Его соулмейт — псих. Богатый псих.
К такому неутешительному выводу приходит Порш, когда одним обычным утром обнаруживает
фразы на своём плече. Те самые метки родственных душ, что должны греть душу. Слова, что когда-нибудь слетят с губ его соулмейта, чтобы Порш понял, что это именно он. На коже Порша они написаны ровным, красивым почерком, о котором он сам мог только мечтать, но это никак не сглаживало положение и не спасало ситуацию, в которой он вдруг оказался. Смысл слов от красивого почерка поменяться не может, ведь то, что Порш видит на своём теле, заставляет всё внутри болезненно сжаться. Это не было тем, что он когда-либо хотел увидеть на своём теле.
Помоги мне!
Будь моим телохранителем.
Твоя жизнь принадлежит мне.
Ты — мой.
Не смей уходить от меня!
Не сказать, что Порш с нетерпением ждал этого дня, но ему было любопытно. Ему хотелось хоть одним глазком взглянуть на своё будущее и увидеть, как оно сложится для него. Он никогда не ждал, что это будет что-то ванильное, как у большинства, но он однозначно не думал, что всё будет настолько плохо.
Порш тяжко вздыхает, рассматривая своё отражение в зеркале.
И чего он ожидал?
Каждый новый день приносил в его жизнь только новые проблемы. Когда он решал одну, на него сваливалось ещё несколько, и каждый раз Порш не сгибался, не забивался в угол от своей жизни, а вставал и шел вперёд, чтобы найти новое решение. Найти хоть что-то, чтобы груз на его плечах на пару мгновений стал чуточку легче. Но сейчас Поршу кажется, что кто-то решил растоптать последние крупицы надежды, что всегда были в нём. Окончательно похоронить в нём мечты о счастливом будущем и спустить его с небес на землю, потому что этого никогда с ним не произойдет. Проблемы будут и дальше сваливаться на его слишком перегруженные плечи, а счастье, что казалось, ожидало его за углом, так и останется непойманным им, словно кто-то задолго до его рождения решил, что он обречён только на страдания и не достоин большего.
Иногда Поршу кажется, что его жизнь и правда была проклята, но храмы, талисманы и обереги почему-то не действовали на него. Они совсем не приносили в его душу спасительную лёгкость и чувство защиты. Ничего. Порш не знал, как ещё объяснить то, что на плечи обычного восемнадцатилетнего парня, слишком рано потерявшего родителей и оставшегося в этом мире только с любимым младшим братом и дядей, падало столько всего, что он готов был упасть от бремени, но стойко терпел.
Порш никогда не ждал и не искал своего соулмейта, но всё же в его душе была маленькая надежда, что с его появлением жизнь станет проще. Соулмейт подарит ему много любви, счастья и принесёт покой в его сердце. Унесет своим появлением всю боль и залатает раны, что так и продолжали воспоминаниями кровоточить в нём. Но этого никогда не будет, ведь метки родственных душ рассказали ему больше, чем должны были. Расставили всё по своим местам и растоптали так, как не было никогда в прошлом. Соулмейт был всего лишь ещё одной проблемой с которой он должен был справиться. Ещё одной из сотни, что ожидает его впереди…
— Ничего нового, Порш, — говорит он самому себе в отражении. Его кожа побледнела, а тело била дрожь. — Совсем ничего.
***
Порш не думал об этом долго, просто в какой-то момент понял, что его метки своим существованием будто начали отравлять жизнь, вновь и вновь возвращая чувство обреченности, что он никогда не сможет выдохнуть и всю свою жизнь проведёт в страхе и напряжении. Он старался как можно меньше смотреть на своё отражение в зеркале по утрам и отказался от своих любимых маек, что вызвало много вопросов у его родных и близких, ведь он всегда говорил, что футболки сковывают его, а майки дарят чувство свободы и раскрепощённости. В тот день, когда метки только появились, он решил для себя, что будет скрывать их так долго, как только сможет. Возможно, если бы он рассказал, друзья попытались бы найти и положительные стороны, но Порш не хотел в итоге видеть жалость и сочувствие. Не хотел, чтобы кто-то лишний раз напоминал ему.
Именно поэтому Порш стоит напротив салона, где собирается набить себе огромную татуировку прямо на словах, как бы больно ему не было при этом. Он не может стереть метки со своей кожи, не может перестать их чувствовать на своём плече, но может создать иллюзию, в которую он с удовольствием поверит. Которая создаст для него хоть какое-то равновесие, чтобы он мог смело идти дальше в неизвестность и, когда метки вновь дадут знать о себе, списать на тату. Он не будет скучать по ним. Никогда.
Сколько бы Порш не думал, он был уверен, что его соулмейт — парень. Богатый и психованный парень, и это самая худшая комбинация из всех возможных. Порш думал однажды, что такое может произойти, ведь у связи соулмейтов нет пола — все были равны перед ней, но даже здесь судьба решила отвернуться от него, и от этого на душе становилось ещё тяжелее.
— Я пройду мимо тебя, — уверенно кивает себе Порш, когда открывает дверь и делает шаг. — Ты никогда не узнаешь, что это я.
***
— Помоги мне!
Порш смотрит на парня перед собой, что вдруг ворвался в бар, как на сумасшедшего, а после его глаза расширяются, когда он видит следом вбежавших за ним людей. Шесть человек, и то, как они смотрели, не оставляло никаких сомнений — они враги, а не союзники. И Порш хочет ответить, но его внимание привлекает странный зуд на плече, что был скорее приятным, чем нет, и только тогда до него доходит.
Помоги мне!
Зуд исчезающей первой фразы. Зуд, обозначающий, что вот он, его соулмейт, стоит перед ним и просит о помощи. Тот самый псих, с которым он боялся столкнуться всё это время. Ему принадлежал тот красивый почерк. Он подходит ему. Поршу не нравятся парни, но человек перед ним красив. Очень красив, даже с растрепанной из-за бега прической. Дорогой костюм, лакированные туфли и часы, цену которых Порш в жизни не угадает, потому что не разбирается в этом. Всю жизнь Порш зарабатывает и отдаёт, а человек перед ним привык всё получать.
Он опасен. Очень опасен. Об этом кричит взгляд незнакомца, и Порш съёживается, потому что он всё это время смотрел на него, будто ожидал каких-либо действий. Но Порш не собирается ему помогать. Помог бы любому вошедшему человеку, но не своему соулмейту. Никогда.
Порш смотрит на врагов своей родственной души, а после мотает головой, когда чувствует на себе его взгляд снова, и указывает рукой в сторону выхода. Он не станет ничего говорить, ведь именно эти слова могут быть отпечатаны на коже его некрасивым, кривым почерком. Порш не хочет рисковать. Порш не хочет давать ему даже намёка. Его соулмейт рычит в ответ, и Порш усмехается, вопросительно приподнимая бровь, ибо он ничем ему не обязан и должен это понимать. Порш не хочет рисковать баром.
Его выбор очевиден, если выбирать между психом-соулмейтом и Джейд, что помогала ему столько раз, что и не сосчитать. Она — часть его маленькой семьи. Порш поступает так, потому что не хочет, чтобы человек перед ним входил в этот круг. Это не принесёт ему ничего хорошего.
Порш замечает, как враги, что устали ждать — наступают, и Порш уходит с их пути, возвращаясь за барную стойку, потому что это совершенно не его дело. Если они попробуют устроить погром в баре — он вмешается. Но его соулмейт ругается, а его глаза, горящие огнём от злости, направлены не на врагов, а в его сторону. Порш злорадно усмехается, потому что ему приятна сама мысль, что он может получить далеко не всё в жизни. Его он не получит. Соулмейт срывается с места, когда враги подходят слишком близко, и бежит к выходу из бара. Порш смотрит на дверь, когда за ней исчезает последний преследователь, и широко улыбается, потому что он мечтал об этом. Увидеть лишь его спину вдалеке, что означало бы, что он победил.
Он сделал это. Спустя два года они столкнулись, и Порш может выдохнуть от облегчения, потому что теперь он знает, как выглядит его соулмейт. Он знает, а его родственная душа — нет.
Порш старается не замечать, как внутри него что-то натягивается, и старается не придавать значение дрожащим рукам, которые не смогут сегодня смешать ни одного коктейля. Он не знает причину, но подозревает, что связь соулмейтов не согласна с его решением. Но… в их мире, пусть это было очень и очень редко, уже случалось такое, что соулмейты отказывались друг от друга по разным причинам. Никто из них не умирал и находил своё счастье в другом человеке. Порш узнал об этом перед тем, как решил набить татуировку. Он искал в интернете таких же, как и он людей, и нашел. Они говорили, что связь — это лишь выбор вселенной, но это не значит, что этот выбор сделает его счастливым. Соулмейты подходят друг другу, как никто больше в мире, но иногда их жизни просто не могут соединиться. Полицейский и вор. Киллер и его жертва. Богач и обычный человек. Душа и тело подходили идеально, но это не залог вечного счастья, ведь иногда не соулмейты решают своё будущее, а обстоятельства. Порш был уверен, что это было именно тем, что происходило с его жизнью. Возможно, что они и правда идеально подходили друг другу, но это не принесло им счастья. Только боль… Но теперь всё изменилось, ведь он впервые чувствует, что его будущее полностью находится в его руках.
Порш старается не думать, что его соулмейт может умереть из-за принятого им решения…
***
Кинн в ярости.
Мало того, что его чуть не убили, так теперь оказывается, что он каким-то чудом умудрился пропустить встречу со своим соулмейтом, потому что тот… проигнорировал его? Понял раньше кто он и не стал показывать себя.
Кинн обнаружил это, когда собирался немного полежать в горячей воде и расслабиться, чтобы вместе с грязью ушло и всё напряжение, что не покинуло его тело даже тогда, когда он вернулся домой и оказался в своей комнате. В полной безопасности. Его фразы были расположены на правом боку, и та, самая первая, что должна была быть произнесена сегодня оказалась зачёркнута. Его соулмейт не произнёс её, а Кинн из-за адреналина и боли во всем теле не заметил этого.
Пятьдесят тысяч.
Из-за усталости Кинн не может вспомнить всех людей, которых встречал сегодня, потому что их было много. Очень много. Любой встреченный им человек мог оказаться его соулмейтом, но… он не удивлен такому исходу. С того момента, как метки соулмейтов появились на его теле, он не думал, что захочет встречаться с избранной для него душой, ведь быть таким он не хочет. Кинн не знает, какие слова были на коже его соулмейта, но ему хватает того, что он решил отказаться от него, потому что это лишь подтверждало его догадку, что там находится что-то настолько же плохое, как и у него.
Пятьдесят тысяч.
Я не твоя игрушка!
Я на твоей стороне.
Я ухожу, Кинн.
Сколько ещё ты будешь заставлять меня страдать?
Кинн садится на диван и старается не чувствовать дискомфорт, что он испытывает из-за зачеркнутой фразы. Эта боль въедается в его мозг и напоминает, что его соулмейт и правда бросил его. Бросил из-за того, каким он станет рядом с ним. В будущем, которого уже не будет у них. Кинн закрывает глаза и тяжело вздыхает, расслабляя плечи и спину. Он не хочет этого, но ему интересно узнать, как выглядит тот человек, что подходил для него идеально, и он резко чувствует боль в сердце, когда он вспоминает дерзкую ухмылку человека, что стоял за барной стойкой. Он отказал ему в помощи и просил уйти. Молча, без единого слова, используя только жесты. Тогда Кинн хотел разорвать его на куски, а сейчас…
— Пятьдесят тысяч.
Он мог ответить так. Только он. Тот парень — его соулмейт, и он совершенно не в его вкусе, но что-то внутри него разбивается от мысли, что этот человек не будет принадлежать ему. Кому угодно в мире, но только не ему, потому что он знает правду и знает то, что их ожидает.
— Пит! — зовёт Кинн телохранителя, зная, что он топчется за дверью и только и ждёт, когда его позовут внутрь, чтобы отчитаться. Пит медленно входит в комнату, и Кинн выпрямляется, надевая на себя привычную холодную маску, что скрывала все его эмоции от окружающих. Он не может выглядеть слабым в глазах своих телохранителей. Даже в такие моменты, как сейчас. — Мне нужно, чтобы ты разузнал кое о ком.
Кинн хочет узнать его имя, чтобы эта информация перекрыла в нём уже известную ему. Он не хочет, чтобы при мысли о своём соулмейте он вспоминал, что его догадки оказались правдивыми, ведь он и правда всегда это знал, что этим всё и закончится. Внутренний голос шептал ему об этом, когда фразы появились на его теле два года назад. Всё это время он смотрел на своё отражение и понимал, что это неизбежность, которая непременно случится с ним. От него отказались. Сегодня.
Когда-нибудь это перестанет причинять ему такую боль, ведь он понимает и принимает его выбор, но это когда-нибудь точно не случится в ближайшем будущее. Кинну хочет закрыть глаза и проснуться, когда наступит тот день.
Когда Пит уходит, Кинн чувствует, что жжение на его коже усилилось, и область будто стала ещё больше. Он развязывает пояс халата и смотрит на свой бок, на котором вместо одной зачеркнутой фразы теперь было две. Кинн хочет расхохотаться в голос, но у него просто больше нет сил на это. Он может только сидеть неподвижно и смотреть на свои метки.
Пятьдесят тысяч.
Я не твоя игрушка!
Я на твоей стороне.
Я ухожу, Кинн.
Сколько ещё ты будешь заставлять меня страдать?
Кинн думает, что, должно быть, его решение тоже поменяло их будущее, и раз фраза на его теле перечеркнулась, то и у его соулмейта это тоже произошло, а это значит, что тот парень поймёт, что он обо всем догадался и решил не трогать его. Поймет, что он может не волноваться на его счет. Он только хочет узнать его имя и всё. Только его.
***
Порш так и не смог найти мастера, что согласился бы забить его слова полностью. Рука не поднималась. Даже смотря на то, какие они… они лишь говорили, что видели в своей жизни намного хуже, что всё может быть не так, как кажется на первый взгляд, но Порш не слушал их. Они смотрели на него с сожалением, и он уходил, чтобы найти нового. Каждый раз происходило одно и тоже, и он понял, что это — негласное правило каждого мастера. Они никогда не притронутся к чему-то настолько ценному, но с удовольствием набьют татуировку вокруг надписей, и Порш сделал это. Его татуировка красиво сочеталась с его словами, что были на плече, и уходила на лопатку, заканчиваясь почти на пояснице.
Заметить фразы на его плече было невозможно, если только не знать, что они находятся там и искать их намеренно. Именно поэтому Порш смотрит на своё плечо и не верит своим глазам. Его метка была перечеркнута. Перечеркнута! То, что происходит, когда соулмейты отказываются друг от друга. То, чего он ждал всё это время.
Будь моим телохранителем.
Твоя жизнь принадлежит мне.
Ты — мой.
Не смей уходить от меня!
Порш не стал ему помогать, а тот не увидел его в деле и от этого не захотел, чтобы Порш стал его телохранителем. Порш широко улыбается себе в зеркало несмотря на дискомфорт и вдруг замирает. Он никогда не думал, а какие фразы были на теле его соулмейта. Какие слова были выведены на коже его кривым подчерком. Порш думал, что его соулмейт — психованный богач, но с первого взгляда он не показался ему таким. Опасным — да, но не психом.
Возможно ли, что он понял, почему Порш отказался выдавать себя перед ним и принял его выбор, потому что он видит и свои надписи? Он, как и Порш, тоже знает, что с ними будет, и ему это не нравится. Он принял такое же решение, как и он, и… отпустил его?
Поршу совсем немного хочется знать, что на теле его соулмейта, но он никогда не рискнёт с ним снова встретиться, потому что его жизнь должна принадлежать только ему. На его теле осталось ещё три фразы, и, когда они окажутся перечеркнуты и исчезнут, это наконец произойдёт.
***
Кинн смотрит на информацию, что собрал для него Пит, и думает, что в такой ситуации он бы и сам себя не выдержал. Когда у него было всё с самого детства, то у этого парня не было ничего. Вообще. Только вечные долги и проблемы. Его жизнь буквально соткана из этого. Он смотрит на досье и думает, что пусть у него и есть деньги, но он не сможет купить себе на них любовь своего соулмейта, потому что даже если попытается, то ничем хорошим это не закончится.
Кинн прекрасно это осознаёт, ведь Порш своим выбором дал ему ясно это понять.
Порш. Его родственную душу зовут Порш.
Он смотрит на цифры долга своего соулмейта, и для Кинна они смехотворны. Он думает, что благодаря этому может сделать его жизнь хоть немного легче. Компенсация за то, что он носит его слова на своём теле. Чтобы в его памяти его бывший соулмейт не ассоциировался у него только с плохим. Кинн вовсе не плохой человек. Не с теми, кого он искренне любит. Этих людей можно пересчитать по пальцам одной руки, и в этот круг должен был войти его соулмейт, но… Кинн почему-то станет плохим рядом с ним. Он много раз думал над причиной, но теперь это было бесполезно, потому что их совместное будущее, как и метки, перечеркнуты.
Кинн тихо смеется, когда чувствует знакомое жжение, и накрывает бок рукой. Внутри него все рушится, как карточный домик, потому что он знает, что это за слова. Он бы разгромил свою комнату, лишь бы унять это чувство внутри, но Пит всё ещё около двери и ждёт следующих указаний. Он смотрит на него встревоженно, но не смеет задавать вопросы.
Пит уходит, когда Кинн кивает ему, не произнося ни слова, потому что чувствует, что голос больше не подчиняется ему. Глаза неконтролируемо становятся влажными, и Кинн запрокидывает голову, откинувшись спиной на диван, и смотрит в потолок стеклянными глазами.
Пятьдесят тысяч.
Я не твоя игрушка!
Я на твоей стороне.
Я ухожу, Кинн.
Сколько ещё ты будешь заставлять меня страдать?
Эта фраза была единственным лучиком света в его жизни последние два года, и лишиться её сейчас… невыносимо больно. Настолько, что Кинн закрывает глаза и несколько слезинок всё же скатывается по его щекам.
— Если даже ты не хочешь быть на моей стороне, то кто тогда захочет?
Кинн горько смеется, сжимая в руках папку и так и не открыв глаза, отбрасывает её в другую часть комнаты. Как можно дальше от себя, от своего сердца. Ему кажется, что кто-то вдруг выдрал кусок из него и выбросил так же, как он — досье.
Не кто-то, а
Порш.
Порш его выбросил.
***
Порш несётся к зеркалу и резко выдыхает, когда видит следующую перечеркнутую метку на своём теле. Он не почувствовал этого ночью или когда это произошло, так как он вернулся домой после бара и лёг спать после довольно трудной ночки, потому что разбушевавшихся клиентов было на удивление много. Сейчас полдень, и его разбудил ворвавшийся в его комнату ничего не понимающий дядя, что начал заваливать его вопросами ещё до того, как Порш успел открыть глаза и окончательно проснуться. И когда наконец Порш понял, что пытался выпытать у него дядя, побежал в ванную, чтобы проверить догадку, что вдруг пришла в его голову.
Будь моим телохранителем.
Твоя жизнь принадлежит мне.
Ты — мой.
Не смей уходить от меня!
Внутренний голос шепчет, что он и так всё прекрасно понимает. Он знает, кто именно погасил долг, что тяжелым бременем лежал на плечах всех в этом доме, но Порш не знает, почему он это сделал. Хочет ли он, чтобы Порш пришел к нему, чтобы они поговорили или это просто его помощь. Единственная, которая возможна в их случае.
Теперь очевидно, что соулмейт знает всё о нем, ведь у него было достаточно денег и власти, чтобы без труда достать на него информацию. Он мог бы забрать его, если бы посчитал нужным, и Порш бы не смог этому сопротивляться, потому что у него нет столько сил. Так бы поступил псих, о котором он думал с самого начала, но он оказался не таким человеком, и Порша это очень радовало. Но даже это ничего между ними не меняло. Если бы он только мог, то непременно отказался бы от такого подарка. Если бы этот долг касался только его одного, то он попросил бы вернуть деньги тому, кто дал их, но… он не может, потому что это улучшит не только его жизнь, но и брата с дядей. Не может, потому что даже имя этого человека боится узнать.
— Спасибо, но это ничего не меняет, — тихо говорит он, проводя подушечками пальцем по словам, что ещё не были перечеркнуты и имели силу. — Я никогда не буду принадлежать тебе.
Будь моим телохранителем.
Твоя жизнь принадлежит мне.
Ты — мой.
Не смей уходить от меня!
Порш впервые видит, как метка перечеркивает прямо на его глазах. Ощущение, будто кто-то медленно проводит ножом по коже, оставляя после себя открытую рану, но не на коже, а внутри. На сердце. Открытая, кровоточащая рана, что с каждым днём становится только больше.
Поршу на секунду кажется, что даже когда метки исчезнут с его кожи — рана не затянется.
***
Предсказуемо, но от этого не становится легче. Возможно, что где-то в глубине души Кинн думал, что ещё можно всё исправить, но теперь, кажется, нет. Они обречены. На его теле осталась последняя метка, но он не думает, что она продержится на нём ещё хотя бы несколько минут, потому что это был вопрос, на который у Кинна есть ответ.
Пятьдесят тысяч.
Я не твоя игрушка!
Я на твоей стороне.
Я ухожу, Кинн.
Сколько ещё ты будешь заставлять меня страдать?
Нисколько.
Он и сам устал от всего этого и хочет, чтобы это закончилось как можно скорее. Чтобы они как можно быстрее перешагнули с Поршем через это и продолжили жить, как раньше, ведь, когда на их теле окажутся перечёркнуты все слова, они исчезнут. Не оставят на теле никакого видимого следа. Однако внутри Кинна есть рана, которая никогда не затянется. Там, где должна была родится любовь и связь, теперь остались лишь ошмётки.
— Надеюсь, что теперь ты счастлив, — тихо говорит Кинн и проводит по последней фразе подушечками пальцев. — Я отпускаю тебя.
Порш
свободен от Кинна.
Кинн свободен от
мыслей о Порше.
Пятьдесят тысяч.
Я — не твоя игрушка!
Я на твоей стороне.
Я ухожу, Кинн.
Сколько ещё ты будешь заставлять меня страдать?
Кинн чувствует, как внутри него всё дрожит, переворачивается, замерзает. Это больно, очень больно, но Кинн уверен, что может с этим справится. Он обязан это сделать.
Но… он даже не слышал голос этого человека, но видел видеозаписи того, как он дерётся недалеко от бара, в котором он работает, и Порш прекрасен. Приковывает к себе взгляд Кинна настолько, что он смотрит видео на повторе несколько раз. Он совсем не в его вкусе, но Кинна невыносимо тянет к нему. Если бы только тогда он увидел всё своими глазами и слова оказались произнесены, Кинн бы не отпустил его. Ему хочется сделать ещё что-нибудь для него, но он больше не может, ведь единственное, что нужно Поршу, он уже сделал — отказался от него в ответ.
— Мы бы смогли изменить наше будущее так, как сделали это сейчас, если бы на нашей коже была всего одна метка?
***
Это конец…
Будь моим телохранителем.
Твоя жизнь принадлежит мне.
Ты — мой.
Не смей уходить от меня!
Порш думал, что когда этот день настанет, то он устроит настоящий праздник, но ему совсем не весело, ведь последняя метка, что теперь была перечеркнута, звучала для него как истошный крик, что просил остаться с ним. Но Порш принял решение и не собирался отказываться от него, и теперь бывший соулмейт сделал это в ответ. Но теперь все метки звучали для него совсем иначе. Не так, будто психованный богач был одержим им, а словно его соулмейт пытался удержаться, просил ценить свою жизнь, говорил, что он не один и под его защитой. Просил никогда не покидать его.
— Мы сможем поговорить, если наши пути ещё раз когда-нибудь пересекутся?
Порш хочет, чтобы его соулмейт был счастлив, как и он сам. Хочет, чтобы они оставили всё в прошлом и продолжили жить для себя, но ему и правда в будущем хотелось бы узнать, что он и правда счастлив и не жалеет, что принял такое решение. Порш хочет, чтобы они были одними из тех соулмейтов, что нашли своё счастье в другом человеке.
— Нет, мы не сможем. Мы не захотим вспоминать. — Порш закрывает глаза и старается делать вид, что он вовсе не плачет. — Ты не захочешь снова встретить человека, что первым отказался от тебя.
Внутри Порша не открытая рана, как он думал, а настоящая дыра. Бездонная, что утягивает в себя все его надежды и возвращает обратно страх. Порш боится, что он ошибся. Боится до такой степени, что ноги не держат его, а слезы текут по его лицу с новой силой, и единственное, что дает ему хоть какую-то твердую опору под ногами, что метки его соулмейта были настолько же плохие, насколько и его. Что именно поэтому отказался от него в ответ, а не потому что он принял выбор Порша и хотел сделать как лучше для него.
Если бы только Порш знал его слова, то его не мучила неизвестность. Ни сейчас, ни потом. Если бы он знал слова, то мог бы знать, что делать дальше и в каком направлении идти, но впереди только неизвестность, как он и хотел и больше ничего. Неизвестность, которую он готов променять на все проблемы мира, лишь бы узнать, что он всё сделал правильно.
***
Дядя врывается в его комнату, и только тогда Порш выходит из своих мыслей; у него кровь стынет в жилах, потому что его брат не просто плачет, а кричит в своей комнате. Так, словно он потерял что-то настолько ценное и дорогое для своего сердца, что не может справиться с этой потерей. Порш подрывается с кровати и несется в его комнату, почти сбивая с ног дядю.
Че сидит на краю кровати и крепко сжимает подушку двумя руками, уткнувшись в неё лицом. Его белая перчатка без пальцев, что он обычно носил, так как его слова находились на тыльной стороне его руки, валялась в его ногах на полу. Только поэтому Порш заметил — все слова брата, что он получил в четырнадцать лет, что согревали его душу и приносили покой были перечеркнуты. Все. Как и у Порша, следы которых исчезли всего пару часов назад, рано утром. Именно поэтому он провёл всё это время в прострации и просто лежал на кровати и смотрел в потолок.
— Он умер, — надрывающимся голосом произносит он, и у Порша внутри всё сжимается ещё больше, потому что он не может видеть слезы брата. Он — его смысл жизни. Единственный смысл, что у него остался. Порш садится рядом с ним и обнимает его, крепко прижимая к себе. — Они исчезли все разом, такого не бывает!
— Они не исчезли, а всего лишь перечеркнулись, — осторожно говорит дядя, садясь по другу сторону, положив руку на его плечо. — Когда соулмейты умирают, метки становятся прозрачными.
— Тогда он отказался от меня? — Че пытается вырваться из крепких объятий брата, чтобы повернуться к дяде, будто у него есть все ответы на его вопросы, но Порш только шикает на дядю и прижимает его сильнее.
— Нет! — пытаясь успокоить его, говорит Порш. Нет. Он знает, что нет. Так не отказываются. — Отказываются постепенно, я не слышал, чтобы это происходило разом. Это невозможно. Твой соулмейт жив, просто что-то изменилось, — ободряюще говорит Порш и широко улыбается, потому что знает, как его улыбка действует на брата. Че смотрит на него несколько секунд, будто пытается поймать на лжи и облегченно выдыхает. — Скорее всего, ваша судьба почему-то изменилась сегодня, поэтому и фразы перечеркнулись, потому что они поменяются. Я уверен, что скоро появятся новые. Ещё лучше старых.
Проходи.
Все хорошо, я с тобой.
Я люблю тебя, ангел.
Моя любовь сильнее!
Никто не посмеет тронуть тебя.
Че смотрит на него с надежной и верит каждому его слову. Порш уверенно кивает, потому что соулмейт брата не мог отказаться от него. Виновато что-то другое. Кто-то другой. Порш старается не думать о том, что, возможно, их соулмейты были как-то связаны, потому что все метки его брата перечеркнулись в тот же день, когда на его теле не осталось и следа…
