ID работы: 12055775

Ненавижу утро понедельника и тебя

Гет
NC-17
Завершён
186
автор
Размер:
18 страниц, 1 часть
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
186 Нравится 18 Отзывы 35 В сборник Скачать

1

Настройки текста
      Сегодняшнее утро сразу даёт понять, что весь день пройдет исторически ужасно.       Во-первых, я терпеть не могу каждое утро понедельника, прожитое мною в своей короткой двадцатилетней жизни. Стоит открыть глаза, как у меня появляется непреодолимое желание проклинать саму себя, окружающих и это чертово солнце, которое за каким-то хреном продолжает подниматься на востоке без выходных.       Во-вторых, я не умею рисовать ровные стрелки, но продолжаю тратить на них добрую половину времени утренних сборов. Вообще без макияжа мне кажется, что мои глаза превращаются в две узких щелочки в окружении опухших век, кожа блестит как кусок сала, а губы выглядят двумя тоненькими мертвенно-бледными ниточками. Абсолютно ненормальные мысли, но еще не настолько, чтобы с паническими визгом бежать к психиатру.       В-третьих, конкретно сегодня по одному только Ктулху ведомой причине мой будильник не срабатывает и я просыпаюсь на полчаса позже положенного.       Несмотря на это, я всё равно лезу в косметичку и выуживаю оттуда подводку. Мне везет: приемлемые стрелки получаются с третьего раза (и это везение становится первым и единственным за целый день). Мне даже хватает времени на губы, которые я визуально увеличиваю, прокрашивая анатомический контур. Потом я в спешке натягиваю джинсы с завышенной талией, надеваю топ без лямок и накидываю на плечи тонкую клетчатую рубашку. Быстро проверяю содержимое своего рюкзака и, обувшись в свои любимые разноцветные кеды, выбегаю из квартиры.       Я живу на тринадцатом этаже, а наша лестница самое жуткое место из существующих, поэтому неважно, сколько драгоценных минут я потрачу на ожидание лифта, пешком спускаться не решусь ни при каких обстоятельствах.       Впрочем, когда лифт всё-таки прибывает на мой этаж и я вижу того, кто находится внутри, меня одолевают сомнения. Может, пора заняться спортом и сегодня стоит начать с пробежки?       — Чего стоим, кого ждем?       Передо мной стоит четвертый признак предстоящего отвратительного дня — Максим Уваров. Мудак, придурок, сын маминой подруги и житель квартиры надо мной. Тот, кто изводит меня со школьных времен и не упускает ни единой возможности поиздеваться при случайной встрече.       — Ау, — он щелкает пальцами и удерживает попытавшуюся закрыться створку лифта. — Вождь мирового пролетариата, я, конечно, со всем уважением к вашим подвигам и регалиям, но если вы не планируете заходить, я без зазрения совести уеду.       И как у него язык не заплетается?       Наверно, я должна злиться на родителей, которые додумались с фамилией Ленины дать мне имя Владислава. Но если задуматься, проблема всегда была только лишь в Максе и его ужасном чувстве юмора.       — Ты же в курсе, что его настоящая фамилия Ульянов? — привычно огрызаюсь я, всё-таки решившись зайти.       Часики тикают, а я к университету не приближаюсь. Если я опоздаю на первую пару, наш препод с меня семь шкур сдерет и не видать мне автомата.       — Ммм, быть не может, — насмешливо тянет Уваров, делая несколько шагов в дальний угол лифта. — Ты меня точно обманываешь.       Я с силой вдавливаю кнопку «1» на панели и медленно выдыхаю через нос, стараясь не обращать внимания на его внимательный взгляд, которым он сверлит мой профиль. И всё же у меня от одного его присутствия в груди загорается пожар чистой и безотчетной ярости, подпитываемый каждым словом, которое он успел мне сказать сегодня.       Только бы не распаляться. Это ведь именно то, что ему нужно: довести меня до точки кипения, спровоцировать скандал и наслаждаться этими эмоциями. Макс Уваров — эталонный энергетический вампир. Самый лучший способ защиты от него — не чеснок и осиновые колья (хотя я бы не отказалась от удовольствия вонзить один из них в его черствое мертвое сердце), а холодное непоколебимое спокойствие.       Вдыхаю так же медленно и прикрываю глаза, представляя, что я далеко-далеко отсюда, где-нибудь на Бали, с коктейлем в руке нежусь на шезлонге в лучах закатного солнца и на тысячи километров вокруг ни души.       Прекрасная желанная свобода.       Но жестокая реальность такова: я в лифте, который еле тащится, вместе с худшим кошмаром моего позднего детства и не имею ни малейшего шанса сбежать, вынужденная ожидать того момента, как милосердно раскроются дверцы.       Если бы не поджимающее время, черта с два я поехала вместе с ним. Пошла бы пешком по лестнице или дождалась бы следующего лифта — неважно, лишь бы не с ним.       Набрав полную грудь воздуха, я смотрю на отсчет этажей. «10» — и спустя несколько мучительных секунд цифра сменяется на «9». Слишком долго.       Я накручиваю локон волос на палец и гипнотизирую взглядом панель, будто бы это поможет ускорить наше движение. Конечно же, ничего не меняется — мы продолжаем тащиться со скоростью улитки.       А Уваров глаз с меня не сводит. Видеть этого я не могу, но чувствую так же отчетливо, как и сам факт его присутствия рядом. Несмотря на то, что мы стоим в противоположных углах лифта, меня не покидает навязчивое ощущение, будто он возвышается надо мной, дышит в затылок и ему достаточно немного протянуть руку, чтобы дотронуться.       Из-за этого мне и неуютно, и жарко, но, как ни странно, совсем не страшно.       «7».       — Нервничаешь?       — Твоё какое дело?       И я сама краем сознания удивляюсь, когда резким рывком оборачиваюсь к нему, едва не вырвав прядь волос, намотанную на палец.       — Ты забыла добавить «псина». — Уваров лениво улыбается, опираясь плечом о стенку лифта.       — Приятно, что ты и сам прекрасно понимаешь, кто ты.       — Вот значит как, — цокает он. — А ведь я бы ради тебя победил капитализм, но ты ужасно жестока. Неужели ты относишься так ко всем своим последователям?       — Уваров, ну серьезно, тебе уже давно не двенадцать, ну так какого, мать твою, хрена?       Я задаюсь этим вопросом уже несколько лет.       — Что значит «давно»? В душе мне всё ещё двенадцать.       И, наверно, не получу на него ответа никогда.       Что же заставляет его мучить меня? Очевидно, что только лишь его садистские наклонности. Этого достаточно.       Я сжимаю кулаки, планируя повторить привычный ритуал успокоения расшатанных нервов: глубокий медленный вдох, а затем такой же выдох. Но Уваров мешает. Отвернуться мне не позволяет гордость, а абстрагироваться от происходящего вокруг становится невыносимо трудно, когда он стоит прямо передо мной и не сводит с моих губ взгляда насмешливых светло-голубых глаз.       Стоп… С моих губ?!       Осознав с небольшим опозданием, я вспыхиваю.       — Какого хрена ты пялишься? — злобно шиплю, надеясь хотя бы немного его смутить.       Должен же он в кои-то веки отреагировать по-человечески.       Уваров неторопливо поднимает взгляд чуть выше и смотрит мне в глаза. Его бровь заметно приподнимается, придавая выражению лица еще больше так ненавидимого мною ехидства.       — У тебя губы кривые.       — Чт!.. — От неожиданности я спотыкаюсь на полуслове: он еще никогда не опускался до прямых оскорблений. — На себя бы посмотрел!..       — Нет-нет, — неожиданно поспешно оправдывается Уваров. — Накрашены они криво. Линии неровные, асимметрия сильная. У меня руки так и чешутся подправить.       Сначала мне, конечно, хочется взять и послать его нахрен с такими заявлениями, ведь десять минут назад мои губы были не идеальны, само собой, но хотя бы приемлемы. А потом мой взгляд цепляется за тубус с чертежами, стоящий у его ног, вспоминаются все его пятиминутные карандашные портреты, поражавшие детальностью и сходством с оригиналом, и это заставляет меня отойти от ступора.       Будущий архитектор и талантливый художник, чтоб его. Уж в ровных линиях он знает толк.       Я сдергиваю с плеча рюкзак и лезу в карман за небольшим зеркальцем, всё ещё в глубине души надеясь, что он, как всегда, беспричинно дразнит меня. Не могла же я выпереться из дома с ужасной формой губ.       Но зеркало подтверждает: могла.       С левой стороной верхней губы я явно перестаралась. Издалека, наверно, это выглядит так, будто меня укусила пчела или после неудачного увеличения губ ботокс решил попутешествовать. Нижняя не особо лучше.       В общем, ужасно.       Грудь обдает жаром стыда.       Где были мои глаза, когда я выходила из дома с такой херней на лице?!       Буквально распотрошив упаковку с салфетками для снятия макияжа, я начинаю ожесточенно тереть губы. Это не тот случай, когда можно что-то исправить, да и времени нет совершенно.       «2».       Ну наконец-то.       — Да ладно тебе, — миролюбиво говорит Уваров, что совершенно для него нетипично. — Может, визаж — это просто не твоё. Зато революции, я уверен, получаются во стократ лучше.       «1».       — Иди в жопу, придурок! — кричу я, не в силах больше сдерживать эмоций.       Как только двери лифта начинают открываться, пользуюсь своей миниатюрностью и протискиваюсь в образовавшуюся щель.       — Влада!       Это последнее, что я слышу, прежде чем на полной скорости выскочить из подъезда и побежать в сторону ближайшей остановки. Злость, обида и стыд не дают даже помыслить о том, чтобы притормозить, но нужный автобус всё равно уходит прямо из-под моего носа, и я, уперев руки в колени и тщетно пытаясь отдышаться, грустно провожаю его взглядом.       Успокаивает только одно: у Уварова есть машина, а значит, сюда он точно не попрется.       Следующий автобус приходит только через десять минут, и к этому времени я уже успеваю полностью оттереть следы позора со своих губ, придирчиво оценить стрелки, осмотрев со всех возможных ракурсов (вердикт: приемлемо), и смириться с тем, что руки у меня растут из того же места, куда я ранее послала Уварова.       Автобус забит под завязку. Прямо сейчас мне придется каким-то образом просачиваться внутрь, иначе стопроцентное опоздание на пару и невыносимый экзамен по истории искусств в будущем.       — Пиздец, — обреченно срывается с моих губ.

***

      — Пиздец, — повторяю я спустя двенадцать часов, сидя в любимом баре моей подруги Леры и едва удерживаясь от того, чтобы залпом опрокинуть в себя пивной коктейль.       Но какой смысл?       Всё равно ведь не опьянею.       Поэтому я угрюмо потягиваю его маленькими порциями и повествую Лере о своих сегодняшних злоключениях.       На пару я всё-таки опоздала: какие-то два дебила столкнулись на съезде с моста и практически заморозили всё движение в сторону центра, из-за чего путь, который можно преодолеть за двадцать минут, занял целый час. И будто бы мне было мало ускользнувшего буквально из пальцев автомата, так ещё и препод по английскому решил провести внеплановый зачет, о котором никого не предупреждал. Конечно же, я его завалила — у меня и с родным языком проблемы, что уж говорить об иностранном.       Это не говоря о мелких неприятностях, вроде оторвавшейся лямки рюкзака или опрокинутого на рубашку стакана кофе.       Именно поэтому когда за мной приехала Лера, я откровенно боялась садиться к ней в машину. С моим сегодняшним везением могли бы даже отказать тормоза и вместо веселой прогулки в торговом центре нас ждали бы холодные объятия смерти. Но, к счастью, обошлось. Разве что я чуть не свалилась с эскалатора, но какой-то парень чудом успел удержать меня.       После этого даже скептично настроенная к моим жалобам Лера прониклась. Как только мы наконец-таки выбрали подарок на день рождения ее парня (она меня не слишком любит), она притащила меня в этот бар, заказала сначала «отвертку», но после моего резкого отказа выпила ее сама и попросила для меня самое слабоалкогольное, что у них есть. Так мы и остались у барной стойки, чтобы не ходить далеко за добавкой.       «Пиво с вишневым соком» звучало мерзко, но на вкус оказалось вполне неплохо, поэтому к тому времени, как я заканчивала свой рассказ, почти был выпит второй бокал.       — Вот это да, подруга, — возбужденно ахает Лера, как только я замолкаю. — Многовато совпадений. Может, тебя сглазили?       — Ага, — угрюмо отзываюсь. — Я даже знаю, кто это мог быть.       — Кто про что, а вшивый про баню, — отмахивается она. — Опять ты про своего Уварова.       — А я виновата, что с него вся эта хрень началась?       — Будильник ты проспала до встречи с ним. Да и на смену дней недели он не влияет. Понедельник всё равно случился бы сегодня, — философски замечает Лера, делая глоток очередного коктейля, черт знает какого по счету. — Ты каждую неделю минимум один раз жалуешься на Макса и на его безобидные шутки…       — Безобидные?! — из моего рта вырывается разъяренное кошачье шипение. — Я бы на твою реакцию посмотрела, если бы он каждый блядский день в школе долбил тебя одним единственным фактом и раз за разом придумывал новые шутки. Он ведь, сука, не повторяется! Ебанный стэндапер! А теперь представь: случается счастливый момент окончания школы, после чего он съебывает в свой архитектурный, подальше от тебя. И вот когда кажется, что всё это закончилось и ты больше его никогда не увидишь, когда проходит год спокойной размеренной жизни, твои соседи сверху внезапно продают квартиру и ее, блядь, покупают именно его родители. И он там теперь живет! Это вот что за хуйня, а, Лер?       Лера терпеливо пережидает мою вспышку гнева и только пожимает плечами, явно со мной не соглашаясь.       — Меня тоже дразнили в школе. Но это было не игривое «вождь мирового пролетариата», а «Шапокляк». Твой Макс иногда действительно удачно шутит, как, например, в тот раз, когда я тащила тебя пьяную вусмерть домой, и он…       — Даже слушать не буду! — я затыкаю уши пальцами. — Как хорошо, что я была в отрубе.       — Я просто хочу сказать: он же не унижает тебя этими шутками. Даже наоборот — часто превозносит. Иногда мне кажется, что он с тобой флиртует, а ты вместо того, чтобы поддержать, начинаешь злиться и убегать.       Я от удивления даже давлюсь пивом.       — Лера, окстись, какой флирт? — вопрошаю, откашлявшись.       — Не самый умелый, но ты же сама говорила, что начал он это, когда вам было по двенадцать. А мальчики в этом возрасте еще тупее, чем в двадцать, хотя казалось бы — куда уже. В общем, подруга, хочешь совет?       — Не особо.       — Если тебе нужно, чтобы он от тебя отстал, то при следующей встрече прижми его к стене, схвати за член и доверительно прошепчи на ушко: «а я знаю, что ты на меня дрочишь».       — Так, бармен, ей больше не наливаем, — я нахожу его взглядом и убеждаюсь, что он меня слышит.       Он кивает и продолжает почти незаметно прислушиваться к нашему разговору. Мне не жалко — Лера, когда выпьет, выдает перл за перлом. Пусть приобщится к прекрасному.       — Тебе что-то не нравится? — обиженно уточняет подруга, скрещивая руки на груди.       — Ну почему же? Очень свежая идея: использовать харассмент для того, чтобы прекратить детские дразнилки. Вот только боюсь, есть одно «но».       — Какое же?       — Ближайшие полгода он будет называть меня не иначе как «похотливый коммунист», пусть и с почтительного расстояния.       — Но он же точно иногда на тебя передергивает. И что, думаешь, его не смутит то, что ты об этом знаешь?       — Он не умеет смущаться.       А вот я — очень даже, и мне хочется сквозь землю провалиться из-за того, что Лера начинает фантазировать на тему мастурбации Уварова. Это опасно, у меня богатая яркая фантазия, я ведь и визуализировать эту ситуацию могу. Во всех подробностях.       А потом запрусь в туалете и буду рыдать от безысходности, ведь представленное не забыть.       — Да-а-а-а, ну и дела, — Лера задумчиво постукивает наманикюренными когтями по барной стойке и залпом допивает свой напиток, даже не поморщившись. — Ну тогда мне нечего добавить. Хавай, раз у тебя нет выбора.       — Ха-ха, очень смешно, — я обиженно надуваю губы и тоже приканчиваю свой напиток.       Я наблюдаю за тем, как она непослушными пальцами пытается что-то набрать в телефоне, но не говорю ни слова. Почему-то в голове крутятся ее слова. Против воли я начинаю задумываться: мне ведь и правда никогда не было обидно из-за его поддразниваний. Они меня злили, раздражали, доводили до бешенства, но не унижали.       Что, впрочем, не делает Макса ангелом во плоти. Он всё такой же придурок с самым ужасным чувством юмора на свете и один тот факт, что он не преследовал цели втоптать меня в грязь, едва ли можно записать ему в достоинства.       Но предположение Леры просто смехотворно. Я? Ему нравлюсь? Три раза ха.       Большего бреда в жизни не слышала.       Кажется, Лера просто проецирует свою ситуацию на меня, ведь парень, который и придумал прозвище Шапокляк, на деле был безответно в нее влюблен.       Я перевожу взгляд на нее, повернутую ко мне боком, и откровенно залипаю. У нее тонкий римский нос с аристократичной горбинкой. Такие профили — моя слабость, и половая принадлежность меня интересует в последнюю очередь.       Внешность Леры — это чистая концентрированная эстетика. Я готова смотреть на нее часами и меня дико злит, что какой-то чмошник из школы поселил в голове такой красивой девушки мысли о ринопластике.       Наверно, из-за алкоголя, но я говорю это вслух.       — Тот, кто называл тебя Шапокляк, полный и беспросветный дебил. У тебя очень красивый нос, Лера. Мне он очень нравится.       — Ты обожаешь Эдриана Броуди. Другого я от тебя и не ожидала.       Лера смеется, а я возмущенно вздыхаю.       — Эй! Я в первую очередь люблю его актерский талант и лишь во вторую — потрясающий профиль.       Внезапно ее улыбка становится ехидно-ироничной, и я чувствую, что ее пьяный мозг придумал какую-то глупость.       — А ведь у твоего Макса Уварова тоже…       — Лера!       Я кричу так, что на нас оборачиваются другие посетители, а бармен вздрагивает, но подругу это не останавливает и она договаривает.       — …великолепный орлиный нос в лучших традициях римской скульптуры. Он ведь тебе тоже нравится, я права?       Нос — да, сам Макс — нет.       Но вслух я этого, конечно же, не говорю и только прошу бармена повторить. Пусть уж лучше ее рот будет занят очередной «отверткой». Чем меньше странных, но неожиданно правдивых наблюдений с ее стороны, тем лучше.

***

      До родного подъезда я добираюсь только спустя три часа.       Лера допилась до состояния, в котором танцы на барной стойке — это самое приличное из того, на что она была готова, поэтому мне пришлось разруливать ситуацию и вызванивать ее парня. И лишь после того, как он ее забрал, я смогла вызвать такси себе и отправиться домой.       Пивной коктейль оказывается настолько слабоалкогольным, что к тому моменту, как вхожу в лифт, я ощущаю себя кристально трезвой. Даже как-то обидно, мне наоборот нравится небольшая тяжесть в конечностях и расслабленность мыслей.       Я вдавливаю пальцем кнопку «13», и несколько секунд лифт не подает никаких признаков жизни. Дверцы начинают закрываться лишь после небольшой паузы, что заставляет меня выдохнуть с облегчением. Не хватало ещё, чтобы лифт сломался и мне пришлось тащиться пешком по страшной темной лестнице.       Наконец-то этот ужасный день закончен.       Скорее бы добраться до квартиры, принять душ и завалиться спать.       Но, как назло, именно в тот момент, когда дверцам лифта остаются считанные сантиметры, чтобы сомкнуться, между ними протискивается большая ладонь с длинными мосластыми пальцами. И мне даже не нужно приглядываться, чтобы понять, чья она.       Этот пиздец никогда не закончится, да?       — Уваров, не смей! Я первая пришла, жди следующий лифт.       Лучшая защита — это нападение, да и пора бы мне хоть раз застать его врасплох.       Но Макса моя реакция не смущает. Он невозмутимо окидывает меня взглядом и входит внутрь. Одет он по-домашнему, в треники, свободную футболку и ветровку, в руке держит большой пакет, содержимое которого тихо постукивает при движении.       Дернуло же его сходить за выпивкой именно сейчас.       — Неа, — лаконично отвечает Уваров и тянется к панели. — Вам куда? В счастливый мир победившего коммунизма или пока всего лишь на тринадцатый этаж?       — Серьезно, Макс, — я закатываю глаза. — Я хочу ехать одна. Не будь мудаком и выйди, пожалуйста.       — Ты хочешь — ты и выходи. На следующем поедешь одна. Мне без разницы, с тобой или в одиночку, — он пожимает плечами и смотрит на меня выжидающим взглядом.       Меня не вдохновляет возвращаться в сумрак подъезда, но и повторения утренней поездки не хочется категорически. Если тогда она мне испортила всего лишь день, то в этот раз должна уже сломать жизнь.       У меня отвратительное предчувствие.       Но стоит только подумать о том, что нужно будет ждать возвращения лифта, как возникает непреодолимое желание свернуться клубочком прямо на холодном грязном бетоне.       Я так устала.       Нужно пережить две минуты небольшого, местечкового ада.       В школе терпела — и сейчас потерплю.       — Ладно, — сдаюсь я. — Только заглохни и не порть настроение, я тебя умоляю.       Макс ухмыляется, делает вид, что закрывает рот на замок, а потом наконец-таки жмёт кнопку «13». Я в ответ только в очередной раз закатываю глаза.       Ну хоть заткнулся.       И мне даже кажется, что злоключения на сегодня исчерпали себя, потому как этажей восемь мы проезжаем без проблем, но на девятом всё идёт по пизде.       Свет внезапно отключается, оставляя нас в кромешной тьме, а сам лифт несколько раз вздрагивает как припадочный и замирает. Я вскрикиваю и из-за толчка теряю равновесие, с размаху врезаясь плечом в Уварова. Он покачивается, но удерживается на ногах и не дает упасть мне, схватив за талию.       Лампочки несколько раз моргают, в конце концов всё же оставаясь включенными, но сам лифт не двигается.       Я затаиваю дыхание, мысленно молясь, чтобы это было лишь кратковременной неполадкой, но реальность безжалостна.       Мы застряли. Я и самая раздражающая часть моей жизни заперты в маленькой душной коробке черт знает на сколько.       — Пиздец, — выдыхаю в третий раз за сегодня.       Этот день определенно войдет в историю под кодовым названием «Трипл-П».       — Да уж, не повезло, — поддакивает Уваров.       Только сейчас я осознаю, что прижимаюсь к нему всем телом, и он никак это не комментирует, скорее даже наоборот ближе притягивает за талию. Отскакиваю от него как ошпаренная и, стараясь не обращаться внимания на его иронично приподнятую бровь и внимательный взгляд, делаю шаг к панели, нажимая кнопку вызова диспетчера.       — Гиблое дело. Она не работает.       Игнорирую, но после третьей попытки смиряюсь с тем, что он прав.       — Ну и что нам делать? — вопрошаю я в пустоту.       — Ждать. Кто-нибудь вызовет лифт, заметит, что он не работает — и вуаля, мы спасены.       — Одиннадцать часов ночи! Нормальные люди в это время уже давно спят.       — Может, найдутся такие же поздние пташки, как и мы.       Я фыркаю и лезу в карман за телефоном. Во всех углах, сверху и снизу, ни единой палочки связи. Я прекрасно это знаю и без проверки, но не могу не сделать этого.       Хотя бы ненадолго отвлекаюсь.       Уваров наблюдает за мной, но не отпускает ни одного саркастичного комментария. Даже наоборот — деликатно отходит в сторону, когда я проверяю тот угол, в котором он стоит.       В конце концов я разочарованно выдыхаю и убираю телефон в карман.       — Блядский кусок металла! — неожиданно взрываюсь и со всей дури пинаю стенку.       Пальцы на ноге взрываются резкой болью. Я с шипением хватаюсь за пострадавшее место, но желание отыграться на чертовой кабине лифта совсем не пропадает.       Отвлекает меня короткий, но громкий смешок за спиной. Отпустив ногу, я медленно оборачиваюсь, почему-то думая о том, что можно совместить приятное с полезным. И пар выпустить без причинения вреда общедомовому имуществу, и прибить наконец-таки Уварова.       Правда, как и где потом прятать труп?       Незадача.       Уваров успевает смириться с нашим незавидным положением и комфортно разместиться на полу, постелив под зад собственную ветровку. Его пакет с алкоголем стоит рядом, и я тоскливо думаю о том, что будь то моё пиво чуть повыше градусом, пережить этот инцидент стало бы на порядок проще.       Я вообще очень добрая, когда подшофе.       — А тебе весело, да, Уваров? — елейным тоном интересуюсь я.       — Нет, просто я трезвый, — фыркает он, насмешливо глядя на меня снизу вверх.       — А я и не пьяная.       — Ага, верю. Ведь все непьяные люди бросаются на стены. Расслабься, вождь. Садись.       Макс постукивает ладонью справа от себя, и я замечаю, что ветровка расстелена так, чтобы на ней без проблем могли поместиться два человека. Это немного неожиданно и похоже на попытку примирения, но я отношусь к этому с подозрением.       С чего бы это?       В его характере предложить мне расположиться прямо на грязном пыльном полу. Наш лифт, конечно, не засран, как некоторые другие, но и идеальным его не назвать.       — Я постою.       — Мы здесь надолго, у тебя ноги отвалятся. Впрочем, моё дело — предложить. Я не настаиваю, — резко идет на попятную Макс и начинает разглядывать потолок, полностью теряя ко мне интерес.       Я тоже отворачиваюсь и какое-то время стою на месте, гипнотизируя взглядом панель, будто бы это может как-то телепатически дать знать диспетчеру, что я здесь и нуждаюсь в помощи. Потом принимаюсь ходить взад-вперед, по кругу и по диагонали, а рука неосознанно тянется к волосам и накручивает на палец локон.       Когда я двигаюсь, есть хоть какая-то иллюзия того, что время идет быстрее, что совсем скоро нас освободят.       Впервые жалею из-за того, что родители уехали в отпуск на моря и не могут, заметив моё отсутствие в столь поздний час, забить тревогу.       Уваров молчит, но, уверена, это ненадолго. Скорее всего он придумывает очередную шутку и мысленно ее репетирует, других объяснений его внезапной немногословности не существует.       Намотав по этой кабине не меньше километра, я выдыхаюсь. Ноги ужасно гудят, но принять теперь уже заманчивое предложение Макса мне не позволяет гордость. К своему счастью, я вспоминаю об испорченной рубашке.       Ей и так сегодня досталось. Сильно хуже не станет.       Я расстилаю рубашку и располагаюсь напротив Макса — только потому, что, как назло, именно там самое чистое место. Он бросает на меня короткий ироничный взгляд. За эту молчаливую демонстрацию превосходства мне хочет дать ему по башке, но нужно признать — он умеет загонять меня в угол. Какой бы выход я ни выбрала, он будет означать проигрыш.       И как это ему удается?       Как ни странно, Уваров быстро переводит взгляд на створки лифта, и почему-то мне кажется, что он и сам не в восторге от сложившейся ситуации. С чего бы это? В нашем дуэте жертва далеко не он.       Кабина лифта неприлично узкая и маленькая, поэтому особого выбора, что рассматривать, не остается, и мой взгляд невольно останавливается на Максе. Его лицо повернуто ко мне боком, из-за чего я в полной мере могу оценить его профиль.       Всегда думала, что мужчине с таким носом я буду готова простить очень многое, если не всё, но Макс легко и непринужденно разуверил меня в этой мысли. Всё-таки я не настолько падка на внешность.       Макс замечает моё внимание к его персоне, и на секунду мне даже кажется, что в его глазах мелькает удивление. Но его губы растягивает привычная уверенная ухмылка, не свойственная человеку, которого можно застать врасплох.       Мы встречаемся взглядами. В первые мгновения в голове мелькает опасная идея — я хороша в гляделках. Возможно, получится одержать победу хотя бы в одной из битв и потом продолжать проигрывать одну за другой, успокаивая себя тем, что продуваю не всухую.       Но я сразу же отбрасываю эту мысль.       В случае провала сбежать от него так же легко и непринужденно не получится.       Поэтому я киваю на пакет.       — У тебя там что?       — Пиво.       — Давай выпьем.       — Нет.       — Почему?       — Чтобы тебя еще сильнее развезло? Нет уж, спасибо, — фыркает Макс. — Не надо тут пытаться меня раскулачить.       — Я трезва как стёклышко, — обиженно говорю я, проигнорировав последнюю фразу. — Зачем выдумывать? Так бы и сказал, что ты жлобяра.       — Да, я жлобяра.       — Ты сейчас такой покладистый. Даже противно.       — Значит, тебе больше нравится, когда я грубый и жесткий? — Макс похабно ухмыляется и наклоняет голову на бок. — Приму к сведению.       — Мерзкий изврат, — кривлюсь я, а он смеется.       В голову совершенно не вовремя лезут слова Леры, и щеки вспыхивают румянцем. Но я сразу же отгоняю эти мысли — он всего лишь надо мной издевается.       Как и всегда.       Какое-то время мы оба молчим, даже не смотрим друг на друга. Минуты медленно утекают, но ничего не меняется, лишь иногда мигает одна из лампочек, как бы угрожая тем, что может оставить нас с Максом в интимном полумраке.       Меня уже начинает клонить в сон. Насыщенный и полный бедствий день дает о себе знать, плюс пусть и слабоалкогольное, но пиво. Я бы с радостью немного подремала, но, к сожалению, не умею спать сидя, так что остается только надеяться, что какую-нибудь беспокойную душу дернет ночью сгонять в магазин.       Становится прохладно, и мои голые руки покрываются мурашками. Я зябко передергиваю плечами, слабо ударяясь затылком о стенку лифта. Час от часу не легче. Пусть на дворе и жаркий май, но моя одежда точно не походит для ночей. Даже накинуть на плечи нечего.       Я мысленно ною до тех пор, пока не замечаю пристальный взгляд Макса, который направлен ниже моего лица. Во мне это вызывает волну раздраженной обреченности.       Что на этот раз? Джинсы недостаточно хорошо сидят или кеды оскорбляют высокие чувства художника своим убогим дизайном?       — Что? — агрессивно спрашиваю я, на самом деле не желая услышать ответ.       — Я вижу твои соски.       На меня это действует как ведро ледяной воды, вылитой прямо на голову. Сначала в голове мелькает мысль, что топ сполз, а я этого не заметила (стыдно-то как!), но потом я смотрю вниз. Ситуация оказывается немногим лучше.       Топ держится как приклеенный, но сквозь его тонкую ткань теперь явственно выпирают вставшие из-за холода соски. Я взвизгиваю (какой позор!) и прикрываю руками грудь.       Дыхание предательски сбивается, и у меня не получается выдавить ни слова. Бонусов в копилку самообладания не добавляет и взгляд Макса — одновременно и спокойный, и напряженный.       Мне не нравится, как внезапно накалилась атмосфера между нами.       — Какого хрена ты пялишься?       К моей радости, изо рта вырывается яростное шипение, а не задушенное бульканье, которое выдало бы моё истинное состояние с головой.       — Бог дал мне глаза и зрение. — Макс разводит руками как ни в чем ни бывало. — Впрочем, коммунисту, проповедующему культ атеизма, этого не понять.       Я не обращаю внимания на очередную шпильку и сильнее прижимаю руки к груди, подтягивая для надежности еще и колени.       — Нормальные люди не будут говорить об этом…       — Они будут молча смотреть, — перебивает меня Макс. — Так тебе нравится больше? А это уже легкая форма эксбиционизма.       Я задыхаюсь от возмущения и с силой пинаю его голень. Удар получается крепким, болезненным, и я уже замахиваюсь еще раз, как мгновенно отреагировавший Макс хватает меня за лодыжку, останавливая на полпути. Когда я пытаюсь отбиться второй ногой, он удерживает и ее, сводя мои колени вместе и наваливаясь на меня сбоку. Из-за этого я сползаю по стенке и почти лежу на полу. Мои руки продолжают прикрывать грудь, будто сейчас имеет значение, увидит ли он еще раз мои соски.       На секунду мы оба замираем, будто шокированные тем, что происходит. Я должна — обязана — начать вырываться, но почему-то не могу.       Вместо этого я тихо прошу его:       — Отпусти меня.       — Когда ты успокоишься, то, конечно, отпущу.       И что-то в его интонации заставляет меня усомниться: то ли непонятно откуда взявшаяся бархатистая хрипотца, то ли сквозившая в его словах неуверенность, будто он сам себя пытается убедить в том, что именно так он и сделает.       Лицо Макса так близко, что я ощущаю его дыхание на своих губах, от чего внутренности предательски скручивает в узел. Неловкое молчание затягивается, постепенно превращаясь в напряженное и тягучее.       Кажется, что Уваров вот-вот меня поцелует.       У него расширенные зрачки, легкий румянец на щеках и участившееся свистящее дыхание, которое невозможно списать на нашу короткую стычку. Почему-то я уверена, что, если бы он прижался ко мне чуточку крепче, мой зад отчетливо ощущал бы его стояк.       И вместе с новой волной приятной тяжести внизу живота, которую я стараюсь игнорировать, эта мысль вызывает во мне усталое раздражение.       — Серьезно, Уваров? Все эти годы ты меня доводишь только из-за того, что у тебя на меня шишка дымится?!       Макс вздрагивает всем телом, а уголок его рта судорожно дергается. Его ладонь почти до боли стискивает моё колено, но сразу отпускает. Мне нравится то, как резко он меняется в лице, но всё-таки идеального эффекта мои слова не достигают.       Уваров явно не собирается слезать с меня.       — Да, — лаконично отвечает он, цепким взглядом разглядывая моё лицо, будто видит его впервые. — Я думаю о тебе с седьмого класса. Точнее я осознал симпатию именно тогда, а нравиться мне ты начала еще раньше.       В первую секунду мне нечего ответить.       Почему он не может хоть раз отреагировать на мои слова именно так, как я хочу?       — Но трахать других тебе это не мешало, — ехидничаю, вспоминая всех тех девушек, которых я замечала в подъезде в его компании. Не нужно быть Шерлоком Холмсом или даже Эркюлем Пуаро, чтобы догадаться, какие отношения их связывали.       — Они были суррогатами.       — О, как высокопарно, — зло хмыкаю.       Сексуальное напряжение между нами внезапно усиливается.       Макс наклоняется чуть ближе, от чего у меня перехватывает дыхание, с корнями вырывая любое желание язвить. Мы встречаемся взглядами, и я не могу отвернуться или закрыть глаза. Он удовлетворенно щурится и проводит пальцами по моим волосам, убирая с лица взлохмаченные пряди.       — Ты же умная девочка, Влада. Почему все они были стройными блондинками среднего роста? — мягко говорит Макс и, невесомо скользнув губами по щеке, выдыхает мне прямо в ухо: — Потому что я легко мог представить на месте каждой из них тебя. Особенно когда я трахал их со спины. Это охренеть как возбуждало.       Я шумно выдыхаю, напрягаясь всем телом, но ничего не говорю. Все существующие слова вылетают из моей головы, и я совсем не понимаю, что сейчас ощущаю из-за его неожиданного признания. Мне одновременно хочется и наорать на него за всю ту хрень, которую мне довелось пережить лишь из-за того, что он не мог вытащить язык из задницы, и прижаться ближе, крепче, чтобы проверить, возбуждает ли его так же сильно то, что он прикасается именно ко мне, а не к какому-то суррогату.       Внутри всё переворачивается, когда Макс легко дотрагивается губами до моей шеи и сразу же отстраняется, встречаясь своим взглядом с моим. Я затаиваю дыхание: от него веет неприкрытым желанием, которому он еще не поддался только благодаря огромным усилиям.       — Скажи что-нибудь. Или я не сдержусь, — и его ладонь скользит выше, по внешней стороне бедра.       — М-макс…       Его имя срывается с моих губ как просящий стон, и я буквально слышу, как с оглушительным треском лопается тонкая нить его самообладания. Макс набрасывается на меня словно дикий зверь: расположившись между моих ног, просовывает руки под мой зад, резким рывком усаживает на свои колени, прижимая спиной к стенке, и впивается в губы жестким поцелуем.       Я коротко вскрикиваю из-за болезненного укуса, которым «наградил» меня Макс, но внизу живота простреливает предательской вспышкой удовольствия. Бедром я чувствую его крупный вставший член, которые обжигает мою кожу даже сквозь слои одежды.       Что мы творим? Надо остановиться. Иначе всё закончится очень плохо.       Но вместо этого я впиваюсь ногтями в плечи Макса, притягивая его ближе, и отвечаю на поцелуй почти с той же агрессивностью, что и он. Его руки хаотично блуждают по телу, язык хозяйничает в моем рту, а я совершенно забываю о том, кто именно выделывает со мной такие вещи, полностью отдаваясь на волю случаю и кружащему голову возбуждению.       Макс накрывает ладонью мою грудь и отрывается от моих губ, из-за чего я издаю протяжный разочарованный стон. Сосок пронзает молнией, когда большой палец с нажимом оглаживает его, и я выгибаюсь дугой, хоть и стараюсь скрыть эту яркую реакцию на такие незатейливые ласки.       Макс прекрасно всё это замечает. Его губы растягивает та самая улыбка, из-за которой мне чаще всего хотелось дать ему в глаз, но сейчас я мечтаю лишь о том, чтобы он помог мне получить разрядку.       У меня не было секса целый год. Я уже успела подзабыть, насколько приятнее заниматься этим с мужчиной, а не в гордом одиночестве.       Макс ухватывает край топа и резко дергает его вниз. Я взвизгиваю, хватая его за локоть, но уже поздно: ткань собрана гармошкой на талии, а грудь выставлена напоказ.       — Удобно, — довольно хмыкает Уваров, снова утягивая меня в умопомрачительный поцелуй.       Его шершавые ладони слабо царапают мои напряженные соски, и очень быстро он доводит меня до жалобных всхлипов и пылающего низа живота. Если бы не его непрекращающийся глубокий поцелуй, я бы уже давно умоляла его трахнуть меня прямо здесь, на грязном полу лифта.       Мне еще никогда так не сносило крышу.       Еще и боль, которая кажется редкой молнией во время грозы, подливает масла в огонь, доводя почти до исступления. Макс кусается, грубо перекатывает между пальцами соски и крепко сжимает мои волосы у корней, а у меня из-за этого сознание так и норовит улететь далеко-далеко.       После очередного укуса Макс наконец отпускает мои губы и натягивает волосы, заставляя запрокинуть голову. Я не могу не подчиниться.       — М-ма-а-акс… — протяжно выдыхаю и чувствую, как каменеют его плечи под моими пальцами, как он замирает, шумно выдыхая мне в ключицы.       Это вызывает во мне злорадное удовлетворение. Сам едва с ума не сходит от возбуждения, но не может не продемонстрировать свое мнимое превосходство.       Справившись с собой, Макс покрывает короткими поцелуями мою шею, а руки, закончив мучить грудь, спускаются ниже к джинсам. Меня пробирает крупной дрожью предвкушения, и я зарываюсь пальцами в его растрепанные волосы.       Макс уже расстегивает пуговицы, когда лифт снова дергается, будто кашляя, и начинает медленно подниматься. Я так же, как и Уваров, замираю, не веря в том, что это происходит, и вскидываю голову, фокусируя взгляд на панели с отсчетом этажей.       «10».       — Черт!       Я играючи выворачиваюсь из рук Макса и вскакиваю на ноги, спешно приводя себя в порядок. Получается плохо из-за дрожащих рук, и топ я натягиваю наискосок, лишь бы прикрыть обнаженную грудь. Рубашку, которую мы с Максом окончательно изваляли в пыли во время нашей ссоры, комкаю и запихиваю в рюкзак.       На Макса при этом стараюсь не смотреть. Пульсирующее желание никуда не пропадает, но туман в голове рассеивается. Мне стыдно думать о том, чем могло бы это закончиться, если бы не внезапно заработавший лифт.       Небесное благословение, не иначе.       К тому моменту, как лифт останавливается на нужном тринадцатом этаже и открывает створки, я успеваю поправить одежду ровно настолько, чтобы не идти в квартиру голой.       Я собираюсь провернуть утренний трюк с просачиванием сквозь дверцы лифта, но меня бескомпромиссно удерживает за локоть Макс и буквально затаскивает обратно в кабину.       — Какого хрена?! — возмущаюсь я, но стоит ему прижать меня к стенке всем телом, как любое подобие сопротивления дохнет в зародыше.       Член упирается мне в живот, и, опустив взгляд, я прекрасно различаю его очертания через эластичную ткань штанов.       — Не смей сбегать от меня, Влада. Особенно сейчас.       Макс вдавливает на панели кнопку своего этаже и смотрит на меня насколько взбешенным взглядом, что мне даже на секунду кажется, что он сейчас меня ударит. Но нет — он яростно целует, удерживая мою голову ладонями.       А я покорно открываю рот и выгибаюсь навстречу. Смиряюсь со своей участью.       Что ж, сегодня ему наконец не придется фантазировать.       Лифт снова останавливается, и Макс, не теряя времени, буквально волочит меня за собой. Я в полнейшей прострации следую за ним и едва не падаю после того, как он вталкивает меня внутрь отпертой квартиры.       Рюкзак выпадает из ослабевшей руки, а щелчок входной двери звучит оглушительно громко.       Сбегать я уже не собираюсь.       Макс заставляет меня опереться руками на тумбочку в прихожей. С моих губ срывается долгий стон, ведь я понимаю, что медлить он не собирается. В считанные секунды на мне остаются только топ и кеды, я послушно переступаю через джинсы и слабым пинком отправляю их вглубь квартиры.       Макс шумно выдыхает и прижимается пахом к моим ягодицам. Я дрожу от предвкушения и неосознанно начинаю подмахивать бедрами, потираясь о его член. Реакция превосходит все мыслимые ожидания: Уваров издает громкий рык, от которого у меня бегут мурашки по всему телу, и с силой бьёт меня по заднице.       Я бесстыдно вскрикиваю во весь голос, но двигаться не перестаю, за что получаю еще несколько чувствительных звонких ударов. Кожа на ягодицах пылает, и, я уверена, завтра эти места зацветут синим, но сейчас мне так хорошо, что, кажется, могу кончить вот так, без проникновения.       Но его всё же ужасно не хватает.       — Ма-а-а-акс, — выдавливаю я, просяще оглядываясь через плечо.       Уваров выглядит так, будто готов убить меня: нахмуренные брови, напряженные жилы на руках и шее, тяжелое свистящее дыхание. В другой ситуации меня это напугало бы, но сейчас только сильнее будоражит.       — Что?       Он хватает меня за шею и притягивает к себе, впиваясь зубами в мой загривок. Дыхание перехватывает, и у меня даже не остается сил на раздражение.       Прекрасно знает ведь, чего я хочу.       — Давай уже…       — Выражайся яснее, — в его голосе звучит издевательская улыбка.       Слова срываются с моих губ раньше, чем я успеваю принять собственное поражение.       — Войди в меня.       — Не слышу. Еще раз.       — Войди в меня, — я кусаю губы до крови то ли из-за выжигающего внутренности желания, то ли из-за стыда. — Пожалуйста… Я хочу почувствовать тебя в себе…       Макс беззвучно смеется и облизывает мочку моего уха.       — Ты такая покладистая. Мне это нравится.       Легким толчком он заставляет меня снова опуститься на тумбочку грудью, и прохладная поверхность обжигает соски. Я всхлипываю от ярких ощущений, пронзивших всё тело, но не поднимаюсь и только сильнее прогибаюсь в пояснице.       Макс, закончив шуршать упаковкой от презерватива, выполнять мою просьбу не спешит. Вместо этого он шлёпает горячим крупным членом по тем местам на ягодицах, на которые недавно так остервенело обрушивал удары.       Я веду бедрами из стороны в сторону, уже не скрывая жалобного поскуливания.       — Пожалуйста, — повторяю, заводя руку за спину и притягивая его к себе за футболку.       — Какая честная. Не то что обычно.       Макс входит в меня до упора одним резким сильным движением. Внизу живота разливается кипящая лава, из глаз невольно текут слезы, и я хватаю ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Лишь после второго такого же безжалостного толчка я обретаю возможность дышать.       Но прийти в себя Макс мне не дает. Он комкает в ладони ткань топа, удерживая меня за него, и задает убийственно идеальный темп: быстро, грубо, с высокой амплитудой. Член проникает в меня до конца и потирается обо все приятные места, заставляя неприлично громко вскрикивать от каждого толчка.       Макс вбивается с такой силой, что тумбочка подо мной ходит ходуном. Край ее поверхности болезненно впивается в мои бедра, но всё моё внимание сосредоточено на том, что происходит сейчас пониже живота.       Прихожая заполняется моими вскриками, низкими хриплыми стонами Макса и неприличными громкими шлепками. Я безвольно лежу на тумбочке, судорожно вцепившись в нее, но выпрямляюсь на руках и сильнее прогибаюсь в спине, ощущая, как напряжение в животе усиливается.       Макс входит под идеальным углом, каждым движением задевая какую-то точку внутри. Он подводит меня к оргазму так уверенно, будто идеально знает моё тело и что мне нравится.       Я кончаю неожиданно и сильно. В глазах темнеет, а выдох застревает в горле. Всё тело судорожно дрожит, и я не падаю только из-за окаменевших мышц рук. Ноги меня уже не держат.       А Макс не останавливается, даже наоборот: ускоряется, натягивая ткань топа на моей талии, и вбивается в меня, словно дикий зверь. И, кажется, именно из-за этой безжалостности мой оргазм всё длится и длится. Привычная яркая вспышка удовольствия быстро превращается в разгорающийся в груди фейерверк, который мешает мне сделать полноценный вздох и заставляет довольствоваться мелкими глотками кислорода.       Я не теряю сознание только потому, что после очередного глубокого толчка член случайно выскальзывает из меня.       — Блядь, — разочарованно выдыхает Макс мне в затылок и, огладив мой напряженный живот, поднимается ладонями к моей груди.       Сильная дрожь постепенно сходит на нет, остается лишь мелкое подергивание в бедрах и плечах. У меня наконец получается сделать вдох полной грудью, но внизу живота всё продолжает сжимать спазмами.       Этот оргазм бесконечен.       Макс, не переставая терзать мою многострадальную грудь, добирается губами сквозь запутанные пряди до моего уха и жарко выдыхает:       — Ты так кричишь, Влада. Ты всегда настолько громкая, или дело в том, что сейчас тебе так сильно всё нравится?       — Я не кричала… — отвечаю настолько тихо, что сама себя едва слышу.       С опозданием в почти не соображающем мозгу мелькает мысль, что знать наверняка я этого не могу. Оргазм был сокрушающим и прошел как в тумане.       — Не пойми неправильно, — Макс слышит мои слова и, отстранившись, заставляет меня сделать два шага назад. Теперь я упираюсь в тумбочку только локтями. — Это еще лучше, чем я себе представлял, так что можешь кричать сколько угодно.       Я хочу возразить, сказать хоть что-то в ответ, но не успеваю, потому что в ту же секунду в меня снова с силой врывается член. Внутренности взрываются острым болезненным удовольствием, выжигающим нейроны мозга и выбивающим весь воздух из легких. Это ощущается как еще один оргазм, покалывающий стопы невыносимо раскаленными иглами, сильнее предыдущего, в любой момент готовый раздробиться на тысячу таких же сокрушительных и бесконечных наслаждений. Кажется, если Макс продолжит в том же духе, то определенно сведет меня в могилу.       Это слишком.       Я совершенно несексуально взвизгиваю и подаюсь вперед, пытаясь соскочить с члена Макса, но ладонь скользит по краю тумбочки, заставляя меня потерять равновесие. Я падаю и из последних сил выставляю перед собой ослабевшие конечности. Пол стремительно приближается, но в последний момент я ощущаю большие руки на своей талии, которые приостанавливают мой нырок вниз головой.       Макс помогает мне встать на колени, но я, будучи в полнейшей дезориентации, ложусь на бок, сгибаю колени и, просунув ладонь между ног, прикрываю свою киску. Мне прекрасно понятно, какой в сексе Макс: бескомпромиссный, властный, грубый. С него станется прямо сейчас продолжить своё темное дело, добиваясь моей смерти с помощью бесконечных множественных оргазмов.       Так хоть какая-то защита.       Мышцы продолжают судорожно сокращаться, грудь вздымается от быстрого дыхания, а взгляд расфокусирован настолько, что я со своим стопроцентным зрением вижу только очертания. Внутренности перекручивает отголосками тех ощущений, и мне страшно представить, что было бы, если бы Макс сейчас решил довести начатое до конца.       — Влада, ты в порядке? — он отводит волосы от моего лица и, я уверена, внимательно вглядывается.       Я киваю, хотя, кажется, он и сам прекрасно видит, что мне не больно, а очень даже хорошо. Взгляд наконец фокусируется. Макс сидит рядом со мной на коленях, и в его глазах светится настолько неприкрытое беспокойство, что мне даже становится немного весело, особенно когда я замечаю стоящий колом член. Видимо, достаточно почти потерять сознание, чтобы мужчина полностью позабыл о собственном удовольствии. Нужно запомнить.       Я открываю рот и, прежде чем ответить, облизываю пересохшие губы.       — Всё хорошо… Просто я очень… чувствительна после оргазма… Дай мне минуту…        И я крепко жмурюсь, когда живот сводит очередным спазмом, отдавшимся дрожью во всем теле. Макс шумно выдыхает. Звук получается на грани с рыком, и краем сознания я отмечаю, что, наверно, вид его сильно возбуждает: девушка, на которую у него уже давно и крепко стояло, лежит обнаженная перед ним и отходит от охренительного оргазма, до которого он ее и довел.       Вот это самообладание.       Макс берет мою руку и закидывает себе за шею, подхватывая меня под коленями. Я вздрагиваю и распахиваю глаза.       — Ч-что ты делаешь?       — Забираю тебя в постель. Или ты собралась передохнуть и продолжить на полу прихожей? Это слишком жестко даже для меня.       Я снова отпускаю ситуацию и позволяю ему делать всё, что он хочет. Глаза сами собой закрываются, а сознание подергивает дымкой, слабо реагируя на происходящее вокруг.       Я отстраненно ощущаю, как Макс опускает меня на мягкую кровать, снимает топ и кеды, а потом постепенно поднимается поцелуями от колена, оглаживая широкими ладонями бедра. Это так невесомо приятно, что я только сильнее проваливаюсь в забытье и ничего не могу с этим поделать.       На меня обрушивается сладкая тягучая нега, состоящая из смешения тяжелого дня, небольшого количества алкоголя и разрушительного оргазма.       — Влада, ну твою ж мать!       Это последнее, что я слышу, прежде чем провалиться в глубокий беспробудный сон.

***

      Просыпаюсь я долго, мучительно и лениво. Что-то шевелит волосы на моем виске, правому боку жарко так, будто рядом печка, еще и тяжело дышать из-за чего-то, лежащего на груди. Вслепую нащупав, я резко понимаю, что это.       Рука Макса Уварова.       И все события вчерашнего дня обрушиваются на меня как ведро ледяной воды.       Я не ору во весь голос только потому, что боюсь разбудить Макса. Он спит сном младенца, и его лицо кажется высеченным из мрамора скульптором из далекого прошлого.       Красивый мужчина в моей постели — не это ли лучшее, что можно увидеть утром?       Я вздыхаю и, осторожно приподняв его руку, выскальзываю из постели. С опозданием понимаю, что абсолютно голая, вспоминаю, как это случилось, и щеки заливает румянцем стыда, смущения и непрошенного возбуждения.       Стараясь не обращать внимания на эти эмоции, нахожу взглядом свою одежду. Вся она лежит на стуле, который, судя по всему, служит здесь шкафом. Я быстро натягиваю на себя трусики и джинсы, изредка бросая взгляды за спину и проверяя, не проснулся ли Макс. Топ оказывается безвозвратно испорчен: это я понимаю, когда пробую его надеть, и он скользит вниз по груди, собираясь полностью в районе талии.       Макс растянул его к чертовой матери.       Придерживая топ одной рукой, я на цыпочках выхожу в прихожую и нахожу там рюкзак и кеды. Квартиру покидаю как какой-то преступник — тщательно слежу за тем, чтобы не издать ни малейшего звука.       Вроде получается — Макс не выскакивает за мной.       Я бросаю взгляд на лифт, и меня передергивает.       Нахуй его, пойду по лестнице.       Только на пороге собственной квартиры я додумываюсь посмотреть на часы. Восемь утра, до первой пары остается час.       Так быстро я, наверно, еще никогда душ не принимала.       Я одеваюсь, параллельно вызывая такси, чтобы уж точно не опоздать, и даже впервые за пять лет абсолютно забиваю на макияж. В восемь двадцать пять я уже сбегаю по лестнице (нахуй этот лифт) на первый этаж и останавливаюсь у подъездной двери, стараясь отдышаться.       Такси, как назло, задерживается и, пока я его жду, из дома выходит склочная бывшая учительница младших классов из семьдесят второй квартиры, соседней с той, где живет Макс.       — Здрас-с-сьте, ВерПална, — говорю я, зная, что если я этого не сделаю, она будет считать меня и наркоманкой, и проституткой, и, прости Господи, блогером. Для нее это понятия одного толка.       — Здравствуй, Влада, — кивает она и неожиданно останавливается рядом со мной. — Слышала, что вчера было?       — О чем вы? — я удивленно хлопаю глазами.       — У того наркомана из семьдесят первой всю ночь какая-то проститутка орала как резанная. Я грешным делом подумала — убивают. Чуть сердце не прихватило, собиралась бежать, спасать, а вон оно как оказалось, — старушка укоризненно качает головой. — Молодежь… Никаких рамок приличия. Вот ты, Влада, хорошая девочка, милая, приличная. Надеюсь, ты с этим наркоманом не общаешься?       — Н-нет, конечно, что вы. Я его терпеть не могу.       А еще я не всю ночь орала, только где-то между двенадцатью и часом ночи.       Вслух я этого не говорю и мысленно благодарю мироздание за то, что именно в этот момент подъезжает моё такси.       — Мне пора, ВерПална. До свидания, — выпаливаю скороговоркой и запрыгиваю в машину.       Сегодня, к счастью, дебилов за руль не пустили, а потому в универ я попадаю вовремя. Тянутся пары медленно, нудно, заставляя меня постоянно возвращаться мыслями к тому, что произошло вчера.       Что ж, сказать, что мне не понравилось, будет абсолютной и гнусной ложью. Но и спокойно принять то, что я занялась сексом с Максом Уваровым, мне не позволяет уязвленная гордость.       Мало того, что он дрочил своими суррогатами, представляя меня, так еще и в конце концов выебал меня саму, покорную и радостно подмахивающую.       Ну почему одним всё, а другим ничего?!       Но глупо отрицать: даже мой бывший парень, который прекрасно знал все эрогенные зоны и любил доставлять удовольствие, никогда не доводил меня до оргазма так легко и играючи, как Макс.       Я всегда считала своё тело капризной штучкой.       На парах у меня еще получается отвлечься на лекцию, но, когда наступает окно между занятиями, мне хочется лезть на стену от воспоминаний, мыслей и фантомных ощущений на коже.       Было бы время на полноценный душ, я бы смогла смыть с себя прикосновения Макса.       От уныния и самокопания меня спасает Лера, пригласившая меня сходить в кафе. Оказывается, сегодня она соизволила явиться в универ и у нее сейчас тоже есть свободное время. Она учится на другом факультете, на курс выше и очень редко появляется здесь из-за работы, поэтому именно в стенах альма-матер мы видимся редко.       Рада я этой встрече ровно первые несколько минут. Едва мы делаем заказ, Лера внимательно осматривает меня, качает головой и говорит:       — Выкладывай.       И почему она видит меня насквозь?       — Вчера я переспала с Максом Уваровым. И это был лучший секс в моей жизни.

***

      Оказавшись перед лифтом, я снова не нахожу в себе сил зайти в него и понуро отправляюсь на лестницу. Тринадцать этажей, всего-то.       Разговор с Лерой немного меня приободрил: справившись с шоком, она рьяно пыталась найти в Максе любые недостатки, от маленького члена до глупого выражения лица во время оргазма (с первым вышла промашка, а второе мне увидеть не довелось). Я в очередной раз убедилась, что не зря считаю ее самой лучшей подругой на свете.       Меня это настолько развеселило, что я даже благосклонно восприняла ее совет поговорить с Максом и разъяснить наши отношения. Так-то оно так, я даже покивала в ответ, но сейчас мне это уже не кажется хорошей идеей.       Хочу ли я отношений с ним? А он сам их хочет?       Секс был потрясающим и, откровенно говоря, я не прочь повторить. Тогда стоит стать друзьями с привилегиями? Ну и бред, какая уж тут дружба.       С другой стороны, если я его отошью и попрошу забыть о произошедшем, то скорее всего он перестанет выдавать свои уморительные шутки и дразнить меня. Добиваться моего внимания станет бессмысленно.       А может, он уже получил всё, что хотел. Я — покоренная вершина, интерес может пропасть естественным образом.       Черт, я уже запуталась.       Мне определенно необходима чашка горячего шоколада и здоровый девятичасовой сон. И плевать, что на часах только шесть вечера.       Наконец я добираюсь до своего этажа, глядя себе под ноги, плетусь к квартире и отпираю замок. Только после этого поднимаю голову и подпрыгиваю на месте от испуга: в двух шагах от меня стоит Макс, скрестив руки на груди.       — И давно ты тут стоишь?!       Макс нарочито медленно смотрит на свои наручные часы.       — Уже час.       Потом переводит тяжелый взгляд на меня, заставляя внутренности совершить кульбит.       Он снова выглядит так, будто хочет меня убить.       И в этот раз я уже не могу быть уверенной, что он всего лишь трахнет меня.       Макс открывает отпертую мной дверь и кивает.       — Заходи.       Я подчиняюсь — в первую очередь из-за того, что не хочу разговаривать в подъезде, где любой может нас подслушать.       Макс захлопывает за собой дверь и поворачивает меня к себе, крепко удерживая за плечи. Внимательно оглядывает моё лицо и наклоняется так близко, что почти касается своими губами моих.       — Тебе было настолько противно?       И я вздрагиваю всем телом, не ожидая подобных слов.       — Что? Нет!       — Именно поэтому ты молча сбежала, даже не разбудив меня? — Макс криво ухмыляется. — Обычно девушки после ночи со мной едва ходят, а ты так резво поскакала. Я даже не заметил.       Его ладони поднимаются выше по плечам и обхватывают моё лицо.       — Макс… — начинаю я, но его палец накрывает мои губы, заставляя замолкнуть.       — У тебя прекрасно получается обламывать меня. Утром сбежала, ночью заснула. Ты знаешь, насколько это унизительно — дрочить в туалете в то время, пока в кровати лежит та самая девушка, о которой думаешь кучу лет? Для тебя это был случайный пьяный секс, да? А потом ты протрезвела и ужаснулась.       — Да не была я пьяной! — огрызаюсь и дергаю головой, но вырваться из его хватки не получается. — Я занялась с тобой сексом в трезвом уме и твердой памяти. Доволен?       — Почему тогда сбежала?       — Потому что мне нужно было на пары.       Макс смотрит на меня тяжелым немигающим взглядом, и я стоически терплю это. Несколько секунд — и он внезапно разражается смехом, а потом прижимается своими губами к моим.       Я охотно отвечаю на поцелуй, цепляясь за его футболку. Низ живота опять тянет, в памяти всплывают вчерашние ощущения, — и я ловлю себя на том, что готова позволить ему всё что угодно.       Раздражающе сладкое желание.       Макс на мгновение отстраняется, и в его глазах пляшут смешливые чертики.       — Маленькая упрямая сучка.       — А ты — козел!       Я хочу бросить еще пару ласковых в его сторону, но он резко превращается в того Макса, который вчера трахал меня так, что я чуть не потеряла сознание.       Перемены едва уловимые, но у меня дыхание перехватывает, стоит заметить их.       — В прошлый раз я плохо постарался, — его голос звучит как мурлыканье манула. — Завтра у тебя не будет сил на то, чтобы ходить, не то что бежать от меня.       Ну куда я буду убегать, если это моя квартира, дурик?       Но Макс хватает меня за волосы и целует так, что эта мысль растекается в мозгу как растаявшее масло.       Через несколько часов он точно потребует от меня ответ, кто же мы теперь друг другу, но пока что здесь только он и я — жаждущие, дикие, обнаженные. У меня будет время для того, чтобы узнать его чуточку получше.       Может, Лера права и у него действительно глупое выражение лица во время оргазма?       Если это так, то у меня наконец-то появится повод стебать его до конца жизни.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.