Марсельеза

      В апреле 2010 года Дамьена Томасо награждают орденом за особые заслуги перед Францией.              Шестиконечная золотая звезда с синими лепестками гордо блестит в нагрудном кармане военной формы, пока Дамьен жмёт руку президенту, а затем и премьер-министру. Они делают одну совместную фотографию, обещая не раздувать сильную шумиху в жёлтой прессе, за что Томасо благодарно кивает.              Когда ты полицейский, которому время от времени приходится работать под прикрытием — стоит думать о сохранении хоть какого-то инкогнито. К счастью, все новостные каналы и газетные заголовки беспокоит совершенно другая тема обсуждения.              Дамьен спускается вниз по ступеням, идёт по красной ковровой дорожке до остальных офицеров и встаёт в строй, удобно перехватив цилиндр под рукой. Горячее весеннее солнце припекает плечи и голову, заставляет щуриться. У ворот собирается небольшая толпа зевак, проходящих мимо, но заметивших репортёров. Пока играет Марсельеза, Дамьену, вдруг, кажется, что он замечает привычный силуэт в тёмных штанах и футболке глубоко в толпе.              Лейто отказывается от награждения, когда Дамьен передаёт ему официальный указ от Президента. Он просто тихо смеётся, сминая в руке бумагу с печатью, улыбается в сторону, а потом смотрит на Дамьена и говорит:              — Если понадобится выломать парадную дверь Елисейского Дворца на машине, то ты знаешь, где меня искать. До тех пор…              После этой встречи проходит почти пять месяцев. Целых пять месяцев, чтобы гражданские восстания заменили волонтёрские организации и вывески о скорой застройке. И ни одной весточки от Лейто — он испаряется со всех видимых радаров, снова, как три года назад.              Поначалу, Дамьен на него обижается и не выходит на связь, из принципа игнорируя желание ввести знакомые цифры номера телефона и поговорить. Хотя бы спросить, как он, жив ли, почему снова пропал. Очень быстро становится не до того. Наваливается куча отчётов по закрытому делу и ответственность за строительный проект. Работа становится домом, но, почему-то, Дамьену впервые кажется, что всё идёт на лад.              К сожалению, не все оказываются согласны с этим положением вещей. Он чуть не спотыкается о чемодан в прихожей, когда приходит домой в один из поздних вечеров, уставший и замученный письменной работой, которую ненавидит больше всего. Патриша выходит из гостиной и в её глазах такая решимость, что Дамьен понимает — решение от него уйти было принято не в минутном порыве. Оно обдумано с разных углов, принято после десятков вечеров в тишине и одиночестве перед телевизором, когда единственным напарником был бокал вина и глупые телепередачи.              Они ссорятся громко и со вкусом. Патриша всегда умела закатывать грандиозные истерики и изящно колоть его иголочкой в правильные места. Вот и сейчас так же. Когда Дамьен обрывает бесконечный и бессмысленный спор, устало протирая лицо, девушка просто поджимает губы и кричит, тыча в его грудь пальцем:              — Ты справедлив по отношению ко всем, кроме меня, Дамьен! В таком случае, катись к чёрту! Как тебе такая справедливость?              Дверь захлопывается и Дамьена обволакивает гулкая тишина.              Марсельеза заканчивается. Окончательно из воспоминания его выдёргивает рука, опустившаяся на плечо. Комиссар его отдела приносит свои личные поздравления, гордо смотря на нагрудную звезду с бархатной синей лентой. Дамьен улыбается, благодарит, а потом устремляется в толпу в попытке найти знакомое лицо. За железным ограждением никого не оказывается, но в кармане телефон вибрирует уведомлением. Дамьен достаёт его и видит иконку нового сообщения.              «Забавно выглядите в мундире, мсье Крюшо»              Губы самопроизвольно растягивает улыбка. Дамьен оглядывается вокруг, но никто так и не подходит. Он зажёвывает нижнюю губу, надевает цилиндр на голову и печатает ответ по пути к машине:              «Не хотите пропустить по стаканчику чего-нибудь горячительного, мадам Жозефа?»              В ответ коротко:              «Скоро».              Похоже, понимание Лейто о времени отличается от представлений Дамьена, потому что телефон молчит всю неделю. И следующую после неё — тоже.              Старая кофеварка неохотно выплёвывает изыски сгоревшего кофе на полчашки и умолкает окончательно, что добивает и без того прибитое настроение после семнадцати рабочих часов и хилой попытки поспать хоть немного. Дамьен зевает в кулак, жёстко растирает лицо рукой и лезет за тарелкой, чтобы выложить на неё подгоревшие тосты, которые он случайно передержал. Утренний прохладный ветер из открытого окна заставляет его вздрогнуть и передёрнуть плечами, немного взбодриться. В гостиной едва слышно бормочущий телевизор передаёт последние новости. Президент, наконец, делает официальное заявление о глобальной урбанизации, переменах для города и для тринадцатого округа, в частности.              — Настало время нам, гражданам Франции, всем без исключения, научиться поступать по справедливости.              В июне официально подписывается постановление о начале строительных работ.              Тем же вечером телефон на кухонном столе оживает трелью входящего звонка.              — Помнится, я обещал тебе свидание, — раздаётся знакомый низкий голос на той линии связи.              Дамьен фыркает себе под нос и качает головой.              — Ты опоздал на пару месяцев, ну так, к слову.              — Тогда пиво с меня.              Дамьен подъезжает к названному месту встречи и выходит из машины. Знакомую фигуру он замечает не сразу. Лейто стоит около входа в непримечательный бар, осматривает улицы, погружённый в свои мысли. На нём до жути непривычно смотрятся тёмные джинсы и чёрная футболка с рукавами. Дамьен оглядывает его с ног до головы со стороны, а потом окликает. Лейто оборачивается, на губы наползает улыбка.              — Как-то давно кое-кто говорил мне, что много думать — вредно, — говорит Дамьен, подходя ближе. — И что я вижу?              — Нахватался от одного знакомого, — отвечает Лейто и обхватывает его за плечи в дружеском приветствии.              Первая пинта пива уходит на то, чтобы отметить приближающиеся перемены, обсудить постановление правительства. Дамьен узнаёт, что ещё вчера в районе появились бульдозеры, в нетронутых секторах собираются асфальтировать дороги. Лейто рассказывает об этих простых вещах с восторгом на дне тёмно-карих глаз. Дамьен смотрит на него с лёгкой улыбкой на губах и рассказывает о том, что вчера подписал документ на проект по открытию школы в квартале Сальпетриер.              Да, первая пинта — это общие радости.              После, Лейто рассказывает о том, где пропадал. Как оказалось, всё это время он пытался найти для сестры наиболее безопасное место жительства. Варианты один хуже другого, поэтому Дамьен почти сразу задаёт резонный вопрос:              — А что с твоей квартирой?              Лейто глухо смеётся, водит донышком бокала по барной стойке.              — Моя квартира сейчас под завалом.              С минуту висит молчание.              — Не жалеешь?              Лейто хмурится, когда переводит взгляд на Дамьена.              — Нет, конечно, — звучит почти с возмущением. — Это справедливая цена, если на месте этих завалов появится что-то хорошее.              Справедливость.              Обычное слово, гранями которого Дамьена будто испытывают на прочность последние семь месяцев.              — Моя знакомая снимает квартиру и уже долго ищет себе кого-нибудь на подселение, — предлагает он. — Район спокойный. Лола смогла бы найти работу, а ты какое-то время поживёшь у меня.              Лейто удивлённо выгибает бровь, окидывает Дамьена взглядом и вдруг ухмыляется.              — А Патриша против не будет?              — Мы расстались.              Вторая пинта — это неожиданные откровения.              Лейто колеблется в своём решении, поэтому Дамьен заказывает им ещё по одной, чтобы закрепить результат.       После третьей пинты он соглашается.              На работе Комиссар просит Дамьена найти хорошего кандидата на роль консультанта в полицейский отдел округа номер тринадцать.              — Кого-нибудь из народа, кто хотел бы делать правильные вещи. Знаете таких, Томасо?              Он ни секунды не сомневается, когда предлагает Лейто в качестве основной кандидатуры. Комиссар с неохотой спрашивает, уверен ли он, и Дамьен отвечает:              — Я уверен в этом человеке, как в самом себе, Комиссар.              Лейто переезжает к нему в начале июля, когда духота в Париже становится совсем невыносимой. В этот раз на нём привычно болтается растянутая майка без рукавов и серые штаны. Он ставит на пол спортивную сумку и осматривает прихожую. Первым же делом благодарит за Лолу.              До самого вечера Дамьен старается подобрать слова. Лейто оставляет свои немногочисленные вещи в комнате, ходит следом, пока ему показывают, что и где брать. Почему-то удивляется тому, что квартира выполнена в светлых тонах. Он глупо отшучивается, якобы, теперь с образом Фантомаса это не вяжется. Когда он берёт с полки в зале случайную книгу, просто посмотреть, Дамьен попутно просит поставить на то же место, потому что недавно расставил их в алфавитном, удобном для себя порядке. Лейто отчего-то смотрит на него, забавно сощурив тёплый взгляд, качает головой. Книгу он ставит туда, откуда взял.              Момент, когда Дамьен предлагает должность в полиции и программу обучения, выбивает у Лейто почву из-под ног. Он сразу отнекивается, как-то глупо шутит, а потом колко поддевает:              — Пытаешься сделать меня удобным обществу?              — Нет, — говорит Дамьен. — Я просто даю тебе право выбора и предлагаю возможность. И работу.              Он возвращается к этой теме снова и снова, в какой-то момент осознание настигает, и он начинает понимать брезгливость Лейто по этому поводу.              — Не все полицейские — дураки, — говорит Дамьен в один из вечеров, заводя старую шарманку.              Лейто откидывается на стуле, в его просторной кухне он выглядит до жути непривычно, выбивается из атмосферы татуировками и вечно взлохмаченным ёжиком волос на голове. Он смотрит в потолок, а потом переводит взгляд на Дамьена и ухмыляется, поставив бутылку пива на барную стойку.              — Да. Есть мошенники, алкоголики и идиоты.              Дамьен фырчит в бутылку, делает глоток и вытирает рот, приподнимает бровь в вызове:              — И кто я из перечисленного?              Лейто делает вид глубокой задумчивости, руки сцепляются в замок на животе. Он вытягивает губы и протяжно тихо мычит.              — Ты вымирающий вид — упрямец, который верит в правосудие. Не куришь, не крадёшь. Не алкаш и не идиот. О, Боже, Дамьен, — Лейто вдруг меняется в лице, тянет руку вперёд и кладёт Дамьену на плечо, серьёзно смотря в глаза. — Получается, ты не можешь быть полицейским.              Дамьен с мгновение смотрит на него, а потом с хрюком, запоздало, начинает громко смеяться, отводя взгляд. Он краем уха слышит хриплый тихий хохот, перекрытый его гомерическим ржачем. Слышит, а затем видит, как Лейто, которого порядочно развезло, чуть съезжает по спинке стула и вытягивает ноги.              — Выходит, по этой логике, ты полицейским будешь отменным, — в отместку подшучивает Дамьен.              Лейто хмурится, несколько мгновений у него уходит, чтобы понять смысл издёвки. Когда до него доходит, то глаза его смешно округляются, в притворной обиде поджимаются губы. Он вытягивает ногу, пихая Дамьена пяткой, куда приходится: попадает в колено.              — Очень смешно.              Дамьен узнаёт Лейто с разных сторон. Собирает его образ, как фрагменты фресок старого Пуату. Оказывается, он любит читать. Поэтому, ещё тогда, в первую очередь его заинтересовали книжные полки. В один из вечеров Дамьен застаёт его в кресле именно за этим занятием. Лейто слышит его ещё с порога, поэтому уже в проёме встречает приветливой улыбкой, в руках у него том «Романтического эгоиста» Бегбедера.              — Неожиданный выбор, — удивляется Дамьен.       — Неожиданно было найти её у тебя на полке, — отбивает в ответ его гость.              Гостиную освещает только свет от ночника, который стоит на тумбочке у кресла, отчего Лейто щурится, смотря на страницы. Дамьен щёлкает выключателем, и лампа на потолке озаряет светом все тёмные уголки комнаты, заставляя гостя в кресле зажмуриться на мгновение.              — Не порти себе зрение зазря.               Так же Лейто неплохо разбирается в кино, хотя в самом кинотеатре никогда не был. Дамьен вскользь бросает предложение сходить как-нибудь, когда будут показывать что-то интересное.              Он достаточно тихий в быту. Разговаривает вполголоса по утрам, бормочущим тембром, ещё больше убаюкивая засыпающего Дамьена, делает им кофе, мягко ступает по деревянному полу босыми ногами. Он не чистюля — кружки из-под кофе могут стоять в раковине до полудня. Сначала Дамьена это раздражает, но Лейто оказывается достаточно чутким к чужим эмоциям, даже невысказанным, поэтому быстро пресекает сам себя.              Он прямолинейный, остро отвечает на подколки и скрашивает вечера перед телеком. Шоу, казавшиеся раньше совсем унылыми и неинтересными, вдруг заставляют Дамьена улыбаться, пропускать редкие смешки. Или же всему причиной служит чужой бубнёж под боком, чёрт его знает. Дамьен с непониманием следит за Лейто, когда тот в рекламной паузе вдруг встаёт с дивана, находит что-то на полке шкафа и поднимает брови в удивлении, оборачиваясь к Дамьену. Тот уже знает, что за находка так привлекла внимание его гостя, поэтому совсем не удивляется, когда видит шестиконечную звезду с синими лентами.              — А чего она не висит на стенке под рамочкой? — усмехается Лейто, поглаживая металл большим пальцем.              Дамьен пожимает плечами, ответить ему особо нечего.              — А почему должна?              — Ну как же, награда за заслуги, признак гордости, заслуженный значок «хорошего полицейского».              В голосе Лейто он слышит странные нотки непонимания, смешанного с ехидством. Во взгляде… никак не понять, что именно.              — Я делаю свою работу не ради наград, Лейто, — Томасо может играть по чужим правилам, даже если не совсем их понимает. — Мне наплевать, висит она на стене или лежит на полке шкафа.              Взгляд Лейто становится ещё сложнее. Он молча убирает звезду обратно. В этот вечер он становится тише обычного. И эта странная тишина длится почти неделю. Они сидят на кухне, за ужином, когда он, почесав задумчиво нос, вдруг говорит:              — Хорошо, я согласен.              Дамьен уже ни на что даже не рассчитывал, так что услышанное его порядком удивляет. Лейто начинает говорить о подводных камнях, о вступительном конкурсе и том, что он его вряд ли пройдёт со своим неоконченным школьным образованием. Да и кто вообще его возьмёт, в таком случае? Идея дерьмо, исполнение невозможно. Он всё продолжает накидывать сверху аргументы и находить подводные камни, а потом замечает выражение Дамьена и замолкает, руки так и застывают в живой жестикуляции.              — Чего ты так смотришь?              Дамьен только сейчас осознаёт, что улыбался всё это время.              Лейто его слушал. И воспринял всерьёз каждое слово. Выходит, искал информацию, лез в открытые источники. Он раздумывал над этим предложением. Дамьен надеялся на это, глубоко внутри, но трезво оценивал возможность положительного ответа. Именно поэтому слышать его сейчас вдвойне приятнее.              Он старается успокоить, как может. Говорит, что с президентским грантом об оплате обучения беспокоиться не стоит, на это Лейто кривит губы, утыкаясь взглядом в пол, но особо не возражает, уже хорошо. Ну, а касаемо вступительного конкурса…              Да, подготовиться трудно, особенно в случае Лейто. Но кто сказал, что всё хорошее достаётся легко?              Период с конца июля по декабрь становится крайне тяжёлым для них обоих. Дамьен берётся репетитором и помогает Лейто по основным предметам: право, социология, экономика. По другим ищут преподавателей на стороне. Дни сливаются в единый клубок, из которого ниточками тянутся отдельные фрагменты, забившиеся в память: смех в бессонные ночи за учебниками, склады кружек из-под кофе на столе рядом со стопками тестов, уморительные истории с новой работы Лейто в отделе, разговоры про Лолу.       — Как она, кстати, держится? — спрашивает Дамьен, раскладывая конспект.              Лейто уже пошутил о том, что он как-то с опозданием влился в студенческую жизнь. Будто он вот уже несколько лет филонил в университете и теперь нужно нагнать программу в один долгий присест. Буквально.              Он поднимает взгляд, трёт лицо рукой, немного в расфокусе хмурится в сторону Дамьена. Под глазами глубокими впадинами видны расцветающие с каждым днём всё больше синяки.              — Лола? Ну, да? Нашла работу, всё хорошо. В каком плане «держится»?              — Просто, — начинает Дамьен, тут же зажёвывая слова. Говорить о таком всегда сложно. — Если нужна помощь, я знаю реабилитационные центры…              — Дамьен, я позаботился об этом ещё три года назад, — его тут же жёстко обрывают, взгляд Лейто вдруг холодно блестит, но лишь секунду. Он моргает, и вот в глазах уже нейтральная отстранённость и усталость. — Давай так, есть вещи, которые мы не обсуждаем. Это — одна из них. Идёт?              Они молчаливо смотрят друг на друга, в тишине светлой кухни, и у Дамьена в голове всплывает воспоминание. Когда Лола, словно танк, влетает в полицейский участок, подходит к его столу и бросает на него кусочек картона с криво нацарапанным ручкой набором цифр.              — Новый номер моего брата, — без приветствий начинает она. — Напиши ему, сам он это вряд ли сделает, слишком упёртый. Вся надежда на тебя, красавчик. Ты ему нужен.              Она почти сразу уходит, не давая прокомментировать свои слова, задать вопросы. Отнекивается, что спешит, и отвечает:              — Хочешь узнать, как у него дела? Спроси лично.              И тут дело даже не в том, что Дамьен не смог бы сам найти этот чёртов номер. Смог бы. Но выйти на связь его бы заставил только увесистый пинок под зад, который так любезно и вовремя даёт Лола.              Если бы не она… кто знает.              — Я тебя понял, — кивает Дамьен, и отводит взгляд на книгу на столе. — Справедливо.              Лейто усмехается, ищет затерянную в листах закладку и бормочет себе под нос:              — Был бы раздел социальных взаимоотношений ко мне так же справедлив.               Они начинают бегать по вечерам, после затяжных посиделок, когда всё тело, словно натянутая струна. На улице октябрьский ветер прохладно кусает за открытую кожу рук, за лицо, но усталость после таких прогулок приятная до невозможности. С Лейто приятно разговаривать, но, как оказалось, тишина с ним тоже комфортная.              Он со всей серьёзностью подходит к подготовке, с интересом, горящим в глазах, говорит о работе, тесно связанной с его родным домом. Дамьен чувствует гордость, когда он с лёгкостью щёлкает примеры вступительных тестов по большей части учебного материала. Он проверяет ответы и довольно пишет вверху листка «90 из 100». Лейто ухмыляется, облокотившись на стол, задумчиво водит ручкой по губам и, будто в неверии, качает головой, когда видит результат.              — Ну что, на сегодня всё? — устало бормочет Дамьен, вытягивая руки вверх и разминая затёкшую спину.              Они, чёрт возьми, заслужили отдых.              — Да, пожалуй.              — Посмотрим «Оскара»?              — Бля, я тебя обожаю.              В декабре Дамьена отсылают на задание, так что о результатах вступительных экзаменов он узнаёт по телефону.              И ни капли не удивляется, когда слышит радостный голос Лейто, сообщающий о том, что он поступил.              Дамьен едва успевает вернуться к Новому Году, но мысли о квартире, в кои-то веки, оседают теплом под рёбрами. Он приходит ближе к двум часам ночи, не ожидая ничего, а натыкается на идеальный порядок, заказанный из ресторанчика ужин и бодрствующего Лейто. Тот одет совсем по-домашнему, улыбается, с порога сгребает его в медвежьи объятия, бормочет на ухо поздравления, а потом, совсем близко, приглушённую благодарность. Значений у неё намного больше, чем способны уместить в себя обычные слова. Но именно это тихое, сказанное на ухо «спасибо», прекрасно справляется со своей задачей.              Они берут еду и садятся перед телевизором, чтобы посмотреть ночные праздничные шоу. Это первый Новый Год за несколько лет, который Дамьен отмечает не один.              В январе по новостям объявляют о том, что стена вокруг тринадцатого округа полностью снесена и жителей Франции ждут большие перемены. Дамьен осознаёт, что и сам давно уже к ним готов.               Жизнь даёт им обоим передышку. Теперь знания на Лейто выбрасываются порционно, а не одним огромным мешком, поэтому, после тяжелого периода вкалывания, ему не составляет труда успевать за программой и совмещать это с работой. Дамьен удивляется тому, как легко им даётся довольно долгое сожительство. Знаете, как бывает, вот думаешь, что человек такой, а он… другой. И всё, что относится к этому «другому», Дамьену нравится даже больше. Ему интересно раскрывать этого человека для себя, неожиданно приятно узнавать о нём всякие мелочи, вроде тех, что он ложится поздно, даже если на следующий день ему рано вставать. Или что он ходит босиком, игнорируя носки или тапочки, воротя от них нос.              Со стабильной работой Лейто может снимать квартиру. Однажды, он даже говорит об этом, вскользь, будто проверяя, как отреагирует Дамьен. На что тот лишь пожимает плечами, мол, его всё устраивает.              — Да и вообще, — бросает он в шутку. — Кто ещё будет комментировать каждую серию «Научной полиции» так, будто это грёбаный ситком?              Они просто смеются над этим и закрывают тему окончательно, больше её не поднимая. Если всех всё устраивает, то зачем разбегаться?              Через три месяца у Лейто начинается практика, так что сожительство играет им даже на руку. Совершенно не удивительно, что его приставляют в качестве практиканта именно к Дамьену. Поражает, скорее, то, как быстро Лейто находит общий язык со всеми ребятами из его отдела. И то, как резво он раскручивает их на истории про смешные случаи с работы.              Томасо говорит «не достойные упоминания», Лейто же называет их «истории, о которых нельзя просто так умолчать, Дамьен, да как ты мог вообще?!».              — Мне особенно нравится тот, про переодевание в стриптизёршу и цепочку на заднице.              Дамьен жмурится и с мученическим стоном собирает файлы с рабочего стола в папку. Лейто закусывает губу, чтобы не заржать. На нём тёмные брюки и светло-бежевая рубашка, рукава которой он закатывает до локтей. Теперь его часто можно увидеть в этой одежде, всё-таки, какой-никакой рабочий дресскод. Интересно, как на нём будет смотреться полицейская форма…              — Вы обещали, что мы никогда больше не поднимем эту тему, — отвлекаясь от уводящих не туда мыслей, Дамьен обращается к ребятам. Те лишь посмеиваются, каждый со своей долей ехидства. — Предатели.              — Ножки у него тоже ничё так, Лейто, — звучит голос откуда-то слева.              — О, да, я знаю, — усмехается Лейто, смотрит на него и, вдруг, играет бровями.              Дамьен старается не заострять внимание на том, что звучит это весьма двояко.              Рабочий день заканчивается в девять часов вечера, непозволительно рано, если спросить Дамьена, поэтому, чтобы куда-то деть оставшуюся энергию, он предлагает Лейто пойти на стрельбище.              Они приходят в крытый тир, надевают наушники и берут по пистолету и паре обойм. Первый раунд выходит неплохим, хотя с меткостью у Лейто могло быть и лучше, но, всё-таки, он начинающий. Поэтому Дамьен учит. Сначала, он просто поправляет чужой локоть. Лейто вдруг замирает, косо посмотрев в его сторону, и качает головой в замешательстве. Переминается с ноги на ногу, пытаясь принять удобную позу, совершенно неверную для стрельбы. Дамьен ставит в стойку, подходя слишком близко со спины, бормочет наставления, слышит тихую усмешку, но никак не комментирует её.              — Снять, стойка, очередь, поставить. Всё просто. Ещё разок?              Дамьен только порывается зайти на второй раунд, как краем глаза замечает чёткое движение. Быстрая перезарядка, оточенная почти до идеала стойка, никакой дрожи в руках при очереди выстрелов. Лейто заканчивает со своей мишенью, в то время как Дамьен даже не смотрит на свою, в шоке уставившись на него.              — Это чё за режим Леона-киллера сейчас был? — взрывается негодованием.              Лейто смеётся, запрокинув голову, придерживает съезжающие наушники. Он ставит пистолет на предохранитель и откладывает его на стойку, нажимая кнопку рядом. Мишень начинает приближаться к ним.              — Ты просто хороший учитель, гордись собой.              — Ты ещё и издеваешься?              — Нет, я делаю тебе комплимент. Ты так старался.              Все выстрелы прямо в яблочко. Вот же ушлый…              Дамьен улыбается и пихает Лейто в плечо. Можно было догадаться, что он хорошо владеет огнестрельным оружием. Всё-таки, Дамьен начинает понемногу забывать, каким именно раньше был тринадцатый район.              Они заканчивают этот день поездкой в бар и приятной беседой о задушевном, первой, пробной. Хотя уже столько времени прошло, а происходит она только сейчас. Лейто сам заговаривает о периоде реабилитации сестры, немного рассказывает о своём детстве, довольно нелёгком. Истории из детства самого Дамьена светлее, но в глазах собеседника он видит неподдельный интерес. В хмели Лейто становится вальяжным, расслабленным, у него появляется это довольное жизнью выражение лица и улыбка, смягчающая образ. Лучики вокруг глаз прибавляют в его взгляд тепла. Дамьен часто в этот вечер ловит себя на том, что залипает. На мягкие движения рук, пальцы, на жилистую шею и изгибающийся рот.              Только через пару мгновений он понимает, что пауза между ними затянулась.              — Что, прости? — пытается прийти в себя, промаргивается.              Лейто хрюкает тихим смешком, отводит взгляд в окно, а потом поддаётся корпусом ближе, смотрит своими тёмными глазами.              — Я ничего не сказал, вообще-то, слушал тебя.              Дамьен опускает взгляд, пропуская нервный смешок. Он так легко попался, что становится неловко. Ему. Вот так новость.              Когда они выходят из бара, Лейто останавливается на тротуаре, лезет в карман ветровки и достаёт пачку сигарет. Он вынимает одну, чётким движением прикуривая от зажигалки, протяжно выдыхает дым в тёплый майский воздух.              — Не знал, что ты куришь, — бормочет Дамьен, прибитый осознанием.              Стоит только подумать, что ты довольно хорошо изучил какого-то человека, как тебе открываются его новые грани.              Лейто отводит сигарету от лица, стряхивает пепел и, чуть подумав, говорит:              — Только, когда особенно хорошо.              Они оба не понимают, что именно этот вечер становится отправной точкой.              Через пару недель к ним приезжает Лола. Полная решимости приготовить рататуй. А уж если Лола решает что-то основательно, то спорить с ней бесполезно. Дамьен и Лейто в этом случае должны бы играть роль вассалов-помощников, в итоге готовят они, а сама зачинщица просто руководит процессом. Она перебрасывается с братом подколками, рассказывает о своей жизни, работе в парикмахерской, строит планы на выходные с новыми подружками. Дамьен видит, с каким довольным лицом её слушает брат и невольно заражается чужими эмоциями.              Лола ищет любой доступный телефон, чтобы поставить таймер для духовки, и берёт ближайший с кухонной стойки. На разбитом экране почти ничего не видно.              — Это мой, — отзывается Дамьен, вытирая руки о полотенце. — Всё никак не могу купить себе новый.              — Теперь понятно, почему ты мне на сообщения не отвечаешь, — бормочет Лейто.              Они ужинают Рататуем, и Лола выносит вердикт: «вполне сносно». И набирает себе вторую порцию, чем вызывает усмешку обоих мужчин. За столом Дамьен, в основном, слушает. После ужина Лейто спорит с ней о том, кому мыть посуду. Они, будто бы, всегда спорят, даже если просто разговаривают. В их перепалках нет ни одной злобной ноты, но со стороны выглядит странно. Дамьену, как единственному ребёнку в семье, этого не понять.              — Вы иногда шутите так одинаково, что я вас путаю.              Лола широко улыбается пухлыми губами, ставя грязную посуду в мойку.              — Это потому что у нас обоих имена начинаются с буквы «Л», — вносит она, якобы, аргумент. Совершенно абсурдный.              — Да, ты не знал? — подключается Лейто, обнимая сестру за плечи. — Мы близнецы.              Та шутливо пихает его локтем в бок.              — Кстати, о родственных связях, — говорит она, включая воду. — Мама очень хочет с тобой пообщаться, позвони ей.              Если бы Дамьен знал Лейто чуть меньше, то он бы не заметил того, как неуловимо, на долю секунды, в его глазах мелькает грусть.              Но он замечает.              И то, как Лейто, после ухода Лолы, старается незаметно улизнуть на балкон. И то, каким мрачным он возвращается, хотя и старается скрыть свои эмоции. Они практически сразу понимают, что оба заметили перемену.              — Не хочешь об этом говорить?              — Не особо.              Дамьен не давит, просто пожимает плечами. С теплотой и тоской вспоминается собственная мать, то, как он отдалился от неё из-за загруженного графика работы. Он делится этими размышлениями вслух, а потом чувствует укол вины, подсчитывая в уме, сколько вечеров он провёл с Лейто, выбираясь на прогулки. Однажды, найдя мнимую причину чего-то не делать, он цепляется за неё, придав ей весомости в своей голове. Только сейчас приходит осознание всей глупости ситуации.              Вооружаться отговорками на все случаи жизни он научился, а вот находить рациональное решение — нет.              Лейто никак не комментирует его слова, только коротко, задумчиво мычит в ответ.               Через месяц, разуваясь вечером в прихожей, Дамьен слышит женский смех со стороны кухни. До боли знакомый, звонкий, вибрирующий смех.              Она одета в приталенное синее платье до колен, густые светлые волосы рассыпаются по её плечам объёмными локонами. Его мама смеётся над шутками Лейто, прикрывая рот ладонью, в другой руке у неё бокал вина. Она сразу же замечает Дамьена в проёме двери. Казалось бы, её улыбка не могла стать ещё ярче, но она становится.              Объятия у неё всё такие же тёплые.              Они болтают, распивая вино, почти до утра.              — Лейто, я украду его у тебя ненадолго, — шепчет она, обхватывая ладонь Дамьена, уводя его на балкон.              — Для вас всё, что угодно, мадам Томасо.              На балконе они продолжают разговаривать так, будто и не прекращали. Будто не было той дыры, длинной почти в три года, состоящей из коротких сообщений по телефону и редких поздравлений на праздники. Мама игриво интересуется, сколько лет его «обаятельному другу». Дамьен закатывает глаза.              — При живом-то муже, распутная ты женщина, — он качает головой. –Кстати, как отец поживает?              Беседа в полголоса плавно перетекает в тихую паузу, пока они наблюдают за предрассветными сумерками из окна тринадцатого этажа.              — Я рада, что Лейто убедил меня приехать, — вдруг признаётся она. — Сначала не хотела, из упрямства ждала, что ты сам позвонишь, но молодой человек оказался очень убедителен.              Она мягко улыбается, кладёт голову Дамьену на плечо.              — И я счастлива, что в твоей жизни есть такие люди, как он. Они помогают напомнить, что, кроме работы, есть кое-что ещё. И это не менее важно.       Перед уходом, мадам Томасо крепко обнимает Дамьена, взяв с него обещание чаще выходить на связь. А потом и Лейто, что-то тихонько прошептав ему на ухо.              Готовясь ко сну, Лейто задумчиво говорит, разбирая диван:              — У тебя замечательная мать.              Дамьен усмехается, закидывая влажное полотенце на шею.              — Ты ей тоже понравился, даже очень.              — Получается, ещё один член семьи Томасо пал под давлением моего бесконечного обаяния, — бормочет Лейто, практически мурлычет, нахально улыбаясь.              Дамьен облизывает губы, переходя в оборону.              — И ничего я не пал.              — Ну-ну.              В завершении вечера, плавно перетёкшего в утро, Лейто вручает ему коробку. Без ленты и обёрточной бумаги — простой кейс запакованного, нового телефона.              — Не забывай отвечать на сообщения, чтобы я не переживал.              Оборона Дамьена рушится окончательно, как, ещё полгода назад, стены перед тринадцатым округом.              Жаркий август переходит в удивительно прохладный сентябрь. Ветер пробирается под воротник свитера, от чего Дамьен вздрагивает, передёрнув плечами, и осматривается на железнодорожном перроне.              Сегодня Лейто уезжает в Ниццу, на финальный этап обучения в Офицерскую Академию Национальной Полиции. Лола перед поездкой делает ему новую стрижку — убирает длину и виски. Дамьен считает, что ему идёт. Сам он совсем забывает стричься, от чего белокурые лохмы теперь торчат на голове во все стороны. Они будто меняются местами. Лейто зачем-то берёт с него слово, что он не станет вновь стричься под ноль, а потом ерошит отросшие волосы, пару долгих мгновений задерживая пальцы на затылке.              Дамьена не бьёт осознанием, когда они обнимаются на прощание. Не бьёт, когда он возвращается в пустую квартиру. Даже через неделю — всё ещё нет. Неизбежное настигает только тогда, когда он забывает помыть кружку из-под кофе, а на следующее утро с удивлением видит, что она всё также стоит в мойке. Дамьен с неожиданной пустотой внутри понимает, что кружка всё ещё грязная, потому что, кроме него, её теперь некому мыть.              Он начинает замечать отголоски чужого незримого присутствия через простые вещи, вроде пары гантелей на балконе, которые он точно не покупал, или второй зубной щётки в стакане.              Они договариваются созваниваться хотя бы пару раз в неделю.              — Я думал, что ты правильный. Ну, так вот, я ошибался. Ты бы видел этих ребят, — бормочет приглушенно Лейто с того конца линии, шурша покрывалом.              «Готовится ко сну», понимает Дамьен.              Стараясь заглушить тоску, в этих звонках он начинает визуализировать действия Лейто по звукам. Шуршание страниц — скорее всего, зарылся в тетради и конспекты. Причмокивание губ и глубокие выдохи — курит, спрятавшись за зданием общежития. Когда Дамьен в первый раз ловит его на этом, кинув предположение, Лейто долго молчит, а потом в приглушённом удивлении возмущается:              — Это крипово сейчас было. Ты что, блядь, Нострадамус?              Дамьен приподнимает уголок губы, заливая в кружку кипяток, возвращается из приятного воспоминания.              — Ничего, это они только сейчас такие.              — Один парень вчера перед сном цитировал Гражданский Кодекс себе под нос. Наизусть.              Дамьен смеётся.              — Только не говори, что ты тоже так делал, — Лейто по-своему расценивает отсутствие ответа. — Мне теперь страшно возвращаться домой.              Услышав последнее слово, Дамьен давится собственным смехом. Он застывает посреди разговора, стоя на балконе с кружкой в руках. С кружкой Лейто, из которой он вот уже месяц пьёт кофе. Потому что из неё вкуснее.              Дом.              Пожалуй, теперь он понимает, что это значит.              Время без Лейто, к счастью, быстро и пресно пролетает мимо Дамьена одним слепленным пятном калейдоскопа. Он на автомате делает свою работу, так же на автомате следит за проектом застройки (как будто он здесь может хоть что-то сделать, кроме как поставить свою подпись на нужных документах), задумчиво ищет риелтора, чтобы решить пару неожиданно посетивших его вопросов.              Новый Год он встречает в кругу семьи, вдруг испугавшись одиночества. Звонит Лейто вечером, передаёт поздравления матери, хмельным языком мелет, что попало:              — Сегодня пересматривал «Оскара». Без твоих комментариев это уже не то.              С той стороны ответа не поступает. Дамьен проверяет экран телефона, убедившись, что звонок идёт, неуверенно зовёт:              — Лейто?              — Да, я здесь, — наконец слышится чужая усмешка, а затем мягким голосом бормотание: — Я тоже по тебе соскучился.              В тот момент, Дамьен совершенно не понимает, как сможет прожить без него ещё год. Но на следующий день опьянение спадает, как и пелена грустной меланхолии. Его поглощают трудовые будни, с которыми, совершенно незаметно, пролетает время. Он даже не успевает заметить, как в документах уже пишет датой 2013 год, а за окном во всю начинает хозяйничать весна.              Перед выпускным Лейто, они едут на побережье Ла-Боля в короткий уикенд. Майский день не скупится на тепло, будто специально одаривая их благосклонной погодой. Они решают поехать на машине, чтобы задеть все живописные виды по дороге и иметь возможность остановиться, если захочется. По радио играет новая песня Stromae и Лола просит сделать громче, начиная подпевать. Лейто с улыбкой смотрит на неё через зеркало заднего вида, а потом скашивает взгляд на Дамьена, тянется рукой к его макушке и сдёргивает солнцезащитные очки, надев их на себя.              Дамьен порывается было возмутиться, обернувшись, но застывает.              На Лейто белая широкая рубашка, расстёгнутая на пару пуговиц, очки на переносице и широкая улыбка на губах. Он счастливо завывает припев песни, не попав ни в одну из нот, прищёлкивает пальцами.              Поэтому Дамьен ничего не говорит, а просто качает головой, переведя взгляд на дорогу.              Закат на пирсе почти безветренный. Шум океана, ласкающего песчаный берег, действует медитативно, как и крик прибрежных чаек. Лейто подходит бесшумно, становится рядом, локтями опираясь о деревянную ограду. Рубашка на нём всё ещё не высохла до конца, и сквозь неё видно татуировки на плечах и груди. Лола всё-таки окунула его в воду с головой.              Лейто становится вполоборота, подставляя спину уходящему за горизонт солнцу. В руке у него две сигареты, одну из которых протягивает Дамьену.              Он её берёт, прикуривая от чужой зажигалки.              Потому что сейчас, действительно, хорошо. По-особенному.              На следующий день, по дороге назад Дамьен не едет напрямик домой, он сворачивает в тринадцатый округ, припарковавшись у одной из новостроек. Зовёт за собой Лейто и Лолу. Они поднимаются на самый верхний этаж, под крышу. Дамьен отпирает ключом дверь в пустое помещение, пропуская своих спутников вперёд, которые осматриваются по сторонам и переводят вопросительные взгляды на него.              — Нравится? — спрашивает он у Лолы и, дождавшись кивка, кидает ей маленький предмет, блеснувший в свете солнечных лучей из окна.              Лола рассматривает предмет в ладони, с недоверием смотрит на Дамьена.              — Она твоя, — просто отвечает он, пожимая плечами.              Лола раскрывает рот в удивлении, широкими глазами рассматривая скромную однушку, сжимает в руке маленький ключик.              — Да ты гонишь! — она хватается за голову. — Поверить не могу! Охренеть, Дамьен!              Лейто не смотрит на Лолу, счастливо прыгающую посреди её нового места жительства. Он смотрит на Дамьена. И этот взгляд стоит всех усилий, которые Томасо пришлось приложить, чтобы Лоле, по компенсации, выделили квартиру именно в этом районе новостроек.              Они покупают шампанское и распивают пару бутылок, сидя прямо на полу. Дамьен рассказывает о том, что уже в этом году, прямо напротив, появится первая в районе зелёная зона. Все втроём выглядывают на пустой балкон, напоследок. Лола выходит из квартиры, а Дамьен чувствует чужие пальцы на сгибе локтя, останавливающие его.              Тогда Лейто долго глядит ему в глаза, нахмурив брови, раскрывает губы для ответа, который никак не может сформулировать. А потом просто тянется вперёд, приподняв голову для поцелуя. Дамьен встречает его на полпути.              Звучит второй припев Марсельезы.              — Надеюсь, ты всё снимаешь, потому что такое можно увидеть лишь раз в жизни, — говорит Лола и подпрыгивает на носочках, чтобы рассмотреть стройный ряд выпускников Офицерской Академии.              Лейто стоит среди них, на нём парадная офицерская форма белого цвета. Он наизусть поёт Марсельезу с остальными выпускниками, не прекращая улыбаться, потому что знает, кто за ним наблюдает.              Когда Лейто, наконец, подходит к ним, сжимая диплом в руке, Лола бросается к нему с объятиями, а Дамьен торжественно говорит:              — Поздравляю, теперь ты относишься к разряду мошенников, алкоголиков и дураков.              Лейто поворачивается к нему, зажёвывает нижнюю губу, усмехаясь в сторону. Лучики вокруг глаз становятся выразительнее обычного.              — Нет, я отношусь к разряду «редких кадров». Чужое дурное влияние.              Они смеются, Дамьен кладёт руку ему на плечо.              — А говорят, дикого тигра нельзя приручить. И посмотрите, что я вижу, — приглушённо говорит он, окидывая чужую фигуру взглядом с головы до ног.              — Аккуратнее, — хмурится Лейто, смотря на чужие губы. — У тигра всё ещё есть зубы.              — Главное вовремя их прячь, — отвечает Дамьен.              Губы Лейто медленно расползаются в улыбке, он толкает языком в щёку.              — Вы отвратительные, — подытоживает Лола, отворачиваясь к выходу.              — Да ладно тебе, Лола, ты уже взрослая девочка, — дразнит её брат.              — Ставлю на то, что вы через пару лет поженитесь.              Она просто шутит, вызывая смех у обоих. Но не знает, что один из них ещё тогда всерьёз задумывается над её словами.       В июле 2014 года, обойдя несколько ювелирных, Лейто покупает кольцо и делает Дамьену предложение.              Он не устраивает ничего официального, всё происходит на их маленькой кухне. В их доме. И лучше быть не могло.              Дамьен смотрит на простой, совсем невычурный, ободок кольца, качает головой, чувствуя узел, завязавшийся в горле.              — Такая авантюра в твоём стиле, но ты же понимаешь, что это надолго? — спрашивает он с улыбкой.              — Надеюсь, что навсегда, — серьёзно отвечает Лейто. — Только при таком условии.              Дамьен резко тянет воздух носом, прогоняя неожиданное щекотное ощущение, с любовью смотрит в глаза напротив.              — А как иначе?