A Dangerous Thing

      В ретроспективе прожитых лет Питеру Паркеру пора бы прекратить задаваться ироничным вопросом: «Как я оказался в такой ситуации?». Это давно перестало быть смешным, и всё больше намекает на злой рок знаменитой паркеровой удачи.       — Доброе утро, мистер Паркер.       — Доброе утро, мистер Брок. Удачного рабочего дня.       У Питера от присутствия Брока волосы на загривке встают дыбом и позорно потеют ладони.       — Успеем до конца дня и получим первую полосу, — говорит мистер Брок с очаровательной улыбкой: никакого давления, только позитивная энергия и поддержка.       Питер не может избавиться от ощущения, что в этой улыбке должно быть куда больше острых клыков.       Паучье чутьё ускоренным сердечным набатом отстукивает: «сражайся или беги», и Питеру нужно мгновение, чтобы улыбнуться в ответ. За первую полосу дают премию. У Питера крайний срок арендной платы — четверг, и оптика в костюме сбоит все чаще.       — Я пришлю фотографии до ланча, мистер Брок.       Как он оказался в такой ситуации?       Всё началось с ЭмДжей, дрянного кофе из торгового автомата и фразы «ты не поверишь, кого я сегодня встретила!»       До этого неловкое молчание между ними затягивалось, и Питер вздыхает с облегчением, кивает ЭмДжей, предлагая продолжить.       — Сегодня в редакции столкнулась с самим Эдди Броком!       Питер растерянно улыбается. Энтузиазм ЭмДжей заразителен, но… «Питер Бенджамин Паркер! Не смей говорить, что ты не знаешь, кто это!»       Питер, смешливо щурясь, разводит руками, а ЭмДжей задыхается от притворного возмущения.       Эдди Брок оказывается кумиром студенчества ЭмДжей.       — Он будет работать в Бьюгле, Пит! — голос ЭмДжей подрагивает от нетерпения. Питер знает, каково это — работать со своим кумиром. И вряд ли ЭмДжей подвержена проклятию паркеровской удачи: её кумир не впаяет чип в мозг и не обрастет механическими щупальцами.       Он улыбается, слушает возбужденно-восхищенную ЭмДжей, греет руки о кофейный стакан и наслаждается остатком ночи. Фантом тянущей боли, засевший в пробитом навылет плече и тех двадцати граммах, расположенных то ли в печени, то ли в сердце, не беспокоит: человеческое и физическое тепло становится спасением.       А может быть, все начинается неделей позже, когда разговор с ЭмДжей меркнет в рутине его нескучной жизни.       Питер знает, что делать, чтобы не замкнуться на своей потере, хотя это знание горчит и жжется где-то в глотке. Когда дядя Бэн умер, тетя Мэй отвела его в ПИР, и в помощи другим он обрел свое равновесие. Когда умерла тетя Мэй, Питер взял все ее обязанности на себя. Он снова находит спасение в труде. Жизнь начинает налаживаться: днем он работает в ПИРе, ночью патрулирует город, на рассвете тратить двадцать центов в ближайшем к новой квартире круглосуточном магазине, пристрастившись к M&Ms. Он валится с ног от усталости, и редко помнит, как голова касается подушки — засыпает в процессе — и это все, что нужно, чтобы избегать самого себя и того, что несет с собой одиночество. Тренировки с Майлзом по выходным и встречи с ЭмДжей вносят необходимое разнообразие, но Питер не злоупотребляет им: ЭмДжей все чаще смотрит на Питера с непрошенным сочувствием.       — Тебе нужно встряхнуться, — говорит ЭмДжей как-то раз, когда они обедают вместе. Питер, из которого особо удачливые преступные элементы вытряхивают порядочно дерьма, думает, что ему, наоборот, как воздух нужна стабильность, но спорить с ЭмДжей не решается.       Возможно, это было ошибкой.       Декабрь только-только вступает в свои предпраздничные права, когда Питер впервые встречает Эдди Брока.       У Питера смена в ПИРе, он занят сведением упрямых, не желающих сводиться счетов, когда легкое, тревожащее уже несколько часов беспокойство, взрывается красной алармой. Мгновение Питеру кажется, что рядом собирается взорваться карманный атомный реактор: паучье чутье Мьельниром ударяет по нейронам; адреналин гонит Питера прочь — куда угодно, лишь бы подальше отсюда, и Питеру нужен весь его контроль, чтобы не выглядеть ополоумевшей ищейкой, почуявшей бомбу в аэропорту.       Карманным атомным реактором оказывается Эдди Брок, тот самый, который из «репортажа Брока», тот самый, которым так восхищалась ЭмДжей, и который теперь работает в «Бьюгле».       Тот-самый-Эдди Брок оказывается человеком с крепким рукопожатием, очаровательной улыбкой, и таким особенным: «Я восхищен Вашей работой, мистер Паркер», что если бы колени Питера не дрожали от адреналина, то дрожали бы от чего-то совсем другого. Последний раз он ощущал что-то подобное, наблюдая за акробатикой Черной Кошки.       — Работой, — Питер, потерявшийся в собственных подозрениях, совсем не слышит гостя.       — В ПИРе. Я слышал, что Вы и Ваша тетя оказали неоценимую помощь городу во время инцидента с «Дыханием Дьявола».       Питер вытирает вспотевшие ладони о штаны и заставляет себя улыбнуться. Он чувствует, выходит вымученно и нелепо. Постояльцы начинают обращать на них внимание, в конце концов Эдди знаменит, и Брок таращится на них из-за плеча Питера, смущенный ситуацией, подозрительностью и холодным приемом.       Единственное, о чем может думать парализованный Питер: он не простит себе, если с наследием Мэй, с этими людьми, доверившими ему жизни, что-то случится. Эдди Брока нужно увести подальше от здания, и Питер готов быть его крысоловом.       — Хотите кофе? — на одном дыхании произносит Питер, — Я могу рассказать о вкладе ПИРа больше, если это интересно. Тут недалеко есть хорошая кофейня.       У Эдди живое, эмоциональное лицо: он удивлен, но, кажется, ничего не заподозрил. Коллапса, который предчувствует Питер, не происходит.       — Звучит превосходно. Откровенно говоря, я здесь именно за этим. Я пишу статью о произошедшем в городе во время эпидемии, и позволили себе воспользоваться нашим общим знакомством с Мэри Джейн Уотсон, чтобы задать вам пару вопросов, мистер Паркер.       Коллапса не происходит и во время разговора. Бешеное сердцебиение Питера успокаивается. Паучье чутье вибрирует в нем нервной энергией, но Эдди Брок — хороший журналист — полностью захватывает его внимание, приковывает оживленной беседой к пластиковому стулу.       Питер теряется в догадках. Во внешности Эдди Брока, в его поведении нет ничего, что могло бы стать триггером для Питера. Но затылок щекочет, волосы встают дыбом, и паучье чутье все не желает принять простой факт: Эдди Брок — совершенно точно человек, функционирующий член общества, в своем уме и без маньяческих замашек.       — Я здесь не для того, чтобы копать под ПИР, если Вас это беспокоит, мистер Паркер. Совсем наоборот. Я хочу помочь. Может быть после мой статьи удастся привлечь больше государственных инвесторов.       Питер слушает его пульс. Эдди Брок не говорит ни слова лжи, и Питеру, всегда настаивающему на презумпции невиновности, становится совестно, и неловкая улыбка выдает его тревожность.       Запутавшийся в противоречиях, Питер не знает, что делать. Паучье чутье никогда не подводит его, но он смотрит на человека, сидящего перед ним, на журналиста, борющегося за справедливость и преуспевающего в этим, и ему отчаянно хочется верить. Последний год упал неподъемной тяжестью поперек хребтины — в ушах все еще стоит хруст собственного позвоночника — и Питеру что-то хорошее нужно как воздух, как пресловутое чудо на Рождество.       И они говорят, и Питер отвечает на вопросы Эдди Брока о городе времен «Дыхания Дьявола», о вкладе ПИРа, о Человеке-пауке, который оказался здесь перед решающей битвой. Питер, все это переживший, никогда не чувствовал настолько полно то, что без ПИРа работа Человека-паука была бы бессмысленной — спасать было бы некого.       Они заканчивают уже затемно. Интервью становится для Питера возможностью выговориться, той необходимостью, о которой он не подозревал, но в которой очень нуждался.       Питер провожает Эдди до дверей.       — Благодарю, мистер Брок, я-       — Можно просто Эдди. И я это я должен благодарить, говорить с Вами было для меня удовольствием. Как насчет кофе? В субботу?       Питеру нужно мгновение, чтобы осознать, что это приглашение. И пусть паучье чутье заставляет его вздрогнуть, когда просто-Эдди протягивает ему руку на прощание, Питер соглашается на встречу без колебаний.       Все это вполне объяснимо. Ему нужно знать, кто такой Эдди Брок, и почему он, Питер, на него так реагирует.       И все-таки, как он оказался в такой ситуации?

***

      Они неплохо справляются. Прошло две недели с тех пор, как Нью-Йорк вновь стал их официальным домом, и им есть, чем гордиться: у них появляется стабильная работа и первые знакомства. Эдди осторожен в своем оптимизме, но Веном агрессивно настаивает: они неплохо справляются.       Для них все начинается с «С сожалением сообщаем вам» сухим текстом официального письма душеприказчика и обрубается безжалостным «похороны состоятся тринадцатого ноября на Гарлемском кладбище».       Веном осторожно впитывает картинки-воспоминания, связанные с именами Мэри и Карла Броков; концепция семейных уз Веному малопонятна, но Эдди скорбит, и Веном разделяет его тоску и бессильную злобу, тьмой свернувшись в подреберье.       Эдди — странный — запрещает ему запустить когти в грудь Карла Брока во время церемонии похорон, хотя сам, кажется, жаждет его крови не меньше, и слюну сглатывает весьма очевидным для Венома образом, пока выслушивает все проклятия в свой адрес. Родитель принес Эдди много боли в прошлом, и Веном ненавидит то, какими уязвимыми их делают эмоции, и одновременно с этим приходит в восторг от концепции их существования и глубины связи духовного с материальным.       Люди удивительные. Эдди Брок удивительный.       Итогом похорон становится новая ссора с отцом, во время которой слова Карла Брока ранили бы куда сильнее, если бы Эдди не приходилось выторговывать его жизнь в обмен на шоколад у внутреннего демона, который, не будь Эдди достаточно красноречив, вполне мог обернуться черно-траурным, глянцевым кошмаром малочисленных гостей поминок.       Мысль о том, чтобы дать своему Другому волю, и, наконец, доказать отцу, что он давно не неудачник и не слабак, соблазнительна лишь отчасти. Эдди Брок — большой мальчик и умеет рационально рефлексировать: от Карла Брока он ничего не добьется, только разочаруется еще большое и подвергнет их опасности. Поэтому Эдди, скорбит, переносит нападки и получает неожиданное наследство — квартиру на окраине Бруклина — молча. Уходит тоже не прощаясь. Сразу же находится объяснение общей неприветливости и гиперболизированной пренебрежительности отца.       Тошно становится уже на лестничной клетке, но остановиться им сегодня негде, они не планировали задерживаться в Нью-Йорке дольше дня.       Веном знает, что в его человеке ничего не может ломаться с таким звуком — его человек столько раз ломался, что Веном знает, как отличить хруст лучевой кости от локтевой. Но Эдди, оставшись в тишине квартиры впервые за этот долгий день, медленно оседает на колени и закрывает горячие глаза ладонями, а Веном знает, что-то бесшумно, но одновременно запредельно громко скрежещет в его человеке, и Веном корчится вместе с Эдди в фантомной агонии.       Они засыпают на диване, так и не найдя в себе сил зайти в спальню.       Утро для них начинается к обеду, когда голод становится невыносим.       — Приятель, как ты смотришь на то, что мы задержимся в Нью-Йорке?       Спустя неполные сутки молчания глотка Эдди горит, но ему кажется важным сказать это вслух. Ему не нужно пояснять причину, он уже чувствует глубокое, хищное удовольствие Венома.       «Охота и месть?»       — Правосудие. Тот, кто выпустил эту дрянь в город, должен заплатить.       Так они остаются в Нью-Йорке насовсем.       И они неплохо справляются: у них есть цель, есть жилье, а вскоре появляется работа, есть гибкий, придуманный сообща план, великолепный в своей простоте. Чтобы преуспеть, им всего-то нужно делать то, что они умеют лучше всего: Эдди — быть хорошим журналистом, Веному — хорошим охотником.       И все идет по плану, пока они не встречают Человека-паука.       В тот день они выходят на охоту впервые. В жизни Эдди появляется необходимая стабильность, все бюрократические заботы позади, «Бьюгл» принимает его охотнее, чем он ожидал. Эдди считает, что это будет честно — отпраздновать первый успех охотой. Все это время Веном заботился об Эдди, и ему пора проявить ответную заботу.       Когда Эдди имеет в виду прогулку-разведку, почти романтическую, с ужином, неудачливо решившим совершить что-то «особо тяжкое» именно в эту ночь, он имеет в виду все что угодно, кроме встречи с Человеком-пауком.       Они замирают над рыдающим беспорядком, совсем недавно зажавшим в переулке подростка, когда чувствуют сильного чужака позади себя. Увлеченные добычей, они упустили его шаги? Короткая вспышка осторожности, инстинктивная для Венома, совсем не внушает Эдди уверенности.       — И что ты собрался с ним делать, мистер? — у Человека-паука голос юный, движения выдают его нервозность перед лицом новой опасности, но решающими для Эдди становятся интонации, он репортерским чутьем ощущает в них глубокую усталость, резонирующую с молодостью и подвижностью.       — Полегче с ним, приятель. Давай попробуем договориться.       Голод и запах крови делает Венома раздражительным, в нем бурлит жажда хорошей драки, желание доказать чужаку свое превосходство. Он медлит, бесится, скрежещет зубами, и слова цедит, будто в самом себе разочаровывается:       — Он напал на дитя. Мы восстанавливаем справедливость.       Отлично, думает Эдди, это правильные слова.       Человек-паук замирает в очевидном замешательстве. Веном, уважающий чужую силу, замирает напротив, ложным щупальцем прижав несостоявшегося насильника к асфальту.       «Это не может закончиться хорошо», — обреченно думает Эдди, потому что отдавать добычу Веном не намерен, она принадлежит им по праву охоты, и Веном рычит, когда Человек-паук делает осторожный шаг в их сторону.       — Спокойно, большой парень! Я просто вызову копов, чтобы они его забрали. Круто, что в городе кто-то еще стал беспокоиться о безопасности жителей. Особенно такой внушительный.       — Копы бесполезны. Мы будем медленно выжирать его печень, чтобы другие плохие парни услышали его жалкие вопли.       — И-и-и я беру свои слова назад. И на что я надеялся?       «И на что я надеялся?» — думает Эдди, когда первый заряд паутины на мгновение ослепляет их.       Ночь обещает быть длинной.

***

      — Выглядишь помято, — у Питера Паркера мешки под глазами скоро пересекут отметку «впечатляющие», он пьет американо без сахара, и все равно звучит обвинительно.       Эдди смеется, отчего-то неловкий и нервный, но искренне тронутый заботой.       — Плохо спал на новом месте, — почти не врет: в квартире сестры оставаться невозможно.       «Почему ты не скажешь ему, что он тоже выглядит как дерьмо?»       «Потому что я вежливый». Веном далек от деловых формальных отношений. Он залезает в память Эдди, отчерпывает необходимые знания там, и уходит в глубокий анализ.       Эдди не против. Эдди улыбается Питеру Паркеру, к которому чувствует необъяснимое влечение, и платит за его кофе. Яркий и говорливый, Питер занимает его полное внимание. Питер рассказывает о Соболь Интершнл, о беспорядках и организации ПИРа, восхищается оборудованием частной военной компании, и тут же хмурится, рассказывая о задержании мирных демонстрантов. Даже опомнившийся, Питер выглядит очаровательно: опускает глаза и топит неловкость паузы в кофейном стакане.       — Я, наверное, тебя утомил.       — Нет, совсем нет, — поспешно отвечает Эдди, — ты интересно рассуждаешь. Даже для того, кто пережил эти события, ты довольно глубоко изучил вопрос.       У Питера Паркера красивая улыбка, и он совершенно не умеет принимать комплементы — Питер едва не проливает кофе, упустив стакан из нервных пальцев и поймав его в последний момент. Удивительно хорошая реакция.       — Работа в гуще событий обязывала. А еще я дружу с ЭмДжей. По ее статьям можно хорошо разобраться в событиях, если не хватает делатели для общей, полной картины.       Они все еще говорят о «Дыхании Дьявола». Эдди хочет знать, какое место в Нью-Йорке Питер любит больше всего, какую музыку он предпочитает и любит ли он мотоциклы.       «Но ты не спрашиваешь», — констатирует Веном, звуча в голове Эдди требовательно и любопытно, вкладывая очевидные смыслы: «ты идиот» и «почему не спросишь?»       — Да, ЭмДжей прекрасный журналист, «Бьюглу» очень повезло с ней — вместо этого говорит Эдди, — но вот фотографы в газете ни к черту. Без эксклюзивного визуала невозможно получить высокие охваты, а главный редактор упрямо не хочет это понимать. Но клянусь, я видел фото из открытых ресурсов поисковика на первой полосе! На репутации от эксклюзивных фото Человека-паука долго не протянуть, времени прошло достаточно.       Питер, до этого нервный и собранно серьезный, весело щурится мгновение, а потом запрокидывает голову назад, обнажая красивую шею, и смеется. У Питера красивый смех и выразительные ямочки на щеках. Эдди пытает отвести взгляд, но поддается соблазну и любуется; сам улыбается как дурак, и что-то теплое растекается в межреберье, и Веном не имеет к этому отношения.       «Ты очарован», — говорит Веном. С ним спорить бесполезно, Эдди может с тем же успехом бросить вызов собственной печени.       — Репортерам приходится делать фото самостоятельно, — объясняет Питер, — каждый старается и рискует как может.       Эдди думает, что даже сейчас Питер пытается защищать людей.       «Очаровательно», — повторяет Веном, и в его тоне слишком много острых клыков.

***

      ЭмДжей присоединяется к ним за обедом.       В ней полно журналистского любопытства, и Эдди, ее хитрым взглядом успевший пресытиться еще во время работы, милосердно делится подробностями интервью.       — Фото Человека-паука? Ты серьезно это сказал? — недоверчиво переспрашивает ЭмДжей, и ее губы дрожат от плохо сдерживаемого ехидства.       Эдди чувствует, что упускает что-то важное.       — Пит работал в «Бьюгле» внештатным фотографом. Уволился незадолго до того, как Джеймсон оставил пост главного редактора. Большая потеря для газеты, знаешь ли. Не Джеймсон, конечно — Питер. Он доставал нам такие снимки Человека-паука, что ни одно другое издание не могло нас переплюнуть.       Мгновение ЭмДжей наслаждается его смущенным замешательством, а потом, словно смилостивившись, углубляется в ядовитые подробности работы с Джоной.       «Это было похоже на флирт», — довольно сообщает ему Веном, — «ты флиртовал с Питером Паркером».       Эдди едва удерживается от стона.       «Не будь трусом, Эдди. Пригласи его в наше гнездо», — самодовольно рокочет Веном и подкидывает ему несколько идей того, что может произойти на том старом диване.

***

      Он присоединяется к ЭмДжей в кафе недалеко от «Бьюгла».       Цены на кофе там неприлично завышены, но Питер пьет только непретенциозный американо, единственно способный разогнать его привыкший к кортизолу мозг, поэтому может себе позволить.       Вчера он изучал Эдди Брока, как положено дипломированному ученому: наблюдал и анализировал. Цель исследования — понять, почему паучье чутье приравнивает общение с журналистом к драке с суперзлодеем.       Питер стоит в очереди среди измученных студентов и белых воротничков, и его разум дрейфует, и всякая ерунда вертится на языке. Типичный Питер Паркер, но сейчас его особенно раздражает, что единственный вывод, который он готов сделать после суммарных пяти часов общения с Эдди больше похож на чушь, чем на научное изыскание.       У Питера кофе всегда кипяток и без сахара. Эдди оба раза заказывал что-то сладкое настолько, что челюсть сводит, и всегда ледяное.       Не может кто-то с такими повадками быть злодеем. Это не кино и не видеоигра, где нейтрально-добрые становятся хаотично-злыми; в жизни всегда есть сигналы, предшествующие этому.       ЭмДжей ждет его за столиком, и Питер по нетерпеливым движениям и внимательному взгляду читает: в ней полно журналистского любопытства. Питер же, ее хитрым взглядом пресытившийся, в наслаждение себе дразнит ее еще пару мгновений, отпивая кофе.       Питер выкладывает все как есть. Про паучье чутье, бьющееся в припадке, про кофе, про интервью, которое никак не желает заканчиваться, про то, что Эдди пугающе-совершенно-нормален за исключением своего пристрастия к сладкому, и что Питер во все это нисколечко не верит, потому что так не бывает.       ЭмДжей молчит все то время, что он изливает душу. Потом берет смартфон и недолго возится с ним. Питер чувствует себя чуточку оскорбленным, пока ЭмДжей не протягивает ему телефон экраном вверх, и Питер не читает заголовок статьи: «ПТСР и все, что с ним связано: симптомы, самопомощь, лечение».       Оуч.       — Я проверю его, — мягко обещает она, и Питер чувствует, что не может выразить, как благодарен ей за доверие, — а ты постараешься разобраться с этим.       Спорить с ЭмДжей бесполезно. Так каждый из них начинает свое расследование.

***

      Конечно, Питер не идет к психологу. Цены за сеанс в Нью-Йорке космические, а Питеру нужно тянуть аренду.       Майлз сочувственно хлопает его по плечу.       — ПИР отнимает много времени, чувак, но, может, найдешь подработку? Нельзя же жить на одной лапше! — В Майлзе говорит воспитание миссис Моралез, и Питер в общем-то ничего против не имеет, вот только найти в Нью-Йорке подработку, когда ты специалист по биоинженерии и тебе требуется очень гибкий график, не так просто, как думает Майлз.       В перерывах между работой, патрулями — которые стали более напряженными после появления этого зубастого маньяка, Венома — он продолжает следить за Эдди Броком.       Неделю спустя ЭмДжей присылает все, что смогла найти по Эдди Броку, и боже мой, они с Питером могут посоревноваться в драматичности судеб. Теперь Питер знает, что Эдди родом из Нью-Йорка, что у него была невеста, что он оказался жертвой собственного расследования и в один момент потерял все. Что в ужасе катастрофы Дыхания Дьявола он потерял свою сестру.       Питер читает файл, и чувствует, как бешено скачет его пульс.       У Человека-паука не бывает панических атак. Питер Паркер натягивает маску и становится Человеком-пауком.       После этого он все равно продолжает следить за Эдди. Они обходят добрую часть кафе Гарлема и Чайна-тауна — Эдди всегда платит за них — рассказ о Дыхании Дьявола сменяется историями с работы в «Бьюгле» и ПИРе, об университетской жизни.       Эдди не скрытный, он с удовольствием делится тем же самым в ответ, и сколько бы Питер не проверял, вконец задергав ЭмДжей, все сходится с официальными и полуофициальными данными.       Питер даже смотрит все серии «Репортажа Брока». Тот факт, что он начинает улыбаться шуткам Эдди уже на второй серии, он оставляет без внимания.       «Все ради расследования», — говорит себя Пит, поправляя волосы, поймав свое растрепанное отражение в витрине кафе, у которого он и Эдди условились встретиться.       «Все ради расследования», — говорит себя Пит и смеется над очаровательной в своей грубоватой неловкости шутке Эдди.       «Все ради расследования», — успокаивает себя Пит, когда в разговоре о «Бьюгле» у них обоих все сводится к ЭмДжей, а Питер отчаянно хочет, чтобы это было о нем.       Когда Питер, который редко бывает господином своему языку, сам впервые приглашает Эдди — в Гарлеме во всю готовятся к Рождеству, и зрелище огоньков гирлянд и неоновых вывесок показалось ему очаровывающим с высоты паучьего полета — у него, наконец, появляются силы признаться: его расследование перестало быть похожим на расследование и стало чем-то личным. Появление Эдди все еще заставляет волосы на затылке вставать дыбом, но теперь в межреберье взрывается сноп теплых, нетерпеливых искр, и это совсем не сигнал к бегству, это потребность быть ближе.