Мы сидим в очередной раз на кухне пока на старой, ещё газовой плите, медленно вскипает чайник. Твои глаза и голова опущены, смотрят на давно разбитый телефон и немного светятся от холодного света. Свист чайника бьёт по виску и я встаю тяжко вздыхая, смотрю на тебя и получаю ответ в глазах: тебе тоже нужно налить. Наши старые кружки не подходят мрачный атмосфере этой квартиры, они слишком яркие, слишком светлые. Твоя белая с красивыми синими васильками, а моя с картинной какой-то, какой уже и не вспомню.
Тебе опять звонит мать пока мы в тишине пьём чай. Ты ей отвечаешь, совсем тихо и кратко, иногда лишь мычишь. Я уже знаю какие там слова: «родной, возвращайся к нам», «как ты там, родной?», «как твоё лечение, родной?». У меня на лице усмешка каждый раз, когда я слышу, что твои родители мне совсем не доверяют. Ты сбрасываешь вновь хватаясь рукой за кружку и сразу же отдёргивая её с характерным шипением. Я хватаю твою руку, тяну на себя и начиная дуть на неё, иногда целовать. Мне нравится смотреть за твоими эмоциями, за твоими глазами, что как зеркало, я специально купил тебе резинки чтобы ты не прятал их от меня.
На выходных тебе никто никогда не звонит, не пишет и не приходит в гости. А мне на телефон каждые выходные по сто и одному сообщению приходят приглашения на гулянки и вечеринки. Ты смотришь своими большими уставшими глазами и я читаю в них: «Останься со мной», и я ведусь на твои щенячьи глазки в голове ставя пометку, что это заставляет меня чувствовать себя хорошо. Мне нравится прижимать твою голову к себе и гладить по волосам, мне нравится чувствовать как ты зависим от меня. Я уже смирился бегать в ближайший ларёк покупая энергетики и не спя с тобой всю ночь, я уже смирился, что у нас ничего нет и к нашей старой советской квартире я давно привык. Привыкнуть к тебе мне сложнее: ты всегда лезешь ко мне, требуешь какого-либо тактильного контакта и часто любишь целоваться, ты любишь по долгу сидеть со мной и курить на балконе, а меня от этого тошнит.
У тебя на руках много шрамов и родинок, а у меня по всему телу ссадины и синяки. У тебя глаза уставшие такие и постоянно красные, а у меня они хитрые и прищуренные, словно я змея поймавшая мышь в свои кольца. У меня к тебе чувств почти нет, а у тебя ко мне нездоровая привязанность. Мы дополняем друг друга, я хочу всегда знать, что я твой главный смысл жить, а тебе нужно ради кого-то лечится. Мне с тобой совсем скучно, ты молчалив, а я активен. Мне тебя с собой никуда не взять, все будут тыкать пальцем и шептаться, а потом схватят и сломают тебя в переулке советских коробок. Ты будешь лишь сидеть в углу и вновь печально набирать что-то в телефоне, а я буду выпивать опять с кем-то и жаться в комнате за стенкой, пока ты гадаешь где же я.
Ты на учёбу совсем не ходишь, днями лежишь и пьёшь чай сидя в телефоне. Ты в поликлинику каждую неделю, два раза в день, сходить должен и обговорить всё со специалистом, а я должен ходить в свой МГУ и учится пока ты сидишь за мной и жмёшься к моей спине. Мне от тебя таблетки приходится прятать если у тебя вновь зачатки истерики, мне тебя хватать приходится и жать к стене или дивану лишь бы с собой вновь ничего не сделал. У тебя депрессия, а у меня синдром Бога, я тебе никогда хорошего не желал, всегда мечтал чтобы ты продолжал быть таким, но тем не менее всегда сижу с тобой на балконе готовый схватить за твой ремень на джинсах.
***
Я тебя совсем не понимаю. Жмусь к тебе со спины как ты раньше любил, своими обкусанными губами жмусь к твоей шее и плечам, а руками сжимаю майку на месте груди. У тебя на компьютере Майнкрафт открыт с твоими друзьями в наушниках, а у меня вновь терапия в больнице. Я тебя пытаюсь разговорить, но сразу же замыкаюсь видя, что ты этого не хочешь. Ты всегда ходишь хмурый, недовольный и странный. У тебя улыбка такое редкое явление, но такое приятное и тёплое для меня, я могу часами прокручивать как ты улыбаешься. Я тебя за щёки глажу, вожу руками по всему телу, заплетаю твои волосы в маленькие косички, всегда обнимаю когда ты под одеялом мёрзнешь, а ты всё равно молчишь и почти не отвечаешь мне. У меня все руки в порезах, а у тебя на них постоянные ссадины на костяшках, что я люблю целовать.
Я привык постоянно курить и смотреть на площадку с нашего седьмого этажа. И привык, что ты сидишь со мной уткнувшись в телефон, даже когда тебе слишком холодно. У меня на шее постоянно шарф, что ты мне подарил, а ты любитель своего странного цветного пончо и сомбреро. Я люблю звать тебя нежно «Эдик» или «Молнией», а ты всё время обращаешься ко мне на «Эдгар» при этом прикрывая свои хищные глаза. Мне они нравятся, такие острые и колючие, через них почти не видно твоей души, они всё время жалят так словно в них бушует пламя смешанное с ядом.
Мне нравится сидеть на твоих коленях и обнимать тебя за шею, мне нравится как ты мнёшь мои губы и поглаживаешь спину. Мне противны прикосновения, но с тобой я готов соприкасаться вечность. Я люблю выходить с тобой в ближайший ларёк, но так и не решаюсь взять тебя за руку вспоминая чем это заканчивалось прошлые разы. У меня сразу коленки трясутся и руки тянутся к давно зажившим ранам, а ты быстрее хватаешь меня прижимая всем телом к ближайшей поверхности ведь знаешь, что я могу с собой сделать. Ты смотришь на меня своими обжигающими глазами и зовёшь совсем тихо выдыхая в губы это нежное «Эд» и у меня ведёт голову. Я сразу же хватаюсь за тебя как за спасательный круг и успокаиваюсь вдыхая запах твоего одеколона. Ты не любишь меня никуда звать, тебе не нравится показывать меня другим и даже о твоих родителях я ничего не знаю, а моя мать тебя совсем не любит.
У тебя в зубах последний кусочек булочки с кремом, а глаза устремлены в телефон. По уведомления мне давно явно, что тебя вновь позвали на вечеринку, но ты останешься лишь посмотрев и увидев мольбу в моих глазах. А я лежу рядом на кровати под одеялом и улыбаюсь так глупо, рассматриваю твое лицо и немного влажные волосы после душа. Тянусь к ней и провожу рукой пока ты даже внимания не обращаешь. На улице давно пришла весна, а зима с синим авто и мигалками вновь забылось на ближайшие девять месяцев. У тебя на лице эмоций почти нет, а мой мир тухнет и руки дрожат когда ты так спокойно выдыхаешь лишь два слова, что я всю жизнь боялся как иголок.
Давай прекратим?
