небрежность

       небрежность ягами лайта раздражала до трясучки.        его раздражали мятые рубашки, грязные туфли, забытые в карманах обертки, билеты и чеки, которые он вытряхивал из пальто за минуту до выхода прямо на тумбочку под зеркалом в коридоре.        беспорядок в пространстве его раздражал еще сильнее, но его можно было избежать, учитывая, что он бежал — потому что сильнее небрежности ягами лайт ненавидел только опоздания, и, дабы свести его в кабинет невролога или с ума раньше срока, судьба распорядилась так, что он опаздывал.        опаздывал на автобус в свой первый день в университете, что звучало как смертный приговор для него.        поступление в высшее учебное заведение в его мировоззрении расценивалось как важный жизненный рубеж, а пренебрежительное отношение сверстников или тех, с кем он выпустился из школы, не столько удручало, сколько раздражало.        эти же люди потом будут просить у него дать переписать все конспекты лекций за неделю до конца семестра, эти же люди будут ходить на пары с регулярностью снега летом и спрашивать имя преподавателя каждый божий раз, когда они соизволят почтить группу своим присутствием, эти же люди будут ныть на сессии о том, какие они бедные и несчастные, и злою волею судьбы так вышло, что они ничего не знают, а не по их личным решениям, никак нет.        такие люди лайта выводили из себя и раздражали до невозможного, но тратить на них эмоции или общаться с ними ему не хотелось — он понимал, что ничего хорошего из этого не выйдет, и собирался завести только полезные знакомства вроде старосты своей группы или какого-нибудь старшекурсника, который помог бы ему сориентироваться в преподавателях и аудиториях.        ни больше, ни меньше. он был не из тех, кто поступал в надежде на университетские вечеринки, и не из тех, кто жаждал найти свою первую и единственную на парах, и даже не из тех, кого насильно в универ отправили родители.        родители, конечно, косвенно были к этому причастны — он все еще жил с ними, не будучи иногородним для общежития и не решившись снимать квартиру, их финансовая поддержка была ему нужна, и, если быть честным, он понимал, что тет-а-тет с самим собой долго бы не протянул.        а если бы и протянул, то с гастритом и бессонницей спустя первый же месяц свободного плавания по волнам самостоятельного бытия.        лайт надеялся, что вопросы бытия он будет поднимать только на парах — философский факультет, как-никак, там им и место, — и про себя надеялся на то, что родители не захотят выселить его после первого семестра.        вопрос стоял не в стипендии и не в предположительной успеваемости, просто бьющая изнутри тревога, неизвестно откуда взявшаяся, питалась им и набрасывалась на любые триггеры.        про себя он подумал, что было бы неплохо остерегаться студентов психологического — на наглядное пособие для них он вполне себе годился, вот только участь себе такую не желал.        опаздывать он, к слову, никуда не опаздывал, если расценивать по стандартным человеческим меркам. к моменту, когда лайт стоял на остановке, автобус едва ли виднелся за дальним поворотом, и по-настоящему опаздывали другие люди, но не он: просто лайт завел себе привычку выходить в одно и тоже время, и, нарушая это крошечное условие, чувствовал себя некомфортно.        из аккуратных, незначительных деталей складывалась его жизнь, стройно разложенная по рядам и работающая как идеально слаженный механизм, без пыли, без зазубрин на шестеренках, без несмазанных петель и других всевозможных дефектов.        каждая деталь была важна — и лакированные черные туфли, и выглаженная рубашка, и шоппер на плече с базовым набором для существования в университетских стенах, ни единой лишней мелочи.        вид студенток с пестро украшенными рюкзаками и сумками у лайта вызвал болезненное воспоминание о его бывших одноклассницах, которые звенели брелками при ходьбе и тряслись за каждый значок на каждой поверхности своего имущества.        у него самого ничего подобного не было, и единственное, что можно было считать аксессуаром, было заботливо спрятано в бельевой ящик в его комнате — маленькая брошь с черепом йорика, подаренная младшей сестрой. лайт хотел прицепить ее к воротнику рубашки, но потом передумал, опасаясь не то за безопасность украшения, не то за свой строгий аскетичный образ.        саю, разумеется, такому не обрадовалась бы, но она и не могла знать, будучи все еще школьницей. от этого лайту становилось спокойнее — учиться в одной школе с младшей сестрой его несколько напрягало, особенно тогда, когда учителя ненавязчиво передавали ему сведения об успеваемости и просили уделить больше внимания девочке.        из университета он никого не знал, кроме куратора группы и фамилии старосты, и, будучи откровенным с самим собой, больше никого ему знать и не хотелось.        ягами лайт четко выставил для себя цели и задачи, которые привели его в это место, и отступать от плана даже на шаг он не собирался.        в голове рисовалась красивая картинка того, как он взбирается по внутренней университетской иерархии, получая автоматы по всем дисциплинам и развлекая себя дискуссиями с преподавателями, а после выпуска устраивается куда-нибудь, где были бы удовлетворены все его пожелания, и довольствуется безбедной, чудесной и им же выстроенной жизнью без мам, пап и прочих.        передние ряды в аудитории были пусты в сравнении с срединными, где уже после прихода ягами обосновалась большая часть группы, свое местоположение отметившая брошенными вещами, а сами студенты болтались туда-сюда, переговариваясь и выбегая за кофе к автомату.        до начала пары оставалось не так много времени, и ничего, что нужно было бы сделать, лайт не мог придумать: он перебросился парой слов со старостой, добавив его номер и узнав его имя, выпросил список преподавателей и больше ничего в этой жизни не хотел.        ни кофе, который можно было купить в кофейне близ кампуса или в автомате на первом этаже, ни в туалет, ни перекусить чем-нибудь украденным или выторгованным у одногруппников.        завтрак был съеден дома, в шоппере была бутылка воды, и все базовые потребности были удовлетворены. места рядом с ним никто не занимал и не собирался, судя по распределению потока людей, что радовало лайта.        недолго он радовался, конечно.        за минуту до начала пары в аудиторию заходит — не влетает, не вбегает, просто спокойно заходит, — девушка, взглядом ищущая ближайшее свободное место, и, найдя таковое, падает рядом с лайтом, бросив рюкзак под стол себе в ноги, а в руках держа энергетик в банке с кислотно-ярким оформлением.        не лучшее соседство, которое могло бы быть, но и не худшее, думает про себя ягами, боковым зрением пытаясь разглядеть незнакомку получше.        она не похожа на студенток вроде тех, что ехали с ним в автобусе, и на кого-то из вчерашних одноклассниц тоже, не подходящая по размеру рубашка не выглядит вытащенной из ненадлежащего места, и, вероятно, терпеть ее сосуществование будет не так уж плохо.        голосом матери в голове лайта повторяется бессмертная реплика про обманчивое первое впечатление, но сразу после этого раздается голос преподавателя, начавшего первую в его жизни пару.        конспектировать материал было несложно — это был приобретенный лайтом навык еще со времен школы, он успевал даже выделять тезисы канцелярским хайлайтером и ориентироваться в собственных записях.        сидящая рядом с ним девушка поднимала голову только тогда, когда преподаватель говорил, что подает важную информацию, записывала ее ручкой с покусанным колпачком в тетради и отключалась до следующего важного раунда. она не спала напрямую, разумеется, но лайту все время казалось, что она не здесь, что она спит с открытыми глазами или находится в состоянии глубокой медитации прямо на лекции.        нельзя было сказать, что он осуждал ее за все это. голос у преподавателя был монотонным и безэмоциональным, такой, при прослушивании которого нещадно клонило в сон, а за окном, будто бы назло, шел не менее умиротворяющий и усыпляющий мелкий дождь.        лайт заранее попрощался со своими чистыми туфлями и снова сжал ручку в руке — пропускать даже незначительную информацию ему не особо хотелось, учитывая, что препод говорил даже не по предмету, а о внутренней системе университета и о том, как примерно должна выглядеть их учебная жизнь.        автомат можно было получить сравнительно легко, договориться с преподавателями вполне себе реально, тот, кто будет пойман на курении на территории кампуса, будет бит, а больше ничего особо важного не было. ягами никогда не считал себя тем, кто нарушал бы чужие личные границы или кому было бы вообще до них дело, но он ненароком заглянул в чужую тетрадку — и из всего, что сказал преподаватель за пару, сидящая сбоку от него девушка записала только эти основные пункты.        создавалось ощущение, что она совершенно не слушала лекцию, что, вероятно, могло бы быть правдой, но подтвердить или опровергнуть это никак бы не получилось, и лайт перестал оглядываться на соседку, сосредоточившись на себе.        что было стратегически верным шагом — на следующей паре преподавательница сразу выдвинула требования к своему предмету, перечислила то, чего она видеть не желает, чем вызвала неодобрительный шорох в аудитории.        под желаемые ею пункты “идеального студента” попасть было сложно, и лайт даже задумался, подходит ли он, проходясь мысленно по списку.        он снова оглянулся на девушку рядом с собой, отвлекшись от своих мыслей из-за шипящего звука открывающегося энергетика. это был уже второй за утро, и девушка выглядела невероятно помятой и сонной, что мгновенно удаляло ее из списка, озвученного преподавательницей.        эта пара прошла поживее за счет того, что женщина, видимо, решила узнать базовые знания студентов, с которыми ей предстоит иметь дело, и вылавливала по одному из списка группы, задавая вопросы вразброс.        подобное живое взаимодействие заставило группу встрепенуться и оживиться, потому что молчание не удовлетворяло преподавательницу, и будто бы неизвестная сила удерживала ее от пары едких, неприятных комментариев в адрес студентов. ягами не сильно переживал, находясь в конце списка, но прокручивал в голове ответы на те вопросы, которые она задавала другим, чтобы быть готовым.        до конца списка, как оказалось, было еще несколько фамилий.        — лоулайт присутствует?        — да, — девушка сбоку от лайта подает голос, поднимая руку.        — чудесно. тогда, пожалуйста, скажите мне, определение термина “эмоций”.        — эмоции это психический процесс, отражающий субъективное оценочное отношение к возможным или существующим ситуациям и объективному миру.        — задатки?        — врожденные анатомо-физиологические особенности организма, — она лениво проводит пальцем по ободку жестяной банки возле себя, глядя в сторону преподавательницы, но не слишком заинтересованно. — которые облегчают развитие способностей.        — как называется способность живых организмов реагировать на биологически важные воздействия внешней среды?        — раздражимость.        — похвально, лоулайт. именно такими должны быть ваши ответы, — женщина делает заметку карандашом в списке и обращается к группе, — можете брать с нее пример.        по рядам аудитории проходится шепот, лайт может слышать, как сидящие позади удивлены и даже шокированы таким спокойным и грамотным ответом, словно студентка уверена в каждом своем слове, но по ней самой нельзя сказать, что она считает это чем-то особенным. лоулайт отпивает еще энергетика и немного сползает по спинке стула, расслабляясь.        она выглядит так, будто бы ей все происходящее не особо интересно, но тогда, когда она отвечала — лайт не мог не смотреть на нее, он буквально находился рядом, — у нее блестели глаза.        из всех, кто здесь присутствовал и кого ягами довелось услышать, она казалась наиболее интересной личностью, вот только лезть к ней намеренно он не торопился.        незачем. еще успеет. во всяком случае, этот материал они должны были знать хотя бы косвенно, нет ничего удивительного в том, что она не провалилась с ответами.        — ягами присутствует?        — да, здесь.        — чудесно. что вы можете сказать нам об эмоциях? что-нибудь из того, что вы знаете.        — к эмоциональным психическим процессам относятся чувства, — говорит он, на миг задумавшись. — но чувственное познание всегда субъективно.        — неплохо, ягами.        раздается звонок где-то в глубинах здания, оповещая о том, что пара окончена, и преподавательница спешно сворачивается, прощаясь с группой и покидая аудиторию, оставляя ягами в смешанных эмоциях.        он не ожидал чего-то сверхъестественного в первый день, особенно в общих вопросах, в такой простой теме, но есть что-то в его нутре, что ворочается в недовольстве от этой реакции на его ответ.        как будто это было хорошо, но не совсем. как будто этого было недостаточно. как будто его было недостаточно.        и когда его взгляд встречается со взглядом лоулайт, вытянувшей ноги под столом и потягивающей свой энергетик, что-то там же внутри закипает.        ягами лайта воспитывали, уча уважать девушек и ставить их на один уровень с собой, никогда не относиться к ним пренебрежительно или надменно, не оскорблять, не задевать, не пытаться утвердить свое превосходство и не делать других вещей, которые, к сожалению, слишком хорошо всем известны.        ни его родители, ни он сам не сказали бы, что он относится к тем агрессивным парням, чьи проблемы с самооценкой настолько плачевные, что они срываются на первую попавшуюся девушку, которая в чем-то их превосходит. никто не сказал бы так. он более чем уверен в том, что у него с головой все хорошо, и что он еще не настолько сумасшедший, чтобы обвинять кого-то в своих проблемах.        что-то в блеске чужих глаз заставляет чувствовать его едкий вкус в своем рту. что-то ему подсказывает, что он не хочет знать, что это.        третья пара, подобно первой, проходит в ознакомительном формате, и милая преподавательница, абсолютная противоположность предыдущей, аккуратно знакомится с группой и знакомит их со своим предметом.        за всю пару лоулайт делает только две заметки в своей тетради — про получение автомата и про внутреннюю систему изучения дисциплины. ягами записывает немногим больше, но не может не удивляться краткости и немногословности своей одногруппницы.        даже на бумаге она кажется немногословной, скрытой, не зажатой и смущенной, а именно умышленно удерживающей информацию в себе, и это разогревает интерес к ее личности.        не настолько, чтобы подойти и спросить ее ник в твиттере или инстаграме, но достаточно, чтобы взглядом провожать ее до самого выхода, когда пары заканчиваются и они покидают стены учебного заведения.        лоулайт проходит от дальней калитки к лавочке близ ограды, и лайт следует за ней, думая, что она идет на остановку, но та останавливается и вытряхивает из рюкзака пачку сигарет, выученными движениями доставая одну и поджигая ее.        зависимость, которая никогда не влекла ягами и не была ему интересна, но которая странным образом вписывается в образ девушки.        и, пока он абсолютно не подозрительно стоит рядом и пялится на нее, она решает сделать первый шаг.        — ты будешь?        — не курю, спасибо.        — рюузаки.        — что?        — ты можешь называть меня рюузаки, — медленно объяснила девушка, выдыхая дым в сторону от лайта. — имя.        — хорошо. меня зовут лайт.        — ты староста?        — нет.        — жаль. выглядишь подходяще.        они стоят, ничего не говоря друг другу и не особо инициируя контакты — даже зрительные. рюузаки курит, а лайт делает вид, что смотрит расписание автобусов в телефоне.        делает вид, умело притворяясь. кое-что интересует его, и на деле он подбирает подходящие слова, чтобы спросить об этом.        — что за прокол у тебя в ухе?        — в каком? — рюузаки тряхнула головой, убирая волосы с лица, и нахмурилась, будто бы вспоминая, что у нее там есть.        — в правом. длинная штанга.        — индастриал. у меня друг работает в салоне, и ему нужна была модель. я и согласилась. в левом трагус, тоже его рук дело.        — выглядит красиво.        — спасибо, — рюузаки улыбнулась, стряхивая пепел с сигареты, и под ее верхней губой блеснуло украшение.        — а это?        — смайл. ты тоже себе хочешь?        — просто интересуюсь.        — оно и видно. по тебе заметно, что ты в сторону тату-салонов даже не смотрел. жаль.        — почему?        — мелло обожает нестандартные образы, — поясняет она, и в ее уставшем, низком тоне голоса впервые за день мелькает что-то вроде ласки, свойственной подруге. — ему бы понравилось работать с твоей внешностью. если будет желание, скажи мне, я тебя перенаправлю. бывай.        рюузаки тушит сигарету о подошву ботинок и выкидывает в урну, уходя в сторону остановки, а лайт остается стоять на месте, размышляя над ее словами.        по сути, ему нужно было в ту же сторону, на ту же остановку, может быть, на тот же автобус, но если он пойдет прямо сейчас, то может показаться, что он последует за ней, попытается догнать ее.        избегая этого, ягами остается возле лавочки, размышляя о словах своей одногруппницы.        темы для разговоров со своей группой ягами лайт представлял как неинформативные обсуждения чего-то, в чем он либо не разбирался, либо разбирался слишком хорошо, и в обоих случаях испытывал бы скуку или раздражение, вынужденный слушать или участвовать в дискуссии.        говорить с лоулайт — если это можно было назвать разговором, учитывая, что она выглядела скучающей, а он был растерян, — ощущалось не так, как он себе представлял.        оно ощущалось гораздо лучше.        к сожалению, университетские будни ощущались не так хорошо, как ягами представлял себе, и, если быть откровенным, отличие ожидаемого от реальности было настолько большим, что почти что обижало и вызывало физическую боль.        ягами лайт знал, что пришел в эти стены не дурака валять и не развлекаться, но он не ожидал сильных нагрузок в первом же семестре, не ожидал большого количества часов предмета, не слишком-то относящегося к его факультету, не ожидал всего этого — а когда ожиданий нет, нет подготовленности, и, как следствие, он не был готов к нервному срыву.        усталость накапливалась постепенно, как снежный ком, ото дня в день становясь больше и больше, вырастая во что-то, что погребло бы ягами под собой, а он не слишком сильно этому сопротивлялся.        учеба иссушила его, вытянула все жизненные силы и прежние принципы, по которым он жил, заставив наплевать на отказ от вредных привычек и привести его туда, куда он, ну, в конечном итоге пришел.        к скамейке возле дальних ворот во время обеденного перерыва.        за пару месяцев совместного существования лайт немного привык к одногруппникам — и чуть больше привык к тому, что видеть их во время единственного выпадающего ему перерыва он не желает. он уже успел отказать в свидании одногруппнице и уже успел остаться голодным, когда толпа унесла его в противоположное от кафетерия место.        ягами лайт был из тех, кто учился на своих ошибках, стараясь больше их не допускать, и ощущал странную двойственность этого своего правила, сидя на лавочке, упершись локтями в колени и уронив голову, и слыша, как кто-то подходит к нему, вставая рядом.        размеренная поступь, подчеркиваемая грубой подошвой тяжелых ботинок. несложно догадаться, и, бросая короткий взгляд исподлобья, лайт видит ему знакомые ему мартинсы рюузаки.        — хреново выглядишь, ягами-кун.        — спасибо.        — будешь?        — буду.        сигарета в его пальцах ощущается неправильно, но то, как он чувствует себя, кажется неправильным еще сильнее, и на мораль становится все равно.        лоулайт держит ладони домиком, чтобы уберечь огонек зажигалки от ветра, свойственного промозглому ноябрю, и лайт замечает ее тонкие пальцы, чистые, но очень короткие ногти.        он был не из тех, кто глазеет на девушек, но относился к тем, кто подмечает детали, и, исходя из этого, о пестром нарощенном маникюре, свойственном почти всем его одногруппницам, он был осведомлен. не увидеть его у рюузаки не было чем-то неожиданным — она во многом не походила на остальных девушек — но знать было приятно.        полезно. он хотел сказать, что знать это было полезно.        — с ментолом, — поясняет она перед тем, как лайт затягивается. — я не люблю яркие вкусы.        — на вкус… нормально.        — для нервного срыва — самое то.        — как ты догадалась?        — у тебя на лице написано, — коротко и сухо отвечает рюузаки, невзначай протягивая руку, чтобы поправить съехавший набок воротник его рубашки, — растерянный и не в себе. у тебя эмоциональное лицо, ягами-кун. все видно.        — спасибо.        — за что?        — за сигарету. и, ну… за то, что видишь.        — кое-кто делал это для меня, — объясняет она, присаживаясь рядом.        — расскажешь?        — если тебе будет интересно.        лайт кивает, делая еще одну затяжку, на что рюузаки улыбается самыми уголками губ и достает из рюкзака шоколадку, разворачивая ее параллельно своему монологу.        вообще-то, рюузаки могла рассказать о многом. у нее широкое мировоззрение, она образована, в том самом смысле, который, возможно, чуточку является типажом лайта — образованная, но не вычитывает случайные факты, попадающиеся ей в ленте в твиттере, а что-то больше, ее собственное изучение разных тем, охватывающих университетскую программу или что-то абсолютно не имеющее к ней отношение.        она не рассказывает об этом. она рассказывает о тех, кто делал “это” для нее.        у нее трое близких друзей, которых она знает не первый год, с которыми прошла через самые разные испытания, и всех их она безумно любит.        ягами замечает это по тому, как она улыбается, рассказывая — широко и искренне, не контролируя эмоции, и тогда, когда она это делает, становится виден циркуляр в ее верхней уздечке.        наблюдать за ней, за ее привычками, за ее жестами и мимикой — увлекательно. ягами думает о том, что это одно из немногих, чем он наслаждается в университете помимо учебы.        с двумя своими друзьями рюузаки познакомилась очень давно, и с одним чуть позже. все они немногим младше нее, из-за чего она была той, кто покупала им первые сигареты и пиво, но никто из них никогда не поддразнивал ее прозвищем “бабуля”.        в художественной школе она познакомилась с ниа, юношей на пару лет ее младше, посвятившим всего себя творчеству, самовыражению и занимающий роль удерживающего гармонию в их компании. рюузаки не смогла сдержать смешка, рассказывая о том, как впервые ниа осветлил волосы в туалете художки, и в нем же проколол себе ухо, за что огреб и до сих пор огребает от своего жениха.        женихом ниа был второй друг, прошедший с рюузаки важные жизненные этапы, и если ниа представлялся лайту как всесильный и всеведущий полубог, снизошедший в этот мир ради собственного развлечения, то мелло представлялся как демон, выкатившийся из преисподней не по собственной воле и не скрывающий этого.        мелло был порядком уставшим парнем, работающим на собственную студию, ненавидящим парней-идиотов и до глупого любящим ниа, который, исходя из слов, сказанных рюузаки случайно, сделал для него что-то очень важное.        втроем они прошли через многое, а вдвоем — ниа и мелло — еще больше, зная друг друга еще до знакомства с лоулайт. она поведала лайту, что они довольно долго не начинали отношения, уже однажды попробовав это и разочаровавшись, но потом у мелло хватило смелости предложить, а у ниа не было причин отказаться от этого.        и сейчас она ждала их свадьбу, которую эти двое отказывались планировать уже полгода.        вместе с ней ждал еще один член этой компании, и ягами призадумался, выбрасывая скуренную сигарету в урну и глядя на рюузаки — кем окажется этот человек? какая у него будет смешная история?        никто из этой компании не был нормальным в привычном понимании этого слова, но и не был деструктивным, и все, что считалось странным у других людей, здесь воспринималось как индивидуальная особенность. лайт задумался, смог или не смог бы он попасть в эту компанию, будучи по всем меркам непримечательным и обычным, а рюузаки продолжала рассказывать.        из них всех мацуда был самым простым, несколько добродушным, возможно, дурашливым парнем, но вместе с тем он был неугасимым источником энергии, хранилищем того самого безумного элемента их дружбы.        мацуде нравились парни, которые оставили бы его в слезах, ночные прогулки, которые могли бы кончиться ночевкой в следственном изоляторе, танцы под дождем, мужчины в костюмах-тройках и очень не нравились его долги по учебе, но, к сожалению, только долгам он и нравился.        было много всего, о чем рюузаки хотела рассказать — об отношениях, о своем дне рождения, о истории про мацуду и лифчик, — но до начала пары у них осталось очень мало времени.        она дает ему бутылку с водой, задерживая взгляд на том, как дергается кадык лайта, и уходит в кампус первой, ведомая своим слишком быстрым шагом. плетущийся позади лайт думает о том, что слушать ее было по-настоящему интересно и приятно.        лоулайт немногословна при всех, а ягами ненавидит пустую болтовню — но с ним она говорит больше, чем могла бы себе позволить, а он слушает ее жадно, готовый провести всю вечность вот так.        может быть, у них, как у самых обычных людей, не могло быть вечности, присущей богам, но была пара личных встреч после этого срыва, наполненных разговорами, молочной шоколадкой эл и двумя стаканчиками американо из кофейни близ университета. у лайта нет загруженного расписания, а рюузаки нужно высказаться кому-то обо всем, что она думает, а думает она много.        за полтора месяца он узнает больше, чем девушка могла бы позволить себе поведать кому-либо, но за эти полтора месяца она сама подпускает лайта ближе, чем тот когда-либо к кому-либо подбирался.        все это происходит просто потому, что им приятно находиться в компании друг друга. лайт хороший слушатель, приносит кофе и смотрит на девушку так, как будто она — единственный в принципе существующий человек, даже если они болтают, ужиная в хорошем, высококлассном ресторане вечером в пятницу. это не свидание, и рюузаки платит, и есть что-то почти забавное в том, как ее тяжелая кредитная карта сочетается с ее небрежным аутфитом, в котором она ходит в университет.        подобные культурные походы заставляют ягами нервничать, но рюузаки только посмеивается над ним, уговаривая в следующий раз прийти в спортивных штанах и толстовке.        персонал никогда не задает лишних вопросов, как будто кредитка лоулайт содержит в себе то ли визитную карточку, то ли какой-то секрет, неизвестный лайту, а владелица карточки никогда не торопится раскрыть этот секрет.        вместо секретов своего финансового положения она раскрывает свои собственные: лайт узнает, где она живет, чем она завтракает, узнает, что в конце года она получит свой подарок, татуировку от мелло, эскиз к которой нарисовал ниа. узнает о крошечных случайных шрамах на пальцах, о том, что она любит кошек больше, чем собак, но никогда не владела питомцем, о том, какие сигареты она курит.        два места в первом ряду в аудитории принадлежат только им, никто другой никогда не садится туда, и, если рюузаки опаздывает, лайт занимает ее место, оставляя на нем стакан с американо, взятый для нее.        происходящее между ними больше не похоже на праздный интерес, и едва ли похоже на дружбу, потому что они приходят в университет вместе и уходят тоже вместе, выходя на обеденный перерыв вдвоем и не общаясь больше ни с кем из их группы, кроме старосты.        никто никогда не задает прямых вопросов, потому что ягами лайт и рюузаки лоулайт — самые лучшие студенты в их группе, и, вдобавок к этому, одни из тех, кто внушает ужас сильнее, чем их староста.        ягами выглядит как тот, кто мог бы спланировать идеальное убийство, а лоулайт не слишком тихо делилась с ним фактом о том, что проходила заочное обучение, когда была младше, и имеет диплом из медицинского училища. этих фактов, переплетающихся друг с другом в единое целое, хватает, чтобы никто не смел даже смотреть на них, когда они рядом.        никто из их одногруппников, разумеется. на друзей рюузаки это правило не распространяется, и тогда, когда лайт впервые с ними знакомится, он чувствует себя тем, кто боится посмотреть как-то не так.        встреча не была запланирована заранее — поужинав с лайтом, рюузаки отвлеклась на звонок, из которого узнала, что мацуда расстался со своим плохим бойфрендом и их компания собирается, чтобы поддержать его.        мелло сказал, что заедет за ней, и рюузаки попросила лайта задержаться ненадолго, чтобы не ждать машину поздним вечером в центре города в одиночку.        слушать о том, какой у мацуды хреновый вкус в парнях и как тому вечно не везет, было увлекательно, а оборачивать вокруг шеи рюузаки шарф, потому что она понемногу замерзала в своем свободном пальто поверх безразмерного худи, ощущалось захватывающе, как будто он делал что-то особенное.        к тому моменту, когда на перекрестке неподалеку появилась машина, знакомая рюузаки, она замерла рядом с лайтом, умолкнув, и лайт замер вместе с ней, не понимая, что произошло.        она не планировала знакомить их вот так, и не успела предупредить ягами о чем-то, что могло бы стать проблемой или что могло бы сделать его отталкивающим для ее друзей, и на фоне мацуды ситуация обострялась, заставляя девушку нервничать — лайт никогда не видел ее настолько встревоженной.        — рюузаки!        из машины вышли двое — парень в черном, выглядящий примерно одного роста с ягами, будучи в ботинках с высокой платформой, и парень в белом, выглядящий так, как будто стоял на улице последние полчаса, собирая падающий снег головой.        — анэ-сан, — небрежно протянул мелло, хмурясь, — почему он здесь?        — потому что я не просила мацуду бросать своего мудака тогда, когда я занята своими делами. лайт-кун, это мелло и ниа. мелло… держи язык за зубами, хорошо?        — приятно познакомиться, ягами-кун, — ниа встрял между ними до того, как разгорелся бы новый раунд препираний, и его мягкая улыбка помогла лайту расслабиться. — рюузаки много рассказывала о тебе. хорошего, разумеется.        — рад слышать. надеюсь, я не стану для вас всех, эм… еще одной историей как у мацуды.        — мы все на это надеемся.        — не переживай, — бросил мелло, протягивая ему руку. — в отличие от него, у анэ-сан нормальный вкус. и она бы бросила тебя первой.        — мы не встречаемся, — ровным голосом напомнила ему лоулайт, стоящая рядом.        — как и мацуда со своим мудилой, но, эй, он же ревет из-за него сейчас?        — кто кого бросил, поточнее?        — я не уверен, что они состояли в каких-либо нормированных отношениях в принципе, — учтиво пояснил ниа, глядя на недоумевающего лайта снизу вверх, — но между ними произошел крайне неприятный разговор, инициированный… милый?        — инициированный этим мудилой, чтоб его, сука, перевернуло.        — спасибо. так вот, в результате этого они прекратили общение и теперь считают друг друга пройденным этапом в своих жизнях.        — звучит неприятно. надеюсь, с мацудой все будет хорошо.        — я передам ему, ягами-кун. спасибо, что позаботился о нашей анэ-сан.        лайт хотел возразить, что он не заботился о ней, но вспомнил про шарф и замолк, а в разговор вступила рюузаки, напоминающая о том, что она никакая не анэ-сан, и что не нужно относиться к ее другу так, как будто он станет их нии-саном в ближайшее время.        время шло, и разбираться с их маленькой, пьяной и плачущей проблемой нужно было как можно быстрее, что привело их к машине, севшими и готовыми отправиться в любой момент.        задерживались из-за рюузаки, прощающейся с лайтом.        — твой шарф.        — оставь себе, хорошо? вернешь завтра.        — завтра выходной, мы не учимся.        — тогда в понедельник. оставь его себе, рюузаки, я не замерзну. позаботься о себе и о мацуде, хорошо?        — как скажешь, — согласилась она, садясь в машину и опуская голову. — пока, лайт-кун.        — до встречи.        у ягами лайта не было ни такси, ни собственной машины, ни друга, который подвез бы его, и он побрел от того места, где была припаркована машина, к остановке общественного транспорта, на ходу сверяясь с расписанием автобусов.        в машине стояла мрачная, напряженная тишина.        — он не похож на праздный интерес, анэ-сан.        — я знаю, — резко произнесла рюузаки, хмурясь и поправляя шарф на своих плечах. — ниа, будь другом, включи что-нибудь на фон. можно твоих бродячих детей, чтобы я не уснула.        — как скажешь, анэ-сан. и он правда не похож на праздный интерес.        она никак не комментирует это, натягивая капюшон худи на голову и съезжая вниз по спинке кресла, желая просто исчезнуть в груде своей одежды, потому что она видит, как мелло бросает на нее многозначительные взгляды через зеркало заднего вида.        в груде ее одежды есть шарф ягами — и он тонко, едва ощутимо пахнет его одеколоном, который гораздо четче ощущается на его рубашке или шее, но сейчас, закрывая свое лицо, рюузаки может вдыхать его полной грудью.        история с мацудой напоминает ей о том, как плохо могут кончаться подобные истории. история последних отношений мелло до того, как он сошелся с ниа снова, вероятно, породила большую часть ее красных флагов, распространившись на всю их компанию.        самое близкое к связи с другим человеком, что было у нее за последний год, это флирт и несколько спонтанных, приятных поцелуев с девушкой с ее потока, милой готессой, на губах которой был клубничный блеск и с которой она до сих пор встречается в коридорах университета, вспоминая о том, что они обе разделяют маленькую интимную тайну, родившуюся в ванной на вечеринке первокурсников.        больше не было ничего. из их компании лоулайт была той, кто никогда не звонила своим бывшим по пьяни, потому что их либо не было, либо она умудрялась держать свои чувства под контролем.        под тщательным, рациональным, убивающим любой шанс на необдуманную страсть контролем. что-то, чего не было у остальных, потому что по пьяни ниа и мелло переспали, еще не состоя в тех отношениях, в которых они сейчас, по пьяни мацуда клеил мужчину в баре, который на следующее утро оказался его преподавателем.        прозвище “анэ-сан” было дано ей не просто так, и рюузаки всю дорогу до квартиры мацуды думает о том, как бы она отреагировала, если бы лайт начал называть ее так.        к ее счастью или разочарованию, этого не происходит. ни в следующий понедельник, ни в следующий их поход в ресторан, ни разу до конца года ягами не обращается к ней так. она ожидает, что это случится, когда они перекусывают на улице под снегопадом в их последнюю встречу — потому что лайт будет праздновать новый год со своей семьей, и они поедут к бабушке после, а рюузаки будет с мацудой, потому что сладкая парочка уехала праздновать новый год туром сначала в чехию, а после в китай, рассматривая еще и скандинавию, но никого они с собой не брали, и все выглядело как медовый месяц.        есть что-то обнадеживающее в том, что они младше нее, и что у нее нет других друзей, которые могли бы делать вещи, которые общество ожидало бы и от нее — то есть, отношения с последующим вступлением в брак.        конечно, мысль о том, что относительно маленькие ниа и мелло, вероятнее всего, поженятся до того, как ей исполнится тридцать, и это не самая приятная мысль, но ей все равно.        она думает об этом не из-за того, что хочет вступить в брак. если честно, лоулайт сомневается, что можно создать такую же крепкую и сильную пару, не будучи мелло или ниа при этом. эти мысли просто вертятся в ее голове, как и все другие, ждущие момента, чтобы стать поводами для тревоги, а она не сопротивляется этому.        новый год она проводит достаточно приятно, потягивая хорошее вино в компании мацуды и дорам, рекомендованных ниа, отправив лайту типичное поздравление и фото, сделанное мацудой и признанное экспертной коллегией как милое — она в пушистой флисовой толстовке стоит на балконе с бокалом, пока сзади взрываются золотистые фейерверки, ее отросший андеркат не виден в темноте, а во взгляде читается счастье.        несколькими часами позже они созваниваются с женатиками, обмениваясь поздравлениями и шутя тысячу шуток о том, как глупо выглядит мелло с оленьими рогами, стараясь не обращать внимания на новые, видимо, подаренные друг другу в честь праздника кольца.        ниа слегка пьян, наслаждающийся хорошей выпивкой в хорошей компании, и он целует своего жениха на камеру чаще, чем обычно, что вызывает у рюузаки смешанные чувства.        смешанные чувства, которые точно станут темой для обсуждений позже, и она, вероятно, спросила бы ниа об этом, но он отдыхает после завершения масштабного арт-проекта, и трепать ему нервы своей глупой влюбленностью, которую она даже боится признать, ей не хочется.        в это же время ягами лайт испытывает схожие эмоции, подчинившись воле своей бабушки и надев вязаный свитер с узором, изредка проверяя свой телефон на наличие новых уведомлений.        у него все проходит довольно гладко. родственники поздравляют его с успешно закрытой сессией, родители им гордятся, рюузаки не забыла про него и делится впечатлениями, свободно переписываясь с ним поздним вечером, когда лайт не может уснуть из-за шума своих тетушек и дядюшек в гостиной. может быть, он прикован к своему телефону сильнее, чем обычно, но сам лайт не считает это чем-то необычным или проблемным.        к сожалению или к счастью, в этом доме у стен есть глаза и уши, а у ягами лайта есть вездесущая, всезнающая и жадная до раскрытия тайн ягами саю.        — у тебя кто-то появился, они-чан?        она появляется за его спиной, когда он завтракает, печатая приветствие рюузаки, которая только что встала — сова.        — нет.        — ты постоянно кому-то пишешь.        — я могу писать курсовую, — парирует он, не поднимая на сестру взгляда и подавляя желание улыбнуться, когда рюузаки присылает стикер с сонным котом.        — ты улыбаешься! никто не улыбается курсовым, даже ты, сумасшедший заучка.        видимо, не так уж сильно он его подавлял.        — это моя личная жизнь, и я, кажется, имею право хранить ее в тайне от любопытных людей.        — зачем тебе хранить в тайне того, кто заставляет тебя улыбаться?        — может быть, я хочу улыбаться только для этого человека.        — это нечестно! я вижу тебя постоянно, всю свою жизнь, и ты не хочешь улыбаться мне? или рассказать, кто этот мальчик?        — мальчик?        один из навыков, что приобрел ягами лайт за учебные года, так это тщательный контроль эмоций. когда он определяет его как тщательный, он подразумевает, что он желал владеть магией, которая позволила бы ему избавляться от людей одной строкой в тетради, не подавая виду и сидя за первой партой в своем классе.        он контролирует свое лицо, выгибая бровь и бросая на саю острый взгляд, который заставляет ее чувствовать себя неуютно.        сейчас она в том возрасте, когда фаза обожания бойзбендов особенно сильна, вся ее комната увешана постерами и она рвется на концерты, откладывая все свои карманные деньги на билет, но срываясь всякий раз, когда в магазине мерча, что находится неподалеку от ее школы, поступление ассортимента.        и лайт должен честно признать факт того, что тогда, когда он был в ее возрасте, он вел себя настолько холодно по отношению к противоположному полу, что родители провели с ним разговор об ориентациях, идентичностях и отношениях.        ему сложно сдерживать смех, рвущийся наружу из-за того, что его сестра считает, что он гей, в то время как девушка, которая ему симпатична, присылает ему свое фото в одной пижаме.        — я ни за что не поверю, что есть какая-то девушка, который ты бы понравился, они-чан.        — это грубо.        — это честно!        — это так грубо, саю-чан, — лайт притворяется, что дуется. — теперь я точно ни за что не расскажу тебе о моем романе с айдолом, который дебютировал в прошлом сезоне.        — что?!        — я правда хотел сделать каминг-аут, чтобы ты и родители знали, потому что с его родом деятельности мне все равно пришлось бы быть очень аккуратным, но теперь… и голографическую карточку из его первого альбома я тебе тоже не дам.        — они-чан! — саю злится, находящаяся посередине между желанием поверить в это и ощущением того, что ее обманывают.        — что тут происходит? саю-чан, ты опять дразнишь брата?        — нет, папуля, это… все хорошо. он съел последние хлопья.        — возьми другие и не кричи.        и ягами саю была воспитана надлежащим образом, также, как и ее старший брат, поэтому ей приходится отступить, занимаясь своим завтраком и больше не поднимая эту тему из-за нахождения их отца в непосредственной близости.        у нее было намерение спросить брата позже, но тогда, когда она оглядывается, закончив с посудой, лайта уже нет на кухне.        ягами лайт, 09:45: сестра думает, что я гей.        конец новогодних каникул близок к концу, остается всего пара дней до начала второго семестра, и лайт соврет, если скажет, что не ждет понедельника, соврет по-крупному и очень некрасиво, потому что он соскучился.        общение в переписке было удовлетворяющим, да, он узнал, как пишет рюузаки, узнал, что большинство эмоций она выражает стикерами, запомнил ее любимые и добавил некоторые стикерпаки себе, но все равно ждал учебного дня, ждал, когда увидит ее, ждал ее случайной улыбки, которая обнажит смайл.        анэ-сан, 09:45: чем она это аргументировала?        ягами лайт, 09:46: она думает, что я бы не понравился ни одной девушке, что значит, что я гей.        анэ-сан, 09:47: ягами-кун, ты ведь знаешь, что ты нравишься девушкам?        ягами лайт, 09:48: к сожалению.        анэ-сан, 09:50: могу попросить мацуду заехать за тобой, когда мы пойдем на свидание в следующий раз, чтобы твоя сестра точно поверила в твою ориентацию        лайт мог бы дуться на то, что рюузаки подыгрывает его сестре, на то, что она подставляет его, оставляя с мацудой, который все еще не отошел от расставания, но ничего из этого не волнует его так сильно, как слово “свидание” в сообщении.        комментарии саю заставляют его задуматься, и он думает об этом — о том, куда движутся их отношения, какие действия лоулайт ожидает от него, что он должен сделать, чтобы ожидания совпали с реальностью.        с того самого дня девочка не делала никаких замечаний, потому что они и не были нужны, когда лайт с утра до вечера слоняется по дому без дела, задумчивый и мечтательный, что заметили даже родители, перешептываясь за ужином, когда их сын отвлекался на минуту, чтобы что-то кому-то написать.        это не было похоже на стандартную историю любви, сериалы о которой смотрят одногруппницы ягами или его мать, но после знакомства — ну, того самого, — с мелло и ниа у лайта слегка смазались границы того, что считалось нормальным, а что нет.        очевидно, что эти парни с натяжкой подходили на определение “нормальных”, потому что у ниа была какая-то затянувшаяся фаза, обратная эмо-стилю, а мелло был чем-то средним между уставшим студентом, панком и готом одновременно, но их отношения были самыми чистыми и здоровыми из тех, которые лайт когда-либо видел.        даже у его родителей не было такого полного взаимопонимания, как у этих двоих, а родители в мировоззрении ребенка должны занимать довольно-таки важную роль, давать свой опыт и установки для того, чтобы их ребенок выстроил свои собственные.        разговор лайта с его родителями о том, как они познакомились, произошел очень давно — он был еще мальчиком в той фазе, когда любой, кто любит его маму, неприятен, даже если это его собственный отец. из того разговора он помнит только какую-то очень общую, расплывчатую фразу “она — это та”, и ничего информативного.        глядя на рюузаки, курящую перед первой парой у их скамейки, ягами лайт не может сказать, “та” ли она или нет. он ничего не может сказать.        — лайт-кун.        — анэ-сан.        — о-о, нет, — она смеется, но отмахивается от этого, отводя руку с сигаретой в сторону. — нет-нет-нет. ты не поступишь со мной так.        — а как тогда?        — ты обращался ко мне по имени, и все было нормально.        — а обращаться вот так — нельзя?        — только если ты не хочешь, чтобы я тебя заткнула.        — анэ-сан.        — последнее предупреждение, ягами.        — хорошо, хорошо, — он поднимает ладони в жесте невинности, оглядывая ее снова и присматриваясь получше. — это мой шарф?        — он теплый. и мелло сказал, что если увидит меня без шарфа, то снесет мне голову, но ему очень не хочется это делать, потому что…        рюузаки тушит сигарету, выбрасывая ее в урну, и до того, как до лайта дойдет осознание, что его шарф, скорее всего, теперь пахнет очень крепким табаком, девушка развязывает его, обнажая шею.        колючая проволока обвивает шею, спускаясь вниз, туда, где не видно из-за одежды, но к месту меж ключиц видимые концы сходятся, и, видимо, ниже на коже они переплетаются.        татуировка, о которой говорила лоулайт еще в прошлом году.        — как тебе?        — красиво. тебе идет, анэ-сан.        он произносит это раньше, чем осознает, но рюузаки реагирует быстрее него, действуя незамедлительно — и она не шутила про то, что заткнет его.        губы у рюузаки сухие и обкусанные, она никогда не пользуется гигиенической помадой, но поцелуй — простое прикосновение, лишенное каких-либо других движений, — не становится неприятным из-за этого.        ягами ощущает привкус сигареты, бьющий его в нос, тепло и дрожь в руках, а еще чувствует, как крепко рюузаки сжимает ворот его пальто, заставляя оставаться на месте, и он не может и не хочет делать даже крошечный шаг в сторону от нее.        его руки оказываются на ее плечах, обнимая и помогая удержать девушку рядом с собой, но из-за движения часы на запястье реагируют, их экран светится, и сейчас, ранним зимним утром, это хорошо видно.        точно так же, как и хорошо видно горящие на экране цифры, показывающие, что у них три минуты до начала пары.        — мы опаздываем.        — да, — тихо говорит рюузаки, отстраняясь, — мы опаздываем.        и для курящего человека лоулайт бегает очень неплохо.        ворвавшись в аудиторию ровно со звонком, они проходят на свои места, стараясь делать непринужденный, отстраненный и холодный вид, которому никак не помогают покрасневшие то ли от внезапной физической активности, то ли от смущения лица.        их одногруппники блестяще делают вид, что им все равно, почему двое лучших студентов их группы опоздали, придя одновременно и с очевидным смущением, с нехарактерным для стиля лоулайт шарфом на ее плечах и с нервным ягами.        на первой паре они не находят ни одного удобного момента, чтобы обсудить, как они будут двигаться после этого, и лайт признает, что он почти опустил руку под стол, чтобы взять руку рюузаки в свою.        преподавательница второй пары рада видеть их — даже если не вся группа разделяет этого восторга — и она рада видеть своих лучших студентов на месте. оглядываясь на нее, лайт замирает, отвлекаясь от размышлений и осознавая некоторые более насущные вещи.        самая первая пара по психологии прошла не очень гладко для них, он до сих пор помнит это, ровно как помнит и преподавательница, потому что с того дня не было ни единого занятия, когда ягами и лоулайт не начинали дискуссию друг с другом, в процессе начиная игнорировать преподавателя и сосредотачиваясь только на том, чтобы переспорить собеседника.        — я знаю, что сейчас только начало семестра, и что вы все, скорее всего, хотели бы продолжить отдыхать, но я хочу пройтись по пройденному в первом семестре материалу, чтобы понять, нужно вам повторение или мы можем двигаться дальше, — говорит преподавательница, окидывая группу взглядом и опуская руки на приготовленные бумаги. — общая психология. кто-нибудь может назвать мне что-нибудь из того, что мы изучали?        — чувства.        — да, ягами?        — чувства относятся к эмоциональным психическим процессам.        — но чувственное познание всегда субъективно, — спокойно продолжает рюузаки после него, бросая короткий взгляд в сторону.        — вы двое… неплохо, хорошо. кто-нибудь еще?        кто-то со средних рядов начинает говорить, и лайт, отвлекаясь, смотрит на лоулайт, подавляя странное желание улыбнуться ей.        во всяком случае, заканчивать друг за друга ответы лучше, чем продолжать спорить на паре — теперь он не уверен, что смог бы так же спокойно дискутировать с рюузаки, как раньше, не возвращаясь мыслями к тому, что она может заткнуть его.        а он будет жаждать этого.        признаться в этом самому себе не так-то легко, учитывая его поразительно нулевой опыт ранее и своеобразную эмоциональную отстраненность от всего плотского, но лайт не чувствует себя плохо, когда в тот же день рюузаки целует его снова — потому что он хотел покурить, но сигарета была в пачке последней, и ничего лучше она не придумала.        не так легко понять, куда нужно девать руки и как дышать, и не то, что бы рюузаки помогает ему разобраться в этом, но это никогда не становится проблемой.        может быть, потому что дальше этого — коротких поцелуев, инициированных ей, — они не заходят ни в этом месяце, ни в следующем, ни до середины весны, оставаясь на том же самом уровне, чувствуя себя более чем комфортно.        мацуда наконец-то переживает расставание, полностью забывая своего бывшего, мелло и ниа возвращаются, заваливая абсолютно всех купленными подарками, и рюузаки знакомит их всех официально, перед этим протащив лайта через самый эмоционально сложный разговор о том, кто они друг другу и чего они хотят.        никто из них не хочет прыгать в первую и единственную любовь прямо сейчас, но им нравится проводить время друг с другом и развивать то, что они имеют, и на данный момент они — друзья. без френдзоны, с поцелуями во время перекура и попытками ягами пригласить ее на свидание, каждый раз заканчивающимися тем, что это она его приглашает, смущая широкими жестами.        тот ужин в дорогом, шикарном ресторане лайт запомнит на всю жизнь, не в силах избавиться от одной лишь картинки в своей голове, не говоря уже о воспоминаниях. он пришел в костюме, в котором появлялся на важные мероприятия в университете, рюузаки пришла в пижаме, мелло и ниа выгуливали обновки, купленные в китае, а мацуда надел парадные штаны в клеточку. блюда были изысканными, из-за чего мацуда изнывал, будучи не самым обеспеченным студентом, а мелло был одинаково сильно заинтересован в своей паре и в том, чтобы задавать ягами каверзные вопросы.        было ли у них что-нибудь интимное, был ли у него секс когда-либо в принципе, знает ли он, где находится клитор у девушки, сможет ли он исполнить любое ее желание, сможет ли он приходить в такие места так же, как она, в пижаме и мартинсах.        у ягами голова шла кругом, а ниа тянул своего жениха на рукав, умоляя не прессовать юношу сильнее, чем уже, и по началу лайт обрадовался, что за него заступились — но потом он узнал, что в дознании ривер ничуть не уступает своей паре, и радовался уже не так сильно.        все их опасения были напрасными — с момента знакомства и до первого весеннего ливня ягами лайт не видел свою подругу обнаженной хотя бы наполовину, не говоря уже о большем.        весной, когда погода начала скакать от снегопада и нуля по ночам к лужам и пригревающему солнцу, предугадать какие-либо явления стало немного сложно, даже если чутье рюузаки, как старшей и наиболее мудрой, старалось помогать ей.        предсказать проливной дождь, начавшийся аккурат после пар, она не смогла, и вместо перекура они вымокли насквозь, ценой собственного тела спасая рюкзак и шоппер, а потом, мокрые, злые и замерзшие, на такси поехали в квартиру лоулайт, потому что та жила ближе, а заявляться домой в подобном виде лайту очень не хотелось.        во многом это было обосновано тем, что он походил больше на мокрую мышь, чем на человека, а в малой части, той, которой он очень стеснялся, у него промокли брюки, и там было дискомфортно.        дома с таким было бы так себе, но он не учел, что дома у рюузаки будет не сильно лучше.        — попробуй примерить это.        — твое?        — нет, это мелло оставил. он пару раз ночевал у меня, когда ниа еще работал над проектом, и он склонен забывать свои монатки. как-то раз мы пили на квартире у мацуды, и после пьянки он нашел там трусы.        — свои?        — нет, мелло. иди в душ.        возражать ей лайт не мог — на ее территории, в ее власти, не существовало ни единого варианта, где он смог бы противостоять рюузаки.        ванная комната была светлой, стерильной в каком-то смысле, и это, кажется, сквозило по всей квартире лоулайт: белые стены, черные полы, аскетичное убранство, и единственное, что приносило сюда жизнь и отличие от отеля, это разные штуки, висящие на стенах или лежащие где-нибудь.        в углу зала он успел заметить гитару, из-за которой, видимо, рюузаки никогда не отращивала ногти, а на стенах аккуратной композицией висели карты таро. сбоку от них каким-то образом был закреплен знак пешеходного перехода, который, по древней и великой истории, украл мацуда для рюузаки в честь ее дня рождения пару лет назад.        еще ягами знал, что где-то должны быть работы, нарисованные ниа, но в первый обход по квартире — аккуратное проникновение его, мокрого и холодного, сначала в прихожую, а потом на ковер в зале, — он ничего не увидел.        учитывая, как завывал на улице ветер, нагоняя тучи для второго захода ливня, было вполне вероятно, что у него будет время позаботиться об этом и во всем разобраться.        осторожно поворачивая краны и приглядывая за душевой лейкой, висящей прямо над головой, лайт про себя надеялся на то, что это он со всем разберется, а не все с ним.        пасть смертью храбрых в квартире лоулайт ему не особо хотелось.        насколько лайту было известно, подобный шаг во взаимоотношениях — проведенное наедине друг с другом время или первое посещение территории одного из них — охарактеризовывается как важный этап, но никакого трепета по этому поводу он не испытывал и никаких ожиданий не строил.        единственное, чего он хотел от рюузаки, так это чашку чая и возможность согреться, а каких-то заоблачных интимных планов в ее сторону у него как-то особо не было.        ни тот факт, что он до сих пор ни разу не видел ее обнаженной, ни тот, что они даже не разговаривали о сексе друг с другом, его не особо задевали или расстраивали. инициировать маленькие физические контакты было интересно, но они могли обойтись и без них.        даже если держать рюузаки за руку было приятно — очень приятно. наверное, ягами смог бы прожить и без этого, пусть и не так радостно, как мог бы.        у рюузаки мысли на этот счет были иные, но озвучить их при лайте приравнивалось к какой-то очень странной форме ритуального самоубийства, и единственный вариант, который у нее оставался, это изливать тревогу в сообщения, заставляя тех, кому она писала, нервничать так же сильно и переживать за нее.        л. лоулайт, 14:27: ниа, твое предложение еще в силе?        одуванчик мини, 14:30: какое именно?        л. лоулайт, 14:30: то, в котором ты и мелло отрывают моему (будущему) парню член за попытку заняться со мной сексом        одуванчик злой, 14:30: скажи что ты пошутила.        л. лоулайт, 14:31: он сейчас в ванной        л. лоулайт, 14:35: ребята, я понимаю, что это шокирующая новость, но я рассчитывала на поддержку с вашей стороны        одуванчик мини, 14:36: извини, анэ-сан, мелло сейчас немного в ужасе и кричит на моего плюшевого хинату, но ты же помнишь все, чему мы тебя учили?        одуванчик мини, 14:36: согласие, удовольствие, смазка и презервативы твои лучшие друзья <з        л. лоулайт, 14:36: а вы кто тогда        тота похититель лифчиков, 14:37: группа поддержки        одуванчик злой, 14:38: лично я никто я в ахуе.        рюузаки хотела добавить что-нибудь еще, спросить у ниа хотя бы еще один совет — но вода в ванной выключилась несколько минут назад, а сейчас щелкнула задвижка на двери, обозначающая, что лайт закончил.        главным стратегическим шагом рюузаки выбирает оставаться невозмутимой и непоколебимой, чтобы хоть как-то скрыть факт того, что она косвенно планирует их первый раз, и это срабатывает, позволяя ей оставаться на месте, пока лайт устраивается за столом, вытирая полотенцем капли воды на шее.        после душа он растрепанный, а на чужой территории растерянный, и видеть его таким очень непривычно, но не неприятно.        где-то на задворках сознания возникает странное желание протянуть руку и пригладить волосы, еще не расчесанные, и лоулайт оставляет его на месте, не позволяя этой странной слабости взять над собой верх.        из всего, с чем она когда-либо сталкивалась в своей жизни, ягами лайт ощущался как слабость, которую она пыталась себе позволить. позволить себе смотреть на него. позволить себе поцеловать его. позволить себе разрешить ему видеть ее уставшей, злой, расстроенной, встревоженной, радостной. череда выборов и принятий решений, которая привела их сюда.        этого нельзя скрыть — лоулайт пуглива, когда дело касается чувств и доверия. она выбирала короткие моменты близости с малознакомыми девушками вместо построения доверительных отношений с кем-то хорошим каждый раз, когда ей предоставлялся выбор, и лайт — первый за долгое время случай, когда она позволила себе выбрать что-то другое.        до этого она выбирала трижды: ниа, мелло, мацуда. связь с ними рюузаки хранит у себя под сердцем до сих пор, не позволяя заржаветь, почернеть, покрыться пылью или трещинами.        — вкусный чай. спасибо.        — это заслуга ниа. он шипит на нас, когда мы покупаем чай в пакетиках, и однажды он был на грани того, чтобы побить мацуду за какую-то дешевую пыль в пакете, как он ласково выразился.        — это радикально, — лайт пожимает плечами, отставляя чашку в сторону, — но я с ним согласен.        — с мацудой или с ниа?        — с ниа. заварочный чай лучше чая в пакетиках.        — ну, скажи об этом при нем, и мелло возненавидит тебя.        — опять?        — он не ненавидит тебя сейчас, он просто беспокоящийся идиот, — рюузаки улыбается, успокаивая его. — еще до того, как они начали встречаться снова, ниа очень здорово поездил мелло по ушам сначала насчет чая, а потом насчет кофе. он подарил ему дорогую кофемашину.        — на его месте я бы себя ненавидел, — он хмыкает, — за такой подарок я бы… не знаю, но я бы точно что-нибудь сделал.        — тебе повезло, что мелло твердо намерен жениться на нем и не обращает внимания на преграды.        — а если я буду хорошим, ниа подарит мне кофемашину?        — ты можешь быть хорошим со мной, я тоже могу подарить ее тебе.        — я уже, разве нет?        этот диалог похож на один из разряда тех, которые иногда возникают между ниа и мелло, заставляя первого краснеть, но не отводить глаза, а второго смущаться по-настоящему, рюузаки непозволительно часто была свидетельницей, чтобы не узнать этого.        но также она не знает, что нужно делать в таких ситуациях.        соблазнение — или флирт, или вольное обращение со своими словами, или выброс сокровенных мыслей в атмосферу вокруг себя, — не слишком рифмовалось с внешностью ниа, но это было то, в чем он был чертовски хорош.        читающий каждый шаг своего партнера, знающий, какое слово нужно подобрать, чтобы заставить того почувствовать себя важным, нужным и любимым. рюузаки не часто принимала сторону мацуды, но иногда, наблюдая за тем, как взгляд мелло смягчается от чужих фраз, это происходило.        в то время это было о том, чтобы быть любимой кем-то настолько, чтобы получать эти слова, но сейчас это противоположная сторона вопроса, и она растеряна еще сильнее, чем могла бы.        от самоуничижительных мыслей рюузаки — и лайта тоже — отвлекает вибрация ее телефона и пришедшее из мессенджера уведомление.        одуванчик злой, 15:01: анэ-сан это не лучшее время но мы с ниа оставляли у тебя презервативы ниа сказал что они в шкафу на полке с членами.        одуванчик злой, 15:02: ниа сейчас об этом вспомнил и сказал что если они тебе понадобятся то вот. мы позаботились о твоем с*ксе с твоим п*рнем.        рюузаки не может не улыбаться, читая это, и не может не рассмеяться, осознавая, что ее лучшие друзья, ее названные братья хранили в ее квартире презервативы для себя.        и в конечном итоге они пригодились ей — это звучит как ужасная, абсолютно не смешная, но реальная шутка.        — что-то случилось?        — все в порядке, — поясняет она будничным тоном. — мелло опять ведет себя как заботливый родитель.        — разве ты не старше него?        — старше. это ему не мешает волноваться за меня и думать, что ты можешь мне что-то сделать.        — а я могу?        — это вопрос уже для тебя, — рюузаки смотрит в его сторону, и ее взгляд становится острым, — можешь ли ты мне что-то сделать?        реакция ягами говорит сама за себя, оставляя его молчаливым и смущенным, немного робким перед ней, и это расходится с тем, как лайт чувствует и ведет себя в любых других ситуациях.        он ставит все на то, что, так-то, быть наедине с девушкой не относится к “любой другой” ситуации, в которую судьба могла его закинуть, и смиряется с этим.        — я не думаю. если бы ты попросила, — он поднимает взгляд, стараясь звучать уверенно, — я мог бы.        — ты хочешь попробовать сейчас?        — разве это не тебе решать?        — ну… в каком-то смысле — да, мне, но, очевидно, я боюсь секса гораздо меньше, чем ты, и у меня был опыт, чего, вероятно, не было у тебя, — рюузаки раскладывает факты, как карты, и лайт метафорически чувствует, как лишается абсолютно всего в этой игре. — значит, если бы мы занимались сексом, роль более ответственного партнера была бы на мне. это не плохо и это не означает, что ты плохой парень, просто… тебе решать.        — понял.        — так что?        — какой опыт у тебя был? чтобы я знал, что можно.        — можно все, что не запрещено законом, — фыркает она, вспоминая, что это, так-то, любимая цитата мацуды. — у меня пару раз был петтинг с девушками. и один случай с мацудой, но мы его не вспоминаем.        у лайта не возникает лишних вопросов — он знает, что в последнее время рамки понятия “сексуальный опыт” сильно расширились, охватывая даже те практики, в которых нет проникновения в привычном понимании.        единственное, что его волнует, это вопрос о том, как ему, простому парню с нулевым опытом, нужно обойти или держаться на уровне всего этого.        — и больше ничего?        — с людьми — нет. секс-игрушки нравятся мне гораздо сильнее.        — это похоже на тебя.        — вроде того, — она улыбается, подтягивая колено к груди и обхватывая его. — и у ниа есть небольшой блог про секс, он порекомендовал мне некоторые штуки, так что мне не на что жаловаться.        не на что жаловаться — это мягкая формулировка, потому что рюузаки правда не нуждалась в том, чтобы искать себе партнера, просто имея возможность заменить секс стимуляцией, и даже если ее постель была холодной, это ее не расстраивало.        в этом они с мацудой расходились во мнениях, но у него не было клитора, а у нее не было потребности в том, чтобы целоваться с кем-то.        и рюузаки не знает, насколько хорошая идея проверять актуальность этого сейчас. не знает, что будет делать, если выяснится, что ее вуманайзер перестанет удовлетворять ее из-за физически простого парня.        она не думает об этом. не думает о презервативах, оставленных в ее шкафу. не думает ни о чем, позволяя своему разуму быть блаженно опустошенным.        разница в росте между ней и лайтом не такая уж сильная, и устроиться на его коленях сложно, но в его руках чувствуется сила, которая страхует ее, а угол стола не врезается ей в поясницу из-за того, что лайт своевременно отодвинул стул. этот контакт постепенный, каждое движение аккуратно и выверено, как будто они проверяют собственные границы дозволенного.        лайт поднимает голову, его взгляд устремлен в одну конкретную точку, и рюузаки видит это, склоняясь над ним для удобства.        — можно?        — да.        — ты не спросила, можно “что”.        — я не думаю, что у тебя много вариантов.        по сути, вариантов у лайта было всего два: подчиниться, как это всегда и происходило, или попробовать инициировать это.        тот факт, что рюузаки всегда направляла его, руководила им и была инициаторшей, никогда его не расстраивал и не задевал эфемерное “мужское эго”, но чувствовать, как девушка не напрягается, когда он прикасается к ней, касаясь талии, приятно, чувствовать ее губы на своих, прикасаясь к ним первым, приятно, и ему кажется, что он что-то упускал все это время.        внутренний голос говорит, что, вероятно, они могли бы наверстать это в обозримом будущем — но голова у лайта пуста так же, как у рюузаки, и он не думает об этом.        если бы его подсознание имело хотя бы призрачное тело, оно бы ошивалось вокруг, беснуясь и негодуя, потому что лайт отбрасывает все мысли, все планы, любую возможность анализировать и логически мыслить, оставляет все за пределами своего поля зрения, сужая его до одной рюузаки, которую он обнимает и целует, нерешительно касаясь ее подбородка губами.        он не хочет, чтобы его сознание расширялось обратно, он хочет сосредоточиться на коротких поцелуях, которые оставляет на ее шее, боясь надавить слишком сильно, он не хочет думать ни о чем-либо другом.        как будто мир за пределами квартиры лоулайт остановился и стал ненужным. как будто не нужно отчитаться родителям, не нужно думать о завтрашнем дне в университете, не нужно писать заданный на дом конспект по общей психологии.        как будто ничего из этого нет, и сознание по-настоящему сузилось до низменной, сладостной потребности.        к сожалению, чуть позже он узнает, что так бывает не всегда — и что моменты, когда сознание расширяется обратно, к его привычному состоянию, это не всегда хорошо и приятно.        — анэ-сан, — глухо тянет лайт, ложась обратно на подушки и прижимаясь к ней со спины, — можно?        — да.        — ты никогда не спрашиваешь, можно “что”.        — учитывая, что ты только что кончил, вариантов у тебя не так много, — она переворачивается, оказываясь в его объятиях, ее бедра трутся друг о друга, и смазка, оставшаяся на них, напоминает о себе. — что такое?        — как давно у тебя висит… он?        — он? кто он?        — ну, этот голый мужчина на картине.        рюузаки приподнимается, оглядывая свою спальню, и тогда, когда запах чужого парфюма больше не давит на нее, она может мыслить трезво — и вспоминает про картину на стене.        — это эрвин.        — эрвин? твой… у тебя ведь не было парня?        — мне льстит, что ты считаешь эрвина смита моим парнем, — лоулайт опускается под одеяло обратно, — но нет, это персонаж из манги. ниа нарисовал мне его, когда мацуда пожаловался, что в этой квартире никогда не было мужчины, и подарил.        — иногда мне кажется, что ниа вкладывается в твой дом больше, чем кто-либо другой.        — это нравится и ему, и мне. он умеет создавать уют.        это правда — потому что тогда, когда лоулайт съехала от своего дедушки, купленная ею квартира была похожа на номер в отеле, стерильный и безжизненный, и ниа, тот, кто выглядел как само воплощение комфорта, не мог оставаться в стороне.        был разработан проект, были долгие, изнурительные совещания по поводу света, подсветки, мебели и техники, и рюузаки помнит, что это было, вероятно, одной из первых совместных работ мелло и ниа над чем-либо.        культурного кода и локальных ассоциаций в этих стенах больше, чем где-либо еще, и она любит свою квартиру.        — это тоже его рук дело?        — стены? да, его, — ее взгляд скользит по изящной природной композиции, украшающей большую часть стены, вдоль которой стоит кровать, а после по противоположной, где эта композиция занимает всю стену. — ему не нравилось, что тут все белое.        — если я правильно помню, у ниа белые волосы.        — ему можно.        — двойные стандарты, — лайт хмыкает.        — тебя не удивило то, что эта штука до потолка, а ниа ниже меня почти на голову.        — он похож на что-то сказочное, так что я не удивлен.        — на сказку похож мой оргазм, а не ниа.        лайт не знает, в какой плоскости должна идти эта реплика, и старается минимизировать риски, быть полезным для рюузаки сейчас.        в их интимных отношениях все было хорошо — учитывая, что большую часть своего свободного времени они проводили в очень напряженных дискуссиях по поводу учебных дисциплин, а не совокупляясь как влюбленные кролики.        первый раз был напряженным из-за многих девственных сторон у лайта, но по экспертной оценке ниа этот опыт можно было расценивать как хорошей, а ему лайт научился доверять, даже если вопрос касался подобного.        быть эгоистичным в сексе с рюузаки у него не получалось по определению, и он просто не мог понять, как можно быть эгоистом в постели или как быть эгоистом с девушкой — и рюузаки всегда говорила, что это просто из-за того, что мелло очень сильно запугал его и не дал развить своего внутреннего сексуального мудака.        оно было и к лучшему, наверное.        изучать тело рюузаки оказалось интересным, но кропотливым и длительным процессом — запоминать ее чувствительные места, помнить о том, что на ее коже непозволительно легко остаются синяки, позволять ей сжимать его слишком сильно, когда она близка к разрядке.        все это окупилось, оно стоило того времени, которое лайт провел в исследованиях, слегка напуганный шутливой фразой мелло о том, что он должен будет либо понять, как сделать девушке приятно, либо задохнуться под ней.        и последнее — задохнуться под ней — звучало как привлекательная перспектива, но после того раунда, который уже у них был, он выбирает наиболее простой и приятный вариант.        — вижу, ты сдружился с ним?        — да. он славный малый, и мы преследуем одну цель.        — какую?        — ты знаешь.        под славным малым ягами подразумевал любимую секс-игрушку рюузаки, вакуумный стимулятор в черном корпусе, удобно ложащийся в руку и рокочущий прямо сейчас, заставляя девушку растеряться в его объятиях.        работать тандемом у них выходило действительно хорошо, потому что лайт никогда в жизни не смог бы приблизиться к тому, чтобы заменить своим ртом вакуумную стимуляцию клитора, а вуманайзер немного неодушевленный предмет, который не мог обнимать и удерживать рюузаки на месте, особенно тогда, когда она выгибалась в руках лайта, пытаясь свести бедра.        интегрировать девайс в их отношения получилось даже легче, чем она предполагала, потому что у большинства парней есть проблемы с этим, но лайт, кажется, по-настоящему проникся к этой игрушке.        по крайней мере, они точно преследуют одну цель — пульсация, задевающая головку ее клитора, и поцелуи, ложащиеся на ее плечо, — все это и они оба сводят ее с ума.        рюузаки откидывается в его объятия, удовлетворенная и по-счастливому уставшая, и прикосновения лайта к ее плечам, лопаткам и родинкам на спине заземляет ее, помогая успокоиться и прийти в себя.        она не истощена, усталость накатывает волнами, и ей бы хотелось уснуть прямо сейчас, учитывая, что завтра им нужно в универ снова.        хотелось бы — но, все еще лежа с ней, лайт понемногу вытягивает салфетки, чтобы вытереть ее бедра и самого себя, уже убрав вуманайзер к изголовью кровати и понемногу наводя порядок. он устал не меньше нее, по сути, сегодня большая часть нагрузок пришлась на него, но есть кое-что, что рюузаки помнит, и это заставляет ее улыбнуться.        — ты хочешь пойти в душ сегодня или завтра утром?        — дай мне прийти в себя, — ворчит она, обхватывая его плечи и заставляя лечь рядом с собой. — сходим попозже.        — я знаю, рюузаки, просто…        — я знаю. мы сходим.        рюузаки знает, что небрежность ягами лайта раздражала до трясучки.