римус понял, точнее сказать, убедился: он влюбился в своего друга. Дико, очертя голову, почти до боли. Лунатик влюбился в Бродягу. Если бы он знал, что являлось точкой отсчета, то непременно бы предотвратил неминуемое. Боясь разрушить многолетнюю дружбу, Люпин засунул бы «никому не нужные» чувства в самые недры своей душонки. Пригубив стакан, мужчина провел ладонью по спутанным волосам, чувствуя вырывающееся из груди сердце. Потупив взгляд в окно, наполовину задёрнутое старой и несомненно пыльной занавеской, Римус облегченно выдохнул. Полнолуние позади. А ведь когда-то Сириус сподвиг Джеймса и Питера стать анимагами, чтобы помочь Лунатику справляться с ужасом, преследующим его с четырех лет. Он не мог описать переполняющих его чувств. Сириус не отвернулся, не посчитал его зверем. Он не оттолкнул его, а ведь мог бы. Мародёры стали для него чем-то особенным, необъяснимым и намного большим, чем бывают просто друзья. Мародёры — его семья, не связанная узами крови. — Ты не будешь один, Луни, не в этой жизни… И как после всего того, что сделал для него Бродяга, Римус посмел сомневаться в его невиновности? Как он только осмелился подумать, что Сириус виновен, что он убийца их друзей? Римус не простил себя, поэтому Блэк сделал это за него. — Сколько я себя помню, Луни всегда был привязан к нам намного больше, чем мы могли себе представить. К Хвосту. К Сохатым. Ко мне. Смерть Лили и Джеймса — его личная трагедия. Гарри, я лишь жалею, что мы тогда так и не поговорили. Я знаю, он бы поверил мне. Это же Луни, он на моей стороне… Сириус защищал его от нападок слизеринцев-Пожирателей, мечтающих проучить выродка с грязной кровью. Сириус помогал ему сближаться с противоположным полом, хотя по правде, Римусу не было дела ни до одной девочки. Сириус поддерживал его, вдохновлял и направлял. Благодаря ему, его поступкам и словам, Римус понял: он никакой не монстр, лишь жертва обстоятельств. Лунатик не был плох, скорее сломлен. А Сириус, он в прямом смысле слова вдохнул в него жизнь. И вот сейчас, листая альбом с их фотографиями еще со школьных времен, Лунатик дал волю слезам. Уронив лицо в изуродованные шрамами ладони, мужчина зарыдал в голос. Он всё потерял, всё упустил, всё разрушил. Тридцать восемь лет жизни пролетели мимо него, оставив лишь болезненные воспоминания. Ему не хватало вечно неунывающего Джеймса с его специфическим чувством юмора. Лили, милой Лили, умеющей видеть свет даже в самых темных и заблудших душах. И Питера. Не того убийцу и предателя, а хохочущего паренька, всей душой любившего своих друзей. Тупая боль сковала тело, не давая набрать грудью воздух, которого так сильно не хватало. Сириус. Римус не мог найти в себе сил произнести его имя вслух. Да, пусть он слаб, но это не изменит того, что он тоскует. Скучает каждый божий день, мечтая еще хоть раз увидеть тех, кого он пережил. Услышать их смех, окунуться в дружеские объятия, просто помолчать, слушая пение сверчков в Годриковой впадине. С силой захлопнув альбом, Люпин скривил рот. Слишком больно. Слишком тяжело. Слишком много вины. Конечно же, спустя год после скитаний Блэка они поговорили. Поругавшись, покричав друг на друга и подравшись, старые добрые друзья примирились. Те эмоции нельзя было описать ни одним известным человечеству словом. Римус будто освободился от тяжелых оков, сковывавших его целую вечность. Двое оставшихся друзей решили начать всё по новой. Втайне от Ордена Римус прятал Бродягу под мантией невидимкой, заранее одолжив её у Гарри, и под покровом ночи они с Сириусом покидали фамильный особняк Блэков. Мужчины трансгрессировали в один из маггловских парков и там гуляли до рассвета. Им необязательно было говорить, они и так друг друга понимали. Может, это — ментальная связь, а может они родственные души. Благодаря таким прогулкам Сириус постепенно возвращался к жизни, он стал меньше пить и больше улыбаться. Люпин так любил его улыбку. Иногда казалось, что тот Бродяга, которого он потерял в роковую ночь октября, возвращался. В моменты их прогулок чаще всего Сириус находился в образе пса, обосновав это тем, что давно привык к собачьей шкуре. Римус не был против, правда, но когда Бродяга в своём истинном обличии открывал рот, заливая о том, какая Дора умница и красавица, Лунатику хотелось перегрызть ему горло. Ну, какая к фестралу Дора, если он всю жизнь любит Бродягу? Наверное, по этой причине Римус убивался двенадцать лет. Ведь несмотря на «злодеяния, совершенные» Блэком, он продолжал любить его. От этого и страдал, потому что чувствовал себя предателем. Римус любил «убийцу» своих друзей, а это за гранью нормального. К сожалению, Лунатик так ему и не признался, а быть может, Сириус всё знал с самого начала, только виду не подавал? Покинув старинный особняк, Римус Люпин трансгрессировал в деревню Хогсмид, после чего пешком добрался до Хогвартса. Поначалу всё было тихо, можно сказать мирно. Студентов с младших курсов через портключи отправили в укромное место, дабы они не пострадали. Старшие курсы вызвались сражаться наравне с Орденом и профессорами. Численность армии Волан-де-Морта превышала пару сотен, а это значит — важен каждый. А что сделали со слизеринцами, Люпин не знал. Да и едва ли это имело значение, когда ты на волосок от смерти. Вспышки заклинаний пролетали над головами, из-за чего приходилось приседать, а чаще прятаться за каменными колоннами. Где-то валялись тела раненых, а где-то — мертвых. Римус понимал: им нужно потянуть время, чтобы Гарри с Роном и Гермионой успели уничтожить последние крестражи. Орден — пушечное мясо, вставшее на пути Лорда Волан-де-Морта. Пусть так, если победа будет за ними. — Фред, беги! — истошный крик Джорджа Уизли звенел в ушах. — Фред! Повернувшись на источник звука, Римус, не задумываясь, кинулся вперед. Он точно не знал, что им тогда руководило, и возможно, никогда не узнает. Но он обязан был сделать хоть что-то. Лунатик помнил округлившиеся от страха глаза Фреда, чья нога застряла в расщелине пола. Помнил свой голос, казавшийся чужим, и то, как он оттолкнул рыжеволосого парнишку в сторону. Нечто тяжелое свалилось на Люпина с потолка. Он помнил боль. Стена. Бетонные плиты обрушились с потолка, похоронив его заживо. Когда всё закончилось, прибыли члены Министерства. Еще через день мракоборцы с парочкой профессоров принялись приводить разгромленный замок в первозданный вид. — Он спас меня, Фордж, — молодого человека трясло, однако его рука сама собой потянулась к безмятежному лицу мужчины, так и не дотронувшись до него. — Представляешь? Наш Римус пожертвовал собой, спасая меня, чем я заслужил такой чести? Угрюмо поджав губы, Джордж впервые не знал, что ответить. В его мозгу крутилось много мыслей, но ни одна из них не утешила бы брата, скорбящего над телом мертвого Римуса Люпина. — Может, — рука брата легла на плечо Фреда, — он сделал это потому, что посчитал правильным? Просто потому, что наш Римус хороший человек? — Слова, вырвавшиеся из горла Уизли, звучали бессмысленно. — Хорошие люди не умирают. Джордж помолчал с минуту. — Не подведи его, Дред. Думаю, Римус будет рад, если ты проживешь долгую жизнь, а не будешь копаться в себе. Помнишь, как он говорил? — Жизнь скучна без риска, — хором повторили братья, укладывая безжизненное тело своего бывшего учителя на носилки. Фред жался к Джорджу, с ним одним он чувствовал себя лучше. — Как думаешь, он обрел покой? Джордж поколебался. — Конечно! — закинув руку на плечо брата, Уизли ободряюще улыбнулся. — Разве может быть по-другому?***
Ослепляющий свет золотистым отблеском ударил прямо в лицо, не давая разлепить глаза. Длилось это всего мгновение. Молодой Римус Люпин закрутился волчком, во все глаза осматривая пространство вокруг. Высокие деревья, небесно-голубое небо и бескрайнее поле цветов. Наверное, он находился в Раю. — Здравствуй, Луни. Обернувшись, Римус потерял дар речи. Его первая любовь стояла от него в двух шагах, по привычке сунув руки в карманы. Тряхнув шикарной шевелюрой, Сириус кивком головы указал в сторону белоснежного дома, из которого слышались звонкие голоса и смех. Там их друзья! — Где это я? — Ты дома, мой Луни… И Сириус сделал это снова — улыбнулся одними глазами.