Оплошность

Марк суетиться не любит. Живёт размеренно, спокойно. Но если дело касается тренировок, то сказать нечего: он трудится в поте лица. Никогда никто не видел, чтобы Кондратюк не пошёл на тренировку, отлынивал от неё или не выполнил свою норму — и даже сверх неё. Этот факт совершенно не вязался с его характером: шебутной, все время с друзьями проводить любит, редко на месте сидит, но если сидит, то метко. Зажигалочка, да такая, что ещё поискать нужно. Не увидишь в некоторых людях этот лучик, так и манящий пойти за ним в неизвестность, пропасть, на край света. Притягивают они, располагают, что отвернуться от них возможности нет, да и не хочется, в общем-то. Кто бы что ни говорил, но Марк Кондратюк в восемнадцать лет не соответствует стандартам своего возраста. У спортсменов совершенно другие планы на жизнь, местами великие и для кого-то несбыточные. Конкурсы, чемпионаты, разного рода фестивали. И это только начало. Попадёшь в Олимпийский год — цены не будет. Там уже и начинается гонка не на жизнь, а на смерть. И думать о чём-то кроме этого не получается. В голове — вопросы, на деле — тренировки-тренировки-тренировки. Чтобы не расслабляться. Да и не получилось бы. Потом Олимпиада. Мысли разные. Вроде и рад, что тут, пусть без гимна и флага. Все прекрасно понимают, кто ты и откуда, что приехал показывать и честь какой страны отстаивать. А вроде и думаешь, что зря оказался на этом месте. Могли бы лучше ребята, опытнее; кому-то поехать необходимо физически и морально. А потом катаешь свои программы, и уже думать за других не хочется, о себе приходится, и уже как-то забывается все. В голове цифры, счёт, сколько набрать нужно, чтобы команду не подвести. Набирает. Гордость, победа, счастье. А потом личный турнир. Там уже все не так хорошо, но рад все равно. С такими людьми катаешься, на которых раньше равняться только мог. И это счастьем в народе называют. Когда бабочки в животе, а на льду четверными раскидываешься. И за друзей переживаешь. Да, тут и друзья, оказывается, есть. Товарищи. Близкие люди. Без них бы тяжело было. Переживаете друг за друга, поддерживаете, как семья. И нет этого «в спорте только соперники». Какие соперники? Они тут как воробушки маленькие, выбросили и сказали, мол, ну, лети сам, как хочешь. И лететь пришлось, где-то падать, но подниматься и лететь-лететь-лететь дальше. А затем приезд обратно домой, и все на свои места становится, по полочкам раскладывается. Думать о спорте уже приходится реже. Там какие-то другие мысли, чувства, эмоции. Новые, иные. Вроде сравниваешь, как от победы радость, а под другим углом смотришь — далеко не первое место. Что-то большее таится в этом. Но пока они ещё здесь. Полпути впреди. Дальше — больше. Новые горизонты, возможности. То, что раньше казалось мечтой, случилось наяву. Чудеса сплошь и рядом окружают нас, просто это нужно видеть. Сашу Марк мог назвать колдуньей. Приворожила, зачаровала, околдовала прямо на катке, прыгая свои четверные, и шансами снять проклятье не дала. Хотя, какое это проклятье — дар Божий, не иначе. Налюбоваться на неё не мог, смотрел и смотрел бы, как он скользит по льду, точно танцует. И чувствует-чувствует-чувствует весь лёд каждой клеточкой своего тела, как будто они одно целое. И получилось у них все как-то не по-людски. Хотя, как у них ещё могло быть. Странно и безумно. По-другому нельзя, не получается. Времени у них катастрофически мало, а жизнь одна. Тут и остаётся бежать-бежать-бежать, успевать сделать всё — и даже больше. Завертелось у них всё как-то быстро. Для подростков, входящих во взрослую жизнь, ничего необычного, с каждым ведь случалось. И осознали они это вместе, вдвоём. Общаться начали, переписываться, изредка ходили гулять и ждали сборов, где могут — пусть и немного — наедине побыть, где никто не увидит. Целоваться в темных коридорах, украдкой смотреть друг на друга и обниматься долго-долго, красть немного времени у судьбы, от которой так и не убежишь. Пекин как подарок судьбы. Едут вместе, и в голове далеко не чистые прокаты. Произвольная парней. Марк смог. Как в последний раз катал. Для неё катал, чтобы увидела всё-всё — знал же, что смотрела. И в голове куча мыслей. Что скоро в отель поедут. Обнимет, скажет, что самый лучший. А она заметит, почувствует нутром, что для неё катал, что на трибунах рыжую макушку высматривал во время поклона. — Марк, собирайся, — тихо говорит Женя, когда они сидят в пустой раздевалке после произвольной. — Да, сейчас, — вещи приходится складывать в ускоренном режиме. — Подождёшь? — Вопрос из вежливости, Семененко отказать не сможет, да и не захочет. — Давай бегом. Пешком идти в отель не хочется, — слышится вздох возле кулера. У них договорённость была ещё, как только приехали: про фигурное катание не говорить ни слова. Иначе бы получилось плохо. Они приехали побеждать всех, а не бороться друг с другом. Поэтому прокаты они свои не обсуждают. Это с тренерами можно поговорить о том, что выехал с прыжка плохо и дорожку проехал неровно. А тут разговоры о простом, человеческом, о том, что волнует таких же подростков, как они — учёба, искусство, отношения. Но договорённости попроще тоже есть. По приезде в отель встречаются в восемь в номере у девочек. С мальчиков карты, с девочек хорошее настроение. Так и получилось. В номер парни шли уже успокоившийся, отдохнувшие. Знали, что сейчас веселье начнётся. Стучат три раза и ждут дольше, чем должны. Марк уже открывает телеграмм, чтобы Саше написать, спросить, в комнате ли они, но дверь резко открывается, и они с Женей, как конспираторы, оглянувшись по сторонам, входят в номер. Аня и Камила сидят вдвоём на одной кровати, Саша — на противоположной. — Принесли? — улыбается Камила. — Как будто про запрещенку, — шутит Женя, и комната заливается смехом. — Это потом, — риторически вставляет Саша. И парни быстро усаживаются рядом. Марк к Саше на кровати, Женя на свободное кресло рядом с кроватью Трусовой. Никто и не удивится, что эти двое рядом сели. Прошёл период, когда девочки засыпали Сашу вопросами, проходу ей не давали, а она отнекивалась, отрицала все, внушала им и самой себе, что между ней и Марком ничего нет. А Камила, пятнадцатилетняя девочка, раньше всех поняла, что есть что-то между этими двумя. Смотрела в оба глаза, ловила их игру в гляделки. И в какой-то момент подошла к Саше, выдав: «Я все знаю. Никому не расскажу. Но вы так палитесь, мои дорогие». А потом и Ане рассказать пришлось, и Алёне. Близкий круг друзей из Хрустального постепенно узнавал об этом. И когда знают немного больше людей, чем двое, то это становиться не секретом, а заговором. Их шипперить давно начали, ещё с Кубка Первого канала в двадцать первом году, и то, что скоро общественность узнает об из отношениях, было дело времени. Через час азартных игр, когда Женя разговаривает по телефону с какой-то суперсекретной девушкой, Марк лежит у Саши на коленях, а Аня с Камилой от скуки пробуют миллион масок в Инстаграме на себе и друзьях, Марк берёт в руки телефон. И после этого хочется плакать или смеяться. Чего именно больше, он не понимает. История Ани. Не в близких друзьях, как она обещала пятнадцать минут назад. История, которая явно уже собрала больше сотни тысяч просмотров. Где Марк всё также лежит у Саши на коленях, Камила кричит, что они точно пара года по версии Таймс, а Женя самым приторным глубоким голосом, который есть у него в арсенале, говорит «И я тебя люблю» по фейстайму. Аню сразу хочется удушить подушкой, которая лежит рядом с ним, но он понимает, что потом его задушит Этери Георгиевна или Даниил Маркович. Да и ещё помучают перед смертью. — Ань, — начинает спокойным голосом, — зайди в Инсту. — Да что опять? — Она снимает с блокировки телефон и резко откидывает его на противоположный край кровати. Испуг в глазах девушки нужно видеть. Она была готова удалить все социальные сети раз и навсегда. — Что случилось? — Саша, в своей обычной манере, вскидывается в паническом испуге. Любит она это делать больше всех. — Ну покажи, Марк. И тут он понимает, что убить кого-то готов не только он один. Да и Женя, успевший поматериться в трубку и её же сбросить, тоже хочет пойти с ними под статью. Паника у всех сидящих в помещении нарастает всё больше. Уже всё выложили, куда угодно, написали, где только можно — Саша посмотрела. И смеяться захотелось ещё больше, вот только уже истерично, а не с очередной шутки. — Ребята, — растерянная Щербакова не знает, куда ей деться, отмеряя шагами комнату, — простите, пожалуйста. — Спорт сру ты будешь вместо меня давать интервью, — хмыкает Саша. — Не смешно, — Аня поворачивается к Трусовой. — Что делать-то? И Саша выдаёт то, что от неё Марк ожидать совсем не мог: — Что остаётся? Я не в обиде, Марк, надеюсь, тоже. С Женей, — она машет на него рукой, — говори сама, но, думаю, он тоже не слишком сердится на тебя, — в подтверждение этих слов парень кивает, посмотрев на Аню. — Максимум, его девушка побьет за такие приколы. Но нам, рано или поздно, все равно пришлось бы рассказать. Самое худшее, что нас ждёт — выговор от Этери Георгиевны про то, что мы сидим с мальчиками в номере и не спим. Вот и всё. Не переживай, не стоит, правда. Марк в это время лишь с восхищением смотрит на свою девушку. Теперь настолько официально «девушку», насколько это возможно. Такого умного, рассудительного и здравомыслящего человека ещё поискать нужно. И наутро главной новостью становится не произвольная программа мужчин, а отношения Трусовой и Кондратюка. Марк понимает, что придётся дать миллион интервью, в которых волей-неволей придётся говорить про их отношения. И говорить об этом он будет с гордостью.