Манящий бадьян

Тягучий и пряный запах бадьяна заполнял лёгкие, врываясь с каждым несдержанным глубоким вдохом. Лю Цингэ ощущал себя странно: дрожащие руки, слабость во всём теле, повышенная температура и... горячее возбуждение, фокусирующееся в районе его паха и непонятно зудящего зада. В голове звоном колоколов раздавался стук крови в его висках, а из крепко стиснутых обветренных губ срывались тихие стоны, обозначающие лишь высшую степень возбуждения их обладателя. Лю Цингэ тёк. И, кажется, совершенно не мог понять, почему: совсем недавно он посетил пик Цяньцао, где юные адепты, имеющие вторичный пол бет, смущенно лепеча и краснея, передавали ему подавители, замаскированные под обычные пилюли от боли в голове. Юноши, скорее, просто восхищались его подвигами и желали походить на него, достигнув в своей жизни больших высот, нежели жизней обычных лекарей, но бог войны школы Цанцюн никак не мог отделаться от мысли, что те узнали всю правду о его сущности и теперь крайне неумело флиртовали. Не то, чтобы в мире заклинателей омеги не могли занимать хоть сколько-то значимые места — разумеется, были многие воистину сильные и могущественные культиваторы, достигшие бессмертия и вознёсшиеся в виде небожителей: вспомнить, пожалуй, того же его королевское высочество наследного принца Сяньлэ, имя которого когда-то прогремело на весь мир. Тем не менее, всё равно случались... крайне неприятные случаи, когда старики-альфы использовали незаконные афродизиаки, которые мало того, что могли полностью подорвать здоровье совершенствующихся, так ещё и почти полностью подчиняли своей воле омег. Если честно, лорд пика Байчжань сначала решил, что он попал под влияние этого самого афродизиака: дуновением тёплого весеннего ветра ему в нос резко ударил манящий запах бадьяна, который настолько будоражил его естество, что сил сопротивляться уже не было, тело предавало своего владельца, неся его со всех ног в сторону источника этого пряного аромата. Это было действительно сложной ситуацией, ведь в данный момент он находился на пике тысячи трав по поручению Юэ Цинъюаня — в ближайшем будущем планировались тренировки адептов за пределами школы Цанцюн, поэтому необходимо было попросить о большем количестве лекарственных средств. Едва сдерживаясь от того, чтобы упасть на землю и стянуть с себя все эти жёсткие неудобные ткани, непрестанно трущиеся о чувствительную разгорячённую кожу, Цингэ быстрыми прыжками, используя технику цингун, преодолел немаленькое расстояние, оказываясь в итоге у небольшого домика в самой дальней точке пика Цяньцао, который показался его спутанному сознанию ужасно знакомым: небольшая грядка с душистыми лекарственными травами слева от здания, в небольшом отдалении растеклась лазурная быстрая речушка, в которой, кажется, лорду пика Байчжань довелось однажды искупаться — вспомнить точно он не мог, все мысли были искусно запрятаны под пелену сильного возбуждения. Здесь запах бадьяна был настолько насыщенным, что омега чувствовал, будто он навсегда останется с ним, въевшись под кожу, словно какая-то заразная болезнь, доводящая человека до гибели за считанные дни — к удивлению, мужчине казалось, что его ждёт не гибель, а необыкновенное удовольствие, которое едва не вознесёт его на небеса, поэтому он, не теряя напрасно времени, дрожащими руками быстро постучал по двери; та была раскрыта, поэтому заклинатель не преминул этим воспользоваться, заходя в, очевидно, лекарский домик, плотно запирая за собой дверь, инстинктивно не желая, чтобы кто-то из чужаков посягал на то, что он уже посчитал своим. Му Цинфан был зол и раздражителен, ярость клокотала глубоко под кожей, заставляя его метаться из стороны в сторону, пытаясь найти что-нибудь, чем можно было бы подавить хотя бы на короткий срок свою нервозность: будь то агрессивный смертоносный поединок или же раунд жаркого и страстного секса, когда альфа смог бы вставить свой узел глубоко в какого-нибудь скромного омегу (главе пика Цяньцао с трудом приходилось отгонять мысли о том, что в этих целях можно было бы использовать кого-нибудь из своих хрупких учеников), да оплодотворить, раз за разом заполняя потоками горячей спермы. Это было тем, что заклинатель был не в силах контролировать — его природа и настоящая сущность, которую невозможно было спрятать за скромным и тихим обыденным нравом Цинфана, когда он с мягкой улыбкой поучал своих милых учеников, которые даже не догадывались о том, что тот, кого они так почитают и уважают, являлся самым настоящим альфой. Впрочем, глава пика тысячи трав не давал и шанса это понять — покорный и чуткий, он постоянно использовал подавители, не желая пугать обитателей столь мирного пика своим агрессивным поведением, которое он переводил в пылкость и крайний интерес к изучению различных растений, а также изготовлению лечебных пилюль. Поэтому сейчас он совсем не мог понять, почему это всё вышло из-под контроля — спокойствие резко исчезло, когда он, ухаживая за плетистой лозой, обрабатывая её лепестки специальной пыльцой, почувствовал нежный и цветущий аромат обычно чрезвычайно древесного и грубоватого сандала, который настолько сильно возбудил всё его естество, что даже принятые подавители, регулирующие поведение альфы в период гона, не смогли избавить его от крайнего жара и зуда под кожей, а также от слишком крепкого, пожалуй, вызывающе торчащего достоинства — настолько сильно он желал утолить свою страсть, что член, казалось, готов был взорваться ярким оргазмом сразу же, как только он к себе прикоснётся. Двое мужчин уставились друг на друга сразу же, как аромат возбуждения заполнил помещение небольшого домика полностью — тяжело дыша, каждый из них испытывал свою борьбу с телом, но рвущееся наружу шумное дыхание нарушало напряжённую тишину, которую не смел исказить своим прерывистым голосом ни один из заклинателей. Долгое ожидание первым нарушил Лю Цингэ: дрожащие уже долгое время от чрезмерного возбуждения и неожиданной слабости ноги не выдержали мгновений затишья, подкосившись, из-за чего заклинатель упал на пол, издав слабый стон, обозначающий, пожалуй, больше жалобное придыхание от невозможности и дальше терпеть этот насыщенный запах бадьяна, нежели призывное возбуждение. Но Му Цинфану хватило и этого. Подхватив мужчину, быстрым движением поставив его на ноги, глава пика Цяньцао, не теряя времени даром, стянул с него уже порядком измявшиеся одежды, в одном из мест уже давным-давно пропитанных смазкой, истекающей из неожиданно податливого отверстия Цингэ, подталкивая его к постели. За подобные слишком резкие и откровенные действия Му Цинфан будет извиняться потом, беспрестанно кланяясь в извиняющемся жесте перед главой пика ста битв, но сейчас, мучимый своим гоном, он не мог никак остановиться, радуясь лишь тому, что неожиданная течка омеги была только к месту: в иной ситуации, почувствовав столь манящий запах, альфа мог не сдержаться, из-за чего травмы были бы неизбежны. И не факт, что страдал бы зад Лю Цингэ, а не жизнь и здоровье целителя. Лю Цингэ задрожал, неуклюже падая на постель, но движимый желанием скорее насадиться на наверняка (он был уверен!) толстый член столь восхитительно и маняще пахнущего пряным бадьяном альфы, он поскорее встал в позу поудобнее, опрокидываясь грудью на постель, призывно выставляя ягодицы вверх и слегка ими покачивая, весь изнывая от жара, заполнявшего каждую клеточку его тела. Услышав за спиной шорох одежд и шумное дыхание главы пика тысячи трав, заклинатель понял, что желает скрепиться в половой связи не только он: жаркий язык скользнул сначала по мило выставленным белым ягодицам, дразня и оставляя лёгкие несдержанные укусы, а после приник ближе к пульсирующей от возбуждения дырочке, массируя дразнящими движениями у самого входа. Глава пика ста битв поддался назад, стараясь получить ласки более откровенные — давно истекающий смазкой омежий зад не мог насытиться столь невинной по меркам течного мужчины практикой, желая незамедлительно получить что-нибудь горячее и твёрдое глубоко в свою попку, чтобы отверстие судорожно сжималось, не имея возможности вытолкнуть инородное тело из себя. Тем не менее, крепкая хватка на бёдрах не позволила Лю Цингэ сильно самовольничать, поэтому ему оставалось только тихо скулить, утыкаясь щекой в уже порядком смятые простыни, да наслаждаться весьма хорошими умениями альфы, который уже проникал самым кончиком языка в анальное отверстие. Заполняющий помещение мягкий аромат будто цветущего сандала смешивался с запахом более грубого, но манящего бадьяна, создавая неописуемый букет, который наверняка смог бы возбудить каждого, кто решил бы в данный момент наведать главу целительского пика. К счастью, смельчаков таких не отыскалось — все знали, что их учитель не особо любит принимать гостей в личных покоях, предпочитая направлять в обучении своих адептов в предназначенных для подобного местах, например, в теплицах. Не то, чтобы за подобное своеволие их мог кто-либо наказать, просто ученики слишком ценили Му Цинфана, чтобы так огорчать — зная лекаря лишь с мягкой стороны, им крайне не хотелось делать что-либо, что могло бы его огорчить или задеть. Обласкав языком текущую жадную дырочку, знатно расслабив и успокоив так, чтобы смазка текла не в столь обильных количествах, глава пика Цяньцао навалился на податливое сильное тело закалённого во многих битвах воина, приставив самую головку к трепещущему отверстию, которое раскрылось, вбирая кончик. Му Цинфан остановился, укладывая руки на талию омеги, легонько поглаживая бархатистую кожу, покрытую случайными редкими шрамами, полученными во время множественных сражений. Его тихий и прерывистый от сильного возбуждения голос раздался в тишине, привлекая к себе внимание затихшего Лю Цингэ: "Шисюн... Могу я проникнуть в тебя?". Получив тихое подтверждение, произнесённое дрожащим голосом, альфа настойчивым движением двинул свой таз вперёд, проникая членом внутрь жаркой глубины задницы главы пика ста битв. Лю Цингэ, мелко задрожав, крепко стиснул кулаки, издавая сдавленный стон удовольствия. Голова заклинателя давным-давно шла кругом — запах бадьяна, ощущающийся сначала плотным комком где-то в районе груди, плавно опустился к паху, где превратился в напряжённую пружину, которая грозила вырваться сладостным оргазмом в любой момент. Впрочем, Му Цинфан не мог позволить прийти к пику слишком рано — он, держа партнёра одной рукой за талию, второй плотно сдавил его истекающий предэякулятом неплохого размера член у основания, не позволяя случиться скоропостижной разрядке. Движения становились резче, а темп намного быстрее, нежели при обычном занятии любовью — альфа в гоне не мог остановить своего пыла при виде течного омеги, а главе пика Байчжань и в голову не пришло бы попросить быть нежнее или медленнее — мало того, что сознание затопила пелена возбуждения, так и для удовольствия необходим был именно подобный темп, то и дело срывающийся на быстрые фрикции без единого перерыва, когда воину приходилось безвольно пищать, приподнимая бёдра в желании получить больше и глубже, хотя его зад, казалось бы, был уже заполнен до самых его пределов. Влажные хлюпающие звуки, издаваемые во время движения члена в чужом растянутом отверстии, смешивались со стонами наслаждения, создавая непередаваемую симфонию приятных мелодий. Вытянув член из задницы шисюна, Му Цинфан осторожно его перевернул на спину. Почувствовав пустоту в жаждущем секса отверстии, глава пика ста битв жалобно застонал — глаза его, слезившиеся от наслаждения, были полуприкрыты, в уголках губ скопились тонкие нити слюны, которую поглощённый целью получения удовольствия организм просто отказывался своевременно проглатывать, заставляя Цингэ чувствовать себя ещё более грязным, чем он мог бы чувствовать себя в подобной ситуации, находясь в периоде течки. Глава пика Цяньцао не желал мучить столь чувствительного и отзывчивого омегу, напротив — уложив чужие ноги к себе на плечи, он медленным толчком вновь заполнил анальное отверстие партнёра, проникая ещё глубже и получая в ответ одобряющий звонкий стон. Лекарь наслаждался видом, представшим перед его глазами. И не столько грел член тот факт, что он сейчас трахает своего шисюна, который стонет похлеще омег из квартала красных фонарей, чем грело саму душу осознание того, что любимый им человек наконец-то отдался ему если и не сердцем, то хотя бы своим хорошо сложенным и развитым телом. Му Цинфан давно полюбил бога войны школы Цанцюн: пожалуй, ещё с того времени, когда они сами были учениками, а все эти разделения на вторичные полы совсем не трогали их маленькое счастье, которое они получали, встречая вместе рассветы на пике Байчжань, или же распивая чай с бадьяном на пике Цяньцао, наблюдая за неспешным закатом, когда солнце скрывалось за горизонтом, темнота покрывала горный хребет Тяньгун, а целоваться было так легко-легко... Склонившись над распростёртым телом, Цинфан впился нежным поцелуем в сладкие лепестки губ лорда пика ста битв, с лёгкостью проникая в жаркие глубины чужого рта, лаская язык омеги, который активно старался ответить, но в итоге мог лишь неуклюже кусаться. Тихо усмехаясь, мужчина отстранился от отзывчивого шисюна, возвращаясь к тому, чтобы доводить его до громких несдержанных стонов своими фрикциями, ловя каждый особо сладостный стон чутким слухом обычного культиватора, чтобы вторить ему своими утробными порыкиваниями. Член с каждым своим толчком потирался о простату, благо, чего-чего, а вот толщины полового органа у Цинфана было не отнять, как и знаний о человеческой анатомии и способах доставить удовольствие. Чувствуя приближающуюся развязку, лорд пика тысячи трав ускорился, позволяя себе забыть о соблюдении всякой безопасности — истекающее смазкой анальное отверстие Лю Цингэ было прилично растянуто и очень хорошо расслабленно, лишь ритмично подрагивая, пытаясь сжаться, под каждую особо глубокую фрикцию со стороны альфы. Кольцо из пальцев на члене омеги в скором времени исчезло — каждый раз стимулируя простату своим проникновением, Му Цинфан готов был предоставить право кончить первым именно течному мужчине — пожалуй, больше всего в данном случае от жара желания страдал именно он. Лю Цингэ, слегка изгибаясь в спине и издавая громкий стон, кончил, обильно изливаясь на собственный живот. Натруженное отверстие в момент оргазма непроизвольно сжалось, приближая разрядку активного партнёра — громко рыкнув, тот разрядился прямо внутрь, не беспокоясь о завязывании узла, большим количеством спермы заливая влажные и жаркие глубины тела своего возлюбленного, который, шумно дыша, пытался восстановить дыхание, стараясь забыть о том, что всё здесь пропиталось не столько ярким сочетанием бадьяна и сандала, сколько ароматом первобытного животного секса.

***

В очередной раз пик Цяньцао заливал мягкий золотой свет, сменяясь нежным алым, уведомляя о скором приходе ночного времени. Солнце, даря тепло своими последними лучами, любяще ласкало умиротворённые лица двух мужчин, сидящих рядом друг с другом на удобной скамье на самом краю пика тысячи трав. Обувь была снята с их ног, а сами лорды двух пиков прославленной заклинательской школы Цанцюн касались кончиками голых стоп прозрачной ледяной глади, будто пытаясь наступить на отражаемые озером солнечные лучи, чтобы пройтись по столь невесомому мосту прямо к уходящему на ночь светилу. Но не солнце беспокоило двух заклинателей: альфа и омега, имеющие глубоко любящие сердца, они были сосредоточены друг на друге, крепко сплетая пальцы своих рук. С запада подул тёплый осенний ветерок — слегка потрепав их одежды, не имея возможности испортить даже их аккуратные причёски, он, насмешливо охладив чужие ноги, унёсся прочь, разнося по всему уснувшему лесу аромат чёрного чая с бадьяном, приготовленный с особой заботой Му Цинфаном для Лю Цингэ, чтобы в прохладную ночь он не простудился, ведь заботиться ему приходилось сейчас не только о себе, но и о плоде их любви, растущем под его сердцем и трепетно ожидавшем момента, когда он сможет увидеть этот прекрасный мир.