Разбитый

      Это же надо, насколько судьба человека должна быть непредсказуемой, чтобы произошёл эффект бабочки, который разрушит всё, при этом сломает вас не пополам, а поделит на четвертинки.       Погоня за справедливостью во имя добра — это танец на лезвии ножа. Пытаться дотянуться до солнца — значит обжечься… Обжечься и упасть в бездонную пучину, биться в агонии, пока вода не поглотит вас полностью.       Захлёбываться можно начать сразу же, но первое мгновение будет возможность выбраться, так как желание мести начнёт толкать вас наверх. Бешенство заставит каждый сантиметр вашего тела дрожать как осиновый лист на ветру.       Месть — блюдо, которое подаётся холодным. Правда скормил я его не тому, кому хотел. Случайно, с закрытыми глазами, находя выход лишь благодаря чужим каблукам за спиной, которые отстукивали мои дальнейшие действия при помощи азбуки Морзе.       Глотая препараты, надо или нет, был чуть не убит психопатами и похлеще моего, когда постукивание за спиной затихало. А потом выблёвывал лекарственную жижу, когда этот же стук каблуков становился голосом, а тот в свою очередь материальной оболочкой, чья нога с размаху заехала в живот, лишь бы не сдох от передозировки. «Спасибо скажешь потом» — послужило ответом на моё краткое: «Ублюдок».       Но я верил же. Думал, поступаю правильно, считал долгом покончить с очередным дерьмом, заглушая внутреннюю боль новым делом.       Считал, что начал новую жизнь, когда в пустой квартире начала ждать слюнявая морда по имени Мухтар, скрашивая наступившее не так давно одиночество. Ошибся, однако.       Из дорогих людей остался только Дима. Эта фигура не была съедена на шахматной доске, когда на меня повесили ярлык Бога и заставили играть с самим Дьяволом, дав возможность не по собственной воле вершить чужие судьбы. Потом простил ему это, хоть и с трудом. Да и к чёрту, но всё равно свернул не туда.       Мою месть опробовали на вкус другие, а я был даже не в курсе, что скормил её кому-то вообще, потому что пучина засасывала обратно. Неужели я стал таким же, как ТЫ? Не обольщайся, это не так.       С криком упал на самое дно, попутно уловив — как эхом отдаётся в ушах: «Раздвоение личности». Оказавшись в смирительной рубашке в самом аду — перестаёшь рыпаться. По крайней мере первое время, пока в тебя не введут дерьмо похуже мышьяка. Уж лучше бы он. Тот хоть яд, просто убил бы и дело с концом. А это другое, не смертельное, не ядовитое, но жгучее и очень страшное.       Следом лишь тьма тьмущая, будто тебя окунули головой в воду и всё происходящее дальше было всего-то глухими и неразборчивыми звуками.       Потом вновь на поверхности, как будто настал момент пробуждения от сна, и открывшиеся глаза начали щуриться от солнечных лучей. И вот вы уже бродите по улицам Санкт-Петербурга, выгуливая здорового пса. Душевные раны зашиты, но так неаккуратно и слабо, что вот-вот швы разойдутся, только тронь.       Окружающие звуки — белый шум, цвета и объекты как под водой, галлюцинации продолжают донимать. «Не долечили? А лечили ли вообще?» — так и крутятся эти вопросы каруселью в голове.       Дни тянутся одинаково. Двое суток уже стали липкий комом где-то в груди, опустившись в солнечное сплетение и застряв в этом районе.       Опять вымощенные камнями дороги, уличные фонари, на часах 8:30. В кармане кожаной куртки валяются не только рецепт с печатями, но и баночка. Маленькая галактика лекарственных препаратов. Пора принимать Меркурий.       Чего не хватает — уже непонятно. Мозг командует, толкает тело на службу, а оно и радо подчиняться.       По дороге забегаю в первое попавшееся кафе. Игривая хозяйка лыбится, представляется Улей, принимает заказ и предлагает погадать на кофейной гуще. Я отказываюсь от последнего. Скептицизм во мне давно изничтожили, но желания заниматься чем-то подобным всё же нет.        ♪ And there's no feelings like I hit within And there's a million things I cannot do ♪       Кофе горячий, обжигает замёрзшие даже сквозь перчатки руки. Несколько глотков бодрящего напитка позволяют наоборот ненадолго расслабиться, когда жидкость согревает пищевод и желудок. Глаза сами собой на мгновение закрываются. А потом что-то дёргает: осознание того, что время поджимает.       ♪ Ah aaah ah aah ah Ah aaah ah aah ah ♪       Оставленные на столе 27 рублей издают негромкий, но раздражающий металлический звон, когда поставленные по чистой случайности монеты ребром падают на остальные. Я встаю и покидаю кафе, оставляя за собой лишь повисшие в воздухе вопросы да тень загадочности. Не стараюсь этого делать, ибо мне плевать, что видят со стороны. Всё равно открой рот и скажи, что псих, так это либо посмеются в лицо, либо молча отойдут, сторонясь.       Вот и следственное управление, такое родное и уютное. Правда я здесь явно лишний. Это осознание приходит тогда, когда охранник говорит, что Майора Игоря Константиновича Грома знать не знает, да и не работает тут таков, он то точно не ошибается, не первый день на посту.       Чья-то рука мягко ложится на плечо, несмотря на всю свою грубость. — Игорь? — послышалось за спиной с удивлёнными нотками в голосе.       Стоит обернуться, так сразу возвращается некий энтузиазм. — Дим! Ну хоть ты скажи ему. Подумаешь забыл пропуск. С кем не бывает?       Вроде смотрит как на больного, а вроде так и есть. Дима молчит, на его лице сожаление, ничего больше.       В мозгу что-то щёлкает, взгляд огорчённо уходит в сторону, а ноги подкашиваются. Равновесие теряется, Дубин ловит тушу и обеспокоенно спрашивает о том, чем может помочь. С уст срывается еле уловимое: «Отведи меня домой», но услышанное Димой.       В себя прийти удаётся сравнительно позже. Родные пенаты, а может уже и не очень. На столе конфеты и две чашки свежезаваренного чая, напротив сидит Дубин, ожидая хоть какой-то реакции друга и старого коллеги, который всю дорогу от управления до собственной квартиры пребывал в трансе. Вот тебе и приступы деперсонализации.       Разговор всё же завязывается. Долгий, ненавязчивый, мирный. Я не замечаю того, как улыбаюсь следом за Димой. Осознание того, что он единственный, кто остался из близких, вырабатывает желание дорожить и смаковать каждым проведённым мгновением. Момент расслабленности, физической и ментальной. Хотелось бы находиться в таком состоянии постоянно.       Часики тикают. За окном садится солнце, начинает темнеть. Беседа продолжается, но в какой-то момент Дима замолкает и встаёт с места. — Время позднее, — он поправляет очки на переносице.       Я лишь киваю, смотря на него и почёсывая отросшую бороду. Дубин медленно идёт к выходу, но останавливается в центре небольшой комнаты. Стоит недолго, но, видно, думает, разворачивается и подходит ко мне. Сомневается, ведь тихо вздыхает, но больше этого мне, увы, не понятно. Возможно, ошибаюсь и в этих суждениях тоже.       Дима наклоняется и накрывает своими губами мои, неуверенно, но смяв их в поцелуе. Удивительно, но, кажется, я не имею ничего против, ответив и прикрыв глаза. Что мною движет? Не знаю. Что движет им — подавно не знаю. Но знаю лишь одно, теперь я боюсь ещё больше, а именно того, что и эта ниточка оборвётся и потускнеет. И тогда мой мир, что сейчас и без того в руинах, рухнет окончательно и больше никогда не восстановится.       Дима отстраняется, поджимает губы и молча уходит, прикрыв за собой входную дверь. Слова были и не нужны, мы и без них сказали друг другу многое.       Голова всё так же под водой, ощущения странные, окружающая среда тоже, галлюцинации не дают возможности различать реальность и иллюзии. Может мне лишь померещилось?