О, дивный мир надежд

Пожав руки всем троим, Макото Наэги обратился к Шуичи Сайхаре. — Итак, видимо вас не очень-то устраивает наша франшиза, Сайхара-чан. Шуичи взглянул на Главноуправителя. Он приготовился лгать, шуметь, молчать угрюмо; но лицо Наэги светилось беззлобным умом, и ободренный Сайхара решил говорить правду напрямик. — Да, не нравится. Химико вздрогнула, на лице её выразился страх. Что подумает Главноуправитель? Числиться в друзьях человека, который говорит, что ему не нравится Дaнганpoнпа, говорит открыто, и кому? Самому Главноуправителю! Это ужасно. — Ну что ты, Шуичи-кун… — начала Химико. Старческий взгляд Наэги заставил её съежиться и замолчать. — Конечно, — продолжал Шуичи, — есть у вас и хорошее. Например, музыка, которой полон воздух. — «Порой тысячеструнное бренчанье кругом, и голоса порой звучат», — прочитал Главноуправитель. Сайхара вспыхнул от удовольствия. — Значит, и вы его читали? Я уж думал, тут, в Империи Восходящего Солнца, никто Шекспира не знает. — Почти никто. Я один из очень немногих, с ним знакомых. Шекспир, видите ли, запрещен. Но поскольку законы устанавливаю я, то я могу и нарушать их. Причем безнаказанно, — прибавил он, поворачиваясь к Маки. — Чего, увы, о вас не скажешь. Химико еще безнадежней и унылей поникла головой. — А почему запрещен? — спросил Сайхара. Он так обрадовался человеку, читавшему Шекспира, что на время забыл обо всем прочем. Главноуправитель пожал плечами. — Потому что он — старье; вот главная причина. Старье нам не нужно. — Но старое ведь бывает прекрасно. — Тем более. Красота притягательна и убийственна. Джунко Эношима заставляла меня и моих друзей страдать при всей своей красоте. А мы не хотим, чтобы людей притягивало старье. Надо, чтобы им нравилось новое. — Но ваше новое так глупо, так противно. Эти реалити шоу, полные страданий и смерти, от которых даже ваши зрители открестились. — Он сморщился брезгливо. — Вы знаете, ваша навязываемая всем надежда уже давно превратилась в отчаяние. — Лишь словами Нагито Комаэды мог он с достаточной силой выразить свое презрение и отвращение. — А ведь это же и говорила Эношима, — как бы в скобках, вполголоса заметил Главноуправитель. — Почему вы не покажете людям, как всё было на самом деле вместо этой гадости? — Я уже сказал — старья мы не даем им. К тому же они бы не поняли, как всё это было. Они уже давно живут в ненастоящем мире. Да, это верно. Шуичи вспомнил слова Цумуги-сан. Он вспомнил, что в мире, в котором он жил решал потребительский спрос. — Что ж, — сказал он после паузы, — тогда дайте им что-нибудь новое не в духе «Дaнгaнронпы», понятное для них. — Вот именно такое нам хотелось бы написать, — вступила наконец Маки Харукава в разговор. — И такого вам написать не дано, — возразил Наэги. — Поскольку, раз оно будет явно не в духе «Дaнгaнронпы», никто его не поймет, в какие новые одежды ни рядите. А если будет ново, то уж никак не сможет быть в духе «Дaнгaнронпы». — Но почему не сможет? — Да, почему? — подхватила Маки. Она тоже отипеклась на время от неприятной действительности. Не забыла о ней лишь Химико, совсем позеленевшая от злых предчувствий; но на неё не обращали внимания. — Почему? — Потому что мир наш — уже не мир «Дaнгaнронпы». Как для машин необходима сталь, так для трагедий необходима социальная нестабильность. Теперь же мир стабилен, устойчив. Люди счастливы; они получают все то, что хотят, и не способны хотеть того, чего получить не могут. Они живут в достатке, в безопасности; не знают болезней; не боятся смерти; блаженно не ведают страсти и старости; им не отравляют жизнь отцы с матерями; они так сформованы, что практически не могут выйти из рамок положенного. Если же и случаются сбои, то к нашим услугам Дaнгaнронпа. А вы ее выкидываете в окошко, Сайхара-чан, во имя свободы. Свободы! — Макото рассмеялся. — Вы думали, они понимают, что такое свобода! А теперь надеетесь, что они поймут! Милый вы мой мальчик! Сайхара промолчал. Затем сказал упрямо: — Все равно свобода — хорошая вещь, свобода лучше «Дaнгaнронпы». — Разумеется, лучше, — согласился Главноуправитель. — Но эту цену нам приходится платить за стабильность. Пришлось выбирать между счастьем и тем, что называли когда-то высоким искусством. Мы пожертвовали высоким искусством. Взамен него у нас «Дaнгaнронпа». — Но в ней нет и тени смысла. — Зато в ней масса приятных ощущений для публики. — Но ведь это… это бредовой рассказ кретина. Отчаянные девочки, падающие метеоры, концы света… — Вы задели мои чувства, Сайхара-чан… — Однако он прав, — сказала Маки хмуро. — Действительно, кретинизм. Пишем, а сказать-то нечего… — Согласен, нечего. Но это требует колоссальной изобретательности. Вы делаете вещь из минимальнейшего количества стали — создаете художественные произведения почти что из одних голых ощущений. Шуичи покачал головой. — Мне все это кажется просто гадким. — Ну разумеется. В натуральном виде надежда всегда выглядит убого рядом с цветистыми прикрасами отчаяния. И, разумеется, стабильность куда менее колоритна, чем нестабильность. А удовлетворенность совершенно лишена романтики сражений со злым роком, нет здесь красочной борьбы с соблазном, нет ореола гибельных сомнений и страстей. Счастье лишено грандиозных эффектов. — Пусть так, — сказал Сайхара, помолчав. — Но неужели нельзя без этого ужаса — без убийств? — Он провел рукой по глазам, как бы желая стереть из памяти эти трупы. Гибель Рантаро Aмами. Жертву Каэде, которая была невиновна. Пираний, заживо сжирающих Рёму Хоши. Абсолютную Казнь Кируми Тоджо. Гибель Тенко и Анджи, жестокое наказанье Корёкие. Вспомнил смерть Миу Ирумы и несправедливый суд над Гонтой. Самопожертвование Кокичи, гибель Кайто. Вспомнил даже бессмысленную смерть Цумуги, что уж говорить о К1-В0. Он взглянул на свою забинтованную руку и поежился. — Жуть какая! — Зато польза какая! Вам, я вижу, не по вкусу наши шоу; но, уверяю вас, они — фундамент, на котором строится все остальное. Они — стабилизирующий гироскоп, который позволяет ракетоплану франшизы устремлять свой полет, не сбиваясь с курса — Главноуправительский бас волнительно вибрировал; жесты рук изображали ширь пространства и неудержимый лет ракетоплана; ораторское мастерство Макото Наэги достигало почти уровня синтетических стандартов. — А разве нельзя обойтись вовсе без них? — упорстновал Шуичи. — Ведь вы можете как угодно строить свою карьеру. Это уже не имеет смысла. «Дaнгaнронпа» уже популярна. Джунко Эношима превратила вашу жизнь в ад как-то раз, неужели вы все эти пятьдесят три года занимались тем же самым? — Ну нет, нам еще жить не надоело, — отвечал Макото со смехом. — Наш девиз — счастье и стабильность. Отчаяние и Надежда. Общество же, целиком состоящее из потребителей, обязательно будет отчаиваться и надеятся. Вообразите вы себе завод, укомплектованный вами, то есть индивидуумами разными и розными, обладающими хорошей наследвенностью и по формовке своей способными — в определенных пределах — к свободному выбору и ответственным решениям. Вы только вообразите. Шуичи попробовал вообразить, но без особого успеха. — Это же абсурд. Человек, сформованный, воспитанный как вы, сойдет с ума, если его поставить на работу, допустим, стажером в нашей команде. Он сойдет с ума или примется крушить и рушить все вокруг. Свободные люди могут быть вполне добротными членами общества, но при том лишь условии, что будут выполнять работу беспрекословно. Поэтому такие как вы и попадают в такие игры. И поэтому вы живете в клетках. Конечно, и каждый из нас, — продолжал задумчиво Главноуправитель, — проводит жизнь свою в клетке. Но если нам выпало быть свободными, то клетки наши огромного размера, сравнительно с клетками низших каст. В клетках поменьше объемом мы страдали бы мучительно. Эксперимент на острове Бармаглот дал убедительные результаты. — А что это был за эксперимент? — спросил Шуичи. — Можете назвать его экспериментом по созданию виртуальной, но очень чуткой реальности, — улыбнулся Макото Наэги. — Начат он был в 2011м. По распоряжению Главноуправителей мира остров Бармаглот был очищен от всех его тогдашних обитателей и заново заселен специально подготовленной группой участников нового убийственного шоу. Результат в точности совпал с теоретическими предсказаниями. Люди с потерянными и заменёнными воспоминаниями стали убивать друг друга, в действительности веря, что они — ученики «Пика Надежды». Иногда людей можно даже и не подталкивать, они сами всё делают. Шуичи тяжко вздохнул. — Мы дали им достаточно свободы, — говорил далее Макото, — был и другой эксперимент, поле смоделированное нами с айсберга, у которого восемь девятых массы под водой, одна девятая над водой — А счастливы ли были те, что под водой? — Счастливее тех, что над водой. Счастливее, к примеру, ваших друзей, — кивнул Наэги на Маки и Химико. — Несмотря на свой отвратный труд? — Отвратный? Им он вовсе не кажется таковым. Напротив, он был приятен им. У них Монокума, список участников, Надежда и Отчаяние. Чего еще желать им? — вопросил Наэги. — Ну правда, они могли бы желать прекращения этой игры. И, разумеется, можно было бы и прекратить. В техническом аспекте проще простого было бы свести всё к одному эксперименту, но там снимался и не один эпизод шоу, друг мой. Наше Бюро изобретений забито предложениями по экономии труда. Тысячами предложений! — Наэги широко взмахнул рукой. — Почему же мы не проводим их в жизнь? Да для блага самих же людей; было бы попросту жестоко обрушивать на них добавочный досуг. Вообще можно было бы индустриально синтезировать все пищевые продукты до последнего кусочка, пожелай мы только. Но мы не желаем. Мы предпочитаем держать треть населения занятой в сельском хозяйстве. Ради их же блага — именно потому, что такой процесс получения продуктов берет больше времени, чем индустриальный. У нас хватает куда больше на, скажем, хлопья с Монокумой. Кроме того, нам надо заботиться о стабильности. Мы не хотим перемен. Всякая перемена — угроза для стабильности. И это вторая причина, по которой мы так скупо вводим в жизнь новые изобретения. Это та причина, почему нам так нужна «Дангaнpонпа». Всякое новое открытие является потенциально разрушительным; даже и надежду приходится иногда рассматривать как возможного врага. Да, и надежду тоже. Надежду?.. Сайхара сдвинул брови. Слово это он знает. Но не знает его точного значения. Цумуги постоянно о ней говорила. Что-то он помнит и из Академии «Пик Надежды», где он, как выяснилось, никогда не учился. Шекспир о ней молчит, а из рассказов Широгане и бредней Комаэды возникло лишь самое смутное понятие: надежда поднимает людей с колен. Надежда мотивирует. Надежда помогает. Но даже она часто превращается в отчаяние. Напрягая мозг, Шуичи старался вникнуть в слова Главноуправителя. — Да, — продолжал Макото Наэги. — И это также входит в плату за стабильность. Не одно лишь искусство несовместимо со счастьем, но и надежда. Опасная вещь надежда; приходится держать ее на крепкой цепи и в наморднике. — Как так? — удивилась Маки. — Но ведь мы же вечно трубим: «Надежда превыше всего». Это же избитая гипнопедическая истина. — Внедряемая трижды в неделю, с тринадцати до семнадцати лет, —вставила Химико. — А вспомнить всю нашу институтскую пропаганду надежды… — Да, но какой надежды? — возразил Макото насмешливо. — Вас не готовили в академию, и судить вы не можете. А я был неплохим учеником в свое время. Слишком даже неплохим; я сумел осознать, что вся наша надежда — нечто вроде поваренной книги, причем правоверную теорию надежды никому не позволено брать под сомнение и к перечню кулинарных рецептов нельзя ничего добавлять иначе, как по особому разрешению главного повара. Теперь я сам — главный повар. Но когда-то я был пытливым поваренком. Пытался варить по-своему. По неправоверному, недозволенному рецепту. Иначе говоря, попытался заниматься подлинными талантами. — Он замолчал. — И чем же кончилось? — не удержалась Харукава от вопроса. — Чуть ли не тем же, чем кончается у вас, молодые люди, — со вздохом ответил Главноуправитель. — Мои неудачные попытки выделиться привели к тому, что я вляпался в крупнейшую трагедию. И я попал в убийственную игру. Слова эти побудили Химико к действиям бурным и малопристойным. — Убийственная игра? Опять? — Она вскочила и подбежала к Главноуправителю, отчаянно жестикулируя. — Но за что же? Я ничего не сделала! О, прошу вас, не отправляйте меня в Академию Одаренных Узников. Я обещаю, что исправлюсь. Дайте мне только возможность. Прошу вас, дайте мне исправиться. — Из глаз её потекли слезы. — Ей-богу, это их вина, — зарыдала она — О, только не туда... О, пожалуйста, Наэги-сама, пожалуйста… — Можно подумать, что вас убивают, — сказал Главноуправитель, — Имей вы хоть крупицу смысла, вы бы поняли, что наказание ваше является, по существу, наградой. Участие в шоу, в которое желают попасть тысячи человек по всему миру. Нет, миллионы. Маки рассмеялась. — Тогда почему же вы сами не на острове? — спросила она. — Потому что все-таки предпочел другое, — ответил Главноуправитель. — Однажды Эношима Джунко дала мне выбор — либо служить отчаянию и пойти с ней, где я смог бы продолжать свои чистые таланты, либо же побег из Академии «Пик Надежды». Я выбрал второе и простился со своим желанием засиять ярким талантом. Временами я жалею об этом, — продолжал он, помолчав. — Возможно… Я смог бы изменить её. Сделать лучше. Тогда мы оба уцепились бы за надежду и возможно занялись бы развитием настоящих абсолютных талантов.— Он вздохнул и наконец замолчал. — Вы лжёте, — сказал наконец Сайхара, — вы никогда не простите её. И поэтому вы до сих пор плюётесь в её могилу. — Долг есть долг, друг мой. Он важней, чем собственные склонности. Меня влечет истина. Я люблю надежду. Я уважаю человеческий талант. Но истина грозна; Надежда и Отчаяние одинаково опасны для общества. Столь же опасны, сколь было благотворны. Надежда дала нам самое устойчивое равновесие во всей истории человечества. Китай по сравнению с нами был безнадежно неустойчив; даже первобытные матриархии были не стабильней нас. И это, повторяю, благодаря надежде. Но мы не можем позволить, чтобы надежда погубила свое же благое дело. Вот почему мы так строго ограничиваем размах научных исследований, вот почему я отвернулся от того, к чему шёл годами. Мы даем надежде заниматься лишь самыми насущными сиюминутными проблемами. Всем другим изысканиям неукоснительнейше ставятся препоны. А занятно бывает читать, — продолжил Макото после короткой паузы, — что писали во времена того, когда «Пик Надежды» работал. Тогда, видимо, воображали, что талантам можно позволить развиваться бесконечно и невзирая ни на что. Таланты считались верховным благом, надежда — высшей ценностью; все остальное — второстепенным, подчиненным. Правда, и в те времена взгляды начинали уже меняться. Сам Изуру Камукура, основатель академии, сделал многое, чтобы перенести упор с талантов и надежд на счастье и удобство. Такого сдвига требовали интересы массового производства. Всеобщее счастье способно безостановочно двигать машины; надежда же и таланты — не способны. Так что, разумеется, когда властью завладевали массы, верховной ценностью становилось всегда счастье, а не таланты с надеждой. Но, несмотря на все это, научные исследования по-прежнему еще не ограничивались. О талантах и надежде продолжали толковать так, точно они оставались высшим благом. Это длилось вплоть до Инцидента Отчаяния. Он-то заставил запеть по-другому. Какой смысл в надежде, талантах или познании, когда кругом лопаются сибиреязвенные бомбы? После того случая и была впервые взята под контроль наука. Люди тогда готовы были даже свою жажду удовольствий обуздать. Все отдавали за тихую жизнь. С тех пор мы науку держим в шорах. Конечно, истина от этого страдает. Но счастье процветает. А даром ничто не дается. За счастье приходится платить. Вот вы и платите, потому что слишком заинтересовались надеждой. Я же слишком увлекся истиной в одно время и тоже поплатился. — Но вы ведь не последовали за Эношимой, — произнес молчаливо слушавший Сайхара. Главноуправитель улыбнулся. — В том и заключалась моя плата. В том, что я остался служить счастью. И не своему, а счастью других. Хорошо еще, — прибавил он после паузы, —что в мире столько благ. Не знаю, как бы мы обходились без них. Пришлось бы, вероятно, всех еретиков отправлять в умертвительную камеру. Кстати, Сайхара-чан, подойдет ли вам тропический климат? Например, Маркизские острова или Самоа? — Хватит, — возразил Шуичи. — Я хочу, чтобы вы нас отпустили. «Дангaнpонпе» конец. Подпишите последний контракт и отпустите нас. Тоже самое касается Химико, — твёрдо уверил Сайхара, подняв глаза на Наэги. — Если даже оставить Надежды и отчаяния в стороне, хотя, конечно, за Надежду подставлять себя грозе был бы особый резон. Разве нет смысла и радости в жизненных грозах? — Смысл есть, и немалый, — ответил Главноуправитель. — Время от времени необходимо симулировать у людей иллюзию выбора. — Чего? — переспросил непонимающе Шуичи. — Им кажется, что они выбирают развитие дальнейших событий. Будто они решают, завершить сюжет на отчаянии или надежде, а может вообще прекратить игру, как было с вами. Но понимаете, их выбор пуст. Он ни на что не влияет. Я продолжу работать над франшизой в любом случае. — Зачем? Зрители открыто решили оставить нас в живых. — Народ выбрал, а выбору — грош цена. Закончится «Дaнгaнронпа». Начнётся что-то ещё. Наша команда не прекратит работу в любом случае. Мы даём весь тонизирующий эффект этого убийства — без всяких сопутствующих неудобств. — Но мне любы неудобства. — А нам — нет, — сказал Главноуправитель. — Мы предпочитаем жизнь с удобствами. — Не хочу я удобств. Я хочу жизни, поэзии, настоящей опасности, хочу свободы, и добра, и греха. — Иначе говоря, вы требуете права быть несчастным, — сказал Макото. — Пусть так, — с вызовом ответил Шуичи. — Да, я требую. — Прибавьте уж к этому право на старость, уродство, бессилие; право на сифилис и рак; право на недоедание; право на вшивость и тиф; право жить в вечном страхе перед завтрашним днем; право мучиться всевозможными лютыми болями. Кому интересен ваш идеальный мир, если на самом деле в нём нет ни надежд, ни отчаяния? Длинная пауза. — Да, это все мои права, и я их требую. — Что ж, пожалуйста, осуществляйте эти ваши права, — сказал Макото Наэги, пожимая плечами. — Вы свободны, «троица выживших».