Дождь, не трожь мою любовь Я спрятал далеко, ты не найдёшь О чем же ты молчишь? О чем поёшь, дождь?
Токио купался в дожде вторые сутки. Капли с громким эхом отбивали бодрый ритм по асфальту и покатому козырьку прозрачной крыши, под которой мигала тусклая неоновая вывеска бара. Сугуру сдавленно выдыхает и прижимается спиной к стене. Прикрывает веки и надавливает на глаза. Кажется ему немного больно. Нет, не физически. Гето вздрагивает и резким движеньем стирает длинные дорожки воды со лба и щёк, размазывая по лицу. Смотрит на свою ладонь и давится нервным смешком. Голод начинал сводить с ума. Настолько, что ему уже мерещится эта проклятая кровь на собственных руках. Сугуру проводить языком по приоткрытым губам, невольно задевая острые клыки. Минуло несколько дней, а у него никак не получается забыть тот вкус. Тот безумно сладкий вкус. Холодно. Мужчина упёрся затылком о стену. В такую погоду встретить случайного прохожего, в таком месте — невозможно. Прогулки после захода солнца в районе, где отсутствует нормальное освещение, заканчиваются неизбежной потерей кошелька, как и здоровья. Хотя, даже "случайный прохожий" сейчас не в состоянии утолить мучащую его жажду. И когда это началось? Когда он приобрёл эту проклятую "зависимость". Зависимость? Иначе не назовёшь, ведь понятие чувств было чуждо для него — тяжёлого клубка спутанных эмоций, начиная от слепой ревности и заканчивая щемящей тоской. Оккоцу Юта. Это имя, словно катализатор, буквально взрывало подсознание, разбивая здравый смысл на сотни мелких осколков. Почему? Гето не знал. Не понимал. Не думал и не рассчитывал, что сможет просто пропасть от одного единственного взгляда. От синеющей глубины чужих глаз. От приторного вкуса крови. Сугуру устал. Даже изнеможён глупыми противоречиями и отрицаниями. Притупленная боль слишком долго изъедала его изнутри, отравляя каждый день после их последней встречи. Одно прикосновение губ. Единственное и короткое, ради которого Гето был готов бросить всё, забыть собственные цели, лишь бы быть рядом с ним как можно дольше. Мужчина закрыл глаза. Звук полицейской сирены пронзил дождливую пелену и спустя несколько секунд стих в дали. В этой части Токио, состоящей из множества кривых улочек и сомнительных заведений, полицейские были редкостью. Они не любили подобные места. Слишком много работы и проблем. Куда уж лучше патрулировать освещенные проспекты центра столицы, чем лезть в болото, из которого можно не выбраться. Впрочем, похоже Оккоцу совершенно не волновала перспектива утонуть в этом "болоте". Сугуру криво усмехнулся. Они друг другу никто. Их просто нет. Не может быть. Два шамана, у которых совершенно разные пути. Гето тряхнул головой, ощутимо зачесывая пальцами влажные пряди назад. В воздухе витал запах сырого асфальта и сигарет. Неприятной горечи и грусти. Вымокший до нитки, он боялся пошевелиться, продолжая стеклянным взглядом разглядывать обрывки хмурого неба. Это все кажется ненастоящим. Нет. И когда усмешки, нелепые колкости и шутки, разговоры наполненные сарказмом перестали вызывать отвращение? Наоборот. Улыбку. Язвительность Оккоцу цепляла. Настолько, что он стал зависим от них. Сугуру вздрогнул. Холодно. И это холодное одиночество в моменты их разлуки доводит до безумия. Леденящие душу чувства острыми когтями вгрызались где-то под рёбрами, не давая спать. Противоречия изъедали изнутри и отрицать свою привязанность к юному шаману было глупо. Особенно признавать, что смог полюбить Оккоцу. Как? Мужчина не знал. Просто кто-то стал для него настолько важным, что жить без этого было невозможно. Сугуру резко дернулся в сторону, будто от неожиданного удара. Напряжённо прислушался — нет, в переулке по-прежнему тихо. Только едва слышимое эхо чужих шагов, вынуждающих его развернуться. Он там. Гето чувствует. Аура Юты слишком запоминающаяся. Даже во время боя. Собственная мимолетная заминка, нерешительность — раздражали. Это страх? Неуверенность? Или ожидания жестокой реальности? Той, которую желают осуществить половина мира шаманов, уничтожив того, кто пытается нарушить привычные устои. — Сугуру? Гето вздрагивает, будто очнувшись от долго сна. Юта. Оккоцу стоял слишком далеко. Его силуэт буквально сливался с ночной серостью, но Гето все равно слышит чужой голос и кивает в молчаливом приветствии. Это радует и пугает — мужчина не ожидал, что тот появится здесь. Именно сейчас. — Я не стану сопротивляться. — спокойно отозвался шаман. — Сатору тоже... — Нет. Я один. Сугуру моргает. Сглатывает и медленно склоняет голову на бок. Кожа постепенно покрывается мурашками — становится ещё холоднее. — И давно ты тут? — Да. Кажется, где-то глубоко внутри у него пропадает несущий стержень, привычная твёрдость и решимость, а улыбчивая маска медленно поползла с лица вниз, стоило Юте выйти из тени и сделать несколько шагов вперёд. — Я не мог иначе. — прошептал он, глядя на юношу. — Я был обязан сдержать данное тебе обещание. Сугуру мог бы отшутиться или соврать. Поговорить о проклятии, из-за которого он стал зависим от человеческой крови и снова услышать в ответ едкие комментарии по поводу того, что стоило "тащить в рот", а что нет. Но не стал. Юта молчит. Дождь всё ещё бьёт по козырьку крыши, всё ещё барабанит по плечам мужчины. Мокрое кимоно неприятно липло к телу. Это отрезвляло, помогало хоть немного сохранить привычный настрой и натянуть слабую улыбку. — Какой же ты глупый, Сугуру. Гето вздрагивает, когда тёплая ладонь касается щеки, а кончики пальцев обводят контур скул, отодвигая сырые пряди назад. — Так и будешь весь вечер стоять тут, под дождём? — продолжал Оккоцу. Слишком уверенно для юноши, который смущался от одного короткого прикосновения к ладоням в момент их самой первой встрече. — Можешь не сомневаться, я не откажусь от своих слов. — Юта. — Сугуру замолкает и тяжело вздыхает, прикрыв глаза. И продолжает тихим шёпотом: — Думаю ты сам понимаешь, что будет лучше для нас обоих? Шаман сделал выбор. И пусть лучше он погибнет от рук Оккоцу, чем снова и снова будет переживать это безумие. Молчание со стороны юноши казалось слишком волнительным. Гето немного трясло от холода. Или от напряжения. И, кажется от голода, желания ощутить вкус чужой крови. Несколько коротких и уж слишком долгих секунд — Сугуру удивлённо открывает глаза, когда Юта хватает его за ворот кимоно и притягивает к себе, чудом не врезавшись в лоб. Ткань жалобно трещит. А губы у Оккоцу мягкие, холодные и мелко подрагивающие. И они прикасаются неожиданно аккуратно, робко и застенчиво, чуть-чуть сминают в совсем невинном поцелуе. И тут же застывают неподвижно, как и сам шаман, напряжённый и зажмурившийся. Будто действительно готовый к удару. Но Сугуру только горячо выдыхает и сжимает пальцами подбородок юноши, не позволяя отстраниться и проводя языком вдоль нижней губы, постепенно углубляя поцелуй. И Юта жмется ближе, оплетает шею. Тихо стонет сквозь поцелуй, отвечая с такой жадностью, кусая его губы. И этого всего слишком много. Слишком мокро и холодно, и в тоже время горячо от действий Оккоцу. Как он сдаётся и ластиться ближе, а после перехватывает инициативу, прижимая его к стене. И Сугуру пропал. Хваленная выдержка рушится под шквалом нахлынувших эмоций. — Юта. — Они разрывают поцелуй, глотая свежий воздух в попытке отдышаться, заглянуть друг другу в глаза, чтобы найти подтверждение: Сугуру — больно признавать свои чувства, но он не мог и дальше молчать. Оккоцу... Этот юноша каким-то образом сдерживал его, служил тяжёлым якорем, не позволяющем перейти опасную чёрту. И будь всё проклято, это было действительно так. — Что? — отвечает шаман, закусывая губу. Его глаза сияли ярким блеском, а щеки украсил едва различимый румянец. — Знаешь ли, я не собираюсь тебя убивать. У меня есть предложения получше. — Да неужели. — фыркнул Гето. — Тогда не смею тебя останавливать. Но давай найдём более подходящее и сухое место. Я замёрз.***
Необычно громко щёлкает замок. Входная дверь с глухим хлопком бьётся о стену. Сугуру определённо не рассчитал силы, толкнув её. Не важно. Он торопится. Спешит и крепко сжимает ладонь Юты, утягивая за собой в номер — дешевый мотель на окраине Токио не самое подходящее место: где-то за стеной слышался заливистый женский смех и череда бессмысленных шуток, до отвращения примитивных и глупых, что хотелось заткнуть уши и не слышать заплетающуюся речь мужчин. И все же, это гораздо лучше холодного и сырого переулка. Ведь, у Сугуру что-то с треском рвётся внутри. Похоже, терпение. Возможно ещё и самообладание. Гето сдавленно шипит. Разворачивается лицом к Оккоцу, на мгновение выпуская из плена чужую ладонь. Этот взгляд... В нем нет того страха. Только решимость. И азарт. О, его было слишком много, что можно задохнуться и окончательно распрощаться с самоконтролем: в темнеющей синеве чужих глаз плескался настолько волнительный океан искренних эмоций, что Сугуру с головой тонул в этом буйстве искренних чувств. Словно, юноша стыдился их, долгое время пытаясь спрятать глубоко в душе, ограждая от них себя. Но не получилось. Не смог. Не сейчас. Не рядом с Гето. И Сугуру делает первый шаг. Юта живой. Рядом. С ним. Осознание этого буквально становится детонатором — волна неконтролируемого жара проносится по телу. Юта восхитительный. От него невозможно оторваться. От податливых губ, отвечающих ему с невероятным напором. От холодной кожи щёк, на которой застыли влажные дорожки воды. — Такой красивый. — шепчет Сугуру и путается пальцами в сырых волосах, немного оттягивая назад. Взгляд падает на открывшуюся шею. Гето сглатывает. Он нервничает? Удивительно. Ведь, страх причинить Оккоцу боль не давал ему сдвинуться с мертвой точки. — Не смей медлить. — упрямая решимость режет слух. Мужчине хочется нервно рассмеяться. Но нет. Нельзя. Сложно. Настолько, что шаман и сам не заметил, как тот крепко сжал ладонью его плечо и утвердительно прошептал на ухо: — Сугуру. Давай. Клубок хаотичных мыслей лопается подобно воздушному шару. По телу проходит разряд, вынуждающий Гето подчиниться — сердце становится тяжёлым, когда острые клыки скользят по коже, кажущейся настолько нежной, что прикасаться к ней губами — непередаваемое удовольствие. Сладко. Очень сладко. Мужчина жмурится. Шумно вдыхает и выдыхает, упорно сдерживая порывы выпить все без остатка. А Оккоцу стонет. Тихо, немного приглушенно, кусая собственные губы. Сугуру удивлённо вскидывает брови, понимая одно — голос юноши вызывал слишком бурный отклик его тела, сильнее разжигая огонь желания. И все мысли сводятся к одному: что ещё заставит Юту стонать? Громче. Гораздо громче. Гето проводит языком по губам, слизывая капли крови. И вновь припадает к шее шамана, мягко прикусывает кожу, очерчивая языком место укуса. — Думаю, тебе этого хватит. Мужчина замер. На одно короткое мгновение пришло осознание того, что собственное тело не подчиняется ему. — Юта… — хрипло приносит он, отстраняясь. Проклятая техника шамана действительно облегчала последствия, отгоняя жажду чужой крови. — Спокойно. Со мной все хорошо. Юта коснулся большим пальцем губ мужчины, размазывая едва заметные капли крови. Место укуса — горело. В прямом смысле. А вместе с ним горел и он сам: лёгкая, пульсирующая боль казалась настолько приятной, что удерживать контроль над техникой и проклятой энергией удавалось с трудом. Ведь, Сугуру слушается. Не сопротивлялся. Топчется на месте, отвечая на поцелуй. Нет, следовать приказу старейшин и Годжо-сенсея он не станет. Каким бы ужасным не было проклятие, какими бы ужасными ни были намерения шамана — Оккоцу не убьёт его. Банально не сможет, потому что в этот раз он проиграл собственным эмоциям. Слова не нужны. Они — лишние. Юта прекрасно видел всё сам. Юноша мягко подтолкнул мужчину назад, уводя от столкновения с тумбой, и направлял его, пока на их пути не оказалась дверь в ванную — слишком маленькое и тесное помещение, но этого было достаточно чтобы избавиться от промокшей одежды и согреться. — Ты замёрз. — коротко шепчет Оккоцу, разрывая поцелуй. — Ты тоже. — Гето бросил выразительный взгляд на него. Прерывать задуманное не хотелось, поэтому Сугуру хитро улыбнулся, распутывая сложный узел ракусы. — Ты остаешься. Юта тихо усмехнулся, склонив голову на бок, и принялся развязывать пояс на хакама мужчины. — Надеюсь, в следующий раз мне не придётся искать тебя в подобном месте. — недовольно фыркнул он. — Будто я оказался там по собственному желанию. — тихо прошипел шаман и перехватил руку Оккоцу, поднося ладонь к своим губам. — Нет, Юта. Юноша вопросительно изогнул брови, но не успел что-либо сказать — Сугуру ловко задрал форменную кофту вверх, и он невольно вздрогнул. Сжал губы и таким же резким движением снял её, небрежно сбросив на пол. — Доволен? — фыркнул юноша и тут же резко замолчал, понимая, что собственный голос предательски дрогнул. Ведь, все внимание, даже взгляд были прикованы к широкому торсу мужчины, выступающим ключицам, шее и разметавшимся по обнаженным плечам влажным черным прядям. Смущение? Страх? Или же безумное желание прикоснуться? — О да. Сугуру мягко дотронулся до напряженного живота Юты, скользнул кончиками пальцев вниз, очерчивая пупок и цепляясь за пояс штанов. — Что ты… Оккоцу не договорил. Снова. На один короткий миг даже перехватило дыхание — мужчина прикоснулся губами к коже, а затем провел короткую влажную дорожку языком, попутно приспуская вниз брюки. Юта вздрогнул, сжимая зубы. А Гето поднял взгляд и коварно заулыбался, с искорками в глубине темнеющих глаз, а затем… — Сугуру, ты.. — на одном дыхании проговаривает тот, отвечая таким же взглядом сверху вниз. Это было так… Чертовски пошло. Тот самый Сугуру Гето на коленях, открыто предлагающий себя и лишающийся всего привычного пафоса. Юта откинул голову назад, закрывая глаза, полностью сосредоточившись на ощущениях. Вот мужчина отстраняется, проводит языком вниз к основанию, а затем берет в рот, расслабляя горло и задавая медленный темп. Оккоцу открывает глаза, всматриваясь в потолок и попросту не желая смотреть вниз, потому что от одного осознания происходящего, голова уже идет кругом, а возбуждение током разносится по телу. Гето ускоряется, иногда отстраняясь и вдыхая воздух, а затем снова припадая припухшими покрасневшими губами и вновь заглатывает почти на полную. Юта дышит часто, невольно путаясь пальцами в волосах Сугуру, затягивая длинные пряди в тугой узел на затылке. Опускает голову и, закусив губу, следит, как собственный член скользит в рот мужчины. В какой-то момент шаман резко отстраняет от себя и рывков тянет вверх, сжимая волосы на затылке. Растрепанный, со сбитым дыханием и ярким, непривычным румянцем на щеках, с припухшими губами — восхитительно. Неужели это реально? Гето улыбается и тянет юношу в сторону душа. Оккоцу самозабвенно следует за ним, прижимаясь к груди, когда тёплые мелкие капли закололи лицо. — Мне так много нужно тебе сказать. — неожиданно произнес Сугуру. И улыбнулся, прижимаясь губами к шее Юты и оглаживая ладонями спину… …Казалось, время остановилось. Остался только приглушенный шорох воды и громкие вздохи, смешивающиеся с редкими с протяжными стонами… …Было жарко. Влажно и приятно. Нежность, сменяющаяся резкими порывами и болезненными укусами, в которые оба вкладывали собственные эмоции, злость и страх, волнение и радость того, что смогли найти друг друга… …И оба были счастливы как никогда. *** Угли недавнего пожара смиренно тлели где-то глубоко в душе, уступая место теплу и беззаботности. Сугуру закрывал глаза, сильнее зарываясь пальцами в спутанных прядях Юты и утыкаясь носом в макушку. Расслабленный и умиротворенный, он выглядел слишком непривычным — его тело бережно хранило жар сумасшедшей ночи, продолжая согревать Гето. Стараясь прижаться ближе, шаман накинул на обнажённые плечи спящего юноши одеяло. Теперь он не чувствовал голод. Не чувствовал противоречий и не злился сам на себя. Сугуру шумно выдыхает, засыпая. Юта здесь. Крепко обнимает его, будто боясь, что тот снова уйдёт. Опять затеряется во тьме переулков. Нет. Гето невольно улыбнулся. Он найдёт способ справиться с проклятием. Найдёт выход и избавиться от этой привычки пить чужую кровь. Теперь, Сугуру будет рядом. Всегда. Ведь, Юта — его маленькое, яркое солнце.