Будто в последний раз

Ещё одна миссия «Летучих мышей» завершилась. Ныне будет чуть меньше ведьм, насильно взятых в ковены, и этот факт теплится в груди каждого участника приятным сознанием. Они полезны. Для кого-то спасена жизнь. Ида вновь утомлённо оглядывает своих спутников. Дурвин спит, положив кудрявую голову на плечо Кати. Она несёт его на спине, как маленького ребёнка, несмотря на усталость. Она сама готова сейчас свалиться, лечь и не вставать, спать сутки, ведь их задание снова затянулось. Но она продолжает идти, и её настойчивость достойна восхищения. Эмбер, как всегда, весела. Даже сейчас она шагает на первом месте: маленького роста фигурка, выглядящая чрезвычайно мило, спешит впереди, и длинные, почти белые волосы мелькают светлым пятном в плохо освещённом коридоре. Большие уши слышат, кажется, даже самый малый шорох, и девушка всегда наготове к опасности. Рейн устало, будто безразлично, смотрит пред собой. В давно поседевшей голове ведьмы проносится мысль, что они либо слишком измучены, либо хорошо скрывает эмоции. Ида не замечает, как начинает разглядывать их тёмный жилет. Столь хорошо знакомый силуэт, столь близкий и любимый, но в то же самое время столь неизвестный и чуждый ей. Они не виделись так много лет, но, встретившись, за секунды стали родными, будто их разделяли не годы, длившиеся вечность, но сохранившиеся в голове как мгновенья, а несколько секунд. Не изменилось абсолютно ничего, но изменилось совершенно всё. Или, может, так только казалось: может, вновь лишь усталая голова порождала странные идеи, что наутро всегда кажутся бредом и ересью, либо просто сном. Ни у кого не было сил на разговоры. Каждый или погрузился в собственные размышления, или слишком устал. Наконец, дошагав по каменному полу до пары комнат, служивших местом сбора команды и импровизированной кухней-столовой, а ранее бывших лишь заброшенным складом, Ида стянула фиолетовый плащ и присела, опершись спиной о толстую ножку стола. Странное умиротворение существовало вокруг, оно было почти осязаемо. Кажется, тронешь воздух, и в ладонях появится что-то лёгкое и золотистое — спокойствие.

***

Каждая «летучая мышь» сейчас в полном порядке. Катя всё же свалилась без сил, хоть и на подушку. Сейчас она уже крепко спала, как и Дурвин рядом, невзирая на яркий свет. Спящие, не думающие сейчас ни о чём, — им можно лишь позавидовать. Порой сон — наилучшее лекарство, но Эмбер, кажется, не собиралась ложиться. Иногда она, как буйный подросток, просто отказывалась спать, тогда как все вокруг душу бы продали за полчаса сна. Но она лишь говорила «не хочу», и, удобно усевшись на мягкий табурет в уголке, усердно размешивала сахар в горячем чае, и никто был не в силах её остановить — сами готовы лишь ко сну. Вот и сейчас — она улыбалась, слегка бултыхала ногами и, сидя на высоком стуле, пила разгорячённые чай — почти кипяток, ей особенно нравится такой. Рейн тоже предались отдыху и теперь лишь лежит, прикрыв веки. Не строит заумный план, столь сложный, что его нужно по три раза повторить каждому, чтобы все поняли. Нет, сию минуту они не сдвинется с места: мятноволосая голова покоится на подушке, глаза закрыты, и всё существо будто стремиться отдохнуть. В такие моменты становится искренне плевать, что и подушка неудобная, и в комнате прохладно, — усталость берёт своё и даже сверх меры. Ида же наблюдает за всеми, как мама, заботливо осматривая лица друзей. Смешно думать — с Катей, Дурвином и Эмбер она знакома недели две, но как дороги они ей стали за это время. Сколь милы они теперь, хотя сначала она всё ссорилась с Эмбер, не понимала Дурвина, уж слишком у них разнились взгляды, а Катя в целом была молчалива. Но в каждом из них был свой особый шарм, делающий их столь особенными и потому любимыми. Ещё раз оглядев комнатушку, Совиная леди смачно зевнула. Если верить настенным часам, время подходило к двум ночи. Кажется, не лучший час, чтоб возвратиться домой. Луз и Король наверняка давно безмятежно спят. Может, даже Хути дремлет. Голову ведьмы посетила идея. — Я могу остаться здесь на ночь? — спросила она Эмбер, обернувшись к ней всем телом. — Почему нет? Может, для Вас даже найдётся спальный мешок, — удивительно флегматично ответила девушка. Эмбер встала с табурета, оставив кружку с напитком на столе, осторожно прошла в другой конец комнаты, обойдя огромный квадратный стол, порой казавшийся несоразмерным для этой комнаты, и, привстав на цыпочки из-за низкого роста, отворила стеклянные дверцы прямоугольной полки. Она покопалась там несколько минут и, наконец, достала нечто очень запылённое. Пыль вдарила в носы, и ведьмы едва удержались от того, чтобы чихнуть. — Это? — спросила Ида. — Как видите, — отрезала Эмбер. Эмбер провела магический круг, отчищая грязный спальник, и передала его в руки женщины. Ведьма благодарно что-то пробормотала и стала раскладывать мешок. Эмбер вновь схватила кружку с чаем и шумно отхлебнула. Допив, она погасила небольшие лампы и ушла, тихо прошептав «пока, мама-Ида». Ида улыбнулась от такого прозвища и ей стало чуточку смешно, что она умиляется от трёх коротких слов. Она заметила для себя лично, и ни для кого более, что изменилась, и что виной тому были Луз и Король. Однако было не лучшее время для подобного рода размышлений. Она выигрышно повернулась на неудобной оранжевой подушке, и её взгляду предстала всё та же комната, что и раньше. Что-то было в ней приятное сейчас, когда все спали. Некая таинственность, наверно, сколь странно это не звучало бы, ведь вся комнатка была ей знакома. Знакомые стены, знакомый пол, всё такое привычное. И люди в ней так же привычны. Дурвин и Катя, молодые и милые, напоминали ей саму себя и Рейн давным-давно. Хотя она всё видела, что они будто бы ничуть и не изменились. Рейн всё такие же приятные в общении, всё так же здорово шутит и так же флиртует с ней. За размышлениями время пролетало незаметно, и при всём желании Ида не смогла бы сказать, спала ли она хоть сколько-нибудь. Кажется, нет, но утром она была так бодра, что ей самой это казалось странным, и она начала сомневаться, но потом уже осознала, что это не так уж и важно. Время на часах подходило к утру. Ведьма присела в оранжевом спальнике и обхватила колени руками. Она протёрла слипшиеся, будто ото сна, глаза. Она хотела было лишь умыться и уйти, и почти реализовала свой план, но, уходя, она поправила тёмный плащ и почувствовала на спине взгляд. Она обернулась и увидела стоящих у противоположного конца стола Рейн. — Доброе утро, — сказали бард. — Я не думала, что ты так рано встаёшь. Где же твои привычки, Уисперс? — С ними, — они указали головой на спящих Дурвина с Катей, — не поспишь. Я привыкли готовить для них иногда, — они ласково улыбнулись. — Не знаешь, где Эмбер? — вопрос звучал по-родительски обеспокоенно. — Она ушла, как только допила чай, — задумчиво ответила Ида. — О, конечно, мне следовало догадаться. Это так в её стиле: прийти лишь за компанию, попить чай, горячий, как кипяток, кстати, понятия не имею, как она умудряется это пить, по-моему, он чересчур горячий, и уйти. Ида молчала. Она задумалась над тем, что Рейн говорили о «Летучих мышах» как о своих детях. Как она сказала бы о Короле и Луз. Ей доставило явное удовольствие найти подобное изменение. — Ты, кажется, собиралась уходить. Может, всё же останешься на завтрак? — вдруг спросили те самые Рейн, о которых и размышляла ведьма, будто сойдя из её мыслей в реальность. Они обошли стол и теперь стояли рядом с ней, и их разница в росте была особенно заметна. Что когда-то, что теперь, она была и осталась немного выше их. — Да, пожалуй, почему нет, — улыбнулась Ида в ответ. Рейн вышли, чтобы умыться, а Ида в ожидании присела на табурет, тот же самый, на котором несколько часов назад восседала Эмбер. Она вдоволь уже насмотрелась на маленькие, нарисованные кем-то картинки, висевшие на стене небольшой кучкой. На одной из картинок был изображён пейзаж с парой холмов, на одном из которых стояли, дружно прижавшись друг к другу, две ели, одна чуть выше другой, рядом с блестевшим на солнце озерцом, вокруг которого росли цветы, изображённые на бумаге разноцветными пятнами краски. На другом листке изображалась панорама одной из улиц города — многие магазинчики и люди удачно поместились на нём, а мощёная дорога, казалось, была не из краски, а из камня взаправду перенесена на картину. Ида насмотрелась вдоволь на эти полотна, удивляясь мастерству автора, когда вновь заметила в комнате Рейн. Свежий, бронзовый цвет лица, яркие зелёные глаза и улыбка, не открывающая зубов и оттого не закрывающая глаз, — всё идеально смотрелось на новой картине — реальности. — Кто нарисовал эти картины? — тихо спросила она. — Дурвин, — так же тихо ответили Рейн. Ида бросила взгляд на упомянутого. Катя столь любяще прижалась к нему, а он столь мило обнимал её, что это показалось ей до боли знакомым. — Скажи, они как мы раньше, — вдруг выпалила Ида, не подумав. Бард с долей удивления глянули на неё ярким, любимым взглядом и игриво ответили: — А теперь? — Прошло так много времени, — меланхолично произнесла женщина. — Время. Так странно. Неужели мы с тобой так сильно изменились? — Пожалуй. — Но скажи честно, изменились ли чувства? — они взяли её ладони в свои. Ида молчала. Она не знала, что ответить: вопрос завёл её в тупик, и она задумалась, осознавая, что продолжает странно хранить безмолвие. — Враньём будет ответить «нет», — наконец вымолвила она с ноткой весёлости. Она прекрасно осознавала, что спустя годы всё так же влюблена. Влюблена глупо, безумно. — Тогда… — они взглянули ярко и улыбчиво, как умели лишь они одни, и продолжили, — станцуешь со мной? — Будто в последний раз, — ответила Ида с улыбкой. Её не надо было уговаривать, ведь её спрашивали Рейн Уисперс. Вдвоём они медленно кружились в только им понятной импровизации. Не вальс, не танго, не что-то другое, а их личное фантазирование. Поворот — и они на кухне. Ида прокружилась вокруг себя. Она улыбалась, глядя в любимые, совсем родные ярко-зелёные глаза, рассматривая аккуратные черты лица. Резкие скулы, прямой нос — всё для неё столь знакомо. Их губы так же улыбаются, а они кружатся в экспромте. Теперь Рейн совершили поворот, складки рубашки с широкими рукавами элегантно расправились, а руки пары — соприкоснулись. — Помнишь тот танец на занудском конкурсе? — раздаётся тихий вопрос. Голос пронзает тишину, но сейчас это даже приятно. — Такое не забывают, — раздался тихий смех в ответ. — А помнишь, что он закончился поцелуем? — новый вопрос и хитрая ухмылка. — И это помню, — вновь тихий смех. Короткие объятья и поцелуй в щёку, оставленный мгновенно, и ставший эфемерным воспоминанием, порой лучше всяких слов. — Ты изменилась, но ты всё та же. — Могла бы сказать, что ты идиот, если бы не чувствовала тоже самое. Они тогда сделали фотографию с масками Летучих мышей, где они улыбались, смеялись и были счастливы вдвоём. Эту фотографию Ида теперь держала в руке. Маленькое, квадратное фото отсвечивало на солнце, приносило воспоминания. Другой вопрос были ли эти воспоминания приятны, но они хотя бы были. Ведьму посетило неприятное, колючее осознание, что всё связанное с Рейн вечно оканчивается вот так. Болезненными воспоминаниями. И тогда, когда они расстались, было то же самое, пусть то и действительно была её вина. Сейчас бы она не стала врать, что всё хорошо. Их следующая встреча была приятной, ведь Летучие мыши подарили ей счастливые воспоминания, но и это закончилось слезами. Встретившись вновь, Рейн сказали, что прошлой встречи и не помнит. Ей крикнули в лицо «почему ты не можешь оставить меня в покое». Каждый раз приходит чувство, перехватывающее дыхание настолько, что становится трудно дышать…