Стекло всухомятку

— Оливия, прошу тебя, опомнись! Его писклявый голосок явно разжигал чувство раскаяния где-то глубоко внутри. Она не сможет, точно не сможет убить его. Просто взять и выстрелить ему в затылок казалось чем-то внеземным, ненормальным. То, что перешло бы все границы. — Оливия!.. Стар взревела. Не хотела она слышать его голос. Не хотела. Всё. Точка. Она подошла к нему так непостижимо близко, посильнее стиснув в свободной руке револьвер. Застрелит. Еще одно слово — и точно не посмотрит на такую вещь, как жалость. И плевать, что она любит его. Ботан замолк. Словно прочитал этот злобный взгляд Оливии, раздраженный, разъяренный. Он боялся его больше, чем огня. Стар могла убить взглядом. — Еще одно слово и я клянусь — убью тебя, застрелю, слышишь?! Она и так обязана его убить. Но старательно пыталась забыть об этом. Ботан тихо всхлипнул, разрезав сердце Оливии на много маленьких кусочков. Она стиснула зубы, стараясь не смотреть ему в глаза. Стар не хотела видеть его боль. Она не желала его мучить, как других жертв, не жаждала убивать… Оливия ходила по белой комнате пыток туда-сюда, все никак не находя себе места. «Я обязана. Обязана его убить, покалечить. Вражко не посмотрит на такую вещь, как жалость и… любовь? Отвратительно. Непростительно!» Стар резко остановилась, исподлобья посмотрев на угрюмого Ботана. Он еле как остановил нахлынувшую истерику. Точно смирился со своей участью. — Ботан… Он поднял на нее отчаянный взгляд. Словно вся прожитая боль скопилась в его глазах, густела, мутнела… Оливия не могла найти себе места от наплывших чувств, ощущала, как терпкий комок скапливается в горле. Только бы не расплакаться. — Пойми, я должна это сделать. Но, черт, как же не хочу! — Оливия… — Ботан нашел в себе силы прошептать ее имя донельзя тихо, будто боясь, что она услышит и исполнит свою угрозу. И она услышала. Однако палец ее вмиг одеревенел, все также не осмелившись нажать на курок. Оливия нехотя подошла, положив руку на его плечо, словно показывая, что она не выстрелит. Не сможет. — Люблю тебя, — еле слышно проговорил он и в ту же секунду послышался выстрел… Но стреляла не Оливия. Ботан взвизгнул от неожиданной боли, сковавшей всё тело. Замер, скончался на месте. Тонкая работа, точно в цель. Осознание до Оливии дошло не сразу. Она продолжала сжимать теплое плечо уже мертвого Ботана. Стар широко распахнула глаза, одернула ладонь, прикрыв ею рот. Обернулась, а кудри ее рассыпались в воздухе, словно повисли в нем, как в невесомости. Время для Оливии остановилось. Она подняла беснующийся взгляд на Лену, точно прожгла дырку в ее голове. Была готова выстрелить. Прямо сейчас. Однако пульсирующая боль одолела Оливию раньше, чем она могла подумать. Стар прохрипела что-то непонятное, схватившись за кровоточащее плечо. Пожалела? Почему не в голову? Не могла же промазать сама Елена — дочь Вражко… — Извини, Стар, что не дала тебе возможность самой убить этого очкастого, — издевательски рассмеялась Лена. — Такой жалкий, право слово. Руки чесались. Оливия сжала кулаки. — Не смей о нем так говорить! — закашлялась она, роняя слезы бешенства но кафельный пол. — Какого хрена ты сделала это?! — Ой, пупсик, бесишься? Так и скажи! — окончательно развеселилась Елена. Осознание нахлынуло огромным цунами; заволокло так далеко, что вскружило голову. Оливия нашла в себе силы подняться и… Нет, не выстрелила. Она швырнула свой именной револьвер в лицо Елены, получив от нее в ответ издевательскую усмешку. Всё она знала. Всё-всё. Сама Оливия швырнула в Лену револьвер, заслуженный годами, по́том и кровью; швырнула безжалостно, лишь снисходительно усмехаясь, стирая окровавленной рукой дорожку слез бешенства с щеки. И Лена всё поняла. Она поправила наушник в ухе, словно активируя его, или проверяя, слышит ли ее Босс. — Обнаружен вторженец, — услышала она прежде, чем всё поблекло, а реальность потеряла свои очертания.