Пельмешки

— Хэ-сюн, — сразу же налетел на него Ши Цинсюань, стоило только ступить на порог бывшего храма. — Я думал, ты не придёшь. Нет, я помню, что ты обещал, но уже темнеет, но ничего, я просто волновался, я так рад, что ты здесь! — Эй вы, хватит там миловаться, если уж твой Хэ-сюн наконец пришёл, то садитесь оба и помогайте, — весело выкрикнул кто-то из сидящих кругом людей. Хэ Сюань давно решил для себя, что нет смысла запоминать их имена — слишком много тут было народу и слишком часто они сменялись. Цинсюань лишь улыбнулся и потащил его к углу храма, где стояло ведро с водой. Отогнав играющих возле него детей, Цинсюань подтолкнул Хэ Сюаня поближе. — Вот, руки помой — и можно будет присоединиться к остальным. Мы делаем пельмени, — он едва не подпрыгивал от восторга. — Откуда… — Хэ Сюань нахмурился, стараясь придумать вопрос так, чтобы не обидеть. Едва наладившиеся отношения с Цинсюанем казались хрупче первого льда на воде — тронь и рассыпятся, растают, словно и не было. — А, так это спасибо Се Ляню, — беззаботно отозвался тот, жестом показывая закатать рукава. — Он спросил, что мне дарить, а я просто попросил муки и мяса. Так что теперь у нас есть всё, чтобы достойно встретить Новый год! Хэ Сюань задумчиво кивнул, пока сам Цинсюань бодро подталкивал остальных, чтобы освободить им место. Бедняки решили не заморачиваться — прямо посреди храма расстелили ткань и свалили на неё всё необходимое, что включало в себя миску с мелко порубленным мясом в одном углу, где большая часть лепила пельмени, и тесто в другом, где из него в шесть рук споро делали аккуратные лепёшки. — В этом году у нас впервые будут настоящие пельмени, — заметил мужчина справа от Хэ Сюаня. — Спасибо старине Фэну и его другу. — Да-да, и никаких пустышек из рисовой шелухи! — И песка! — мгновенно подхватили остальные, на разные голоса начав подшучивать друг над другом. Атмосфера была тёплой — настолько, что Хэ Сюань позволил себе расслабиться и погрузиться в медитативное изготовление пельменей. Бывший храм был украшен довольно бедно. На двух стенах красовались гирлянды из флажков — выгоревшие и местами порванные, очевидно выброшенные своими прошлыми хозяевами. Там же, где когда-то высились статуи, свалили кучей, кажется, всё красное, что нашли, — сухие листья, перья, обрывки лент и бумаги, а посреди всего этого гордо возвышалась красная ваза с огромной трещиной на боку. Хэ Сюань искренне не понимал, почему люди продолжали придерживаться суеверия, что красный цвет изгоняет демонов, когда один из Бедствий и сам постоянно ходил в красном. — Готово! — наконец оповестили со стороны большого котла трое, кому было доверено сварить пельмени. — Скорее-скорее, освободите место! Люди, сидящие до этого кто где, собрались у всё того же куска ткани на полу, с которого разве что стряхнули муку. То и дело с разных сторон раздавалось «Не вставай мне на ногу!» и «Ты места на троих занимаешь, подвинься!». Когда наконец все расселись вокруг, а на «стол» опустилось несколько разномастных мисок с пельменями, в храме стало тихо. — Лао тай-тай, ваше слово, — громко обратился Цинсюань к пожилой женщине возле него. Та была скрюченной, как старое дерево, её узловатые пальцы неуклюже взяли один из пельменей. — Первый — предкам, — её тихий скрипучий голос, казалось, отдавался эхом от стен. — Помолитесь за них, молодёжь, и попросите послать вам благополучия в новом году. Одни шептали, глядя куда-то вверх, словно пытались увидеть небо сквозь потолок, другие потупили взгляд в пол. Цинсюань остался сидеть неподвижно — только пальцы сжались на изношенной ткани штанов. — Второй — богам, — ещё один пельмень перекочевал на отдельную тарелку. — Пусть они будут благосклонны к нам в этом году, пошлют еды и укрытия. Цинсюань тихо хихикнул и подмигнул Хэ Сюаню, когда тот повернулся на звук. Боги и так уже были благосклонны к этим людям. — С праздником. Можно начинать трапезу, — старушка закончила официальную часть, и все присутствующие мгновенно оживились, стараясь ухватить себе что-то из съестного. — Ну-ну, тут на всех хватит, — постарался успокоить их Цинсюань. — Для них это тоже часть веселья, — заметил Хэ Сюань. Цинсюань умолк, наблюдая за тем, как люди со смехом толкали друг друга, чтобы взять пельмень первым, или дрались палочками прямо над миской. — Да, пожалуй, ты прав. — Ай, демоны вас раздери, кто закатал в пельмень камень! — раздался в какой-то момент крик одного из мужчин, баюкавшего свою щёку. Весёлые истории за столом тут же стихли, и все обратили внимание на него. — Да ты и того не делал! — Потому что я собирал дрова для котла! — Да это же лепил старина Фэн, — вынесла вердикт соседка этого мужчины, посмотрев на остатки пельменя, что теперь валялись на полу. И правда, дело рук Цинсюаня заметно было сразу — слишком уж кривоватым оно получалось. Тот лишь улыбнулся и махнул рукой: — А ты проверь лучше, что это за камень. Всё та же женщина, нахмурившись, подняла пельмень и выдернула содержимое. То блеснуло в слабом свете огня. — Да это же… — Неужто… — Поздравляю, старина Вэй, ты обнаружил мой сюрприз! Теперь-то тебе точно весь год будет сопутствовать удача, — Цинсюань широко махнул рукой, словно собирался одарить упомянутого тысячей добродетелей. — Это и правда серебряный ямб? — тот удивлённо рассматривал небольшой слиток серебра на своей ладони. — Правда-правда, — закивал Цинсюань и тут же потупился. — Совсем небольшой, граммов пять, но всё же настоящее серебро. — Ну ты даёшь, старина Фэн! — первым отмер кто-то. Его удивление подхватили все, принимаясь то поздравлять того самого Вэя, то удивляться поступку Цинсюаня. Тот лишь улыбался и отшучивался, пока жевал свою долю пельменей. Лента в его волосах, так хорошо видная Хэ Сюаню с его места, была изношена так, что едва держалась, одежда была местами залатана, а местами так и светилась дырами. Грязные, истрёпанные рукава не покрывали даже запястья. Хэ Сюань сжимал палочки и отчаянно злился на Цинсюаня, который отказался принимать от него какие-то иные дары, кроме исцеления. Когда время стало приближаться к полуночи, а вся еда была съедена, бедняки стали выбираться на улицу, чтобы хоть одним глазком увидеть праздничный фейерверк. Одни ругали богачей, другие — торговцев, что загибали такую цену на свои фукалки, что простым людям оставалось лишь мечтать, третьи тихо шептались, что если встать поближе к мощному фейерверку, то он и от них демонов сумеет прогнать. Хэ Сюань шёл сквозь эту толпу к месту за храмом, откуда ощущал присутствие Цинсюаня. Тот вышел несколько минут назад, сказав, что ему надо отлучиться. К сожалению для себя, Хэ Сюань знал его слишком долго и хорошо, чтобы в это поверить. И точно — Цинсюань трясся, сидя на земле и сложив руки в молитвенном жесте перед костром. — Я знаю, что это совсем немного, брат, но к следующему празднику обещаю раздобыть больше. Ты столько лет заботился обо мне, прости, что теперь я подвёл тебя, что не могу обеспечить достойную жизнь в преисподней. Значит, тот и правда жёг ритуальные деньги для Ши Уду. Судя по тому, что в костре и пепла толком не было, — не больше пары купюр. Хэ Сюань подошёл ближе, намеренно хрустнув веткой под подошвой, отчего Цинсюань вздрогнул и поднял огромные глаза на него. — Ах, Хэ-сюн… Я тут… Я грелся, да. Иногда стоит побыть немного вдали от остальных, — неловко усмехнулся он. Хэ Сюань плавным движением опустился рядом и достал из рукава пачку ритуальных банкнот, перевязанных новой лентой для волос. — Считай, что это подарок, — грубовато впихнул он это в руки Цинсюаня. Тот шокированно смотрел то на деньги, то на самого Хэ Сюаня. — Хэ-сюн, а ничего, что я… Хэ Сюань прикрыл на мгновение глаза. — Кем бы он ни был для меня — для тебя он был старшим братом. Ты имеешь право скорбеть по нему. Цинсюань рвано вдохнул, словно пытаясь сдержать всхлип, и осторожно отвязал ленту, наматывая ту себе на запястье. Пачка была довольно увесистой. Конечно, Ши Уду этого было бы мало, но для самого Цинсюаня казалось более чем достаточно. Он тихо поднёс несколько купюр к костру, прежде чем резко отдёрнуть. — Хэ-сюн, а ты уже, ну… — Хэ Сюань лишь смотрел в ответ, не очень понимая, о чём речь. — Ты уже сжёг деньги для своей семьи? — Демонам нет никакого смысла молить небеса о снисхождении. Даже если не к ним самим. Цинсюань тут же принялся разделять всю пачку на две разного размера части. — Тогда если ты разрешишь, то за них помолюсь я. Поверх его руки опустилась рука Цинсюаня, в которой тот сжимал где-то две трети от подаренных банкнот. Пальцы его были даже холоднее, чем у самого Хэ Сюаня. Он не нашёл слов, вместо этого молчаливо кивнув. Цинсюань опустил в костёр долю Ши Уду. — Счастливого Нового года, брат. Я надеюсь, ты знаешь, что со мной всё хорошо. Его трясло, когда порывы ветра задували за храм, — изношенная одежда совсем не защищала от ещё зимнего холода. — Я не имел чести знать вас при жизни, — начал Цинсюань, когда остаток денег принялся сгорать, — но я знаю вашего сына, брата, любимого. Люди, которые окружали такого чудесного человека, и сами могли быть только чудесными. Не волнуйтесь о Хэ Сюане — с ним всё хорошо. Я искренне сожалею и раскаиваюсь за то, какая судьба постигла вас, но надеюсь, что вы обрели покой там, где находитесь сейчас. Стоило только Цинсюаню закончить молитву, как он вновь накрыл своей рукой руку Хэ Сюаня. На этот раз тот сам сплёл их пальцы вместе. Они смотрели на огонь в тишине, пока первые залпы фейерверков не прорезали ночное небо. — Хэ-сюн, пойдём поближе, отсюда же совсем ничего не видно! — мгновенно подскочил Цинсюань, утягивая его за собой. — Я знаю место лучше. — И Цинсюань лишь кивнул, позволяя вести себя непонятно куда. Когда они дошли до одного из самых высоких зданий, Хэ Сюань одним движением подхватил Цинсюаня на руки и прыжком забрался на крышу. Тут им не станет мешать толпа народа. Цинсюань, тихо вскрикнувший от резкого рывка, сам подбежал к краю крыши, стоило только его отпустить. Хэ Сюань встал рядом, соприкасаясь плечами и бёдрами. Внизу люди выкрикивали друг другу поздравления и пожелания счастья в новом году, радовались и пели песни. Над ними расцветали огненными хризантемами фейерверки, заслоняя собой жестокое небо. Они с Цинсюанем были в своём отдельном мирке, пока держали друг друга за руки и любовались огнями в чужих глазах. Впервые за многие сотни лет Хэ Сюань посмел надеяться, что наступающий год и правда будет счастливым.