утопленник

      Ещё три месяца назад он летел в наполненном детскими криками самолёте, деля места в эконом классе с какой-то пожилой парой. Кевин был втиснут точно посредине, словно сардина в банке, когда же его семья уютно проводила перелёт ближе к носу самолёта. Видимо, это был злой рок, или же как ещё объяснить то, что его несчастливое место оказалось недалеко от аварийного выхода. Жизнь вроде бы заранее была готова к тому, что один маленький Кевин Мун оборвёт её на борту дешёвенького самолёта.       Сейчас же он сидел в пустом школьном кафетерии, оглушительно, даже для себя, сёрбая клубничным молоком и раздумывая о том, куда же катилась та самая жизнь. К счастью, шансов безболезненно окончить пьесу никудышного актёра больше не выпадало, но Кевин и без того в состоянии организовать такое мероприятие собственноручно. Только вот спешить как-то совсем не хотелось. Каждым утром внутри мальчишки поселялась надежда, что вот этот день, да, он будет лучшим. Такого не происходило. Ни вчера, ни сегодня и завтра тоже нет. И вряд ли произойдёт, ведь он — Кевин Мун, чёртов фрик, с которым заговорит, разве только учительница математики, чтобы снова напомнить о несданной домашке.       Не подумайте, что он какой-то не такой. У Кевина были друзья, двое-трое так точно, но это было в Ванкувере, между заснеженных верхушек домов и с кислыми желейками, что приставали к зубам. Он был неловким пятнадцатилетним сопляком, рубящимся в приставку с такими же неудачниками, а теперь… Ну, ему шестнадцать, и он всё ещё такой же неловкий сопляк, только вот остальные ребята больше не задротили в компьютерах, а бегали за красивыми девчонками, угощали тех закусками и выглядели, словно айдолы. Кевин не в курсе, как там в Канаде, но тут, в Кванджу, все слишком взрослые, слишком серьёзные и чужие. Корейские дети не умели веселиться или же просто не хотели приглашать его на свои крутые вечеринки — словом, одно и то же.       Может, стоило шире улыбаться, строить глазки и делиться принесённой едой? Стоило приглашать одноклассников домой, показывать свою коллекцию редких игрушечных машинок и дебютный альбом Бейонсе? Стоило быть тем, кем не являешься, чтобы влиться в коллектив? Наверное. Кевин уже ни в чём не уверен.       Говоря о смерти… Он пытался. На второй неделе обучения в местной школе шарф на шее затянулся особенно туго, а ветер так сильно обмораживал пальцы, что хотелось вскрыть вены, чтобы согреть тёплой кровью холодные конечности. Кевин настолько отчаялся, что чуть не сиганул в первую попавшуюся заледенелую реку. Сверстники его не воспринимали. Корейский мальчик, выросший в далёкой Канаде, казался им чужим. И они были правы, ведь для Муна они тоже чужие.       В Кванджу Кевин стал неудачником. Старый рюкзак, доставшийся от сестры, массивные очки на переносице и недоскональное знание корейского языка. Подростковые шуточки доходили до него с раза десятого, и он не был уверен, что за ними не следовали едкие словечки, нацеленные в его сторону. Он плохо разбирался в истории, не слушал к-поп, не переносил пиво с соджу и ни разу за три месяца обучения не написал в групповой чат. Иконка его аккаунта в KakaoTalk была серой и безликой, как и имя, Хёнсо. Он был призраком среди ярких и запоминающихся ников: словно бывший одноклассник, не покинувший чат. Это огорчало, ведь раньше он никогда не был затворником, одиночкой, а что теперь…       Семья Мун была верующей. Не из тех, кто каждые выходные ходил в церковь и бил поклоны святым, но из тех, кто крестил своих детей и встречал Рождество как положено. Кладя руку на сердце, Кевин никогда не верил в Бога. Иисус казался ему больной выдумкой тех, кому нужен был поводырь, чтобы не потеряться на тернистой жизненной тропе. Также он относился и к мифологии. Греческая, скандинавская, да даже корейская — всё это полнейшая чушь. Если бы божественное и существовало, оно бы не оставило их мир на саморастерзание. Однако, совсем недавно, вроде бы ещё вчера, ему пришлось круто изменить своё мнение.       Что общего между одиночеством и верой? Точного ответа нет, но то, куда ввязался Кевин, дало ему отсрочку в собственном суициде.       Это случилось месяц назад. В календаре жирной цифрой был обведён самый обыкновенный вторник, который не так ужасен, как понедельник, но до выходных, всё же, ещё о-го-го. Три парня, два из которых были его одноклассниками, подошли к Муну прямо на большой перемене, когда тот, заняв свободный столик, скромно поглощал свой обед. Внутренности Кевина тут же сжались в узел, готовые в любую минуту взорваться жёлтой блевотиной на столовский стол. Такие красавчики, как эти трое, не подходят без причины к таким, как Кевин.       — Мун Хёнсо? — упёршись ладонями в стол, незаинтересованно произнёс наиболее тощий из них. Брюнет знал его. Чхве Чанхи — не звезда класса, но и не серая мышка: так, парнишка со смазливой мордашкой, который часто тусуется в кругу девчонок. Ничего особенного.       — Да. Вам что-то нужно, парни?.. — скрестив под столом пальцы, Кевин надеялся, что он не станет очередной жертвой буллинга в корейской школе.       — Есть разговор, только он не для здешних ушей. Выйдем?       Кротко кивнув, Мун потащился за тремя спинами, некрепко обтянутыми школьными пиджаками. Чанхи, видимо, был их предводителем, раз за всё время так и не дал разомкнуть рты остальным. Ли Джуён, который также был одноклассником канадца, шёл чуть сгорбившись, волоча ноги за собой. Вообще он мало разговаривал, как и на уроках, так и в столовой, когда Кевин невзначай водил по окружающим взглядом. А вот третьего, длинноволосого брюнета с внешностью мистера Кореи, он не знал. Было предположение, что это какой-то старшеклассник, но от этого коленки тряслись лишь больше, руки потели и в горле, как некстати, пересохло.       Дойдя до места, что знаменовалось здешней «курилкой», они резко притормозили, вынуждая Кевина последовать примеру. Оглянувшись по сторонам, Чанхи заприметил в дальнем углу подростка, расслабленно выдыхающего никотиновый дым. Тот выглядел как самый настоящий бунтарь: красные волосы, пробитая губа и пластырь на щеке.       — Свали, Ёнджэ.       Недовольно фыркнув, неформал сплюнул на асфальт, а затем скрылся за углом школы.       — У тебя есть друзья, Хёнсо? — прижавшись спиной к кирпичной выбеленной стене, буднично спросил Чхве. «Бедный пиджак», — с досадой подумал Кевин, ведь знал, сколько у матери ушло времени на то, чтобы выгладить это шерстяное чудо.       — Девушка? — повторив позу друга, откинулся на противоположную стену высокий брюнет.       — Парень? — усмехнулся Чанхи, а затем выудил из портфеля Джуёна пачку запечатанных сигарет и пафосную зажигалку. — Это дракон, — проследив за взглядом Кевина, сказал он, любовно проводя большим пальцем по выгравированном на стали существе.       — Так что? — став по левое плечо, тихо прошептал Джуён. Когда он молчал, было гораздо лучше.       — Нет. Я один.       Правда кольнула в глаза. Доселе ему не приходилось говорить такое вслух. Теперь об этом знают не только он, мама, сестра, а ещё и компашка подозрительных парней. На кой чёрт они вообще притащили его сюда?       — Если вы хотите выбить из меня ответы для контрольной или домашку, то я не тот, кто вам нужен. Я только кажусь гиком, но, на самом деле… Нет, я, конечно, люблю поиграть в Overwatch или Fortnite, но это не значит, что шарю в математике. Физика вот вообще отстой, так что я пойду, да?.. — двинувшись с места, Кевин чуть не рванул по направлению выхода из школьного двора.       — Так много болтаешь. Странно, что с таким длинным языком у тебя до сих пор нет друзей, — похлопав того по плечу, Чхве Чанхи выпустил струйку дыма прямо в растерянное лицо.       — Тебя ищет наш отец, — сказал старшеклассник.       — З-зачем?       — Ну не знаю… Может, ты какая-нибудь тварь и тебя нужно срочно убрать? — докурив, одноклассник одарил Кевина опасно сузившимися глазами.       Тварь? В голове не укладывалось. Кем-кем, а тварью его ещё не называли. И что значит наш отец? Они братья? Тогда, кто их отец, и что такого натворил через раз дышащий Кевин Мун? Вопросов было много, но по лицам молодых людей брюнет понял, что давать ответы они не собирались. Трое ещё какое-то время помялись возле Муна, а затем Джуён вложил в чужие не слушающиеся руки телефон.       — Одноразовый. Скоро придёт СМС. Не опаздывай, — кивнув, он развернулся и ушёл. То же сделали и остальные, оставив Кевина с детской травмой глубиной в Большое Невольничье озеро.       Он бежал домой так, словно за ним гналась стая голодных волков. Мобильник жёг карман школьного пиджака, когда же в мыслях крутились одни ругательства. Что же сейчас произошло? Страх перед неизвестностью заклокотал в солнечном сплетении, и парень, упав на колени, болезненно откашлялся. Ещё немного, и его бы стошнило.       Дома, прячась под одеялом, он нервно поглядывал на чёрный экран телефона. Какого сообщения ему ждать, Кевин не догадывался. Возможно, это глупый розыгрыш или типа того, но домыслы были сотворены из воздуха, а воспоминания о тяжести сказанных слов вполне реальными. «Не опаздывай», — приказал Джуён. Слишком многого он хотел от кого-то вроде Кевина Муна, которого, заведя в угол, прижали к стенке и огорошили мутным заявлением. Конечно, он мог всё забыть, выбросить телефон и начать игнорировать троих хулиганов, но внутри брюнета таился шторм, который не давал покончить со странным инцидентом так просто.       В девять часов вечера вибрация атаковала занемевшую руку, точно выстрел из арбалета: правда, Кевин, в силу обстоятельств, ничего не почувствовал, а лишь с любопытством уставился в голубой экран.       «23:30, пешеходный мост».       Номер был не определён. Отправитель не ждал ответа. В Кванджу имелся только один пешеходный мост, но в указанное время там прогуливалось не так уж и много людей. Эта встреча могла закончиться весьма трагично. Какой процент того, что его не забьют до смерти, а тело не выкинут в озеро? Вся эта история пахла протухшей рыбой, и Кевин был не из тех, кто доверял свою кончину кучке неполноценных подростков.       Покинув комнату, чтобы выпить ледяной воды, что, как он считал, поставило бы его мозги на место, он ещё в коридоре столкнулся со старшей сестрой. Стелла выглядела равнодушной. Грызя морковь, она собиралась обойти застывшего в проходе брата, как последний, не рассчитав силу, дёрнул девушку за плечо.       — Чего?       — Эм… Ты знаешь такого высоченного брюнета? — показав примерный рост неизвестного, пытливо посмотрел Кевин. — Думаю, он из старших классов. Опрятный, с длинноватыми волосами.       — Ким Ёнхун? — удивлённо ответила Стелла. — Откуда ты его знаешь?       — Ёнхун? Он подходил ко мне сегодня вместе с братьями… Что о нём вообще говорят?       — Не знала, что у него есть братья, — нахмурилась старшая, а затем громко пережевала овощ. — А что, тебя пригласили на вечеринку?       — На вечеринку?       — Да. Говорят, что Ким Ёнхун часто устраивает тусовки в загородном доме родителей. Только туда не всех приглашают, — в подтверждение своих слов, Стелла расстроенно поджала губы. Очки упали ей на переносицу, а пижама с котятами лишь дополняла полный комплект всезнайки, которой являлась Стелла Мун. Кажется, изгойство — это у них семейное.       — А кто его родители? — задав вопрос, Кевин почувствовал, как настроение сестры от холодного резко колыхнулось до разгорячённого от намечающихся сплетен.       — Чего интересуешься, влюбился или что? — хохотнула она, играя бровями.       — Нет, меня просто позвали на вечеринку для крутых, — цокнул парень, собираясь вернуться обратно в крепость.       — Эй, ну ты чего? Я же пошутила! — крик Стеллы ударился о захлопнувшуюся дверь.       Легче не стало. Богатые родители, незаконные вечеринки, дорогие сигареты и показушные зажигалки. Отлично, его жизнь грозилась превратиться в судьбу главной героини подросткового романа. Не хватало только магии и опасных любовников. И если с первым были явные проблемы, то со вторым абсолютно никаких: серийных романтиков у Кевина имелось аж трое. Выбирай любого — все твои. Стелла, что б её, только запутала, а тем временем близился десятый час — нужно было незамедлительно принять решение.       Ветер хлестнул под ворот куртки. Погода нагнетала. Густые тучи окружили беззащитную луну. Фонарь, под которым остановился Кевин, мигал, привлекая к тонкой фигуре внимание. Плеск рыбы в воде и шум дороги, оставшейся позади, служили похоронной мелодией. Корея безопасная страна, но не в случае Кевина. Хотя, возможно, никто и не придёт, оставив его в дураках. Это и к лучшему, ведь тогда опасения исчезнут, туман рассеется и, может, пойдёт дождь: вон как темно.       Справа прозвучали пьяные смешки, пара молодых людей, явно навеселе, шустро пронеслась мимо школьника, обдавая фруктовым куревом, шипучими напитками и искрящейся юностью. Кевин поднял плечи к самым ушам, осенняя стужа коснулась ониксовых прядей, переливающихся в искусственном свете.       Он всё ждал и ждал — терпения ему было не занимать. Никто не пришёл. Только на выходе из сомнительного места он заметил нечёткий силуэт, плавно надвигающийся к нему. Это мог быть кто-угодно: начиная попрошайкой, заканчивая маньяком, но ступни волшебным образом прилипли к земле, удерживая на месте.       — Здравствуй, сын мой.       Это был старик. Сутулый, с белой бородой и белыми, точно слепыми, глазами. Его голос оседал туманом на морской глади, а лицо было настолько приветливым, что Кевин, на долю секунды, и правда решил, что его приходу рады. Мужчина не выглядел пугающе, если бы подросток решил сбежать, он, вероятно, даже не шелохнулся. Поэтому, спрятав пальцы в рукавах, Кевин нерешительно спросил:       — Кто вы?       Так всё и началось. Незрячий старец поведал многое. И как создавался их мир, и как люди доверяли духам природы, как уважали их, выдавая дочерей за потомков могущественных драконов. Он много говорил о корейской мифологии, её месте в современности, о своих сыновьях, дарованных морем силах, но всё из сказанного слабо отпечатывалось в голове Кевина. Происходящее напоминало чудной сон.       — Ты можешь звать меня отцом, дитя, а можешь Ёнваном, как каждый в подводном царстве, — спустившись к озеру, они остановились у берега. Морозная вода омыла носки муновых кедов.       — У меня уже есть отец, господин Ёнван, — поклонившись, Кевин сделал шаг назад.       — Ты в праве называть их своей семьёй, но они лишь те, кто родили тебя и воспитали, а я тот, кто наделил силой, — молочные глаза обратились к застывшему парню. — Ты мульквисин, мальчик мой, сын белого царя драконов, — в подтверждение своих слов, мужчина взмахнул морщинистой рукой — и луна ярко забрюзжала на зелёной воде.       — Как… Как это возможно?       — Не небо спрятало луну, а вода.       Кевин осел на корточки. Воздух в Кванджу плохо влиял на восприятие реальности. Он не пытался поверить чокнутому старику, но, проснувшись следующим утром обнажённым на дне водоёма, не видел больше причин, чтобы не верить.       Среда стала судьбоносной.       С того дня всё резко поменялось. Никаких очков с диоптриями, неуверенной походки, заплетающегося языка на уроках корейского и обеденного стола для изгоев. Раскрыв в себе то, что утаивалось на протяжении шестнадцати лет, Кевин Мун вдруг обрёл место. Его полюбили одноклассницы, даря шоколад и подкидывая слащавые записки, его записали в баскетбольную команду, ни один раз звали поиграть в интернет-кафе и потусить на закрытых вечеринках. Вкус жизни Кевина приобрёл успешные нотки: он словно сорвал куш и был благословлён на лучшее. Теперь чуть ли не каждый ученик старшей школы знал, кто такой Мун Хёнсо. Много глаз смотрело, оценивало и показывало большой палец в знак одобрения. Совершенно случайно от прежнего серого Кевина осталась только потрёпанная курточка, сменившаяся модной кожанкой, позволить которую могла только элита.       Ёнхун, Джуён, Чанхи… Эти ребята стали некими проводниками в не обделённую золотым сверканием жизнь. Царь драконов был щедр и любезен. Кроме того, что теперь парень ни в чём не нуждался, он также умел делать такие вещи, что, услышав, никто бы не поверил. Будучи сыном водяного духа, Кевин мог дышать под водой, управлять ею, превращая в любое состояние, и даже телепортировать, что казалось весьма безумным. Сказки, как сказал бы прошлый он, были больше, чем правдивыми.       Наевшись досыта мёда, школьник застрял, окружённый непрекращающимся вниманием. Люди хотели видеть его, говорить с ним и следовать… Куда бы он не пошёл. Не было ни единого человека, что не проникся мгновенной симпатией к Муну. Конечно, нашлись вполне равные, те же новоиспечённые братья, гости торжества, но даже они были согласны с глянцевым сиянием мульквисина. Удача, чем обозвал свои способности Кевин, поменяла его мир на сто восемьдесят градусов.       Сверкание невидимой короны было настолько ослепляющим, что за вечными посиделками с друзьями на века; конфетами, которые не то что не лезли в горло — не помещались в домашнем буфете; комплиментами, воспринимающимися, как данность; улыбками, от которых болел рот, и завистливыми комментариями он потерял себя. Того маленького Кевина, задрота, приехавшего из Канады, любящего клубничное молоко и не переносящего запах пива, читающего манхвы, забивающего на учёбу. Куда же он делся? Где спрятался, что никак не мог найтись?       Или… Его просто не искали?       Во вторник Кевина выбросили вместе с драной одеждой в изумрудное озеро, а в среду на сушу всплыл лишь Хёнсо. Никто не видел подмены, но все же смотрели… Как так?       Видел он.       Когда некий Мун Хёнсо, новенький из первого класса, прошёл отбор в школьную баскетбольную команду, он сразу узнал в нём того, кто совсем недавно ходил мышью извилистыми коридорами, сливаясь непримечательной фигурой со стенами. И каково же было удивление, когда парень, позиционирующий себя, как отшельник, по щелчку пальцев стал успешен во всём.       Так не бывало. Джейкоб, этот таинственный наблюдатель, не понимал, что же случилось с Мун Хёнсо. Разумеется, люди имели склонность меняться, но не так быстро, правда? Или к парню снизошла фортуна, или он продал душу дьяволу.       В том, что Джейкоб заметил кого-то вроде Хёнсо не было приятной случайности. В дикой природе, окружённый по пояс ядовитыми змеями, ты с лёгкостью замечаешь себе подобную серую мышь. Или чёрную. Белую, коричневую, даже пятнистую! Все они — свои. У Джейкоба, третьеклассника с неплохой успеваемостью и единственным другом в лице плюшевой белки по имени Сэмми, вполне обычная внешность. Зубастую улыбку он компенсировал огненными волосами, а кривой почерк пояснением, что он обыкновеннейший левша. Иностранного акцента, как и родного имени, парень не скрывал. Конечно, одноклассники и учителя были вольны обращаться к нему, как угодно, но, всё же, услышав в плечистой толпе выразительное «Джейкоб!», он был благодарен.       Приехав в другую страну, ты никогда не должен забывать о родине, ведь в ней всё твоё существо.       На тренировках они не общались. Едва бы Мун заметил кого-то вроде Джейкоба. В восхождении сокомандника на пьедестал имелись и свои плюсы: теперь на брюнета смотрели абсолютно все, поэтому отныне старшекласснику не приходилось прятать за рыжей чёлкой взрастающий интерес. Хёнсо был для всех и каждого. Хотел ли Джейкоб подружиться? Возможно. Но смелость никогда не была составляющей его характера. Дружба — это не то, в чём разбирался парень. А теперь, когда вокруг Хёнсо выставлены заточенные копья, Джейкоб не уверен, что имеет право на дружбу с ним.

* * *

      Популярность не та вещь, что даёт свободно дышать. Так, увлёкшись, можно и задохнуться. Кевину нравилось чувствовать себя особенным первую неделю, вторую, на средине третьей он вынужденно останавливается и шарит по карманам в поисках ингалятора. Интроверт, варящийся двадцать четыре часа в сутки в чужом внимании, в конце концов, не выдержит и сбежит в нелюдимый лес. Одиночество было не только тем, что ело, но и тем, что восполняло силы подростка. Теряться наедине с собой было приятно, водить кончиками пальцев по покрывшейся ледяной коркой воде, ступать босиком по дорожке из разноцветной мёртвой листвы. Когда у тебя есть всё, больше ничего и не хочется, особенно, когда это всё приходит к тебе незаслуженно.       Кевин всё ещё не верил в Бога, но в пятницу, попав под неприятный ливень, он, хлюпая кедами, вошёл в небольшую церковь, уместившуюся в трёх кварталах от его дома. Толстый пружинистый ковёр впитывал стекающее по рукам сожаление, капающее дождевыми слезами вниз. А, может, это его собственные слёзы — Кевин запутался. Получив так много, он стал тем, кого в душе горько ненавидел. Не потому, что зависть разжигала в нём неправильную реакцию на счастье посторонних, а потому что настоящей у таких людей была только плоть. Другие, проникшись внешностью, красивым голосом или толстым кошельком, строили воздушные замки, где этот человек был идеальным во всём. И, если ты не хотел снова стать никем, приходилось соответствовать. Выглаженная форма, идеальная укладка, лёгкий макияж и поток сладких речей из уст, что взбудоражат мотыльков в девичьих животах.       Кевин хотел.       Боже, он молил о том, чтобы опуститься в самый низ. Быть никем — о, это звучало для него просто восхитительно.       Лики святых следили за школьником со стен и потолков. Он был не частым посетителем подобных мест, но, опустившись на колени прямо меж лав, прошептал так отчаянно, так больно, что слёзы водопадом полились по бледным щекам.       — Пожалуйста, я молю тебя. Пожалуйста, если ты правда есть, услышь меня. Верни меня. Забери то, что я принял, как должное. Прости за излишества, которыми я жил. Пожалуйста, дай замолить все свершённые грехи.       Молния ударила о крышу, и на раздавшийся грохот, выбежал пастырь. Узрев плачущего мальчика, он осторожно подошёл к острой тени.       — Думаю, Он услышал твои молитвы.       Кевин виновато поднял голову; с каждой минутой капли всё реже стучали по окну.       Субботним утром, ещё перед рассветом, он покинул дом Мунов, бродя спящим Кванджу, его умиротворённой природой и душой. Ноги, глупые и кривые, сами повели в сторону старшей школы. Пробравшись сквозь открытое в кафетерии окно, Кевин прыгнул на ламинат. Коробка клубничного молока быстро была найдена в холодильнике на кухне, как и пачка припрятанных кем-то из персонала сигарет. Кевин никогда раньше не курил. Более того, он не имел ни малейшего представления, как это вообще делается. Вредная привычка казалась лёгкой только со стороны. Поэтому, отодвинув подальше маленький прямоугольник, он распечатал первый пакетик молока.       Паршивость внутреннего состояния зашкаливала, на телефоне не было ни единого нового уведомления из социальных сетей. Нормальные люди в такое время чаще всего спят, а если нет, то явно не шастают закрытыми школами, приканчивая все столовские припасы.       Задвинув на место стул, Мун ушёл по такой же схеме, как и пришёл. Ноги сами понесли к пешеходному мосту. Проклятое место пахло проклятым озером, хлебом, который бросали местным уткам; просыпалось солнце.       Отражение на воде было неузнаваемым. Видеть себя совсем не хотелось. Хватит ониксовых волос, кровоточащих губ и фальшивых глаз. Кевин себя ненавидел. Не было в том, что он стал таким вины духов. Остальные ребята совсем не изменились. Их сила стала родной частичкой, а не уродливым наростом. Большие вещи принадлежат не большим людям. Ответственным. Самостоятельным. Самым обычным.       Не строй Кевин из себя не пойми что, может, и не отказался бы от ноши, что предназначалась подарком.       Поднеся лицо к молчаливой воде, парень плавно погрузился вниз. Уши наполнил вакуум, а воздух… Воздуха в воде не оказалось.       Таким Джейкоб, выгуливая собаку, его и нашёл. С мокрыми слипшимися волосами и безумно улыбающимся лицом. Софиты больше не подсвечивали ему спину, а мелкие черты выглядели простыми. Джейкоб не удержался и подошёл.       — Привет, — закусив губу, он нечаянно стукнулся коленкой со вздрогнувшим Муном.       — М-мы… Мы знакомы? — подтянув к подбородку колени, младший с недоверием посмотрел на рыжеволосого мальчика.       — Мы в одной баскетбольной команде, Хёнсо, — неловок почесал шею Джейкоб.       — А! Прости…       Кевину стало стыдно. Как же он был забит собой, что даже не заметил этого рыжика! Парень выглядел сонным, видно маленькая собачка, что бегала рядом на траве, разбудила хозяина и заставила попереться в парк субботним утром. Пухлые губы, ровный нос и шокировано раскрывшиеся глаза — он казался милым. Наверное, у человека с такой внешностью много друзей.       — Ты не должен извиняться, я просто постоянно остаюсь в тени. Знаешь, как супергерой.       — Как обычный человек, — поправил Кевин.       — Что?       — С меня хватит сверхъестественного.       — Ну ладно, — хмыкнул Джейкоб. Он старался смотреть вперёд, позволяя новому знакомому рассматривать своё лицо, — как обычный человек.       Солнце поцеловало кристальное озеро, когда рыжеволосый, приблизившись к уху Муна, шепнул:       — Джейкоб.       Он делился своим именем точно тайной, крутившейся в ушах другого парня беспрерывной мелодией. Джейкоб, словно обольстительная сирена, напевал Кевину последнюю песню. Паруса рвались, дерево трещало, а нити, перевязывающие сердце, крошились, выпуская сумасшедшее в бушующее море. Соль шипела, колола, заставляла нервничать и предвкушать. Кевин ни разу не перебил, он всё слушал-слушал, важное записывая на рёбрах: «я из Торонто», «в школе сначала относились скептически», «знаешь, меня так раздражает корейское имя», «ты не поверишь, но я до сих пор не выучил гимн Кореи».       Проснулся город. Людей стало больше, голосов стало больше. Пальцы не тянулись к воде. Она была не нужна. С Джейкобом на суше Кевин ощущал себя в тысячу раз лучше, чем один в воде. Робко коснувшись подушечками чужой руки, младший, окружённый миллиардами Вселенными с миллиардами жителей, поделился своей тайной:       — Кевин. Я тоже из Канады. И просто ненавижу корейское имя!