Поцелованный солнцем

      Люк чердака приоткрылся и в маленькую комнату с невысоким потолком заглянул очкарик.       — К тебе можно? — Антон, лежащий на животе перед окошком и читающий книгу, повернулся к нему и улыбнулся.       — Допускаешь, что я скажу «нет»? — слукавил он, наблюдая за тем, как Каштанов залазит наверх.       — Это был… Риторический вопрос, — слабо пожал плечами тот. — Не знал, что ты сказал своему дедушке о чердаке…       — Сам удивляюсь тому, что он разрешил тут оставаться, — Тоха сел, положив раскрытую книгу страницами вниз. — Иди обниму, — он раскинул руки.       Солнце в очередной раз спускалось за реку, а луна ждала своего выхода где-то за деревьями леса на холмах, что постепенно начинал желтеть. Еле слышно лаяли собаки и мычали коровы, что направлялись по домам, гонимые пастухом. Сверчки ждали наступления темноты, чтобы, наконец, начать подпевать оркестру квакающих у речки лягушек. Мотылек, сидящий в углу оконца чердака, наблюдал за опускающимися всё ниже закатными розоватыми лучами. Воздух был наполнен прохладой, предвещающий скорое начало осени, в нем растворились запахи пыльной древесины и старых советских книг.       Юра упал в объятия рыжика, наслаждаясь теплом чужого тела и вдыхая аромат цветов с молоком, и овсяным печеньем.       — Наверно, потому, что мы тут убрались, — отстранившись, продолжил он начатый разговор, не осознавая, что слабо улыбается, произнося эти слова.       — А ведь точно, — Черников поднял голову к низкому потолку. — Слушай…       — Да? — повернулся к нему шарящийся в рюкзаке Юрка.       — Я тут подумал, насчет музыки…       Юра вновь уставился внутрь рюкзака, что-то промычав в знак того, чтобы Антон продолжал.       — Давай составим несколько общих плейлистов из того, что нравится нам обоим? — предложил Тоша, нашаривая где-то сзади себя яркую самодельную закладку и кладя её между старыми страницами.       — Ну, учитывая нашу, э… «меломанию», — Юра хмыкнул, — это будет не так-то просто.       — А когда с тобой вообще было легко, мой милый? — включив артистичность, с сарказмом спросил Антон.       — Да ну, неужели со мной так сложно? — удивленно приподнял брови Каштанов. — Твой дедушка просил передать, — он положил на мягкое одеяло рядом небольшую бутылку молока. — Сказал, что ты сидишь тут весь вечер и тебе надо перекусить. Печенье, конечно, прилагается, — он приподнял небольшой пакетик, бросив его к бутылке.       — Учитывая, что тебя сегодня совсем не было, — в голосе Черникова проскочила еле заметная обида, — мы просидим здесь еще и всю ночь. И не говори, что не знал — приходя так поздно, сам нарываешься. Юра тихо рассмеялся, подняв руки в знак примирения.       — Извини-извини. Родители, в кои то веки, не спали днем в выходной, разве мог я такое пропустить?       — Конечно, не мог, — улыбнувшись знакомому смеху, понимающе ответил Тоша. — Нужен был хоть какой-то повод, чтобы мы сегодня провели тут ночь…       — Мог бы просто попросить, — тихо фыркнул Юрка. Антон закатил глаза.       — Кто бы говорил… «Просто»… Вот ты действительно не можешь сделать что-то «просто». А мне один раз заморочиться нельзя…       — Да всё-всё, понял, не заваливай меня своими претензиями.       — Сам напросился, — пожал плечами Антон, отодвигая книгу с одеяла. — Но вообще-то… Я соскучился, — слегка смутившись, признался он.       Юра, отложив рюкзак, повернулся к нему.       Медовые лучи солнца играли в его растрепанных волосах, засвечивая легкий румянец на веснушчатых щеках. Каштанов на секунду замер, любуясь этим сочетанием.       Тоха махнул рукой перед его глазами.       — Земля вызывает Юру, — пошутил он, наклоняясь и заглядывая в каре-зеленую радужку. — Мы будем читать Гоголя, как договаривались?       — А?.. — вырвалось у Юрия, но он тут же спохватился. — Да, конечно…       Двое парней умостились на подушках, ложась вплотную друг к другу. Антон раскрыл заранее подготовленную, лежащую на ящике книгу — одну из тех самых, что были найдены здесь, на чердаке. Периодически отпуская комментарии по поводу текста и тихо фыркая, каждый из них по-своему погружался в повествование.       Солнце постепенно совсем исчезало. Становилось темнее, а сверчки понемногу начали выползать и тревожить тишь своим стрекотанием.       Где-то там, дальше от дома Антона и главной дороги, слабо болталась от ветра тарзанка на покачивающейся и шелестящей листьями ветке. Река под небольшим обрывом золотилась, отражая последние еле видные лучи, а у ивы на другом берегу вода успела подняться настолько, что свисающие длинные ветви задевали её своими продолговатыми сероватыми листьями, колыша речную гладь, что издавала легкий плеск, перебиваемый редким кваканьем лягушек и стрекотом сверчков.       У холма, где расположился лес, ветром рассеивался пепел когда-то разведенного там костра. Впадинки от колышек палатки уже давно стали почти незаметны, а на месте, где раньше в лесной чаще росли цветы, расположились зародыши грибов, что должны были обязательно вырасти этой осенью.       В траве у заброшенного дома с высокой оградой копошился ёжик, углядевший какое-то, явно аппетитное для него, насекомое. Собака за недалеким забором забиралась в будку, не в силах больше гавкать — её цепь уныло волочилась за дворняжкой, тихо позвякивая и скользя по земле.       Коровы в стойлах наверняка уже спали, а куры давно были заперты в курятниках или небольших сарайчиках.       Длинношерстая трехцветная кошка забралась на крышу и, сидя на её шифере, желтыми светящимися глазами выглядывала восход луны и сияние пары звезд.       Антон первым опомнился и отодвинул книгу от увлекшегося чтением Юрки. Тот вопросительно посмотрел на рыжика.       — Темно уж, — ответил на этот взгляд тот. — Либо свечи зажжем, либо вообще отложим. Посадим еще зрение с тобой…       — Я уже, если ты не заметил, — слабо усмехнулся Каштанов, немного поворачиваясь, чтобы достать лежащую за спиной закладку.       — Так вот больше не нужно, — Тоха, взяв протянутую бумажку, вложил её в книгу, отодвинув ту в сторону, а сам повернулся на бок, кладя голову на плечо Юры и глядя в окошко чердака. — Представь, какие отсюда близкие и красивые звёзды, — почти прошептал он, умащиваясь поудобнее на теплом плече и закидывая руку на талию Юрки, у которого при этом жесте в груди что-то затрепетало.       — Как… как твои веснушки? — повернулся к Антону он. — Звёзды…       Тот слегка удивленно глянул в знакомое лицо, немного отодвигаясь. Юра лег на бок, повернувшись к нему.       — Веснушки как звёзды? — переспросили его. Каштанов пожал плечами.       — Всегда казалось, что есть некое сходство…       — Да ну? — Тоша протянул ладони к его лицу, осторожно снимая очки. Юрий немного сморщился, закрывая глаза.       — Ну, зачем?.. Я же без них как крот, — вырвалось у него, когда он приоткрыл веки, почувствовав, что очки уже сняты.       — И ничего не крот, — запротестовал Антон. — Я просто… Так долго не видел тебя без очков, вот и захотелось.       — Можно подумать, я очень отличаюсь без них, — тихо фыркнул Юра. Черников заглянул в его глаза, не скрытые сейчас мутностью линз.       — А вот и отличаешься, — более тихим тоном возразил он, немного придвигаясь к чужому лицу. Румянец тут же залил щеки Юрки, когда он почувствовал горячее дыхание на своих губах.       — Я могу поцеловать тебя?.. — так же тихо спросил он, глядя в лазурные ясные глаза, подернутые дымкой теплоты и нежности, что появлялись в них при его присутствии.       — Конечно, можешь, — улыбнулся Антон. — Даже не спрашивая…       Юра накрыл его губы своими, мягко целуя и обвивая руками Тошу перед ним. Тот не стал прикрывать веки, смотря на чужое пылающее лицо в момент поцелуя и чувствуя, как внутри разливается тепло — быть может, передаваемое нежными ладонями, что сейчас оглаживали его тело.       — Губы сладкие… конфеты ел? — слабо улыбнувшись, спросил Юрий, немного отстраняясь.       — Ага… Так заметно? — отвечая на эту улыбку, смутился Черников. Юрка кивнул, утыкаясь носом в его шею.       — Ты так приятно пахнешь, — не сдержался он.       — Правда?.. — по-глупому спросил Антон — в животе пронесся вихрь подымающихся к груди бабочек, когда Каштанов несколько раз поцеловал его рядом с кадыком, проводя пальцами по затылку.       — Ага… Знаешь, молоком с печеньем и цветами, — признался Юра, всё еще дыша в шею рыжику. — Ты весь такой теплый… И даже этот запах будто бы тоже, — он глубоко вздохнул.       Черников замер, вслушиваясь в нежный искренний тон шепота, что так ласкал уши не только сказанными словами, но и просто самим их звучанием.       — Юр…       — Да? — тот отодвинулся, чтобы снова увидеть знакомое лицо.       — Я люблю тебя, знаешь?..       Слова прорезали замутненное сознание, заставив что-то внутри перекувыркнуться несколько раз и разливая новую волну жара по телу.       — Прям… Прям так нравлюсь?..       — Люблю, — еле уловимо кивнув, повторил Антон. — Не нравишься — люблю, понимаешь?       Юра, не сдержавшись, вновь поцеловал его, стараясь вложить в неумелые движения губ всё, что мог, что чувствовал и что думал об этом повторном признании, что на чердаке, под светом месяца, отчего-то звучало совсем по-другому, чем прежде…       «Люблю», — повторялось в голове вновь и вновь, пока влажные губы сплетались между собой, нежно и неторопливо, а руки прижимали чужие тела ближе, обвивая и накрывая, словно желая защитить от чего-то невидимого или просто забрать себе.       — Я люблю тебя, Тош…       Это далось гораздо, гораздо труднее, чем простое «ты мне нравишься», но после этой фразы стало также и гораздо легче, чем прежде.       — Правда?..       — Нет, блин, неправда, — не сдержавшись, фыркнул Каштанов, всё еще не переставая улыбаться. Антон тихо засмеялся и зарылся пальцами в темные вьющиеся волосы.       — Я рад, — сообщил очевидное он. — Очень… Ты не представляешь, как…       — Как?       — Так, что… Что хочется вечно лежать тут, читать с тобой, обнимать, целовать и много-много всего, понимаешь?..       — Понимаю, — провел по румяной щеке Юра. — Я тоже, — шепнул он прямо в чужое ухо перед тем, как лечь на спину.       Тоша последовал его примеру, беря руку Юрки в замок и глубоко вздыхая прежде, чем отдать ему очки.       Звёзды уже ярко сияли в окошке чердака. Нацепив оправу на нос, Юра вновь стал способен видеть.       Мотылек всё еще сидел в углу окна, а месяц наконец взошел над лесом, сияя прохладным белым светом. Серп луны отразился в глазах спускающейся с крыши кошки, что спрыгнула, вызвав шум, слышимый на чердаке, где двое лежали рядом, держась за руки и вновь принимаясь болтать о всякой ерунде, смотря на светящиеся «веснушки неба».       Рыжик вновь рассмеялся, развеселенный одной из реплик парня в рубашке, что, так же улыбаясь, глядел на него своими каре-зелеными глазами. Они были непомерно счастливы, скрытые от посторонних взглядов в маленькой комнате наверху. Но, быть может, их еще видела кошка на крыше?       Кто знает…