Признать поражение

Кто заметил, когда „Ликаонс“ начали проигрывать? Да, наверное, никто. Победы мешались с поражениями, как это обычно бывает. Просто однажды поражения начали преобладать. Игроки храбрились, говоря, что просто немного расслабились. И им верили. Даже Токучи… владелец Токучи поверил своей команде. И не заметил, когда летящий с горы снежный ком поражения докатился и до него, сшиб с ног и впечатал молодого питчера в холодный жёсткий наст. Он думал, что МВП-билеты и деньги, которые они приносят, приведут команду в чувство. Но те словно и не замечали, как теряли заработанные миллионы. „Ликаонс“ играли на автомате, у каждого из них словно висел на сердце тяжёлый груз, о котором Тоа ничего не знал. Не мог предположить. Не мог исправить. С каждой неделей члены команды всё больше отдалялись от новичка-питчера, а его лицо становилось всё бледнее, глаза — всё мрачнее. Он столкнулся с силой, которую не мог остановить, и эта непонятная сила толкала… уже столкнула его в бездонную пропасть. Теперь он мог только лететь вниз и наблюдать. В тот день все Ликаонс собрались у телевизора. Токучи сидел отдельно, уставившись в пол. Никто из команды не рискнул посмотреть на него: боялись встретиться взглядами с тем, кого предали. Все ждали одного сообщения: «Токучи Тоа отстранён от должности владельца команды „Ликаонс“». Но за ним последовало и другое: „Команда будет распущена“. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Известие было встречено молчанием. У каждого игрока на лице на какую-то секунду отразилась радость, промелькнуло облегчение. „Неужели это наконец-то закончится и они вернутся?“ — подумал каждый. Кодзима, услышав за спиной тихие шаги, повернулся к питчеру. — Я не сдержал слово, — тихо сказал Токучи. — Не сделал „Ликаонс“ чемпионами. И я признаю своё поражение. Можешь сломать мою правую руку… если эта бесполезная рука ещё нужна тебе. Он протянул руку великому бэттеру. Этот лишённый жизни и воли жест, этот мёртвый голос… „Неужели он сломался?!“ — ужаснулся каждый из команды, глядя на опущенную светловолосую голову. Хиромичи медленно обеими руками взял правую кисть Тоа. Этой рукой он множество раз спасал команду от неминуемой гибели. Этот человек воскресил Ликаонс… и чем они отплатили ему? На языке у Кодзимы вращались слова, много слов. Но как высказать сейчас то, что нужно было сказать недели тому назад? Ведь уже поздно, всё свершилось. Опустив руку питчера, он развернулся и ушёл в абсолютной тишине. Вслед за своим героем ушли и остальные игроки. Никто из них не решился взглянуть на Токучи. В комнате остался только кетчер. Идегучи сомневался. Он настолько привык безотказно доверять Тоа, что теперь не мог поверить, будто стальной внутренний стержень этого питчера сломан. Он пристально наблюдал за парнем, который даже не заметил присутствия в комнате кого-то ещё. Безвольно опущенная правая рука напряглась и сжалась в кулак, левая смяла карман брюк. Он боролся с эмоциями, рвущимися наружу. „Он ещё жив, — с облегчением подумал Сатоши. — Он ещё не совсем сломался. Почти, но не совсем. Он сможет пережить это“. Так он думал, глядя на сжатые зубы Тоа, на трясущееся мелкой дрожью тело. Такого питчера он не видел ещё никогда. «Почему ты, демон „Ликаонс“, стал таким?» — спросил Идегучи, и сам же себе ответил: — „Потому что мы, Ликаонс, сами того не зная, всё это время растапливали себе местечко в твоём ледяном сердце. И теперь, когда у нас это получилось… мы осознанно, самостоятельно воткнули в это сердце нож. В тот момент, когда Тоа доверился нам, мы его предали… нет, не просто предали. Подставили. Самым подлейшим образом“. От этой мысли он стал противен сам себе. Но продолжал стоять напротив Токучи. Ноги кетчера не двигались с места. Он словно чего-то ждал. Он ждал, когда Тоа увидит его. Он хотел, но не мог найти силы сказать ему то, что не сказал Кодзима. А пока только наблюдал, как не проигрыш Кодзиме, не поражение перед другими владельцами, а предательство тех, кому поверил, разрывало сердце молодого питчера на куски. Эта боль сквозила в сжатых кулаках, в напряжённых мышцах, в стиснутых зубах, и наконец, она нашла себе дорогу: из узких глаз, всегда смотрящих так гордо и самоуверенно, потекли горячие, солёные, противные в олицетворении слабости слёзы. Где были в этот момент Ликаонс? Идегучи знал, что далеко они не ушли. Знал ли об этом Тоа? Или нет, был ли он уверен в том, что знал? Вряд ли. Он хотел остаться один, и думал, что остался один. Что теперь не нужно изображать сильного человека перед теми, кто напал со спины, кто предал в самый неподходящий момент. Ноги питчера подкосились, и он медленно сел на пол, уже не обращая внимания на текущие по щекам слёзы. Идегучи стоял рядом и словно видел, как гнётся, прогибается всё ниже и ниже тот Токучи Тоа, которого они считали непобедимым, несгибаемым… бесчувственным. Они не верили, не хотели верить, что их поступок вызовет подобную реакцию. Хотя у каждого была причина, очень весомая причина, в тысячи раз весомее, чем сам Токучи и вся команда, вместе взятые… Какая разница, насколько веские причины у тебя были, если о них не знает преданный тобой? Все причины, если взглянуть на них с этой стороны, становятся так же невесомы, незначительны и глупы, как египетский песок, утекающий сквозь пальцы. Слова, только слова, накопившиеся в сердце кетчера и давившие на него комом в горле, теперь могли выпрямить погнутый стержень. В конце концов, они — пара, питчер и кетчер. Они всегда работали вместе, и Идегучи, он чувствовал это, из Ликаонс был ближе всех к „настоящему“ Токучи. Хотя даже он не мог ответить на вопрос, какой он — „настоящий“ Токучи. Да это было неважно. Важно было то, что перед ним на коленях сидел человек, который не потерял самообладания, даже когда Ликаонс узнали о контракте „Одного на вылет“, когда Сайкава обвинил его во всех грехах, в том числе и в роспуске команды (а почему не потерял, и даже вёл себя как обычно — с оттенком хамства и собственного превосходства? — потому что знал: его не выдадут. Знал, что этим Ликаонс можно довериться, что они „своего“ не выдадут). А теперь? Поверит ли он снова? Поверит ли правде, которая звучит лживее всякой лжи?! Поверит ли искреннему раскаянию? .. — Токучи-и-и-и!!! — не выдержавший психологического давления, кетчер с фонтаном слёз кинулся на шею питчеру, который, сам того не зная, это самое давление и вызвал. Тот же, мягко говоря, ошарашенный присутствием кого-то ещё, моментально вскочил на ноги и принялся тереть глаза рукавом. — Ты что, ещё здесь?! — воскликнул он, тщательно убирая с лица следы проявленной слабости. — Я думал, вы все смылись уже! — Токучи… Идегучи, не долго думая, склонился лбом до самой земли. — Пожалуйста, прости нас всех!!! — … Так, стоп. Ты о чём это? — успокоившийся Тоа присел рядом с напарником и похлопал того по плечу. — И давай-ка ты для начала примешь нормальное положение. Я люблю, когда передо мной извиняются подобным образом, но только когда я сам это инициирую. Сатоши тоже сел. Разговор предстоял долгий и тяжёлый. — Мы предали тебя, Токучи… мы виноваты, каждый это понимает, но… у нас были причины. Очень серьёзные причины. Тоа молчал. Все вопросы были в его чуть загоревшихся прежней жизнью глазах. Идегучи достал из кармана мобильный и показал напарнику фотографию. На ней был изображён мальчик, связанный по рукам и ногам, находящийся, судя по всему, в какой-то старой захламлённой комнате. — Это мой двоюродный брат, — пояснил кетчер. — Ему всего лишь скоро будет 6. Несколько недель назад мне пришла эта фотография, а с ней сообщение: „Делай, что мы говорим, и он вернётся домой целым и невредимым“. Ну и предупреждение, чтобы мы не связывались с полицией. Я позвонил его родителям: оказалось, он пропал пару дней назад. Ясное дело, у меня просто паника началась. Я был уверен, они потребуют за него выкуп, и огромный выкуп… — Мог бы сказать мне. Если бы они потребовали таких уж больших денег, которых нет даже у игроков Ликаонс, я бы заплатил этот выкуп из собственных средств. Жизнь невинного ребёнка гораздо важнее денег, — перебил его Токучи. Сатоши благодарно кивнул. — В том-то и проблема. Следующим сообщением они сказали: „Будете выигрывать или проигрывать те игры, на которые мы укажем. Счёт не имеет значения. Если выиграете лишнюю игру, с братом можешь распрощаться“. Также они написали, что ты ничего не должен знать. — И вы всё это время… играли по указке этих бандитов?! — глаза Токучи даже расширились, так он был шокирован правдой. — Да. А куда деваться? У всех, у каждого игрока кто-то из родных оказался под ударом. Тут уж не до денег, сам понимаешь… А сегодня всем пришло одно и то же сообщение: что похищенные вернутся домой. Теперь-то ясно, что целью всё это время был ты… — Не только я. Все вы. В итоге ведь распустили всю команду. Да уж, наломали вы дров… Что же раньше мне не сказали?! — питчер вскочил и принялся мерить комнату шагами. — Я бы что-то придумал, выпутались бы как-нибудь… — Теперь уже поздно, — кетчер переехал на кресло и посмотрел в спину Тоа. — Сделанного не воротишь. — Я так не думаю. Если все игроки подтвердят сказанное тобой, если мы докажем бейсбольной комиссии, что вас угрозами заставили проиграть матчи, что жизни ваших близких были в опасности… я не рассчитываю на то, что верну место владельца, но… если нам разрешат переиграть те матчи, мы вернём потерянные очки, место в турнирной таблице, деньги и репутацию! Как тебе такой план? Идегучи готов был снова распакаться, глядя на воскресшего Токучи, глаза которого сияли прежним победоносным блеском. — Удивительно, — прошептал он. — Ты удивителен, Токучи. Я позову остальных, они должны согласиться с этим! И я уверен, они тоже извинятся перед тобой. Мы все виноваты… — Да иди ты уже со своими извинениями… Ликаонс догоняй! А то пинком отправлю! — и вдогонку понёсся заливистый смех питчера. Так в уничтоженной команде закипела работа. Вслед за владельцем воскресли и остальные игроки, поверили во второй шанс. Заседание комиссии было назначено, успех представлялся таким близким, что протяни руку — и вот он, зажат между пальцами. — Где носит Токучи? — в который раз спрашивал себя Идегучи, глядя в окно. — Заседание вот-вот начнётся, а нам ещё до туда добраться надо! Он никогда раньше так не опаздывал… — Он ещё не пришёл? — удивился вошедший Кодзима. — Я вроде бы видел его машину, заезжающую на парковку. Может, он ещё там? — Я схожу, проверю! — вызвался верный напарник Токучи и побежал вниз. Через пару минут он позвонил своим и мертвецким голосом прошептал „Быстрее, идите сюда…“. Все Ликаонс бросились на парковку. Там в гордом одиночестве стоял жёлтый кабриолет Токучи. Идегучи сидел на корточках, держась за водительскую дверцу. Сам водитель сидел впереди, одна рука лежала на рычаге переключения передач, локоть другой свешивался из открытого окна. Это был Токучи, в красной рубашке, с обилием золотых украшений, с самоуверенной и чуть наглой усмешкой на губах. Только он был очень бледным, неестественно бледным. В опустевших глазах не сверкали дьявольские искры. Рубашка, если приглядеться, изначально была белой — только манжеты остались чистыми. На шее алел тонкий разрез. На лобовом стекле машины было написано кроваво-красными иероглифами „Признай поражение“. Все вспомнили маленький эпизод, когда игроки признали свою вину перед Тоа и подтвердили слова Идегучи. Одновременно на все телефоны с разных номеров пришло одно сообщение: приказ Токучи признать свой проигрыш. На что питчер только засмеялся и заявил: „Я не признаю поражения даже после смерти!“. Идегучи, на котором лица не было, еле оттащили от тела питчера. Вызвали скорую. Разумеется, столь странная смерть инициировала расследование — ясно было, что экс-владельца „Ликаонс“ убили. Однако дело вскоре закрыли за недостаточностью улик. Команде на это было уже наплевать… Похороны лучшего питчера японского бейсбольного мира собрали множество людей. На кладбище пустили только команды, которые собрались почтить память столь достойного соперника. Клинап-команда из Маринерс, и особенно Таками, переживали смерть Тоа как гибель члена собственной команды — настолько их сблизила борьба. Братья Широка встретились у могилы того, кто одолел их обоих и показал правильный путь. Амами и Каванака, который одним из первых увидел талант Токучи на поле, скромно стояли позади. Кураи рыдал, даже не пытаясь сдерживаться и не поддаваясь уговорам Муруваки и Сугадаиры. Именно в этот день Ликаонс узнали, что у Токучи Тоа не было родных, да и близких друзей можно было пересчитать по пальцам одной руки. На его похороны с Окинавы приехала Биг Мама, стоявшая в окружении ещё нескольких приезжих, а также Киносаки с Наканэ. По её лицу сложно было что-то сказать, но сердцем каждый здесь чувствовал — Токучи был очень близок ей, и потеря этого парня тяжело далась женщине. Ликаонс ещё долго стояли около могилы Тоа. Идегучи сидел на корточках и смотрел на могильную плиту, как будто надеялся прочесть на ней ответы на свои вопросы. „Хочешь оставить всё так, как есть?“ — услышал он. Этот насмешливый голос, всегда подталкивающий к правильному решению, он никогда в жизни уже не сможет забыть. И этот смех, раздавшийся у него в голове. Словно Тоа — вот он, стоит прямо перед ним. Но… те чувства, когда он только-только увидел машину с сидящим внутри питчером, ещё не вытравились из сердца. -Токучи, эй, Токучи! Чего расселся, тебя там уже зажда…лись… Т-токучи? В фильмах, когда кто-то находит труп, он сразу начинает истошно орать и убегает на приличное расстояние от умершего. С Сатоши и Тоа всё было наоборот. На кетчера напало странное оцепенение, охватившее и голос, и мысли, и движения. Труп притягивал его, призывал потрогать, словно говорил „чего же ты? Это я, Токучи, или ты не узнал, дурачок?“. Но это был не Тоа. Тоа никогда не сказал бы „дурачок“, он бы ограничился коротким и ёмким „идиот“. Тоа не заставил бы ждать, когда он нужен. В машине перед Идегучи было только тело. Пустая оболочка. Токучи ушёл оттуда. И больше никогда не вернётся. Вспомнив это, Идегучи чуть снова не разревелся, но упавшая с дерева шишка больно ударила его по голове. Как подзатыльник. Обернувшись, кетчер увидел затянувшееся тучами небо. Никакого дерева. Никаких шишек. „Быть не может… Токучи, неужто и после смерти душе твоей на месте не сидится?“ — подумал он, поднимаясь с земли. — Идегучи, — к нему подошёл Кодзима. — Знаешь, меня не покидает это ужасное чувство… что мы отчасти виноваты в его гибели. Это же чувство преследовало и Сатоши. „Какая чушь! — пронеслось у него в голове. — В этом виноват разве что я сам, был слишком неосторожен. Но, с другой стороны, если уж вам так хочется искупить вину… почему бы не закончить то, ради чего меня и притащили в профессиональный бейсбол?“ Последовала пауза. Кетчер резко хлопнул в ладоши и повернулся к команде. — Знаете, что мы теперь должны сделать?! Мы должны бороться! Восстановить команду, переиграть те матчи и выиграть все последующие! Мы должны стать чемпионами! Не только ради себя, не только ради Кодзимы-сана, но и ради Токучи! Мы должны принести кубок на его могилу и показать ему, что он сдержал слово и привёл „Ликаонс“ к победе в чемпионате! Согласны?! Тишину кладбища разрезали поддерживающие крики. Бодрые, наполненные новой энергией и стремлением побеждать, Ликаонс покинули это тихое место. Идегучи, уходя, даже не обернулся, хотя готов был поклясться, что слышал вслед тихое „Что ж, посмотрим, на что вы способны без моей помощи. Буду ждать“. Ждать ему пришлось не так чтобы сильно долго. Но кто знает, за какое время оставшиеся на земле души успевают насытиться призрачной жизнью? Люди ещё не нашли ответа на этот вопрос… Как бы то ни было, в один день команда „Ликаонс“ с кубком Чемпионов в руках пришла к могиле своего бывшего питчера и бывшего владельца Токучи Тоа. Бессменный кетчер Ликаонс присел рядом с могильной плитой и вытянул руки с кубком. — Смотри, Токучи, — позвал он. — Мы сделали это. Мы стали Чемпионами. И мы хотим, чтобы ты знал: это — твоя заслуга. Ты привёл нас к победе. И мы никогда этого не забудем. Он посмотрел в зеркальную поверхность кубка. В золоте отражались он сам и все игроки, стоящие за его спиной. А ещё в этом отражении был Токучи. Он наклонился к плечу верного соратника и тот услышал: „Теперь продолжайте в том же духе. Надеюсь, вы не растеряете всё то, чему я вас научил. Благодарю вас, ребята… и прощайте“. — Спи спокойно, Токучи, — прошептал Кодзима, кладя перед могильной плитой совсем новую фотографию и прижимая её от ветра букетом белых лилий. — И спасибо тебе за всё. Они покинули могилу питчера, оставив ему на память фотографию. Фотографию, где вся команда Ликаонс изображена с долгожданным кубком. Фотографию, на которой нет лишь человека, приведшего бывших неудачников к чемпионскому титулу. Человека, на могиле которого теперь лежит эта фотография. Человека, который останется в памяти всех людей, когда-либо встречавшихся с ним. Человека, который подарил победителям свой девиз, ставший девизом отныне непобедимой команды „Ликаонс“: Nobody wins, but I.