Не валяй дурака, командир!

Быстро шагая из «Полумеры» в цитадель, Карон думал вовсе не о драке с Хорзалой и Йоззом и последовавшем за ней дружеском и тёплом разговоре с Грейбором. Мысли командора целиком и полностью занимала вчерашняя размолвка с Вольжифом, случившаяся сразу после того, как он сообщил тифлингу, что на встречу в Сухом перекрёстке отправится только с дварфом. — Ты с ума сошёл? — возмущённо воскликнул Вольжиф, а его хвост заметался из стороны в сторону. — Самоубиться решил демонам на радость?! — Вовсе нет, — как можно мягче ответил Карон, пытаясь приобнять тифлинга за плечи и привлечь к себе. — Грейбор сказал, что мы должны пойти туда вдвоём, только и всего. — И ты поверил?! — сбрасывая его руку и отступая на шаг, спросил Вольжиф. — Ты что, вчера родился? Забыл, с кем дело имеешь? Тебя что, Уголёк покусала? — А она здесь при чём? — А при том! Только наша блаженная всем вокруг верит и за демонов молится! Но что с неё, сумасшедшей, взять? Но ты… — тифлинг покачал головой. — Ты ж вроде не дурак, а такую чушь сморозил! Ты что, не понимаешь, зачем он тебя туда зовёт? Это ж и слепому видно! Заплатили ему за твою башку сто раз по столько, как за Виллодуса, а ты и уши развесил и собрался вприпрыжку за собственной смертью бежать! — Неправда, — как можно увереннее произнёс Карон, делая ещё одну столь же безуспешную попытку заключить Вольжифа в успокаивающие объятия. — Грейбор знает, что делает, да и не стал бы он… — Твою жизнь на золото менять? — закончил за него тифлинг и покачал головой: — Ох, командир, такой большой, а в сказки веришь! Сразу видно, что нихрена ты людей не знаешь, да и откуда бы? Ты ж не на улице вырос, а среди саренитов, вот и заразился от них доверчивостью и добротой. — Это плохо? — чуть улыбнулся командор, хоть на самом деле ему было вовсе не до смеха. Он уже успел сто раз пожалеть о том, что сказал Вольжифу правду о своей завтрашней отлучке, не сумев солгать или просто промолчать. — Да! Нельзя кому попало верить, а наёмным убийцам — тем более! Не валяй дурака, а? — тифлинг умоляюще заглянул ему в глаза. — Меня хотя бы с собой возьми, если всех не хочешь! Я так замаскируюсь, что сама Ноктикула не найдёт, и подстрахую тебя. Издалека, а? — Нет, — негромко и твёрдо ответил Карон, — я пойду один и вернусь скорее, чем ты успеешь заскучать. — Так, значит? — насупился Вольжиф, обиженно фыркнул и отвернулся. — Ну и вали! Убивайся, на здоровье, и даже не думай возвращаться, когда помрёшь! — Как прикажете, ваше разгневанное величество, — произнёс ему в спину командор, прекрасно понимая, чем вызвана эта вспышка, и жалея о том, что не может уступить. — Не волнуйся за меня, я… — За тебя?! — Вольжиф круто развернулся к нему. — Сдался ты мне! С какой радости я должен за тебя волноваться, если тебе самому на себя и всю нашу банду плевать? Больно надо! — Вот и хорошо, — заставил себя улыбнуться Карон, делая шаг к постели, — не знаю, как ты, а я зверски спать хочу… — Ну и ложись, — пробормотал тифлинг, — я тебя держу, что ли? — Да вроде нет, — стаскивая робу и бросая её на стул, ответил командор, — а ты? — А я… дела у меня… срочные-неотложные, — скороговоркой ответил Вольжиф, устремляясь к двери, — и не спрашивай — какие, всё равно не скажу! Так что давай, смотри свой последний сон, а я пошёл. Сказать что-либо в ответ на эту крайне неубедительную тираду Карон просто не успел — тифлинг выскочил из комнаты, от души треснув дверью. Тяжело вздохнув, командор стащил сапоги и штаны и забрался под одеяло, стараясь не обращать внимания на снова ставшую отвратительно пустой и холодной постель. Запоздало жалея о том, что позволил Вольжифу уйти и даже не пытался удержать, Карон с трудом подавил совершенно детское желание спрятать голову под подушкой. Прохладная мягкость не способна избавить от тревоги, теперь уже не только за себя, и убедить в том, что поступил правильно, раскрыв все карты. Правда, столь бурной реакции он действительно не ожидал, не думал, что Вольжиф настолько сильно… Любит его? Волнуется? Боится потерять? За всё это время тифлинг ни разу не сказал этого столь желанного и простого слова, хоть и перебрался в командорские покои сразу после возвращения в Дрезен. Запихивая в шкаф свои немногочисленные пожитки, он заявил, что это, конечно, не дворец и даже рядом с ним не стояло, но всему своё время. Карон слушал его разглагольствования и улыбался, искренне радуясь тому, что ночи больше никогда не будут одинокими и холодными, да и разве это возможно, если рядом — живое беспокойное пламя? Они всё же оказались правы — те знатоки тифлингов, чьи книги он когда-то столь тщательно изучал. Демоническая кровь, текущая в жилах Вольжифа, наделила его неутомимой жаждой удовольствий, а смущение и ложный стыд давно остались в прошлом. Было так приятно ловить его пылкие, многозначительные взгляды на Совете и смотреть на обвивающийся вокруг ноги тифлинга хвост, невольно вспоминая о том, как… Усилием воли возвращать себя в штаб, с трудом отводить от Вольжифа глаза и желать, чтобы управленческая рутина поскорее закончилась, и они снова остались вдвоём. А ещё Карон давно поймал себя на мысли, что ему безумно нравится смотреть на спящего тифлинга, кажущегося в этот момент совершенно беззащитным и непростительно юным. Он словно отчаянно пытался отогреться, тесно прижимаясь к командору под одеялом и обнимая его не только руками, но и хвостом. Вольжиф засыпал в кольце рук Карона, положив кудрявую голову ему на плечо, а он ещё долго любовался безмятежностью и покоем, разлитыми на любимом лице. И всякий раз перед внутренним взором командора возникал худенький мальчишка с прижатой к груди булкой хлеба, которую он стащил по приказу собственной бабки, даже не думающей защитить его от неумолимо приближающихся громил. Эта картина, показанная Игефельсом, впечаталась в память Карона намертво. Тогда командор наиболее остро ощутил разницу между ними: его любили и опекали чрезмерно, а Вольжиф мог только мечтать о родительской ласке, которой никогда не знал. Между «мой ты огонёк» и «проклятое демоново отродье» — пропасть, уничтожить которую нельзя, можно только перебросить через зияющую ледяную бездну мост, сотканный из любви и тепла, и помочь тифлингу перейти по нему в совсем другую жизнь. Ту, которая у них обязательно будет, когда Язва навсегда исчезнет, а крестовый поход наконец-то закончится. Карон всё чаще думал о том, что возвращаться после победы домой не стоит. Ни к чему хорошему это не приведёт, поскольку родители будут по-прежнему пытаться обратить его в свою веру и женить на приглянувшейся им добродетельной до мозга костей девице. Карон не испытывал ни малейшего желания идти по устланному их благими намерениями пути, ведущему прямо в ад опостылевшей респектабельности и сидящих в печёнках правил. Хуже недостатка родительской любви может быть только её избыток, а значит, стоит и дальше навещать их не чаще раза в год, и снова возвращаться туда, где поселилось сердце. То самое, которому не прикажешь не тревожиться об ушедшем в ночь Вольжифе, не думать о том, чем сейчас занят тифлинг, и не считать минуты до его возвращения. Глупое влюблённое сердце, мешающее уснуть, несмотря на то, что действительно очень устал, и по-прежнему не можешь позволить себе такую роскошь, как проваляться в постели до полудня. Сердце, всё настойчивее требующее, чтобы он немедленно встал, оделся и отправился на поиски Вольжифа, пока с ним ничего не случилось, и почти добившееся своего. Помешали не рассудок и воля, а тихий скрип открывающейся двери. Тифлинг вернулся, подозрительно быстро покончив с несуществующими срочными делами, и сейчас шуршал одеждой, распространяя по комнате винные пары. Пару минут спустя он плюхнулся на кровать, но, вопреки ожиданиям Карона не стал придвигаться вплотную — устроился на почтительном расстоянии и замер, дыша тихо-тихо, а потом снова завозился, пытаясь устроиться удобнее. Командор приоткрыл глаза и увидел, как Вольжиф сворачивается клубком на своей стороне постели, обхватывает колени руками, словно ему было очень-очень холодно, а кончик его хвоста беспокойно постукивает по простыни. Эта совершенно детская и до боли беззащитная поза резанула Карона по сердцу и заставила прижаться к спине тифлинга вплотную, обхватить рукой за пояс, не позволяя отодвинуться, и горячо зашептать в ухо: — Я не могу взять тебя с собой… Не могу и не хочу рисковать тобой, понимаешь? — А собой, значит, можешь? — шмыгнул носом Вольжиф, не пытаясь отодвинуться или убрать его руку. — А ты подумал, что будет, если… — Никаких «если». Обещаю, — не дал ему закончить Карон и коснулся шеи лёгким поцелуем, — собственная преждевременная и нелепая смерть не входит в мои ближайшие планы, в отличие от тебя и… нас. — Иди ты, — фыркнул тифлинг, — ты же всё равно по-своему сделаешь, да? — Да. И вернусь ещё до того, как ты успеешь заскучать, — повторил Карон сказанное не так давно. — Живым. — Ловлю на слове! — утрировано строго произнёс Вольжиф, наконец-то поворачиваясь к нему лицом, обвивая его шею руками и скользя кончиком хвоста по спине. — А кошелёк оставишь, чтобы мне лучше скучалось? Тебе он там всё равно без надобности… — Оставлю, — улыбнулся Карон, прижимая тифлинга к груди и зарываясь лицом в шелковистые кудри, — можешь поскучать на все. — Правда? — Вольжиф бросил на него лукавый взгляд, а его горячие пальцы пробежались по бокам командора и опустились ниже. — На все-все-все? — Да, — повторил Карон, целуя его в жадные и нежные губы и загоняя подальше мысли о том, что случится, если тифлинг окажется прав и Грейбор действительно предаст.

***

Картина, представшая перед открывшим дверь своих покоев командором, была прекрасна и удивительно трогательна, несмотря на разбросанные по кровати и напольному ковру вещи. Вольжиф, на котором сейчас было только бельё, сидел в придвинутом к окну кресле и сосредоточенно орудовал иглой, держа в руках что-то, сшитое из чёрной ткани, и высунув от усердия кончик языка. Услышав скрип двери, тифлинг резко повернул голову, а уже через мгновение отбросил шитьё в сторону и стремительно ринулся к Карону, прижался всем телом и выдохнул неверяще-радостно: — Вернулся… Живой… — Я же обещал, — крепко обнимая тифлинга в ответ, прошептал командор, — а как тебе скучалось? — Почти на все, — обводя выразительным взглядом комнату, ответил Вольжиф, — мы ж победим скоро, а там праздники всякие пойдут, парады, балы, а мне и надеть-то нечего. И знаешь, что — во всём Дрезене днём с огнём штанов для тифлингов не найти! — пожаловался почти серьёзно, демонстрируя Карону указательный палец с засохшей каплей крови. — Я вроде как теперь твой советник, а как делал сам в штанах дырки для хвоста, так и делаю — куда это годится, а? — Никуда, — невольно улыбнулся командор, ощущая, как разливается в груди тёплая волна и захлёстывает сердце, то самое, в которое едва не вонзился отравленный кинжал Йозза. Но об этом Вольжифу совершенно точно не стоит знать. — Клянусь исправить эту вопиющую несправедливость как можно скорее. — Смотри у меня! — погрозил пострадавшим пальцем тифлинг и тут же спросил: — Он тебя всё-таки не предал? — Нет, и даже не собирался, — Карон запустил руку в кудри Вольжифа, — я же говорил, что всё будет хорошо, а ты… — Люблю тебя, дурака, вот и… — выпалил тот, утыкаясь лицом в командорскую грудь и нервно хлеща себя хвостом по ногам. — Я ж без тебя… никак теперь… совсем никак… — добавил тихо-тихо, но Карон услышал, мягко коснулся подбородка Вольжифа, понуждая поднять голову, и заглянул в подозрительно блестящие глаза. — Чего уставился? Думаешь, плачу? Ничего подобного! — тут же заявил тифлинг, безуспешно пытаясь натянуть на зарумянившееся лицо равнодушно-холодную маску. — Делать мне больше нечего! Я всегда знал, что дядька Грейбор — свой в доску! — Даже так? — приподнял бровь Карон, невольно вспоминая, что совсем недавно слышал совсем другое. — А то! Он мне вчера сам… — начал Вольжиф и осёкся, запоздало поняв, что сболтнул лишнего, но было уже поздно: — Сам что? — Ничего. Забей. Оговорился я, с кем не бывает. — Вольжи-и-иф, — Карон покачал головой, поняв, куда именно столь внезапно унёсся вчера любимый и с кем дегустировал вино, — а что сказал Грейбору ты? — Что-что… ничего! — попытался отвертеться от ответа тифлинг, но понял, что не выгорит, и нехотя продолжил: — Что не жить ему, если ты не вернёшься, у плутифлингов руки длинные, и не таких на ферму отправляли! — Ты. Угрожал. Грейбору? — ошарашенно и почти по слогам спросил командор. — Ну, чего сразу угрожал? Предупредил просто, — ответил Вольжиф, дёрнув хвостом. — А он? — Думаешь, по шее мне дал? Фигушки! — задорная улыбка осветила лицо тифлинга. — Посмотрел только, как на дитё малое, а потом за стол пригласил, вина налил и сказал, что зря я пыль поднимаю и всё пучком будет. — И всё? — Почти, — нехотя добавил Вольжиф, — бодягу свою про репутацию задвигать начал, до-о-олго трепался, а потом сказал, что я — молодец, и к тебе отправил. — Вот как, — улыбнулся Карон, только теперь понимая, что означал тот загадочный взгляд Грейбора и его слова про семью и любовь, без которых даже наёмному убийце несладко. — Не делай так больше, хорошо? — Сначала ты! Обещай никогда и никуда один не ходить! — потребовал тифлинг, кладя руки ему на плечи и умоляюще заглядывая в глаза. — Я ведь и правда без тебя не… не знаю, как буду и зачем? Задурил ты мне голову, командир, в сказки поверить заставил… в любовь эту, будь она неладна! Вот и хлебай теперь полной ложкой, да смотри не обляпайся! — он совсем по-детски показал Карону язык, а мгновение спустя пылко прижался вплотную, обвивая хвостом его бёдра и еле слышно шепча: — Хорош болтать, а? Я, между прочим, замёрз совсем, а ты… — Согрею тебя… — так же тихо ответил командор, касаясь любимых губ поцелуем.