Ангелы не танцуют, а демоны не умеют любить.

      Это был ужасный день для Рая и Ада. Гавриил и Вельзевул (некоторые очевидцы утверждали, что на месте Гавриила был Метатрон, но все так путались в показаниях, что решено было оставить Гавриила), вернулись с бесполезными отчётами о непроделанной работе, впервые за все чёртовы, равно, как и божьи, шесть тысячелетий. Им влетело по первое число за неосуществлённый Замысел. Впрочем, влетело скорее формально, чем от всей души, ибо и Отец Обмана, и Творец опростоволосились в равной степени. Оба сына и Божий и Дьяволов, оказались слишком своенравны, чтобы действовать по правилам. Так чего же ждать от рядовых ангелов и демонов? Однако, обе стороны, одинаково хотели наказания для своих, ибо ничего так не укрепляло коллективную сознательность, как показательная порка. Но не обращать же гнев, право слово, на Архангела и Архидемона? Самым простым было найти козлов отпущения среди более низших созданий. Например, среди тех, кто на протяжении всех шести тысячелетий присматривал за родом человеческим, и уж точно был за него в ответе. Так некстати вспомнился вопрос о Пылающем Мече и о том, кто сподвиг Еву вкусить плод с Древа Познания. Адская машина начала свой разбег, продираясь сквозь тернии витиеватых отчётов своего представителя надзирателя, демона по имени Энтони Дж. Кроули. Равно, как и Небесная Канцелярия внезапно смахнула Благодатную пыль с отчётов своего ангела Азирафеля. С абсолютной уверенностью можно было сказать, что ничего хорошего этих двоих не ждало. За шесть тысяч лет, у сторон возникло много вопросов к ним, несмотря на самоотдачу и исключительную старательность в нелёгком труде совращения, равно как и спасения праведников.                         ***       Праведник и Совратитель проводили время в квартире последнего, отмечая свою победу над непришествием Армагеддона, ибо книжная лавка первого, сгорела дотла ещё вчера, и не могла более служить им укрытием от глаз Верхних и Нижних Сфер. В своем подпитии эти двое как раз дошли до тех обсуждений, до которых ангел и демон, прожившие, с переменным успехом, шесть тысяч лет, бок о бок, крылом к крылу не смели обратить разговор ранее, в условиях неотвратимости грядущего Исхода. Они сидели, плечом к плечу и молчали. И в их молчании слов было больше, чем в любой, когда-либо изданной книге. Отныне, им не требовалось озвучивать что-либо, ибо вместе они прошли все: от Эдемского Сада, до Страшного Суда. И только природное упрямство и природная благодетель не позволяли им озвучить и то, что и так было очевидно. Всем было известно, что ангелы не умеют танцевать, а демонам противна сама идея любви. Ведь и танцы, равно, как и любовь, сделали бы их исключительно похожими на людей. В воздухе на минуту повисла тишина. Кроули прищелкнул пальцами и стереосистема в углу ожила. Из динамиков полилась спокойная мелодия. Heart beats fast Colors and promises How to be brave? How can I love when I'm afraid to fall? But watching you stand alone All of my doubt Suddenly goes away somehow One step closer — Хм. Не припомню, чтобы в моем репертуаре было что-то похожее, — демон нахмурил брови. Было в этой песне что-то смущающее? Сейчас на нем не было привычных темных очков и он выглядел очаровательно-растерянным. — Я переключу, а то уснём, так и не договорив, — он встал, чтобы выбрать пластинку, но Азирафель неожиданно схватил его за руку. Darling, don't be afraid I have loved you for a thousand years I'll love you for a thousand more — Не надо, Кроули. Просто вслушайся в слова. Эта песня, — он запнулся и щёки его порозовели. То ли от выпитого вина, то ли была тому иная причина. Time stands still Beauty in all she is I will be brave I will not let anything take away What's standing in front of me…. Глаза Кроули распахнулись и он позабыл как дышать, глядя в голубые глаза своего собеседника. И он внезапно всё понял. Демоны не умеют любить. Это противно их природе. Они созданы для того, чтобы толкать людей в пучину пороков и сбивать их с праведного пути. Проблема была не в этом. Они слишком долго жили среди людей. Радовались их победам и грустили над их поражениями. Когда так долго смотришь в бездну, бездна непременно ответит тебе тем же. И ангел научится танцевать, а демон обретёт забытую способность любить. — Кроули, — шёпот Азирафеля был сбивчивым и тихим, — не надо. Он усмехнулся в ответ и потянул ангела за руку. Азирафель потерял равновесие и впечатался в его пиджак своим ангельским носом. Кроули потянул носом воздух, вдыхая запах ангельского одеколона, который ему совершенно не был нужен. Кроули всегда казалось, что Азирафель пахнет пергаментом, книжной пылью и предгрозовой свежестью. — Что ты делаешь, Кроули? Он склонился к нему и прошептал, едва не касаясь губами аккуратного уха: — А на что это похоже? Ладони ангела упёрлись ему в грудь. — Я хочу потанцевать, Азирафель. Окажи мне маленькую честь. В конце концов, ты никогда не приходил ко мне в гости раньше. «И едва ли придёшь вновь». Мысль осела горчинкой на кончике языка, принося мучение, порождающее удовольствие. Хоть он и говорил, что у них теперь нет сторон, но едва ли про них забудут. Не забудут. И ничего не простят. Скорее всего, от них избавятся, за то что они вмешались в то, что было Неисповедимо. Так к чему теперь строить из себя непримиримых врагов? Они давно примирились и уже давно не были врагами. Чертова песня подливала масла в огонь, ударяя с поразительной точностью. Every breath, Every hour has come to this One step closer Ангел вздохнул и вложил свою пухлую ладонь в его. Демон тотчас сплёл их пальцы, наслаждаясь контрастом, который они порождали, стоя рядом. Азирафель был мягким, пухлым и невообразимо теплым, тогда как он сам был угловатым, резким и жилистым. — Я не умею танцевать. Но разве партнёрам по танцам полагается стоять так близко и сплетать пальцы таким….образом. Кроули улыбнулся. — Нет. Не полагается. Но мне на это плевать. Азирафель улыбнулся. — Ты мог бы солгать. Демон положил вторую ладонь ему на талию и медленно повел его. — Мог бы. Но не буду. Только не тебе. Ангел вскинул голову, встречаясь с ним взглядом. В голубых глазах зрело понимание и невысказанный вопрос, который неизменно породит ещё большую горечь в его истлевшей душе. Time has brought your heart to me I have loved you for a thousand years I'll love you for a thousand more One step closer One step closer… Но если он не скажет этого, а завтра их не станет? Не будет ли ему ещё более горько исчезать? Смерть была не совсем верным понятием. Ни к одному, ни к другому он не явится. То, что отделяет их от людей. Небытие. Пустота. Вот что ждало их двоих впереди. Но сейчас в его руке уютно лежала мягкая ладонь, а в ушах стояла мелодия, которая не заканчивалась каким-то чудом. — Шесть тысяч лет, Азирафель….я ждал чёртовы шесть тысяч лет, проходя все стадии от отрицания до принятия. Я просто не способен лгать тебе. I have loved you for a thousand years I'll love you for a thousand more Музыка закончилась, оставив их в звенящей тишине. Кроули почему-то был уверен, что Азирафель тут же отстранится и лишит его тепла, но он удивил его. — Ох, дорогой мой. Это было очень тяжело, — ладонь ангела мягко легла на его впалую щёку. Он накрыл ладонь своей и склонился к его лицу, так, что их лбы соприкоснулись. — Это было не тяжело. Это было почти невыносимо. Для того, чтобы настал Армагеддон, обязательно рождение Антихриста. Для того, чтобы почва ушла из-под ног у демона, было вполне достаточно одного слишком понимающего ангела. Азирафель несмело коснулся губами уголка его губ и Кроули едва не потерял рассудок. Ему показалось, что он вознёсся и снова пал, разбившись на сотню молекул, чтобы собраться воедино чем-то несоизмеримо большим, чем просто демоном, посланным, дабы повергать души людей в пучины Ада. — Это совсем не так делается, ангел. Кто же так соблазняет? — Кроули шептал очевидную ложь, хоть и говорил, что в этом нет нужды. От этого невинного поцелуя его прошило такой дрожью, словно это для него было впервые. Жизнь демона длинная, а секс из века в век прогрессировал. У него, как и у всей истории человечества были взлеты и падения. От разнузданной чувственности Древнего Рима, до табуированности Средних Веков. От головокружительной нежности, до низменной пошлости одетой в лаковую кожу. На протяжении бесконечной, по людским меркам, жизни, Кроули попробовал всё, и удивить его попросту было невозможно. Он был в этом железно уверен. Пока мягкие губы не коснулись его впалой щёки, и от одного этого он готов был пасть на колени, перед этой обезоруживающей в своей простоте лаской. Он пробовал секс с людьми. С мужчинами, с женщинами. Кто-то оставался в его постели на ночь, кто-то задерживался дольше. Некоторые клялись ему в любви, но сам он не любил никого в ответ. Кроме одного упрямого, похожего на облачко, в плавности своих линий, ангела. Желал к нему прикоснуться и боялся этого одновременно. Этот контраст убивал и притягивал, подчинял волю и отвращал, как святость Церковной земли на которую он однажды ступил, боясь опоздать. Он всегда плевал на Догматы, установленные Церковью и правила, навязанные Богом. Эти правила липли к зубам, как подтаявшая карамель с горьким привкусом серы. Демоны не умеют любить. Ангелы не умеют танцевать.       Кроули сощурил глаза и посмотрел на раскрасневшегося от смущения Азирафеля. — Я не умею любить. Только вожделеть. Я испорчу тебя и ты падешь, продержавшись шесть тысяч лет. Я всегда гадал почему ты не поддавался мне, и только теперь осознал к чему это нас приведёт. В его словах против воли послышалась горечь, словно он, демон, жалел об этом. О том, что он не ангел, сотканный из света и эфира. О том, что от его кожи не пахло озоном и благодатью, а чем-то горьким и терпким. Кроули прикрыл глаза, чтобы не видеть, чтобы на сетчатке не отпечатывался, и без того отпечатавшийся там, ещё шесть тысячелетий назад, образ. — Нет, Кроули. Ты не прав, — Азирафель бережно поднял его лицо, удерживая своими мягкими ладонями острый подбородок, а его пальцы осторожно провели по щекам и он с удивлением понял, что плачет, — ты умеешь. — Не умею, — голос, которому полагалось звучать злобно и строго, прозвучал обиженно и жалко. Но то, что сказал ему Азирафель, убивало вернее и чище Святой воды. — Докажи. Его ладони дрожали когда он стянул с ангела пиджак. Дрожали и когда он прижал его к себе, впиваясь жадным поцелуем в его мягкие губы, нетерпеливо раздвигая их языком, заставляя Азирафеля подчиниться его желанию. Ангел требовал доказательств того, что он не способен любить. Он докажет ему. Кроули прижал Азирафеля к себе, запутался пальцами в мягких белых волосах, сплёл их языки в диком танце, ритм которому задавал он сам. Вот сейчас это закончится. Ангел убедится в его грубой демонической природе, напомнит ему, в Дьявол знает какой раз, о том, что он порочен от макушки до кончиков ногтей на ногах. Он прервал их поцелуй, чтобы не чувствовать тяжёлого биения своего сердца, опутанного, как цветок сорняком, невыразимо-светлым и обжигающим чувством. Сейчас. Всё закончится сейчас. Шесть тысяч лет он старательно ставил многоточия, чтобы сегодня поставить точку, что растечется по канве их существования жирной кляксой. Чего Кроули не ожидал, так это протяжного стона, сорвавшегося с губ Азирафеля. Его щёки были розовыми и пухлыми, как воздушный зефир, а губы предательски припухли, поднимая со дна души демона желание припасть к ним вновь и стереть свою грубость нежностью на которую он был не способен. Не в силах смотреть, он отвернулся и тяжело опёрся о стену, но едва не простонал, когда на его впалом животе сомкнулись пухлые ладони, а лопатки обожгло чужое дыхание, от которого не спасал пиджак и рубашка, словно это дыхание проникало под кожу, заставляя дрожать. — Кроули…пожалуйста…. Пожалуйста, что? В голове метались раздробленные мысли, пропущенные через мясорубку Бытия. Что он хотел сказать? Пожалуйста, исчезни? Пожалуйста, не делай так больше? — Кроули. Я не хочу, чтобы ты останавливался. Пожалуйста. Голос ангела звучал слишком мягко. Их вспомнят. Им не простят. — Я слишком быстр для тебя, помнишь? То, что должно было звучать едким шипением, прозвучало надтреснуто. Что с ним, чёрт побери, такое? Неужели он утратил способность язвить и говорить гадости? — Просто прекрати строить из себя святого, Кроули. В конце концов, это твоя работа совращать, помнишь? Видит Бог, Дьявол, кому там до них ещё могло быть дело, он пытался. Кроули молчал, чувствуя, как предательски разгоняет по венам кровь сердце. Он чувствовал? Он чувствовал. Он чувствовал. Демоны не умеют любить. Не умеют? Не умеют! Даже если они когда-то были ангелами. — Надеюсь, ты понимаешь, о чём просишь. Он развернулся так резко, что будь он человеком и у него непременно закружилась бы голова. Но он был демоном. Пухлые ягодицы ангела прекрасно легли в его изящные ладони, когда он, при своей видимой хрупкости, без труда поднял Азирафеля на руки и прижал к стене. Его губы жадно исследовали ангельское лицо, спускаясь ниже к отчаянно бьющейся жилке на шее. С губ ангела срывались стоны и дело было вовсе не в его грубости. Возбуждение Азирафеля он ощущал так же чётко, как и свое собственное. Вот тебе и бесполые ангелы, возвышенные и далёкие от плотских утех. Бог мог сколько угодно передавать устами Метатрона несусветную ересь, ему на это наплевать. Азирафель был рядом и совершенно точно хотел его с той же силой, что и он сам. Кроули жалел лишь об одном: о том, что не сделал этого раньше. Он мог сделать это в Риме, где Азирафель искушал его устрицами. Мог сделать это во Франции, после чудесного спасения ангела из лап Революции. Мог увезти его к себе в сорок первом, когда спас самое ценное для ангела — его книги, и самое ценное для себя — самого ангела. И уж совершенно точно, он мог быть настойчивее, когда осознал, что Азирафель готов ради него на преступление, передавая в его руки Святую воду, при помощи которой Кроули сегодня оставил от Лигура липкую зловонную жижу на безупречном паркете своей лондонской квартиры. Эти мысли мелькали и гасли в голове, взрываясь яркими искрами, когда он укладывал на кровать свою бесценную ношу. Впервые в жизни Кроули путался в собственной одежде, считая, что ее вдруг стало слишком много. Так же мучительно медленно расправлялся со слоями, скрывающими от него белую, словно сотканную из света кожу, мягкий живот и восхитительные розовые соски, к которым так и тянуло прикоснуться. Каждый его поцелуй, ведущий ниже, заставлял Азирафеля издавать волнующие вздохи, а Кроули намеренно не задерживался на одном участке подолгу, проверяя, где его прикосновения принесут нужный результат. Когда он прикоснулся языком к соскам, то был вознагражден таким громким стоном, что не смог сдержать улыбки. — Ох, Кроули, что ты со мной делаешь? — это звучало потрясающе, словно в словах Азирафеля в равной мере смешались невинность и разврат. Он не ответил, только избавил ангела от остатков одежды и белья, лишая его последнего шанса отказать ему и оставить все так, как было между ними шесть тысяч лет. В душе он знал, что Азирафель не остановит его. Потому что общего у них было больше, чем им обоим того хотелось. Ангел выгнулся ему навстречу, когда язык Кроули прикоснулся к головке его члена. — Боже мой! Что ты творишь, ах, остановись… Губы ангела говорили Кроули: «нет», но тело говорило обратное, предавая своего владельца, отдавая его во власть тёмных сил. Руки Азирафеля инстинктивно легли ему на затылок. — Ах, это невыносимо…. Невыносимо было ждать шесть тысяч лет. Возможно, что сегодня будет их первый и единственный раз. Пальцы демона мягко, но настойчиво, готовили ангельское тело к последней битве Добра со Злом. Не в тех масштабах, как мечтало их начальство, но любовь, как и любая война несла с собой и радость побед и горечь утрат. В том, что любовь была хуже войны, сомневаться не приходилось. Во имя любви люди творили и уничтожали, жертвовали и предавали. И он, демон, живущий вечно, завидовал им. В их коротких жизнях было то, ради чего хотелось совершать подвиги, граничащие с глупостью и глупости, граничащие с подвигами. В его жизни был только Азирафель. Всегда рядом, но на расстоянии. Только не сегодня. Сегодня он будет принадлежать ему одному, забыв о своих небесных начальниках. Его личный ангел. Его вечный враг и самая главная слабость, что всегда придавала сил. Он коснулся его губ поцелуем, накрывая его свет своей тенью. — Ты только мой, Азирафель. Он вошёл в его тело, не спрашивая позволения и его с готовностью приняли, ответив протяжным стоном. Кроули внимательно следил за живой мимикой ангела, стараясь доставить удовольствие и научить тому, чему дома, ханжи с белыми крыльями, его никогда не научат. Святоши вроде Гавриила, Михаила и Уриила были теми ещё говнюками. Иногда их жестокость удивляла даже его, демона. И только Азирафель нёс в себе ангельский свет, приправленный глубоко запрятанной чертовщинкой. Он входил на всю длину, задевая чувствительную точку и шептал ему на ухо всякие развратные пошлости, вперемешку с нежностями. Ангел отчаянно цеплялся за его плечи и совершенно развратно стонал для него. Его кудри пришли в беспорядок, а щёки раскраснелись. Это он, Кроули, заставлял Азирафеля гореть от желания. Только он и никто больше на это попросту неспособен. Возможно, что ещё и потому, что ни одному демону не приходило в голову совращать ангела таким образом. Шесть тысяч лет ожидания — это мучительно и очень долго. Но это хриплое: «Кроули»; следы его горящих поцелуев на нежных губах; капелька пота у виска ангела, видит Бог и Дьявол — стоили шести тысяч лет. И если бы ему сказали, что для того, чтобы сделать это снова нужно подождать ещё столько же, он принял бы это и ждал бы. — Кроули, пожалуйста… Он ускорил ритм и сжал ладонь на члене Азирафеля, жарко выдыхая ему в ухо: — Мы кончим вместе. Ангел ответил ему протяжным стоном, а Кроули прикусил свою губу от избытка чувств. Его захлестнуло и затянуло в водоворот, мельтешащий обрывками его долгой жизни. Он был везде и нигде, а то, что должно было называться душой наполнилось Светом, перетекающим во Тьму и обратно. Кроули падал, сквозь бесконечность и был оглушён, словно из мира разом исчезли все звуки, а потом вернулись и ударили в голову не хуже крепкого вина. Он чувствовал на своем животе тёплое семя и слышал, как гулко колотятся их сердца, приходящие в норму после ослепительного оргазма. Кроули дышал рвано, прижимаясь мокрым лбом к мягкому белому плечу ангела, а тот ласково перебирал его волосы. — Кроули? Он поднял голову, боясь увидеть на лице Азирафеля разочарование, но увидел только счастливую улыбку и ласковый блеск голубых глаз. Он боялся услышать, что он демон и осквернил его своим вторжением, но услышал в ответ ласковый голос. — Это было просто чудесно. Я вовсе не чувствую себя осквернённым. Выбрось эти глупости из головы, Кроули. — Я трахнул тебя, Азирафель, развратил. Ангел упрямо покачал головой и поджал губы. — По-моему, то что сделал со мной ты, у людей называется заниматься любовью. Я чувствую такое тепло внутри…. Он фыркнул и легко щёлкнул ангела по носу. — Это сперма, глупый. А мы не люди. Ангел поймал его лицо в ладони и серьезно посмотрел ему в глаза. — Кроули. Я люблю тебя. Он хотел бы прикрыться, убежать, отгородить его от себя колкостью. Сказать, что это просто секс и ничего больше, но всё это было бы неправдой. Они шесть тысяч лет были рядом и любая его ложь будет раскрыта. И всё же, он хотел сказать что-то другое, но вместо этого ляпнул: — Придется тебе учиться танцевать. До ушей донёсся тихий смех. — Тебе смешно? Ты же понимаешь, какая кара за этим последует? — Кроули рыкнул и легко прикусил мочку ангельского уха. — О нет, Кроули, пощади меня, прошу тебя. Поганец. Даром, что ангел. Разумеется, он все понял и теперь Кроули во веки веков не отмоется. — Тебе придется научиться танцевать, не оттаптывая мне ноги. Иначе больше не буду баловать тебя ласками. Азирафель притворно-жалобно простонал. — Пожалуйста, только не это. Я научусь танцевать. Кроули хмыкнул. — Конечно научишься. Я лично займусь твоим обучением. Если бы их только оставили в покое. Он бы отдал свою вечную жизнь, стал бы человеком, смертным, хрупким и жалким. Только бы быть рядом с этим несносным ангелом. Если бы у них было это время, он обязательно бы признался ангелу, не прикрываясь танцами. Он произнес бы три губительных слова и повторял бы их остаток Вечности, только бы слышать мягкий смех и чувствовать пухлую ладонь на своём лице.        Они прожили спокойно неделю. В сердце демона поселилась и проросла сорняком мысль, что все позади. В конце концов, за это время можно было сотворить Землю. Книжная лавка Азирафеля восстановилась, как и его Бентли, которая попросту появилась на своем законном месте. Кроули отвёз ангела в магазин и не смог сдержать улыбки, когда увидел как счастливо просияло его лицо. Был пасмурный полдень. Лето близилось к концу, знаменуя медленную смерть природы, но пока ещё воздух не пропах грозой и сыростью, отдающей прелыми листьями. Стояла духота и в голову пришла прекрасная идея прогуляться в парке. Азирафель с энтузиазмом принял эту идею. — Минутку, дорогой мой. Только найду куда же я задевал ключи. Ангел рассеяно хлопал себя по карманам. В одном из них обнаружился клочок бумаги, который он с любопытством развернул и нахмурился. — Ну конечно! Он бросился к Кроули и схватил его за отвороты пиджака. Демон оценил энтузиазм и послушно склонился для поцелуя, но вместо настоящего поцелуя получил только звонкий «чмок» в худую щёку. — Эй, нечестно. Я рассчитывал на что-то большее. К тому же, мы всё ещё не знаем, когда за нами придут. Может в эту секунду за нами выслали по отряду и больше…. Азирафель приложил палец к его губам, призывая молчать. — Кроули. Не знаю, к добру ли это, но я нашёл пророчество Агнессы Псих. Взгляни. Он бегло прочитал обрывок бумажки. — Выбирай облик с умом? Что за…. Он посмотрел в лучистые глаза ангела и понял, что хотела сказать пророчица. — Азирафель. Ты уверен, что сможешь? — Думаю, что шесть тысяч лет нашего знакомства значат хоть что-то, мой дорогой. Разумеется, я смогу. — Ты даже не спросил, смогу ли я…. Вот теперь поцелуй был таким, каким ему и полагалось быть. Видимо, это означало: «да» Дети визжали и носились по парку, солидные господа читали газеты и невзначай перебрасывались новостями, прикормленные утки громким кряканьем выпрашивали хлеб, а где-то под деревом, скрытая раскидистым кустарником, сидела до неприличия близко влюбленная парочка. Казалось, что не изменилось ничего. И все же предчувствие чего-то недоброго не покидало их обоих. Чтобы немного отвлечься, они купили мороженое у усатого торговца. — Ты хоть понял, что произошло? — глаз Кроули было не разглядеть, но было ясно, как день, что речь шла об Армагеддоне. — Адам вернул всех мертвых к жизни, всё вернулось на круги своя. — Стало быть, он теперь обычный человек? Ангел пожал плечами. — Выходит, что так. Время покажет. — А может так и было задумано? Ну, ты понимаешь, непостижимость и всё такое, — демон осекся на полуслове. Под раскидистым деревом стоял Смерть. — Недобрый знак. Что думаешь, Азирафель? Ангел молчал, потому что его не было рядом. Пара крепко сбитых подонков, присланных Гавриилом, волокли его прочь от Кроули. У Азирафеля был заклеен рот, а взгляд его выражал немыслимый ужас. — Эй. Постойте! — он бросился вслед. Бездумно, как делал все эти злосчастные шесть тысяч, разделенных на двоих лет. Пожилая туристка участливо спросила у него: — О, неудачный день, дорогой? Он пропустил вопрос мимо ушей и зря. Удар пришелся прямо в основание шеи, впечатав высокого демона лицом в асфальт. Очки чудом уцелели. — Нам пора, Кроули. Хастур. Ну кто же ещё. Значит не забыли. Просто выжидали, продираясь через тернии бюрократической машины. Если бы кто-то задумался, то нашёл бы у Пекла и Небесной канцелярии много общих черт. Архидемоны, Герцоги Ада и демоны классом пожиже — были говнюками, по определению. Некоторые ещё и пахли соответствующим образом. Взять того же Хастура, он и в человеческом-то виде был больше похож на недельной свежести труп. И ведь он не был самым ужасным из тех, кто там водился. Но ангелы были ещё хуже. Не внешне, нет. Если проанализировать безупречного Архангела Гавриила, то он был хорош. Статный, с фиалковыми глазами, на губах играет приятная улыбка, но за показной красотой крылась поистине гнусная натура; Михаил и Уриил были от него недалеки. Кроули, после своего падения, искренне не понимал, как Гавриил не оказался в их рядах. Видимо, задавать вопросы было хуже, чем слепо следовать велению Господа Бога. В конечном итоге, люди родятся вновь, даже если кто-то утопил всех мужчин, женщин и детей, а вот вопросы — это совсем неуместно. А ещё общей чертой, свидетельствующей о расколе некогда целой системы, была бюрократия. Бумаги с бесконечными донесениями, отчетами, докладами, рапортами и всеми мыслимыми и немыслимыми формами с плохо запоминающимися названиями и номерами были общей страстью, болью и немыслимой радостью, как для Небесной канцелярии, так и для Преисподней. Разница была только в целях, местоположении и внешности сотрудников. Иногда все эти небесно-дьявольские стычки напоминали, скорее драку болельщиков разных футбольных клубов, от коих страдало больше всё окружающее, чем сами дерущиеся.                         ***       Его привели в большой зал с низким потолком и отвратительным освещением. Вокруг Архидемона, скучающе восседающего на стуле, в окружении своих любимых мух, стояли Герцоги с недобрыми ухмылками на уродливых лицах. — Демон Кроули, — Вельзевул монотонно констатировал очевидный факт. Хастур не удержался и вставил свое веское обвинительное слово. Хотя, в Аду трудно было ждать защиты. Демоны по природе своей никого не защищали. Это просто против их природы. Толпы низших, стоящих за мутной перегородкой улюлюкали и кричали нестройным хором, мешающимся в сатанинскую какофонию. — Он убил Лигура. Я видел это своими глазами. Будь у этого скользкого ублюдка больше времени, он и меня бы прикончил! Это не говоря уже о том, что он якшается с пернатым отребьем по имени Азирафель. Обвиняемый закатил глаза, но этого никто не увидел, ибо глаза были надёжно спрятаны за тёмными стёклами очков в модной круглой оправе. — Итак, вердикт? — голос Вельзевула звучал так скучно, словно происходящее его не касалось ни в коей мере. А самому Архидемону страсть как надоел этот спектакль. — Виновен! Виновен! ВИНОВЕН! Кроули прикрыл ладонями уши, боясь оглохнуть от странного единодушия, коего в демонах днём с огнём не сыскать. Негромко лязгнул лифт и в коридоре послышался стук чужих каблуков. Запах ладана и мирры, заставил демонов поморщить носы, или то, что их заменяло, и отпрянуть в стороны. Высокий ангел в белых одеждах с графином в руках кивнул Архидемону. — Михаил. Просто прекрасно. Кроули понял, что его ждёт. В руках у Михаила был кувшин, доверху наполненный Святой водой. Нервная улыбка расчертила его губы. — Вода настоящая? — Самая, что ни на есть, — Михаил протянул кувшин, — забирайте. Хастура передёрнуло. — Я видел, что она делает с нами. Лучше давай-ка ты сам. Для надёжности он отступил ещё на пару шагов назад. Архангел пожал плечами и вылил воду в ванну, стоящую здесь и выделяющуюся, как бельмо на глазу, своей ослепительной белизной. По подсчётам, воды в кувшине было не больше, чем в известном ему термосе в шотландскую клетку, однако ванна наполнилась примерно до половины. Предусмотрительный, ублюдок. Затронет только его, ни капли не прольётся мимо. Воды было ровно столько, чтобы худощавый демон Кроули испытал адские муки не убив никого вокруг. Михаил кивнул. — Я вернусь позже. Когда, — его взгляд равнодушно скользнул по лицу Кроули, — когда вы закончите. Вельзевул встал со стула. — Минутку. Не то, чтобы мы тебе не доверяли, Михаил, но мы не доверяем. — Не доверяем! Не доверяем! НЕ ДОВЕРЯЕМ! Архангел пожал плечами. — Проверяйте, — на губах ангела расцвела гаденькая улыбка, — Бога ради. Демоны снова отшатнулись. — Хастур! Проверь воду! По лицу, если это можно было назвать лицом, Хастура пробежала тень и Герцог поморщился, словно у него разом заболели все зубы. Кроули не удержался от ухмылки. Так-то, сукин сын. К счастью для Хастура, ему под руку подвернулся низший демон, которого он схватил и потащил к бортику ванной, от которой веяло неминуемой гибелью. — Эй! Что я такого сделал? Казните того, кто заслужил. Того, кто заслужил. В общеизвестном смысле, заслуживали все присутствующие, включая Михаила, хотя ему Святая вода не причинила бы никакого вреда. Хастур опустил демоненка в воду и отпрянул. Поверхность воды пошла пузырями и забурлила, а в затхлом воздухе запахло озоном, отчего все, кроме Кроули и Михаила сморщили носы. Крики демона, плавящегося заживо, вскоре стихли, а вода вернула первозданный вид, хотя по всем канонам должна была хотя бы пожелтеть. То ли Небеса не скупились на отборную воду исключительной святости, то ли демон был слишком маленьким на такой объём воды. Впрочем, гадать и проводить математические расчёты на пороге смерти занятие неблагодарное и глупое. Перед неминуемой гибелью, как правило, хотелось жить больше всего на свете. Будь он человеком, перед глазами бы пронеслась жизнь и любимые лица. По крайней мере людские книги и кинематограф изображали это именно так. Но любимое лицо было наверху, в столь же скверном положении, жизнь, длинной в шесть тысяч лет, за минуту не вспомнить, как ни старайся, да и человеком он не был. — Приговор понятен? Ты будешь казнён, путем омовения Святой водой. — Приговор понятен, — он гордо поднял голову, словно это не его сейчас казнят. Вельзевул, очевидно, оценил смелость демона Кроули, поэтому спросил: — Последнее слово? — Костюм. — Что? — Костюм. Он совсем новый. Жаль будет его намочить. Разрешите мне раздеться? Вельзевул кивнул. Судя по усмешке Хастура, его костюм он заберёт как трофей, когда от Кроули не останется мокрого места. Самого же демона больше волновал суд, вершащийся над его другом. Нет, не так. Над любимым. Все ли у него хорошо? Зная ангелов сложно было ждать пощады. Демоны работали грубо, но без излишней патетики. Виновен? Виновен! Пшёл в Святую воду, чтоб духу и праху твоего тут не было. От Гавриила можно было ждать чего угодно. — Кроули. Ты тратишь мою бесценную Вечность. Марш в воду. Он быстро снял одежду, оставив себе только майку, носки и бельё. Пришло время сделать шаг.                         ***       Его привязали к стулу. Металлическому, офисному, со светлой обивкой. Такие часто стояли в банках и прочих конторах, где трудились тысячи клерков, кропотливо выполняющих работу безотказными винтиками системы. Веревка, как и ожидалось, была белой. Такой белой, что даже его светлая кожа выглядела на ее фоне смуглой. В большие панорамные окна пустого зала лился солнечный свет, отчего немилосердно слезились глаза. Гавриил, стоящий напротив с притворно-ласковой улыбкой, трактовал это по-своему. — О, Азирафель. Ты расстроен? — Что? Нет, я не плачу. Просто слишком яркий свет, — на его губах появилась мягкая улыбка, — зачем же было доводить до абсурда, Гавриил? Могли бы просто позвонить. К чему эти веревки, стулья и ваши осуждающие лица? Улыбка Архангела стала шире. Он подошёл к его стулу и похлопал его по щеке. На губах у него была улыбка, но фиалковые глаза были холоднее льда. — Назовём это внеплановой экстрадицией. — Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду? Мы предотвратили Апокалипсис. — Мы? Послушай себя, Азирафель, — Архангел покачал головой, словно ему было ужасно жаль, — ты и этот твой… как это люди называют? — Бойфренд, — Уриил всегда был рад помочь коллеге по цеху, как и приличествовало Архангелу. — Точно. Ты и твой демонический бойфренд вмешались и нарушили Божественный план! — Но разве спасти Землю было злом? Гавриил махнул рукой. — Ты даже не пытался отрицать свою порочную связь. Удивительно. Впрочем, плевать. Человечеству было предначертано сгинуть под звон мечей Армий Света и Тьмы. Мы победили бы, если бы не вы! Гавриил был зол. Выходит, что всё, чего хотели Небеса — это поиграть в войнушку с демонами? Разве это и был Божественный план? Даже звучало глупо. Даже Адам, будучи одиннадцатилетним мальчиком проявлял больше благоразумия, чем те, кто правил Небесами. Милосердные ангелы были не менее кровожадными, чем самый захудалый демон. Впрочем, Всемирный Потоп, Содом и Гоморра, казнь Сына Божьего, Инквизиция, создание которой некогда приписали Кроули, всё это давно пройденные этапы мироздания. Шесть тысяч лет Бог карал и миловал своих любимых творений. Выходит, что все это было не больше чем игрой, где в финале, под хохот Всадников Апокалипсиса, ангелы и демоны устроят финальный раунд? — Но это же бессмысленно. — Оппозиции давно пора показать их место! Не тебе об этом судить, недоумок! — Гавриил выкрикнул слова с такой злобой, которая была бы достойна самого Люцифера, впрочем, почти сразу на его лицо вернулось равнодушие, — совсем скоро здесь окажется наш новый коллега. Тебе понравится. В пустом зале гулко звякнул лифт. — Ого! Просторно у вас тут. Недурно устроились. Демон, держащий в руках котелок с Адским пламенем, присвистнул. Гавриил махнул рукой и на полу образовался круг, аккуратно выложенный камнем. Демон опрокинул котелок на пол и в высокий сводчатый потолок ударил столб пламени с гулким рёвом. Уриил потянул веревки на его запястьях и глухо скомандовал: — Встать! Он непонимающе переводил взгляд со столба пламени на улыбающегося Гавриила и обратно. Галстук бабочка никогда не был таким тесным и он нервно рванул его, стараясь ослабить давление на шею. Неделя. Неделя ушла на то, чтобы договориться с Адом. И вот то, что они ему уготовили? На кончике языка вертелась крамольная фраза, которую Гавриил едва ли одобрил бы. Отчаянно хотелось крикнуть: «Срань Господня», но он только нервно улыбался, словно до конца не верил в то, что ангелы поступят так. Но пламя ревело, опаляя ресницы и в нём стремительно сгорели последние сомнения. Именно так они и поступят. — Мы же хорошие, — от этих слов Гавриил скривил губы в улыбке, — вы не можете так поступить! — Я Архангел, блядь, Гавриил! Заткни свой глупый рот и сдохни уже. — Что ж, приятно было с вами работать, — он сохранял лицо до конца, не уподобляясь своим начальникам, — может быть ещё увидимся. — Хватит болтовни, Азирафель. У тебя было шесть тысяч лет. Шагай в огонь. Умирать не страшно. Страшнее было только гадать, что происходит внизу. Не истязают ли его там? Не причинили ли ему боли? В одном он был уверен с кристальной ясностью: он не простит никого из них. Ни ангелов ни демонов. Он вздёрнул голову и гордо расправил плечи, словно делаясь выше ростом. В голубых глазах блеснул невиданный доселе огонь и он сделал шаг прямо в пламя, заставляя Гавриила сделать инстинктивный шаг назад. Всем было известно, что для демона не было ничего губительнее Святой воды, а для ангела — Адского пламени.       В Преисподней, где к мучительной и страшной смерти был приговорён демон, по имени Кроули вот уже несколько минут царила суматоха. Вышеозначенный демон лежал в Святой воде и брызгался во все стороны. Несколько низших демонов, ратующих за его казнь сами отправились в Небытие, попав под брызги. — Неужели на всех Девяти Кругах Ада не нашлось чёртовой резиновой уточки? — голос Кроули звучал безмерно устало, словно ему было скучно. — Какого хе….что происходит? — Хастур в растерянности смотрел на не менее растерянного Вельзевула. — Он уже не один из нас… слишком долго пробыл в пагубной компании людей и ангела. Хастур не унимался. — Я всё равно доберусь до тебя, сукин ты сын! Кроули скривил губы в усмешке и брызнул в его сторону водой. Не для того, чтобы убить. Для того, чтобы напугать. Лифт щёлкнул во второй раз и в Преисподней вновь запахло ладаном и миррой. — Я вернулся забрать…. Боже правый! — Архангел Михаил едва не уронил кувшин, глядя на Кроули, сидящего в Святой воде. — Я полагаю, что теперь меня оставят в покое? Вельзевул кивнул. — Пожалуй. Бунт нам ни к чему. Кроули улыбнулся побледневшему Архангелу Михаилу. — Михаил, будь добр, начудеси мне полотенце. Тот настолько удивился, что без всяких разговоров материализовал кипельно-белое банное полотенце и протянул его демону.       Наверху тоже все шло не по плану. Ангел Азирафель, шагнувший в огонь вздохнул. Громко и почти неприлично (не иначе, как нахватался от демона Кроули), хрустнул шеей и распахнул глаза, заставляя неподдельный испуг проступить на лицах Архангела, блядь, Гавриила, Архангела, услужливого-сукина-сына, Уриила и Архангела, больного-на всю голову-ублюдка, Сандальфона. Трудно было отказать себе в маленьком искушении. Он открыл рот и дохнул пламенем в их сторону, заставляя всех троих шарахнуться назад. — Что….ч-что он, чёрт возьми, такое? Он пал? Гавриил закусил губу с таким усердием, что ощутил вкус крови во рту. — Я….не знаю. Я не уверен. Он то, что недоступно для понимания. Ангел, стоящий в огне, не причиняющего ему очевидных неудобств, шагнул в сторону, отряхивая безукоризненный, но устаревший на пару десятилетий, кремовый пиджак. — Я могу идти? В принципе, позволение Гавриила ему не требовалось. Что мог сделать Архангел тому, кого не брало Адское пламя? Не Святой же водой поливать, в самом деле. Если бы Азирафель пал, то признаки его демонической сущности нашли бы выход на поверхность, проявившись внешним уродством, свойственным каждому демону. Но тот был сам собой. Тот же устаревший на два, а может и на три десятилетия костюм, те же самые светлые вихры на макушке, пронзительно-голубые глаза и не в меру, по его, Гавриила, вкусу пухлый живот. Если в чем-то он и разделял мнение глупых людей, то это были бы люди из скучнейших журналов для любителей здорового образа жизни, вроде: «Десять тысяч способов сохранить стройность, поедая брюссельскую капусту» или «Тягай железо пока жив». Впрочем, ангелу, что чудом не сгорел в Адском пламени было откровенно наплевать на мнение Архангела Гавриила. Куда больше его интересовала судьба того, с кем он жил бок о бок, крылом к крылу на одной Земле и был соединён с ним не только работой и любовью, что зрела в них годами, как хорошее вино, достойное королевского стола, но и самой очевидной привязанностью к роду человеческому и их достижениям. Например, мало кто знал, что злобный демон, склоняющий людей к падению в Геену Огненную в былые годы был не прочь придумать какую-нибудь диковинную игру для детей, оправдывая свои действия исключительно злыми помыслами, вроде того, что дети, увлечённые забавами будут расти неграмотными и докучать родителям своими рассказами о хорошо проведенном времени. Правда, совершенно невозможно было объяснить кому-либо, кроме одного ангела, которому пояснения не требовались вовсе, на кой чёрт, злой демон, совратитель людских душ и сам участвовал в этих играх? А что бы вы сказали об ангеле, увлечённым всеми мыслимыми и немыслимыми пророчествами, число коих, за шесть тысячелетий, превысило количество Легионов Ада, сложенных вместе с Воинами Господними? Как существо, сотканное из чистейшего эфира, жизнь в который вдохнул сам Творец, мог увлекаться чем-то настолько крамольным? Если бы кто-то, кроме Кроули так глубоко интересовался Азирафелем, то наверняка узнал бы, что пророчества притягивали ангела, как раз потому, что у него было время на то, чтобы проверить, сбудутся ли диковинные предсказания, или Пророк употребил слишком много дурманящих ум веществ. Иными словами, им были любопытны люди. Пока Кроули пытался постичь как быстро они умудряются взрослеть, стареть и умирать, Азирафель пытался найти в человеке ту самую Божью искру, что ведёт их род не только к Познанию, что они получили вкусив с Древа, но ещё и к пониманию. Об участиях ангела и демона в Мировых войнах, отгремевших только за двадцатое столетие дважды и упоминать не стоило. По-хорошему, они должны были поддерживать противоборствующие стороны, но по чистой случайности оказывались с одной стороны баррикад, нередко выручая друг друга. Причина этому была так же ясна, как и то, что сложив два и два получишь четыре. Им нравился мир, в котором они жили и они считали своим искренним долгом участвовать в самой гуще событий, волнующих людей. В конечном счёте, разве это не соотносится с их прямой задачей: наблюдением за любимыми творениями Бога?                         ***       Несмотря на раннее утро в парке было полным-полно людей. Кто-то вывел на прогулку свою любимую собаку, кто-то решил выйти пораньше, чтобы не попасть в утреннюю толкучку, которая неизбежно случалась в метро, без участия Высших сил. Бдящие за своим здоровьем бегали трусцой, как некогда рекомендовала своим соседям, сожженная на костре Провидица Агнесса Псих, а мамочки вышли с детьми, чтобы потратить силы неугомонных чад. Только двое господ, сидящих на скамейке спокойно взирали на творящуюся вокруг них суету, словно им не было никакого дела до поддержания собственного здоровья. Впрочем, этим двоим и правда не было никакого дела до мирских дел. Любой из них не имел нужды в пище, воде и сне, хотя, повинуясь привычкам, что они переняли у людей за годы сосуществования, они и ели, и пили, и даже ложились спать. Разумеется, когда они были не заняты своими прямыми обязанностями, от которых они теперь были освобождены, по крайней мере, до тех пор, пока Небеса и Ад не придумают, как можно наказать зарвавшихся слуг за непокорность. Тот господин, что в чёрном, сидел на скамейке так, словно он был не меньше, чем на приеме у королевы, чопорно сложив узкие ладони с длинными пальцами на коленях, что совершенно не вязалось с его образом. Ярко-рыжие вихры, постриженные по последней моде, туфли из кожи какого-то явно ползучего и жутко дорогого гада. На носу у джентльмена красовались солнцезащитные очки, вошедшие в коллекцию какого-то из модных домов не то Парижа, не то Милана, сам черт их не разберёт. Тот господин, что в светлом был одет по моде прошлых десятилетий, когда было принято облачаться в костюмы-тройки, дополненные бархатными жилетами и милыми джентльменским атрибутами вроде часов на цепочке. Но то, как сидел этот джентльмен вызывало недоумение. Его поза была расслабленной и даже расхлябанной, выбиваясь из стиля его гардероба примерно так же, как кольцо с бриллиантом на неухоженном пальце и облупившимся маникюром. — Выходит, что теперь мы свободны? — Выходит, что так. Правда, не сомневаюсь, что они вспомнят о нас. Сегодня Небеса и Преисподняя получили очень звонкий щелчок по носу, чтобы оставить всё как есть и просто забыть. Тот, что в чёрном хихикнул. — О, вижу ты познакомился поближе с натурой Гавриила. Он всегда был….немного радикальным. Тот, что в светлом хмыкнул. — Говори, как есть. Самый настоящий маньяк с заоблачным чувством собственной важности. — Дорогой мой, мог бы просто назвать его говнюком. Никто не смотрит? Джентльмен в светлом приложил пальцы к вискам, словно он о чём-то крепко задумался. — Нет. Никто. Меняемся? Он протянул пухлую ладонь своему худощавому собеседнику и тот её пожал. Если бы у данного события были свидетели кроме пожилой Маргарет Морган, выгуливающей своего любимого пса Ральфа, то у господ могли бы возникнуть серьезные проблемы за обман такого масштаба, ибо обличья джентльменов истаяли, поменявшись местами. Теперь каждый соответствовал своему образу. — Я попросил у них резиновую уточку для ванной, — хихикнул ангел, — а у Михаила попросил начудесить мне полотенце. Демон не удержал звучного смешка. — Видел бы ты рожу Гавриила, когда я дыхнул на них огнём. — Ты и правда так сделал? — Азирафель перевел взгляд на демона и в уголках его глаз собрались лучики-смешинки. — Да. Не мог вынести того, как этот говнюк отзывался о тебе. Он приспустил свои очки и посмотрел на своего заклятого друга. — Мой дорогой, ангел, позволь искусить тебя ланчем? — Ох, дух порока и зла. Вот как тебе откажешь? — Боюсь, что в ближайшую Вечность — никак. Я ждал шесть тысяч лет, а ты до сих пор не умеешь танцевать. — Не умею, Кроули. Уязвил. — Я не то хотел сказать. Ты был прав, Азирафель. Я умею любить. И совершенно точно, я люблю тебя. Стало ли это возможным потому что те, кто живёт бок о бок так долго, просто не могут испытывать ненависть друг к другу, или просто потому что Божий замысел, во всех смыслах, Неисповедим, но иногда, примерно раз в шесть тысяч лет, случается из ряда вон выходящее, рушащее все мыслимые и немыслимые каноны Бытия, событие. На свете неожиданно находится демон, способный любить и ангел, который научился танцевать.