Давай расстанемся!

"Не уходи, пожалуйста". Кацуки не умоляет. "Я всё исправлю, клянусь!" Кацуки не плачет. "Только останься, я всё сделаю". Кацуки не унижается. Поэтому все фразы, которые вот-вот сорвутся с его языка, так и остаются не высказанными. Вместо этого он говорит: – Катись на все четыре стороны. Изуку дергается, как от пощечины. – Ты меня достал. Это всё твоя вина. Зеленые глаза вспыхивают от гнева. – Скатертью дорога. Буду только рад от тебя избавиться. Ты всё равно только и делал, что тянул меня вниз. Изуку закидывает сумку за плечо и выходит за дверь их квартиры, громко хлопая дверью, и Кацуки остается один. Ему достаточно всего одной душераздирающе одинокой бессонной ночи, полной тревоги и беспокойства, в их двухместной кровати, чтобы почувствовать, что его гордость значит не так уж и много, если придется провести еще как минимум одну такую. К утру он даже едва ли может вспомнить, из-за чего он вообще накинулся на Изуку. С другой стороны, он прекрасно помнит, с чего вообще начался их спор: в тот момент, когда Кацуки покачиваясь ввалился в квартиру, Изуку саркастично поздравил его с их годовщиной, а Бакуго хватило ума тут же рявкнуть, что задрот достал его своей романтической чепухой и он был только счастлив вместо этого провести вечер с друзьями. Что было неправдой! Он банально закрутился и забыл, что этот день именно сегодня, и ему было стыдно, потому что это даже не была первая годовщина, которую он пропустил, и он был искренне этим расстроен – именно поэтому он и вышел из себя в первую очередь, но гнев, обращенный внутрь, вместо этого выплеснулся наружу. Потому что раздраженный Кацуки, а уж тем более подвыпивший раздраженный Кацуки – это буквально худшая комбинация из всех возможных – позже ему было стыдно даже вспоминать обо всех оскорблениях, которые он на пустом месте бросил в лицо задроту, безошибочно целясь в самые уязвимые места. Прекрасно понимал, что нужно сказать, чтобы было больнее, и говорил именно это. Позже было противно от себя, но тогда… Как будто мало было, Кацуки решил закончить всё триумфальным: – Давай расстанемся! Но даже сквозь алкогольную дымку он не мог не почувствовать волну страха, которая прокатилась по его телу в тот момент, когда единственным ответом Изуку было тихое: – Хорошо, Каччан. ...В четыре утра Кацуки находит себя свернувшимся в клубок на стороне кровати, которую обычно занимает Изуку. ...В пять утра он начинает обрывать телефон Деку, несмотря на данное себе обещание подождать хотя бы до пристойных восьми. Та часть его разума, которая всё еще способна к какому-то логическому мышлению, осознает, что Изуку ушел всего лишь с одной сумкой вещей и даже если он всерьез отнесся к тупому бреду, который изрыгал пьяный в ничто Кацуки, то задроту всё равно придется вернуться за остальными. Другая часть, та, эмоциональная, которая до сих пор не оправилась от исчезновения Изуку в никуда в конце первого года обучения в ЮЭЙ и которая, вероятно, никогда и не оправится, она кричит о том, что Бакуго должен найти его и как можно скорее. Ожидаемо, но телефон Изуку молчит. ...В шесть утра он уже начинает обрывать телефоны их общих друзей. Первой их реакцией становится недовольство, разумеется, но когда Кацуки в общих чертах обрисовывает ситуацию, недовольство быстро переходит в беспокойство. Кацуки это мало что дает – ни один из их общих знакомых не знает, где Деку, или знает, но отказывается ему говорить. После этого он одевается, берет ключи из дома и уходит, собираясь открывать полномасштабные поиски. Только к вечеру, когда он возвращается обратно и находит наполовину опустевшую квартиру, Кацуки понимает свой промах: Изуку был дома в его отсутствие, собрал свои пожитки и оставил на столе записку с заверением, что он в безопасности и с просьбой прекратить поиски. И что он хочет побыть подальше от Кацуки. Бакуго вместо этого едет прямиком в агентство Изуку. Он не особо удивляется, когда находит Деку спящим на диване в одной из комнат для отдыха. Большая часть его пожитков также там. Кацуки почти впечатлен тем, что Изуку смог так быстро собрать свою коллекцию фигурок. Он оставляет эту тайну до лучших времен, вместо этого он несколько раз гладит кудрявые волосы Деку, с беспокойством отмечая темные круги под его глазами, а потом слегка сдвигает его на узком неудобном диване, втискивается и ложится рядом, крепко обнимая и прижимая к себе. – Уйди. Я очень зол на тебя, – не открывая глаз ворчит Изуку. – Угу, – соглашается Кацуки, прижимая его ближе. – Я вообще не хочу тебя видеть, – говорит Изуку, пытаясь сбросить его руку с себя. – Ладно. – И вообще мы расстались. – Нет. – Да! – Я достал билеты на ту выставку, посвященную истории героев в следующем месяце. Ну та, которая в столице, – говорит Кацуки тихо. Изуку распахивает глаза и наконец-то смотрит на него. – Каччан, они же стоят целое состояние! Кацуки пожимает плечами, стараясь не ерзать под обеспокоенным взглядом. – Ну да. Я собирался подарить на годовщину, но со всеми этими дополнительными сменами запутался в датах, а потом идиоты потащили меня в бар после того, как мы успешно поймали того последнего злодея. Изуку смотрит на него в ужасе: не нужно много думать, чтобы свести точки вместе – они начинающие герои, которые еще даже не начали толком зарабатывать, но уже живут в режиме жесткой экономии, потому что планируют как можно быстрее открыть однажды собственное совместное агентство. – Ты поэтому столько пропадал на работе? – шепчет Изуку. – Зачем?! Каччан, я же говорил тебе, что ты не должен ничего делать: я знаю, что годовщины ничего не значат для тебя… Мне было бы достаточно провести один день вместе – вот и всё! – Да, но я-то хотел что-нибудь особенное для тебя! Может я и не заморачиваюсь со всеми этими датами, но тебе-то они важны и ты обожаешь всю эту сопливую романтику. Большие жесты и всё такое. Я уже всё придумал: о том, как отведу тебя в какое-нибудь хорошее местечко – по-настоящему хорошее, которое тебе понравится, не то дерьмо, куда мы ходим в последнее время – а потом достану и подарю билеты. Уже видел, как ты обрадуешься, а потом… так тупо перепутал даты, – он застонал от разочарования, и вжался лицом в теплую шею Изуку, чувствуя, как тот осторожно гладит его волосы. Кацуки сдерживается, чтобы не отстраниться, потому что это просто кажется неправильным – то что именно Изуку утешает его, когда кажется, что должно быть наоборот. В конце концов, он знает, что они с Деку выражают свои чувства совершенно по-разному. Изуку нравится четырнадцатое февраля и всякие годовщины их отношений и памятных моментов, он любит дарить и получать маленькие бессмысленные с точки зрения Кацуки подарки, которые только занимают место и захламляют их и без того маленькую квартиру, которую они снимают, совершать все эти мелкие и непонятные ритуалы, смысл которых до сих пор остается для него загадкой. На самом деле этот смысл не особо его волнует – до тех пор, пока все эти штуки радуют задрота, Кацуки в порядке. Сам Бакуго с другой стороны думает, что он проявляет своё отношение, когда встает пораньше, с неохотой вылезая из теплой постели, и готовит им завтрак на двоих, когда вваливает в офис задрота, заставляет его оставить незаконченные отчеты на завтра и пинками гонит домой, чтобы он мог как следует выспаться, когда следит за его тренировками и дает советы, и, разумеется, на поле боя, когда следит за тем, чтобы держать своего суицидально-самоотверженного задрота в узде и следит за тем, чтобы они оба вышли из драки живыми и с как можно меньшим количеством травм. Это его способ показать, как много Деку значит в его жизни. И кажется, что Изуку тоже это понимает – он никогда не требует от Кацуки вести себя как-то иначе и делать то, смысла чего он не понимает. Просто иногда кажется, что этого недостаточно, а когда он пытается быть внимательным, в итоге всё выливается в катастрофу, вроде той, которая случилась вчера вечером, это кажется особенно удручающим и грустным. – Прости, что наговорил тебе всякого, – говорит он наконец. – Я не… – …не имел этого в виду, – вздыхает Изуку. – Я знаю. Просто очень разозлился. Если бы я принимал все твои слова за чистую монету, мы никогда не начали бы встречаться, Каччан, – усмехается он, и Кацуки в отместку щиплет его за бок. – Ты никогда не позволишь мне забыть, что это именно ты признался, верно? – Никогда! – ухмыляется ему Изуку. Кацуки только хмыкает в ответ. – С годовщиной, задрот, – говорит он, зевая, чувствуя, как несколько недель работы почти без выходных, бессонная ночь и напряженный день наконец-то начинают нагонять его сейчас, когда он находится в комфортной близости Изуку. – Оденься поприличнее завтра, потому что я выведу тебя в свет. А потом сделаю подарок, но это большой секрет, о котором я пока не скажу. – Боже, я даже понятия не имею, чтобы это могло быть, – смеется тихо Изуку. Кацуки к тому моменту уже мирно посапывает, положив голову ему на плечо, по-прежнему прижимая Изуку к себе.