Бешеный пёс и слуга

Темно и сыро, а под ногами лежат трупы. Обувь перепачкана кровью. Кто-то ещё кряхтит, но удар трубой по голове избавляет его от мучений, хотя нет, ещё дёргается. Живучая тварь однако. Ещё один удар и ещё один труп. Крысы должны умереть. Крысам не подобает умирать красиво. Пусть гниют в этом месте. Пусть их трупы разлагаются, пусть… — Ты долго возиться будешь? — Санзу цокнул, его омерзительная идиллия разрушена. Он подходит к одному из противников Какуче и бьёт трубой по голове и ещё раз, когда тот уже лежит.— Великий опиздюлятор не справляется с мелкими вошками, вот смеху-то.  — Не хочу слышать это от тебя, — Какуче вспоминает, как некомфортно Харучие было в «Поднебесье». — Тц. Следи за словами, — Санзу зло посмотрел на него. — Уже не так весело, — Хитто спокойно смотрит в безумные глаза. — Ты такой же, оттого и бесишься. Разница лишь в том, что я не позволил королю встать на скользкую тропинку, а ты своего ведëшь по очень тонкому льду. Хуже всего, ты делаешь это намерено, — после услышанного Санзу замедлился. — Ты не сделаешь ничего, что могло бы остановить его — ждёшь, когда тьма поглотит его окончательно. Только вот мотивы твои не понятны, — Хитто усмехнулся. Он уже чувствует, как смерть ему в затылок дышит, но ничего предпринимать не собирается. Это уже своего рода игра. Где один оскорбляет, второй говорит, что думает. А после они пиздятся, избитыми возвращаются на базу, не желая смотреть в сторону друг друга, но в последнюю неделю все не так, Харучие может замахнуться трубой, но бить не станет. — Тебя это не касается. — Санзу все же ударил трубой об итак уже разбитый череп одного из предателей. — Разница в том, что ты предан тому, кто уже давно мертв — это глупо. — Мне это говорит тот, кто отправится в могилу следом за своим хозяином. — сдержался, а вломить хотелось, но по опыту он знает, что не справится, пока в руках Хару есть труба. — Бесишь уже, — труба падает, издавая громкий звук, Какуче жмурится от этого. В этот же момент его припечатывают к стене. Руками он касается чего-то скользкого влажного, а в нос резко ударяет запах крови. — Санзу, — он видит тень за спиной Харучие. Удар пришелся в руку — несерьезно. Прошло буквально пару секунд и человек с ножом лежал с разбитым лицом. Не было ни малейшего шанса на то, что он выживет. — Можешь же, когда хочешь, — Хару улыбается или Хитто это кажется. Он даже головой трясёт, Санзу это забавляет. — Ущипнуть? — ухмыляется, приподнимая бровь. Какуче подошёл к Хару. — Повернись. — смотрит на торчащий нож. — У нас бинты есть? — Харучие мотает головой и шипит. — «Придурок, не дергайся», — Плохо, поедем на базу, тебя подлатают. В машине не облокачивайся на спинку сидения. — Бля, не в первый раз уже. — Какуче улыбается, он каждый раз говорит что-то очевидное для Хару, только бы посмотреть на его насупившееся лицо. Всю дорогу они ехали молча. Хитто периодически поглядывал на Хару, следил, чтобы тот не засыпал и не облокачивался ни на что. — Какой заботливый, — пару недель назад он с отвращением «выплюнул» эти слова, но сейчас он смотрит на него опьянëнными глазами с беззлобной усмешкой. — Когда успел? — Какуче едва не нажал на тормоза. — Ты о чем, пупсик? — его уже понесло и, судя по всему, куда-то очень далеко. — От потери крови тебя так не ведёт. — серьёзен. — М-м-м, Какосик, чего ты такой скучный, — его клонит назад, но Хитто подставляет руку. Санзу зло шипит от боли. Какуче тормозит. К машине подходят Хайтани. Вытаскивают Санзу из машины и уводят. Он паркуется, идёт к кабинету, что специально оборудован для оказания медицинской помощи. Стучит в дверь и не дожидаясь ответа заходит. Здесь пусто. Выходит состояние Хару гораздо хуже, чем он предполагал. Хитто выходит в коридор и ждёт, когда из кабинета выйдет врач. Мужчина не молодой, болтать лишнего любит, и иногда его за это убить хочется, но свое дело он знает, много раз спасал им жизни, когда казалось, что это конец. Наконец, он выходит, снимает маску и складывает руки в замок. — Его отравили, яд не смертельный, но какое-то время у него будут галлюцинации, — он выдержал небольшую паузу. — через пару-тройку дней должно пройти. Его нельзя сейчас оставлять одного. В идеале, чтобы он все время находился под присмотром. — он ещё долго говорил о том, какие манипуляции нужно делать и какие лекарства купить. — Позвони, если ему не станет лучше. — Хорошо. Какуче забрал Санзу домой. Вырубил его телефон, потому что эта псина побежит на зов Майки даже, если в гробу лежать будет. Сам тоже взял небольшой отпуск и очень быстро об этом пожалел. Едва ли не каждый день он слушал нытье о том, что Майки не ценит Санзу и другую подобную поебень. И отойти от него нельзя: Хару начинает искать все, что будет хоть немного напоминать колеса, когда нет вспышек бреда, а когда они происходят творится лютый пиздец, начиная с попытки дойти до туалета и не разъебать все, что стоит на пути, заканчивая дебильными подкатами. Какуче вызвал врача среди ночи, ведь три дня прошло, а лучше Хару не становилось. Он выписал другие лекарства и просил позвонить, если через три дня ему не станет лучше.

***

Ночь. Жарко. Одеяло валяется на полу. Санзу его сначала забрал, потому что холодно, а потом скинул. Но это еще не все, потом он начал крутиться и что-то бормотать. — Хм-м-м, Какуче, — этот гад спит и видит что-то прекрасное. Так громко мурлычет имя слуги, не даёт ему спать ночами. Хитто уже должен был привыкнуть к подобным выходкам, но сейчас крышу сносит от его голоса. Хочется взять его и отыметь грубо и жёстко, даже несмотря на то, что эта шавка все равно никогда не будет ему принадлежать. — И о чем же ты думаешь, Какуче, — голос уже не мягкий и приятный, а резкий насмешливый, он ещё смотрит на Хитто голодными глазами. Поднимается, закидывает ногу на бёдра и садится верхом. Наклоняется и говорит в губы, — Хм, наверно было сложно сдерживаться все это время, — двигает бедрами вперёд. — Мы никогда не будем принадлежать друг другу, так зачем начинать это все? — стоит ли останавливать Санзу, когда самому так до безумия его хочется. — Ха-а, — Хару снова задвигал бёдрами. — Мы уже начали, Хитто.  — Какой смысл продолжать, если всё закончится, как только босс свиснет. — на эти слова Хару не отвечает, лишь хмурится и скалится. Бесит. Он накрывает губы Хитто резко, грубо, кусая их до крови. Отстраняется, наблюдает за тем, как капелька крови стекает по подбородку. — Я хочу тебя, и ты будешь моим, — Санзу слизывает красную дорожку, вкус металла опьяняет, кружит голову похлеще любого наркотика. Скидывает руку Какуче с талии и снова впивается в припухшие от укусов губы. Опускается ниже, оставляя укусы и засосы, выкручивает сосок, обводя языком ореол второго. Бьёт по рукам, когда Хитто пытается обнять его. Покрывает тело своими отметинами, заставляя вздрагивать от каждого прикосновения. Проводит пальцем по члену, хищно улыбаясь. — Положишь руки на голову, откушу, — облизывает палец, на котором осталось немного смазки, проводит языком по губам. Как дерзко и чертовски сексуально он выглядит. Смотрит так, будто трахает какую-то низкосортную блядь, а не минет собирается делать. Облизывает головку, обхватывает её губами. Уже от одного его вида хочется кончить, но Хару сжимает член у основания — не позволит. Опускается, принимая член полностью, сглатывает, двигает головой, заставляя Хитто стонать, подаваясь вперед, желая снова ощутить приятное давление глотки верного пса, что никогда не будет ему принадлежать. Слуга тянет руки, но Хару обнажает зубы, совсем легонько проводя ими по чувствительной коже. — Хм-м, — Санзу отстранился. Приподнимает бровь, наклоняя голову. — Обычно это никому не нравится, а ты так сладко стонешь, — насмехается. Желание убивать просыпается только от одной мысли, что Хару проворачивал это много раз с кем-то ещё. Какуче резко встаёт, хватает, его за подбородок и тянет на себя, вовлекая в поцелуй. Секундного замешательства достаточно, чтобы Какуче перехватил инициативу, подминая бешенного пса под себя. Довольная шавка обожает, когда с ним грубы, ни тени страха, лишь азарт в глазах. Хитто сжимает его ноги и толкается меж бёдер. Хару широко раскрывает глаза, а потом громко смеётся.  — Я был уверен, что ты возьмёшь меня на сухую, хотя странно было ожидать это от тебя. — вытирает капли слез от смеха. — двигайся давай. Бёдра — не жопа привыкать не нужно. — и отчего-то его снова несёт в угар. — Я буду твоим пока босс не позовёт.