***
Вечером он вновь стоит за барной стойкой. Смешивает коктейль. Обводит взглядом рыцарей, собравшихся в его таверне, и в очередной раз задумывается, как могут эти люди отвечать за безопасность мондштатцев и брать на себя защиту города. Нахмурившись, бармен принимается за новый заказ, краем глаза поглядывая на разбушевавшегося мужчину, что очень громко вещал о чём-то своём, размахивая руками и чуть ли не задевая ими посуду и людей вокруг. Вздохнув, Дилюк вручает коктейль и понимает, что вот она, та самая неприятная часть его работы — выпроваживать пьяниц. Каждый день как в первый раз. Но сегодня ему повезло избежать такого счастья. — Эй-эй, приятель, осторожнее, — легко посмеивается знакомый голос, и Дилюк обращает внимание на его обладателя. О, ну конечно. Кто же, если не он. — Ох... Сэр Кэйя, — ноги, как и язык, заплетаются, и мужчина чуть ли не падает, цепляясь руками за меховой воротник. Нимрод никогда не отличался стойкостью к алкоголю. Кэйя сдавленно смеётся, поддерживая несчастного за руки, помогает ему подняться и аккуратно ведёт к выходу. — Идём, дружище, тебе уже хватит. Бармен провожает их, на мгновенье встретившись взглядом с синим зрачком-звёздочкой. Кэйя лучезарно улыбается ему и в следующий момент скрывается со своей ношей за дверью. Дилюк терпеть не мог эту улыбку. Не потому что он ненавидел её обладателя (хоть и пытался убедить себя в обратном), а ровно наоборот. Потому что у него есть глаза и есть память. И чувства, которые он оставил далеко в прошлом, на той крыше, куда они сбегали по ночам. И он навсегда впечатал в свои воспоминания искрящуюся беззаботным счастьем и любовью улыбку, что дарил ему Кэйя в свои шестнадцать, сидя под бескрайним небом. Та звёздочка в его единственном глазу светилась ярче тысяч и миллионов звёзд, на которые они приходили смотреть, пока поместье погружалось в сон. Когда обнимал его, когда покрывал его руки и лицо поцелуями и когда шептал куда-то в волосы слова любви. Дилюк смотрел лишь на одну звезду. И та улыбка, такая искренняя и наполненная самыми светлыми чувствами навсегда отпечаталась на его сердце огромным пятном, что не вывести. Дилюк смирился с этим. И с этим жил, наблюдая, как изо дня в день Кэйя давит свою никчёмную наигранную лыбу перед подчинёнными и собутыльниками. «Ты можешь обмануть кого угодно этой клоунадой, — проносится в мыслях. — но не меня». Таверну Дилюк покидает, когда время на часах уже перевалило за полночь. Последний раз дёргает ручку, и, убедившись, что дверь закрыта, отходит от «Доли Ангелов». Взгляд непроизвольно тянется к небу, но Дилюк одёргивает себя и смотрит под ноги. Мимо проходит патруль рыцарей, и винодел про себя отмечает, что Кэйя, должно быть, уже дома, принял ванну и готовится ко сну — расчёсывает шелковистые волосы самого прекрасного цвета ночи. Дилюк никогда не признается, но цвет Кэйи — его любимый цвет. Поэтому он идёт по мосту, не решаясь поднять глаз. Сегодняшнее небо такое светлое-светлое, как пряди волос того хаотичного мальчишки из подростковых воспоминаний. Дилюк никогда не скажет теперь, но он видел звёзды в его волосах. Было это детской фантазией, или Кэйя действительно сиял, подобно звезде, Рагнвиндр не знал. Помнились лишь мягкие на ощупь пряди волос кого-то***
Следующую неделю Полуночный Герой находится на страже Мондштата. Кэйя со своим отрядом был отправлен в экспедицию, а потому город находится в весьма уязвимом положении. По мнению Дилюка, капитан кавалерии — один из немногих в Ордо Фавониус, кто действительно достоин своего звания. Даже несмотря на некоторые его сомнительные методы в работе. Наблюдая за ночными улицами с городских стен, Дилюк не раз ловил себя на мысли, что скучает по былым патрулям с Кэйей. Вот они разбираются со слаймами возле боковых ворот, а тут ловят вора, что посмел удрать, схватив одно из украшений Марджори. Дилюк беззвучно усмехается и шагает дальше. — Джинн предлагала нам погулять вместе с ней на Луди Гарпастум, — говорит Кэйя, прокручивая в руке меч. — Что думаешь? Они проходят по ночному Мондштату, осматривая улицы. Кэйя шагает чуть впереди, и Дилюк невольно засматривается. Синие волосы — звёздная россыпь на плечах — сегодня не были собраны в хвост. Почему-то под светом луны Кэйя выглядит как принц — серебро в волосах и во взгляде. Завораживает. — У рыцарей будет много работы во время праздника, — произносит Дилюк и слышит, как Кэйя возмущённо сопит. — Я тебя умоляю, нам обещали выходной! — он оборачивается и складывает руки на груди недовольно. — Ты совсем перестал отдыхать с того момента, как стал капитаном. Дилюк тихо смеётся и переводит взгляд на небо. Каждый патруль с Кэйей ощущается так, будто они не на холодной ветреной улице, а на вечерней прогулке недалеко от дома, а где-то там бегает их собака. Казалось, с ним везде так и будет. — Ладно-ладно, — сдается он, и Кэйя широко улыбается, довольный. — Только сперва мы закончим отчёты за этот месяц. Слабая улыбка появляется на лице, и Дилюк несильно хлопает себя ладонями по щекам, прогоняя наваждение. Со вздохом он поднимает взгляд к небесам. Сегодня пасмурно, и это радует. В голове и так было слишком много мыслей об этом ходячем недоразумении, что так запал в душу ещё десяток лет назад. Дилюк не уверен, думает ли сам Кэйя о нём таким образом, да и думает ли о нём вообще? Много всего произошло, много воды утекло и Рагнвиндр жалел о каждой пролитой капле. Но наполнить стакан вновь решимости не хватало. Он смотрит на затянутое тучами небо и представляет как там, где-то возле границы Ли Юэ, Кэйя так же смотрит вверх. Дилюк точно знал, что он не спит. Капитан всегда добровольно вызывался на ночные караулы, давая подчинённым как следует отдохнуть. Раньше, ещё будучи рыцарем, Рагнвиндр разделял с ним эту участь — они менялись каждые несколько часов, давая друг другу отдохнуть. Сейчас Дилюку оставалось лишь гадать, как часто Кэйя позволяет сменять себя на посту и сколько спит. Несмотря на всё это, Кэйя не вынуждал волноваться о себе. Не было даже мысли о том, что он может травмироваться или же погибнуть, была уверенность в том, что он вернётся с лучшими результатами и довольной улыбкой до ушей — слишком хорош (и красив) он был в своём деле. Дилюк поворачивается и последний раз оглядывает спящий Мондштат. Обходит городские стены и принимает решение возвращаться на винокурню. Город в безопасности. Близился рассвет.***
– Люк, пошли уже, – ноет Кэйя, пока Дилюк читает книгу и старательно игнорирует названного брата. Пальцем иногда постукивает по деревянному столу. Раздражён. – Ты сколько тут сидеть собрался? Дилюк всё же оторвался от книги, наградив сие голубоглазое недоразумение недовольным взглядом. Недавно закончился ужин, на котором присутствовали оба ребёнка и Аделинда – мастер Крепус находился в деловой поездке и должен был вернуться только к ночи. Дилюк же, как любящий сын, принял решение дождаться его в гостиной и встретить первым. Кэйя сначала изъявил желание остаться вместе с ним, но не прошло и получаса, как он стал упрашивать друга оставить эту затею, потому что мне скучно, Люк, мы тут всю ночь так прождём. – Иди один, если так хочешь, – в очередной раз отвечает Дилюк и переворачивает страницу. Кэйя по-прежнему не уходит и Рагнвиндр знает, что не уйдёт, как бы сильно ему ни надоело здесь торчать. Он не уйдёт, потому что они всегда вместе, потому что одному в комнате ещё скучнее, чем в гостиной с Дилюком, пусть в бесконечном ожидании и без какого-либо занятия. Альберих вздыхает устало и садится за стол рядом с братом, кладёт голову на сложенные руки и слышит тихое скоро отбой, Аделинда прогонит. Синяя макушка тут же поднимается, а звёздочка в глазу сверкает. Дилюк закрывает книгу. — Давай поднимемся наверх. Но пойдём в комнату, откуда будет видно дорогу к винокурне. Так сможем заметить отца, когда он подъедет. Кэйя закивал и понёсся к лестнице. Дилюк улыбается и спешит за ним. Мальчики отыскали незапертую гостевую и проскочили внутрь. Кэйя первый подлетел к окну, а за ним и его брат. Виноградники, телеги возле дома, дорога в Мондштат. Всё было видно. Дилюк улыбается и переводит радостный взгляд на Кэйю, однако тот смотрит вовсе не на двор винокурни. Взгляд его направлен в небо, а свет луны отражается в блестящей радужке глаза. Аловолосый мальчик немного заглядывается, но потом зовёт друга раз, и два, но в ответ не получает никакой реакции. — Кэйя, ну! — громче повторяет Дилюк и пихает друга в плечо. Альберих этого, очевидно, не оценил и обиженно заворчал, потирая ушибленное место. — Ты чего завис? — Не завис я, — бурчит Кэйя и отходит от окна. — Звёзды сегодня красивые. — Звёзды? — мальчик приподнимает бровь недоуменно, но всё же смотрит вверх. Сияют. Каждая в своём созвездии, каждая на своём месте, там, где всегда и была — там где и должна быть — и смотрится это действительно невообразимо. Дилюк медленно моргает и переводит взгляд на брата. — у тебя в глазу такая же. Почему? Кэйя оборачивается и улыбается взглядом так мягко, светло и легко, а Дилюк замирает и впервые думает, как возможно иметь такой взгляд. «Волшебный», — думается ему и черта пересекается. Стекло трещит, фейерверк взрывается и этот миг становится маленьким и неустойчивым началом чего-то большого и великого. Отсюда всё полетит в пучину бесконечной и самой теплой любви, освободиться от которой в дальнейшем значило бы вырвать сердце самому себе и выкинуть на распоряжение ветрам и молниям. А пока Дилюк смотрит на него и не понимает, почему он такой красивый и потрясающий, и почему он выглядит таким сияющим в темноте комнаты и свете луны. — Однажды я расскажу тебе, — загадочно хихикает Кэйя и поправляет повязку. — Когда придёт время. Ты, главное, дождись, ладно? — Дождусь, — кивает Дилюк и даёт себе обещание. — когда время придёт. Кэйя смеётся вновь — Дилюк выглядит до ужаса серьёзным и это забавляет. — Не будь таким важным! — улыбается Кэйя и тянет его за руку. — Как будто мировой заговор какой-то обсуждаем. Дилюк заметно расслабляется и наконец-то на губах расцветает улыбка. Этой ночью Крепуса они так и не дождались — усталость взяла своё, и дети заснули на диване в обнимку. Позже придёт Аделинда и решит их не будить. Она задёрнет шторы, укроет мальчиков мягким пледом и уйдет тихо, оставив на тумбочке графин с водой и две кружки. Кэйя с Дилюком ещё не раз придут сюда вместе, найдут выход на чердак, а оттуда — на крышу, и будут много-много смеяться и любить. Гостей больше в эту комнату не заселяли. Им по двенадцать, и чувства в них только начинают зарождаться.***
Спустя день, только солнце поднялось, вернулся отряд Кэйи. Жители встречали капитана словами благодарности за подаренную безопасность, а сам Альберих лишь улыбался, дружелюбно помахивая рукой. Дилюк наблюдал за ним издалека. Как и ожидалось, вернулся четко в указанные сроки, блестяще выполнил миссию, не отхватив и царапинки. Лишь пара новобранцев плелись чуть поодаль в бинтах. Внезапно раздался детский возглас, полный нетерпения и восторга, и огненная девочка, самая молодая из Ордо, выбегает к отряду рыцарей. Хватает Кэйю за руку, прыгает в объятья. Он того не ожидает, но опускается на уровень малышки и треплет по волосам, мягко улыбаясь. Кли говорит что-то громко и с восхищением, вручает венок из ветряных астр. Кэйя поднимает её в воздух и кружит — пара секунд радостного девчачьего смеха, — а после опускает на землю, объясняя что-то о важности отчётов для действующего магистра. Расстраивать Джинн и создавать неприятности Кэйе Кли не хочет, и она отступает, издав грустный звук. Рагнвиндр в очередной раз задумался, что же девочка такого увидела в Кэйе, что так привязалась к нему. Говорят, дети чувствуют хороших людей, но разве это про него? Лжец, шпион и никудышный брат. Но, кажется, Кли считала себя его младшей сестрёнкой. Несколько раз даже пыталась увязаться с ним на миссии, однако Альбедо запрещал, а она не решалась ослушаться. Кэйя же, в свою очередь, время от времени её навещал — Дилюк знал, что каждый раз, покупая сок у него в таверне, Кэйя направлялся в лабораторию Ордо, где она часто сидела с Альбедо. Иногда Кли называла его ласково «звёздочка». Дилюк слышал это всего пару раз, но этого хватало, чтобы мигом пробуждать воспоминания. Что она такого нашла в нём? «А что ты сам нашёл в нём?» — пролетает в голове, и Дилюку хочется себя ударить. То, как он смотрит с искорками в единственном глазу, то, как смеётся над собственной же шуткой и то, как подпирает голову рукой, заполняя отчёты. Как он вбегал в комнату в свои тринадцать, прося Дилюка завязать ему галстук и как в шестнадцать целовал его в дальнем углу поместья, пока прислуга была занята. То, как он теребил в руках края рубашки, не решаясь заговорить в ту роковую ночь и то, как вдохнул и, глядя в глаза, во всем признался. Дилюк однажды расскажет, что благодарен Кэйе за ту правду. И тогда — будет сложно, страшно, но желанно — Кэйя всхлипнет и обнимет его. Тихо прошепчет — спасибо, спасибо тебе. Отряд рыцарей уже давно ушёл, а люди разошлись по своим делам. Дилюк всё смотрел куда-то в сторону, пока в висках била единственная мысль. В Кэйе он нашёл всё.***
Сегодня Дилюку исполняется пятнадцать и он постепенно познаёт любовь. Он не понимает, смущается и путается в своих чувствах к приёмному брату, тот, очевидно, всё понимает — Кэйя всегда был хорош в этом, читает людей, как книги — но никогда ничего не говорит. И Дилюк должен был быть благодарен ему за возможность избежать лишних смущающих вопросов, но вместо этого испытывал лишь беспокойство. Если брат не начинал разговор, значит ли это, что он просто не хочет? Не чувствует того же и всерьёз считает Дилюка братом. Внутри неприятно ныло и клокотало от этих мыслей, и юный Рагнвиндр совсем запутался в том, что правильно, а что нет. К тому же, что скажет отец? Мастер Крепус занимал отдельное место в сердце и душе Дилюка. Даже не понимая всех решений отца, он всегда уважал каждый его выбор и делал, как он велит. Что будет, если он узнает о его особом отношении к Кэйе? А если уже узнал? Страшно было от одной только мысли об этом, а потому Дилюк стал чаще ночевать в своей комнате, отдельно от Кэйи, которого это, несомненно, расстраивало. Оставаясь ни с чем каждый раз, Кэйя запирал дверь в теперь уже их общую комнату и уходил к себе. Но однажды, нещадно краснея и смущаясь, Дилюк всё же скажет это, и Кэйя ещё долго не сможет успокоить своё сердце после тех слов. Я люблю тебя и, знал бы ты, как мне трудно каждый раз уходить от тебя, говоря 'спокойной ночи, Кай', а потом стоять у окна и смотреть на звёзды, зная, что ты тоже смотришь. Я люблю тебя, понимаешь? Ты... не брат. И ты не представляешь, как я хочу поцеловать тебя прямо сейчас. Это необычно, странно и... наверное, пугает. Прости, что так внезапно это всё. Я не до конца понимаю себя, но.... Я правда люблю тебя, Кэйя. Что... Что ты скажешь мне на это? Кэйя тогда улыбнётся. Просто, легко, искренне, так, как он умеет, так, как любит Дилюк. Он возьмёт его руки в свои и поднесёт к губам медленно. Он не будет спешить, не будет растрачиваться на слова и обольстительные взгляды. Он мягко поцелует костяшки и поднимет взгляд на, очевидно, уже не брата, но возлюбленного. Я знал. Дилюк умирает в этот момент внутренне, но Кэйя улыбается шире и завлекает его в объятья. Носом зарывается в волосы, а после — колокольчики звенят — смеётся. И я ждал.***
Однажды Кэйя вновь приходит в таверну, и он не занимает место возле бара и не берёт напиток. Он поднимается наверх, садится за стол в углу и проводит остаток вечера в молчании, сверля взглядом стену справа от него. Рыцари, что кружились вокруг с выпивкой, странно поглядывали на него, не понимая причину такого необычного поведения капитана, однако разговор первыми с ним не начинали. Если не подошёл сам, значит так надо. Альберих, в свою очередь, не поднимал ни на кого глаза, витая в своих мыслях и вовсе не собираясь возвращаться разумом в реальность. Дилюк, не обращавший до этого внимания на него, чуть напрягся, ловя на слух весьма странные разговоры местных завсегдатаев о том, что «Капитан не выпил сегодня и стакана! Может и мне завязать стоит, а то жена…» Часы пробили полночь — звон раздался ровно двенадцать раз — и люди постепенно стали расходиться, зная, что Мастер не любит задерживаться после смен, а ещё больше не любит выпроваживать засидевшихся пьяниц. И всё же, видит Барбатос, сегодня не без этого. Прибрав столы внизу, винодел поднимается по ступенькам, сразу же ловя взглядом синюю макушку. Кэйя сидит, подперев подбородок, и смотрит на белоснежную сесилию в своей руке. Дилюк дёрнул бровью, не понимая. Шагнул ближе и остановился в нескольких метрах от рыцаря. Смотрит издалека. Тот выглядит донельзя устало и как-то... тускло. Всегда сияющий и озорной, пусть и притворно, сейчас он выглядел совсем потухшим. Дилюк хотел обойтись дежурным «Таверна закрывается, сэр Кэйя, покиньте помещение», но что-то сегодня ему не давало сделать этого. Вид капитана сбил с толку и Дилюк понял, что беспокоится. — Она так завянет, — тихо произносит Рагнвиндр и Кэйя поднимает голову. Во взгляде его странная печаль и пустота, а зрачок-звёздочка теперь не сверкает. Альберих выдавливает усмешку и отводит взгляд, пряча цветок под столом и Дилюк замечает, как дрогнули при этом потрескавшиеся губы. Он делает несколько шагов и садится за стол, напротив капитана, откидывается на спинку стула. Складывает руки на груди. — Завянет, — повторяет он уже твёрже, и Кэйя со вздохом кладёт сесилию на стол. – Чем обязан цветок терпеть подобные взгляды и вздохи? Кэйя смотрит на него и смеётся. Касается подбородка игриво, но в голосе его странная горечь. Синие волосы отливают серебром, и Дилюк думает, что Кэйя не умеет быть другим. — Расскажи мне, — голос его звучит ниже и тише, и Дилюк позволяет себе говорить с ним так. — Что с тобой? Кэйя поджимает губы и отводит взгляд. Дёргает плечами, сжимает и разжимает руки, а во взгляде появляется раздражение. Смотрит с вызовом, и весь он в этот момент — сплошной комок нервов. Давить улыбку сейчас было сложнее обычного. Сначала он игнорирует Кэйю, отстраняется всеми возможными способами и в целом делает вид будто его не существует, на каждую шутку отвечает холодно и грубо и не упускает возможности плеснуть в бокал виноградный сок вместо вина. А теперь вдруг подсаживается рядом и ведёт себя так, будто они старые приятели. У Кэйи горло сводит от раздражения. Наверное, сегодня не стоило приходить. — Слушай, какое тебе дело? Таверна закрывается, да? Я ухожу. Он встаёт на ноги, а Дилюку до странного сильно не хочется его отпускать сейчас. Под ребрами неприятно тянуло от осознания, что четыре года назад Кэйя не только бы не стал скрывать переживания, но и сам бы пришёл, чтобы рассказать о них. Разговоры под луной — тепло чувств и прохлада ночи. Было так... неповторимо. Нужные слова сами исходили от сердца, лишь успевай проговаривать. Теперь было иначе. Теперь почти физически ощущалась нужда искренности между ними, и Дилюк закусывает губу от досады. Сам же всё угробил. — Останься, — говорит он тихо, и Кэйя, не в силах посмотреть на него, прячет взгляд под чёлкой. — Мне не всё равно. Расскажи. Капитан судорожно вздыхает, но взгляд поднимать не спешит. Дилюк ждёт, понимая, почему тот медлит. Он и сам не уверен, что заговорил бы, находясь на его месте. Они столько не общались, игнорировали существование друг друга, скрываясь за масками фальши, что сейчас идея сказать несколько искренних слов оставляла в ступоре обоих. Рагнвиндр вновь вспоминает, что это он в итоге сжёг между ними всё, запустил огненную птицу, оставляя после себя тонкий верёвочный мостик, который потом разрубил своим же клеймором, запретив Кэйе вход на винокурню. Он, не желая ни слушать его, ни говорить самому, скрывался в ночи и прятался под маской сокола, пока Кэйя в штабе Ордо упорно делал вид, что не знает, кто же этот загадочный герой в чёрном плаще. Кэйя покрывал его, а Дилюк опалял безразличием в ответ на каждую попытку рыцаря привлечь внимание. Он щурится, отводя взгляд. Чувство вины больно кольнуло где-то под рёбрами, и он бы продолжил корить себя, но в следующий момент Кэйя заговорил. — Сегодня день рождения моей матери, — тихо произносит он и вновь смотрит на сесилию в своей руке. — мы никогда не праздновали дни рождения... Отец не считал это важным, я был ребенком, а мама сильно болела. Ну... Её уже давно нет, так что это не имеет значения. Дилюк отводит взгляд. Что говорят в таких ситуациях? Слов не подобрать, но... грусть во взгляде Кэйи была такой... смиренной. Тихая печаль и капля сожаления о том, что случилось, и о том, что не случится никогда. — Какой она была? — Она любила цветы, — грустная маленькая улыбка касается его лица. — и звёзды. Мне бы… хотелось показать ей Мондштат. Дилюк смотрит на него и видит те искорки — волшебство сияющих звёзд из детства — и не может отвести взгляд. Эти редкие моменты искренности заставляли его чувствовать. — Скажи, твои глаза– — Достались мне от мамы, — Кэйя улыбается ещё шире, с той теплотой, которую показывал лишь когда-то далеко в подростковом возрасте и Дилюк задыхается. — Они тебе всегда нравились, правда же? — Правда, — Дилюк не может сдержать ответную улыбку. Смотреть на такого Кэйю он готов до конца своей жизни. Кэйя смеётся. Тепло, задорно и искренне, так, как любит Дилюк, и кажется абсолютно не важным то, что произошло год или четыре назад. Напряжение отступает и приятная теплота расползается где-то в грудной клетке. И дышать легче стало. Альберих какое-то время смотрит в алые глаза, а потом делает шаг в сторону и тянет винодела за руку. Тот не понимает, но поддаётся. — Твои полуночные дела могут подождать какое-то время? — щурится он с ухмылкой и Дилюк закатывает глаза. — Раз уж ты сегодня со мной, вместе сходим кое-куда? Пожалуйста. Дилюк чуть хмурится, но отказывать не спешит. Казалось, его брат впервые за несколько лет искренне улыбнулся, и рубить эту нить, вновь соединившую их, не хотелось. Он видел, что был нужен Кэйе сейчас, и чувствовал, что хочет быть с ним и сам. Если не до конца жизни, то хотя бы в эту ночь.***
— Слушай, — шепнул как-то Кэйя, усаживаясь на красную черепицу винокурни. Этой ночью они с Дилюком вновь вытащили сюда плед и несколько бутербродов, что удалось стащить у Аделинды. Небо было ясное — Кэйя любил смотреть на такое. Дилюк же любил всё, что любит Кэйя. — Ты веришь в предсказания звёзд? Аловолосый парень непонимающе приподнимает бровь и тут же отводит взгляд, ненадолго задумываясь. — Не знаю. Как могут звёзды мне что-то предсказать? Кэйя смотрит на свои руки, и его лицо смягчается. Он недолго молчит, а его глаза — сияние самых ярких звёзд — на мгновенье затухают. — Ну, — Альберих обращает взгляд к небу, а Дилюк невольно засматривается на сверкающий в свете луны зрачок и переливающиеся волосы. Кэйя всегда так красив — посмотрев на него один раз, становилось невозможно смотреть куда-либо ещё. — На моей родине звёзды имели особое значение. «Тогда неудивительно, — думает Дилюк. — что ты и сам подобен звезде.» Кэйя слабо улыбается и прикрывает глаза. От него веет такой свободой и мудростью, что неожиданно мелькает мысль — а точно ли он старше всего на несколько месяцев? — У нас верят, что каждый человек рождается с особой, предначертанной свыше, судьбой, — парень переводит улыбающийся взгляд на Рагнвиндра, опускает голову ему на плечо и вновь закрывает глаза. Дилюк, сам того не замечая, начинает осторожно гладить синие волосы. На нём нет перчаток, и Кэйя чуть ли не мурлычет. — Когда я родился, небо плакало. Даже не так. Оно рыдало. Он ненадолго замолкает и Дилюк практически не дышит, пытаясь в своих мыслях соотнести друг с другом услышанные только что слова. Родина Кэйи всегда оставалась под завесом тайны для Рагнвиндра — ему ни разу не удалось вытянуть из друга хоть что-то. Кэйя всегда неоднозначно улыбался, а после говорил, что это не то, о чём можно рассказать так просто, и что время для этой истории ещё не пришло. Дилюк не обижался, но интерес грел его изнутри и он, будучи по жизни очень впечатлительным, как-то высказал названному брату свою догадку о том, что тот упал со звезды. «Не просто же так у тебя в глазах звёзды, а в волосах целая вселенная!» — заявил тогда мальчишка, а Кэйя поражённо хлопал глазами. Что-то было в этом загадочное и неопределенное — это его впервые и привлекло в мальчике с тёмной звёздочкой в глазу. Он был таким необычайным в своей непохожести на других. И когда Кэйя впервые позволил ему расчесать свои волосы, Дилюк находился в немом восторге. Они действительно искрились. А светлая прядь в чёлке была подобна северному сиянию — Рагнвиндр ещё в детстве читал и видел картинки об этом явлении Снежной в одной из книг, подаренных отцом. — Такого звездопада не было несколько столетий, представляешь? — слова звучали почти шёпотом и Дилюк позволил себе расслабиться, прижимая брата ближе. Кэйя тихо смеётся и утыкается носом в горячую шею. — Дилюк, я буквально сын звёзд, я родился, когда они умирали… Дилюк улыбается и его губы касаются смуглой щеки. В голове мелькает странная мысль — они с Кэйей столько времени провели вместе, столько битв прошли, что казалось, будто не осталось чего-то, что они не знали друг о друге. Однако этому невероятному парню из рода звёзд удаётся удивлять Дилюка снова и снова. — Я не сомневался, звезда моя. Кэйя делает вдох и чувствует поглаживания по спине. Становится так хорошо, что не хочется продолжать говорить, хочется сидеть так до конца жизни, забыв о звёздах, о своём происхождении, о том, что уже через несколько часов они должны быть на задании Ордо Фавониус, забыть обо всем на свете, будто не существует ничего, кроме этой крыши, Дилюка — его объятий, в частности, — и самого Кэйи. — Вот только, — вновь заговорил он и голос его чуть дрогнул. Дилюк неосознанно напрягается от его тона. — Мудрецы толковали это по-разному. Кто-то считал, что моё существование принесет нашей родине процветание, а кто-то пророчил неизбежную гибель. Итог всего — слёзы. От счастья или горя — не важно. Дилюк заглядывает ему в глаза, и Кэйя не знает куда себя деть. Этот взгляд, такой уверенный и твёрдый, выбивает из груди весь воздух, пробирает до самого сердца, так, что Кэйе самому вдруг хочется расплакаться и он лишь сильнее прижимается к Дилюку, избегая смотреть на него. — Кэйя, знаешь, — шепчет родной голос, а руки медленно поглаживают волосы и спину. — Почему-то я уверен, что рядом с тобой буду плакать только от счастья. И Кэйя тихо всхлипывает, шепча слова благодарности. Им по шестнадцать, и они абсолютно счастливы в своей влюбленности друг в друга. И спустя года Дилюк действительно плачет. Он глотает слёзы и скулит, пока сердце разрывается от боли, рычит, кричит и снова задыхается в истерике. С каждой секундой становится только сложнее, ком в груди растёт, а дышать становится невозможно. Ему восемнадцать, и он не понимает, за что звёзды так жестоки с ним.***
Кэйя шёл чуть впереди. Он не спешил и не оглядывался назад, будто знал, чувствовал, — Дилюк идёт за ним. Кэйя не сказал ни слова за последние два десятка минут, но отчего-то молчание это не было напряжённым. Дилюк осматривает местность вокруг них и на мгновение чудится, что ему снова четырнадцать и они с Кэйей вновь украдкой улизнули с винокурни посмотреть на ночной Мондштат. — Никто не узнает, идём скорее, — скажет мальчик-звёздочка, и Дилюк будет не в силах противиться. И на бледных губах появляется улыбка. Слабая, неуверенная, но искренняя. Он смотрит вперёд и в высокой фигуре нынешнего капитана — защитника Мондштата и любимца горожан — видит того Кая, что пел ему по ночам и вплетал в косы светящиеся цветы. Тренировался вместе с ним на мечах. Читал сказки Снежной перед сном. Рассказывал о звёздах. И показал любовь. Удивительно, сколько всего в Дилюке сформировалось лишь благодаря этому хаотичному мальчишке, чей блеск в глазах заставлял улыбаться даже бывалых искателей приключений. Кэйя был частью его жизни, неотъемлемой частью его жизни. Дилюк полностью принял данный факт за последние четыре года, и это далось ему с небывалым трудом. Попытки выкинуть из жизни этого невыносимого молодого человека не обернулись ничем хорошим, лишь изрезали сердце, оставив кучу ран, рваных и воспалённых. Знал бы Кэйя, о чём он сейчас думает, то как бы поступил? Рассмеялся? Дилюк мотает головой и отгоняет дурные мысли. Кэйя никак не поступит. Потому что не узнает. Неожиданно Альберих останавливается. Оборачивается резко и смотрит прямо в глаза. Дилюк вскидывает брови, не ожидав так скоро пересечься взглядами с ним, но молчит. Кэйя, прикрывает глаза и улыбается аккуратно и мягко. — Ты не ушёл. Дилюк непонимающе моргает. — Что? Кэйя поправляет волосы, медленно и с грацией, а потом смотрит, как будто с благодарностью. Делает шаг ближе. — Я дал тебе возможность уйти. Но ты здесь. Дилюк склоняет голову, а потом вспоминает, и сердце его наполняет знакомое, щемящее тепло. Он прикрывает глаза. Они бежали вперёд, держась за руки, Кэйя что-то рассказывал, счастливый и сияющий, и Дилюк слушал, сжимая его руку крепче. Они остановились через пару минут, и Кэйя прищурился с озорством в глазах. — Знаешь, куда мы идём? — Куда? — Посмотреть на старый Мондштат. Дилюк замирает и глядит, не моргая. — Шутишь? Туда даже рыцари не суются! Кэйя закатывает глаза и машет рукой, мол, знаю, не занудствуй. Крепус постоянно говорил, что вон там вот опасно, что нельзя подходить, приближаться, существовать где-то рядом с тем местом, и Дилюк привык его слушаться. Чего не скажешь о Кэйе. Он вообще-то всегда был себе на уме, хотя взрослых выслушивал, даже понимал, но делал, постоянно основываясь на каких-то собственных мотивах, целях. Дилюк пару раз говорил, что «отец желает тебе только добра, и я, между прочим, тоже, послушай хоть раз!» И Кэйя отвечал: «Я послушаю, но сделаю так, как сам считаю нужным.» — Я хочу посмотреть, как там, — говорит он, а улыбка пропадает с его лица. — Мне хочется знать, что там такое, я должен посмотреть хотя бы издалека. Дилюк мнётся неуверенно, зная, что пытаться переубедить его — бить городскую стену деревянным мечом. Глупо, энергозатратно и бесполезно. — Я пойду вперёд, — говорит вдруг Кэйя. — Не буду тащить за собой. Если захочешь — пойдёшь следом, если нет — я не обернусь и не обижусь. Я буду один, но место справа от меня не займёт никто, кроме тебя. Твоё право, идти или нет. И Кэйя двинулся вперёд, расправляя плечи. Ему тринадцать и он часто говорил странными фразами. Казалось, понимал больше некоторых взрослых, смотрел таким взглядом, что в ступор вводил даже старших рыцарей, и взгляд этот был не про занудность и скукоту, а про необычную осознанность и мудрость Дилюк бы хотел научиться смотреть так же. И он научится однажды, а сердце его тогда рассыпется хрустальными крупинками от боли и осознания. Но сейчас он смотрит на Кэйю в немом потрясении и думает, какой же он неземной, чёрт возьми. Он просто выглядит так, ходит так, говорит и поступает так, как никто другой. Как будто никто больше не справился бы с этой ролью. Дилюк распахивает глаза и резко жмурится — разноцветные пятна плывут и складываются в картины, такие же непонятные, как его мысли сейчас. С трудом прогоняет наваждение и смотрит на Кэйю. — Ты ведь помнишь? — спрашивает тот, немного улыбаясь. Он помнит. Он помнит каждое глупое событие из детства. Помнит, как они впервые забрались на крышу, и как Кэйю поцарапал кот Марджори, помнит как он упал в озеро, смеялся долго и громко, а потом утащил за собой Дилюка. При всём желании, забыть об этом теперь казалось невозможным. — Ты тогда ушёл, — продолжает Кэйя. — И в последующие разы, верно? У тебя был выбор и сейчас. Дилюк тупо смотрит в одну точку и понимает, что у него не проскользнуло мысли уйти. Сбежать. Он шел следом, потому что иначе не мог, потому что даже при всей путанице в их отношениях хотелось быть рядом. — Да. Я не ушёл. — Не ушёл. Почему? Дилюк тихо усмехается и во взгляде рыцаря сверкает интерес. Он делает шаг ближе. — Потому что хочу быть с тобой. «И где ты был все эти годы, умник? — звучит где-то в висках и Дилюк морщится от таких мыслей. — Раз хочешь». А Кэйя замирает на мгновение. Смотрит пораженно, как будто ожидал всего, но не этого. Хочет произнести Погромче, я не расслышал, но знает, что Дилюк больше не скажет. Да и ему этого хватит с головой, чтобы снова лежать ночью и перебирать мысли всякие разные. — Хочешь быть со мной, — повторяет рыцарь медленно, моргает и немножко улыбается. — Что ж, тогда будь. Берет его за рукав и тянет на себя, а Дилюк, наконец, замечает, где они оказались. Утес Звездолова, бескрайнее небо и рассыпанные в траве сесилии, что колышет ветер. Кэйя счастливый — и в синей радужке отражается всё бескрайнее и прекрасное, что он видит. Опускается на траву, проводит пальцами по цветку у его ног и его улыбка, кажется, никогда не была настолько настоящей. — Мы не просто так пришли, — загадочно начинает он, и Дилюк чувствует себя расслабленным. Скидывает плащ и садится рядом, не сводя глаз с Кэйи. Он — само воплощение слова совершенство, а взгляд его — сияющая бездна. — Сегодня последний день лета. Будет звездопад. Звездопад. Дилюк осматривает небо и отмечает что оно такое же ясное как и в каждый последний летний день любого года. Так было устроено, то ли Архонты распорядились, то ли сама Селестия, но эта ночь всегда была тёплой и безоблачной. Раньше Кэйя с Дилюком каждый год собирались, чтобы посмотреть на звездопад. С самого детства... и до восемнадцати лет. Это была традиция. — У меня на родине звёзд не было видно, — говорил Кэйя с улыбкой. — Они показали себя лишь однажды — в момент моего рождения. — Почему так? — Кто знает. Но мне было чертовски обидно, Люк, я родился под звездопадом, но и единой звёздочки не видел до прибытия в Мондштат. — Ты помнишь? Кэйя громко фыркнул и посмотрел на него, выглядя до ужаса оскорбленным. — А я мог забыть это? Дилюк повёл плечами и обратил взгляд к небу. На душе было спокойно, как будто всё как и четыре, и пять, и десять лет назад. Сегодня обиды отступили на второй план, спорить не хотелось, не хотелось уходить. Первая звёздочка — совсем маленькая, почти незаметная — пролетела в небе и Дилюк затаил дыхание. Каждый раз как впервые. — Когда звезда падает, нужно загадывать желание! — гордо рассказывает Кэйя и Дилюк смеётся. — Разве она сможет его исполнить? — Звёзды способны на многое, — улыбка искрится хитростью и маленький Рагнвиндр склоняет голову. — Им оттуда видно гораздо больше, чем нам. Кэйя заглядывает в алые глаза и улыбается. Дилюк старательно хмурит брови и отводит взгляд, но было достаточно и того, что он просто сидит рядом. Вскоре небо озарили десятки метеоров, и выглядело это потрясающе и абсолютно волшебно. Дилюк всегда смотрел на Кэйю, когда тот наблюдал за небом. Сегодня он впервые неотрывно смотрел на звездопад. Ему было чего просить у звёзд.***
— Что ты загадал? — спрашивает Кэйя, когда они уже возвращаются в город. Дилюк непонимающе смотрит на него. — Что? Не скажу. — Эй! Почему? — Не сбудется же! — абсолютно серьёзно отвечает Дилюк и смотрит на него в упор. — Чего? Ты всё ещё веришь в эту ерунду? Люк, ты совсем не изменился с детства, даже если пытаешься вести себя иначе в обычной жизни! Грудь наполнилась приятным теплом от такого родного Люк и захотелось вдруг просто взять и признаться в любви ещё раз, как тогда, в пятнадцать лет. Дилюк дует губы и отворачивается, слушая, как Кэйя смеётся. — Я загадал, чтобы наши отношения наладились, — тихо говорит Рагнвиндр, а Кэйя перестаёт дышать. — Что? — Я сказал. Теперь не исполнится, и ты, кретин, будешь в этом виноват. — Нет-нет, стой... Ты это серьезно? Дилюк закатывает глаза и отворачивается. Шагает вперёд, тихо, размеренно. Его спина — струна напряжения, а волосы — всполохи пламени на ветру. Кэйя идёт чуть позади и не решается нагнать. На мгновение подумалось что вот он, Дилюк, стоит к нему спиной, доверяет свой тыл предателю и шпиону. На губах появляется маленькая грустная улыбка, а Дилюк оборачивается. — Кэйя, серьезно, — говорит он, глядя в лицо напротив. — Если только ты этого хочешь. — Шутишь? — ахает Кэйя и выглядит до боли одиноким и непонимающим. — Считаешь, всё так просто? Ты чуть не убил меня. Не думал, что я тебя боюсь? — Думал, — сразу же отвечает Дилюк, а Кэйя задыхается. — Даже не представляешь, сколько раз. Но это ты сидел на обрыве, повернувшись ко мне спиной. Почему ты показал свою спину человеку, которого боишься? Кэйя хмурится, тихо рычит и делает шаг назад. Ругает себя мысленно. Так радовался мимолётным потеплениям со стороны Дилюка, что полностью перестал следить за самим собой. — И правда. Почему же? — Потому что доверяешь. А я... Постараюсь поверить тебе. Кэйя вскидывает голову, неверяще щурит глаза, пытается что-то сказать, но не издаёт ни звука. Зрачки его бегают нерешительно, а руки нервно перебирают края одежды. — Только если ты готов рассказать мне обо всём без утайки. — Только если ты готов спокойно меня выслушать. И они стояли друг напротив друга, один уже без сил говорить, а второй только-только их в себе нашёл. Они оба устали, они оба вымотаны, но у них обоих есть желание стараться ради них самих же. Слышится рваный вдох. Кэйя за два шага приближается к брату и телом прижимается к нему, зажмурившись. Голову кладёт на плечо, но обнять руками не решается. Шепчет тихое Прости… Прости, Люк, я такое разочарование, но я так устал им быть. Чувствует его ладони на свой спине и судорожно выдыхает. Напряжение чуть отступает, а Дилюк начинает говорить. — Я помню, как мы смотрели на звёзды в шестнадцать. Он звучит тихо и умиротворённо, почти шепотом и очень по-родному. Отчего-то у Кэйи дыхание перехватывает. — Помнишь, о чём рассказал мне одной ночью? Про твою родину. Кэйя слабо кивает, потому что сил на слова в себе не находит. Дилюк снимает перчатку и зарывается пальцами в синие волосы. Сердце падает куда-то вниз. — Я вспоминал. Часто, — Дилюк закрывает глаза. Гладит Кэйю по голове и думает, что давно нужно было так. Обнять. Сказать, что помнит. — Я не мог понять тогда, о чём именно ты говорил, но... мне казалось, это делает тебя несчастным. Ну, что ты не мог рассказать мне всего. Внезапно хочется плакать. В горле встаёт ком, а руки Дилюка всё такие же мягкие и тёплые, как в те шестнадцать, четырнадцать и всегда-всегда. В груди щемит от его голоса и слов, которые он говорит. Кэйя решается обнять его. Руки чуть дрожат, и он несмело хватается за тёмную одежду. — Я думал об этом, — продолжает Рагнвиндр практически шёпотом. Кэйя как-то невесело усмехается, а Дилюк переводит на него удивлённый взгляд. — Нет, правда, думал. Не веришь? — Верю, — тихо хмыкает Кэйя и аккуратно выпутывается из объятий. — Мне... Хотелось очень многое рассказать тебе. — Я хочу послушать. Они садятся на траву под сосной, чтобы было удобнее. И говорят. Говорят сами и слушают, не перебивая. Смотрят друг другу в глаза и, вообще-то, выглядят при этом до ужаса разбитыми, но продолжают говорить, держась за руки. Кэйя много плачет, впервые так много за последние годы. Говорит, как больно, как тяжело и как горько было сначала покидать родителей, привыкать к жизни в Мондштате с вечным клеймом шпиона, а после — терять Крепуса с Дилюком и вновь учиться жить без семьи. Дилюк прижимал его к груди, пока к горлу подкатывал ком. Слушать всё это оказалось невероятно больно, и он опирается спиной на ствол дерева. От эмоций становится физически тяжело сидеть прямо. Сжимает Кэйю в объятьях, пока тот успокаивается, а потом и сам не может сдержать слёз. Рассказывает о путешествии. Об отце. О том, как страшно было от мыслей, что Кэйя всегда лишь играл роль. Они проговорили до рассвета и теперь сидели практически без сил. Глаза уже высохли, а на душе было так спокойно. Кэйя лежал у Дилюка на коленях с закрытыми глазами и, казалось, дремал. Чёрная повязка валялась где-то в стороне, ненужная. Дилюк перебирал руками его волосы — заплетал тонкую косу. Он наконец-то снял перчатки и снова чувствовал мягкость волос. Так хорошо было. — Кай, — тихо зовёт Дилюк и Кэйя сонно мычит в ответ. — почему этот день ты не захотел провести наедине с собой, а пришёл в таверну? Кэйя открывает глаза. Правый — звёздная бездна без зрачка и радужки. Завораживает. — Мне просто хотелось быть с семьёй, — честно отвечает он и у Дилюка в сотый раз за сегодня сердце разрывается. — Пусть ты и гонял меня как шавку последнюю, игнорировал всё, что я говорил, мне хотелось быть с тобой сегодня. Не стал садиться возле бара, чтобы не раздражать, знаешь. Не нарываться. Дилюк глубоко вздыхает и проводит пальцами по смуглой щеке. Должно быть, им предстоит ещё много подобных разговоров, тяжёлых и горьких, но отчего-то была уверенность, что всё наладится. Звёзды в небе засияют, как много лет назад, сложатся в созвездия и вновь сведут их. Они будут много смеяться, сердиться, любить. И однажды Мона скажет, что так решили звёзды. Если это правда, Дилюк им искренне благодарен. Он никогда не любил звёзды так сильно, как их любил Кэйя. Но он полюбил его, со звёздами в глазах и звёздами в волосах — звёздами в душе и на линии жизни. Мальчика, благословенного звёздами и проклятого ими же. Начиная в детстве и вплоть до этих дней. Им по двадцать пять, и они идут, держась за руки, что-то обсуждают весело. Дилюк поднимает голову к звёздному небу. Кажется, он начинает любить их вновь.