***
«К величайшему событию всего волейбола» Тсуму готовился основательно. Перестроил график индивидуальных тренировок, стал выходить на пробежку не только утром, но и вечером, а еще стал просить чуть ли не каждый день остаться кого-то, чтобы отработать пасы. Конечно, будь Хината все еще с ними, то с радостью составил другу компанию, но тот ушел из команды еще пару лет назад. Поначалу соглашался Котаро, но после трех дней отказался, что поразило всех. Бокуто считается близким по духу коротышке, готовый играть до потери пульса, поэтому предположить почему он стал отнекиваться было тяжело. Атсуму не унывал и решил, что долбить стенку мячом в одиночку — тоже неплохо. Его ладони буквально постоянно сложены «треугольником», но сам он, наверное, этого даже не замечал. Это заметил Киеми, когда они отдыхали на лавочки после сета и когда обедали в кафе. Казалось сокомандник вообще ни о чем другом и не думал, кроме как о предстоящей встрече. Такими темпами, он выгорит раньше, чем ступит на корт Оты — подумал Киеми, решая вмешаться. — Мия, — окликнул он его в раздевалке, — остаешься сегодня? — Как обычно, — воодушевленно ответил Атсуму, зашедший за бутылкой воды. — Хочешь присоединиться? Тогда был особенно длинный день, потому что была хард-тренировка. Раз в месяц тренер Фостер устраивал такие дни, чтобы закалить игроков и сделать их более выносливыми на поле. Обычно команда выползала из зала после таких страданий, иначе это не назвать. Откуда у Атсуму силы на то, чтобы растянуть лицевые мышцы в улыбке, для Киеми остается секретом. Сам он, к слову, едва ли в состоянии завязать себе шнурки, потому что пальцы дрожат и отказываются просто-напросто сгибаться. — Да ты ненормальный. После того ада, что мы прошли, ты точно сдохнешь если продолжишь, — Атсуму недоумевающе вскинул бровь, не осознавая до конца слов товарища. — Не хочу наутро найти твой труп в зале. — Все будет хорошо… — Нет, не будет, — раздраженно процедил Оми, — ты заработаешь травму или твое сердце просто остановится. Не геройствуй, бери сумку и пошли. Мия присел на скамейку, потому что дрожь в ногах становилась все более видимой. Выглядеть слабым перед кем-либо он не привык, поэтому выжимая из себя максимум беззаботности на лице, он сделал вид, будто не готов свалиться намертво прямо тут. — Я не могу позволить себе облажаться на корте, — с грустью признался он, опустив голову вниз. — Мне следует постараться. Сакусу тронули эти слова. Во-первых, Мия редко признавал себя недостаточно умелым игроком, а во-вторых, это было искренне. Длинный язык нечасто позволял выдать нечто душевное и действительно волнующее его, предпочитая фальшь и язвительность. Многие списывали это на противный характер, как и сам Сакуса когда-то, но со временем он научился различать в его спектакле живые сцены. — Атсуму, — он приблизился к нему, заставляя поднять глаза. — Ты делаешь достаточно. По имени Киеми обращался к нему в случаях, когда тот серьезно накосячил или шутки были чересчур обидными. Расценивая такой тон как почти что угрозу, Атсуму не рискнул перечить, послушно собрался и покинул зал. Так было еще раз. Еще раз, а потом еще и еще. Однако один суровый угольный взгляд и Мия отдавал ключ на вахту и шел домой. Сакуса контролировал ситуацию и постепенно вернул связующего к привычному графику тренировок. В качестве поддержки выступил тренер, который попросту запретивший ему любые перегрузки, а также Мейан, Томас и Оливер, как более опытные игроки, отвлекающие его разговорами на посторонние темы. Доигровщик более чем уверен, что если Мии не дают играть наяву, он будет это делать в голове. Он часто слышал, как тот упоминал, что разыграл партию в голове, прикидывая какой прием будет более действенным. Многие посчитали это проявлением дальновидности и крайней внимательности. Кроме Сакусы. Он испытал шок вперемешку с ужасом — Атсуму Мия был более страшным монстром, чем можно представить. Озабочен волейболом каждый из них, но чтобы в такой степени… мурашки по коже.***
За неделю до официальной даты матча, игроки стали съезжать в префектуру Гумма. Всю дорогу Атсуму вел себя достаточно тихо, что их менеджер чуть не потеряла его вовсе. Он занял место у окна и всю дорогу просидел в наушниках, думая о чем-то своем. — Он сегодня тише обычного, — говорит менеджер, присаживаясь на соседнее кресло, — должно быть он сильно переживает. — Просто взволнован, — отвечает Сакуса. Частые разъезды заставили заучить все повадки товарищей по команде. Бокуто на пару с Инунаки смотрит исторические комедии, Оливер берет с собой пряжу и вяжет в дороге, Атсуму слушает музыку, чтобы хоть немного заглушить свои мысли. Будь то волнение или тревога, мозг Тсуму начинает закипать и один из немногих способов заставить его отдохнуть это музыка. Киеми узнал об этом, когда связующий сам попросил его поделить плейлистом с расслабляющей музыкой в прошлом сезоне. Но все заботы и хмурость с лица Мии исчезли, стоило им перешагнуть порог отеля и встретить на ресепшене Хинату. Если кто-то и мог разделить любые эмоции с кем угодно, так это Хината Шое. Сакуса завидовал подобному качеству, но не рвался перенять его. Атсуму сумел взбодриться и больше не выглядел как злой камень под дождем, поэтому теперь и Сакуса мог спокойно вздохнуть. Ненадолго. — Сегодня будет распределение по командам! Атсуму скачет на одной ноге, одновременно умудряясь натягивать штаны и говорить с братом по телефону. Киеми прижавшись плечом к дверному проему, только недовольно вздыхает, но не прерывает его. — Да, Боже! Бестолочь, я же сказал не знаю. — ворчит Мия, ища свою олимпийку. — Нас четверо и понятное дело, поделят поровну! Я буду просто рад с ними сыграть… — Мия, время, — негромко напоминает ему Сакуса, указывая на часы. — Мне пора, Саму. Задашь свои тупые вопросы позже. Киеми не слышал всего разговора, но он явно был не самым лучшим, судя по тяжелой ауре Атсуму. Каким бы рассеяным он не был, к серьезным событиям гововится заранее и не опаздывает. Причину блокирующий понял, когда они пришли на собрание. Атсуму начал вести себя более язвительно, чем обычно. Столкнулся в уборной с Ойкавой, опустил пару шуток в сторону Суны и даже Сакусе успел сделать замечание. — Прекращай, — спокойно обращается к нему Оми. — Ты ждал этого события так долго, чтобы всем нахамить? — Нет, — хуже чем злой Сакуса, это мирный и нисколько не обиженный Сакуса. — Извини. Настроение распогодилось, когда Куроо перечислил, кто будет играть за какую команду. Спроси у Атсуму с кем из других сетеров он хотел бы быть в одной команде, ответ был бы: «ни с кем». Но его никто не спрашивает. Саму сказал бы, что он уже не школьник, поэтому должен научиться принимать положение дел как взрослый человек. Соседство на одной позиции с Ойкавой его не радует, от слова совсем. Он безусловно высоко оценивает его навыки связующего, но и сам он тоже професионал. Все переломилось в момент, когда Иваизуми, как их тренер, сообщил стартовый состав. Атсуму в него не входил. Сакуса и Хината отреагировали сразу же, поворачиваясь к нему. Руки сложены на груди, на губах улыбка, но взгляд пустой. — Атсуму-сан, вы сыграйте как и на Олимпиаде, — напоминает Шое. — Тогда вы с Кагеямой постоянно менялись. — Верно, Шое-кун, — проговаривает будто на автомате Тсуму, не отводя глаз с одной точки. — Не смей… — Я знаю, что выйду на корт, чего вы так накинулись на меня? После распределения, началось самое ненавистое Киеми настроение Атсуму, а именно всемирный день доброты или что-то вроде того. Каждому поможет, даст совет и мячи-то уберет, и за кофе сходит, и полотенцем поделится. Обходительный, вежливый и понимающий — ужасно бесит Сакусу. Чем шире его улыбка, тем сильнее желание убить каждого, кто есть поблизости. Этот обман обдурит всех, ведь никто не смотрит на Атсуму по пять часов в день. Никто не сможет увидеть в его сжатых кулаках, частом употреблении воды или скорости бега по залу нечто странное. Никто кроме Киеми. И разумеется Осаму, но он приедет только через два дня и ему бы наверняка хватило услышать только голос Атсуму, чтобы понять что что-то не так. Но к сожалению, Атсуму общался с братом сообщениями, а за буквами можно умело скрыть любые чувства. Киеми не вмешивался, давая взрослому Атсуму самому разобраться в себе. Результат оказался крайне неуспешен, стоит заметить. Да он не в начальном составе, но как и подметил Хината, они будут меняться с Ойкавой. Что может пойти не так?***
Трибуны восторженно гудят, разиваются флаги со словами поддержки и ярко расыпаются черно-зеленые пипидастры. Так подходит к конце первый сет, в пользу команды «Б». Атсуму Мия так еще и не вышел на поле. Его пальцы до боли сжимают края запасной лавки, а взгляд направлен в пол. Во время перерывов он с надеждой смотрит на Ханджиме, но тот не дает выйти на замену. Он оглядывает своих товарищей. Они выглядят раззадореными и веселыми. Жалостливый взгляд с мольбой застелает азарт и никто не вспоминает про одинокого Атсуму. Где-то на трибуне сидит его брат и всеми силами пытается послать ему свою поддержку на ментальном уровне. Но вокруг слишком много шума и визга, а еще все та же огромная бездна, не дающая сообщению дойти до близнеца. Тоширо Хейвадзима, так же еще не выходящий на поле, не выглядит расстроеным и Мия не понимает почему. Запасной либеро с увлечением наблюдает за ходом игры, хлопает в ладоши при удачном розыгрыше и хвалит за эйс-подачу. — Второй сет начинает… Иваизуми озвучивает состав, меняя пару человек на поле. Атсуму горбится еще сильнее, дабы не выдавать своей уязвимости. Это хуже, чем если бы его не пригласили на игры. В том случае он мог бы просто браниться сколько вздумается в квартире, есть всю вредную еду и не вылазить из кровати все выходные. Просиживать на скамейке, пока вся команды полыхает огнем на площадке — то, чего бы он не пожелал даже самому страшному врагу. — Вы не собираетесь выпустить Атсуму? Киеми сохраняет бдительность и за пределами поля, поэтому решает напомнить, что в их составе два сеттера. А то, что он никак не может привыкнуть к обращению "Киеми-кун" вместо привычного раздражающего "Оми-кун", соверешенно нисколько не влияет на то, с какой злостью он пробивает мяч. — Ойкава разыгрался и я хотел бы дать ему еще время, пока он в тонусе, — и дальше, по мнению Киеми, тренер делает худшее, что только мог. — Мия, ты же не против? На него выжидающе смотрели три пары глаз, но он все медлит, а после все же поднимает голову и улыбнувшись, говорит: — Нет, не против. Ойкава-сан приносит команде много очков, поэтому пускай продолжает. Сломанная улыбка разбивает выдержку Сакусы, поэтому он вспешке отворачивается, не выдерживая. Он будто знал заранее, что Атсуму так и не выйдет сегодня на площадку. Забытый в ослепяющем свете Ойкавы, он гнил на скамейке, не поднимая глаз уже даже на табло со счетом. Единственное, что мог Сакуса, это сделать эвтаназию умирающему или если переводить на язык волейбола — поскорее завершить матч. Атсуму именно умирает — чем дольше это продолжается, тем больше мрачных мыслей наполняет его голову. Как только дикторы объяляют о победе команды «Б», выгрызающие у соперников второй сет, Мия пропадает с корта. Киеми утягивают на церемонию награждения, затем на небольшое интервью телевизионному каналу. Он грубо отказывается от фотосесии, уходя на поиски пропавшего связующего. Ему бы хотелось и самому высказать Хаджиме за такой неравный розыгрыш игроков, но он знает, что не прав. В волейболе не ново явление, когда важная фигура остается в запасе, при всех своих лучших и сильных качествах. И даже так, некая обида у Сакусы все же сохраняется. В неподходящие моменты шумный и уверенный Мия Атсуму теряет всю дерзость. Но винить его в том Сакуса не может. Если бы для команды было лучшим исходом — оставить Атсуму на скамье, то он бы принял эту участь, но это не значит, что ему не было бы горько и обидно. Найти пропажу оказывается на удивление крайне легко. Атсуму в собственном номере, но дверь заперта, а на ручке висит табличка с надписью «не беспокоить». Киеми это не остановливает и он настойчиво стучит в дверь. — Я не важно себя чувствую, — доносится по ту сторону. — Знаю, поэтому открой мне. Атсуму завернутый в одеяло сначала не верил своим ушам. — Именно поэтому не открою, Оми. Тут полно… — Единственная бактерия в номере это ты. Открой же! Для собственной безопасности, лучше было бы не октрывать дверь. Атсуму не знает, на что способен доигровщик в таком расположении духа. Но еще большим вопросом явлется, что он может сделать, когда Атсуму не откроет. Испытывать судьбу не хочется. Замок щелкает и Сакуса сразу же шагает внутрь, заставляя Тсуму пятиться назад. Все о чем он подозревал подтвердилось. Что может расстроить сильнее, чем никак не помочь команде, не разделить с ними вкус победы и уж тем более, не показать в очередной раз лучший результат? День без признаний превращает Атсуму в пыль. Ему так сильно хотелось просто разделить с кем-то эмоции, увидеть те же восторженные улыбки на уставших потных лицах и дать пять каждому из игроков. Столько ожиданий разлетелись пеплом, когда он услышал свое место в матче. — И чего ты раскис? — Киеми опирается на стенку плечом, пока Тсуму не знает куда себя деть в собственном номере. — Мы обязательно сыграем еще. Кто как не Киеми будет нещедящим и скажет все как есть. Он никогда не отличался чувством такта в присутствии Мии. — Конечно. — Ну уж нет, — маска не скрывала его губы, кривящиеся в раздражении, — мне не нравится этот тон. — Мне понравилась сегодняшняя игра. Вы были хороши. Слова царапают горло. Это от того, что он лжет в лицо Сакусе или от переполняющего чувства никчемности? — Ты сыграешь, ясно? С теми, кто приехал сегодня, но завтра, — его утешающие речи не цепляют Атсуму, хотя он старался. Придется идти по протоптанной тропе. — Что, твое желание доказать, что ты лучший связующий сдулось как шарик? И это цепляет. Но совсем не в том смысле, в котором предполагал Киеми. Не вытягивает вверх, а лишь больно впивается в серцевину и оставляет рану кровоточить. Мии приходится закусить губу, чтобы сдержать скулеж. — Ты забил с его пасов 32 очка, это твой рекорд Киеми. Я бы не смог помочь тебе достичь этого. Как хрусталь с десятого этажа, сердце Киеми сначала мучительно долго летит в бездну, испытывая весь ужас неизбежного, ощущая каждую секунду как год, а потом в единице времени принимает неотвратимое и позволяет ему раскрасить асфальт в красный. Он хватает Атсуму за руку и дергает на себя, не давая очухаться, обвивает руками его талию, крепко прижимая к себе. — Не смей такое говорить, дурак! — шепчет Сакуса, немного подрагивая от силы, с которой обнимает Атсуму. — Ты сильнейший в нашем поколении монстров. Ты сама победа, как ты можешь говорить, что чего-то не можешь?! — Ты сказал тогда, — слезинки скатываются по щеке и Киеми чувствует как намокает его плечо, в которое утыкается связующий, — что я делаю достаточно, но я… — Прекрасен, — выпаливает Киеми и отстраняется, но чтобы взглянуть уже в глаза Атсуму. Обхватывает ладонями подбородок, осторожно оглаживает скулы и щеки, утирая влагу и смотрит неотрывно, прямо в янтарные потухшие радужки. — Атсуму Мия прекрасен, — тихо проговаривает он в самые губы и окончательно уничтожает дистанцию между ними. Губы не двигаются, замирают на чужих, искусанных, иногда лишь проскальзывая между ними, получая слабый ответ. Руки Мии цепляются за одежду Киеми, будто пол под ним вот-вот провалится и он упадет. Слишком неожидано, слишком приятно и слишком сильно нужно. У него все же есть тот, кто может разделить все чувства и эмоции, стукнуть, когда вешает нос и поддержать, давая приют от всех невзгод. Он сможет привести Сакусу к новым еще более грандиозным победам, неприменно. Только переждет небольшую бурю в его обьятьях и обязательно приложит все усилия, чтобы показать всему миру их удивительный дуэт.