❂❂❂❂❂❂❂❂❂❂❂❂
— Погоди-погоди-погоди, — отлепив горлышко от губ лишь по просьбе лёгких, он поболтал в руке бутылку, слушая плеск алкоголя. — На полном серьёзе говоришь, что обожаешь кантри? Я в последний раз слушал такое у троюродного деда, у которого с башкой всё не в порядке было! — Да, на полном серьёзе, — поднеся стеклянную бутыль крафтового пива ко рту, спрятал за её горлышком усмешку. — И не надо делать из этого трагедию. Я уверен, что найдутся люди моего возраста, которые тоже ценят этот жанр, — сделал глоток хмельного напитка. — Вот какую музыку ты предпочитаешь? — Я люблю то, что не начнёт раздражать меня спустя две минуты. И что вообще за «твоего возраста»? Сколько тебе говоришь?.. Нет, стой, я угадаю, — из-за несвойственной энергичности, вызванной лёгким опьянением, каждую мысль обильно подкреплял выразительной жестикуляцией, какой раньше за ним ни разу не наблюдалось, и движениями всего тела. — Сорок? Плюс-минус пару лет. Эрвин наигранно обиженно закатил глаза, показывая, что попытка не увенчалась успехом. — Мне тридцать три. Не знаю, откуда взялось сорок плюс, — недовольно пробурчал, разглядывая мужчину напротив, чтобы определить его прожитые годы. — А сколько тебе? — Тридцать, и если вякнешь, что из-за моего выражения лица мне можно дать все пятьдесят, то получишь этой стекляшкой, — отхлебнул жидкости, пахнущей яблоками и счастливой кончиной головного мозга, чуть откидываясь на изголовье дивана. На этот раз глоток был продолжительнее предыдущих. — Да нет, я наоборот дам тебе намного меньше. Когда ты впервые постучал в мою дверь, сперва подумал, что передо мной ребёнок. Если бы мы не начали общаться, так бы и думал, что встретил сына соседей. — Приплетёшь сюда мой рост, я ежедневно буду напоминать, что находишься чуть ближе к импотенции. Если она у тебя ещё не имеется, конечно же. А то за тридцатник и не иметь кого-то женского пола под боком… На сегодняшний день странно. — Но женщины у меня нет, — вставив свои пять копеек в сказанное. — Да и мужчины тоже, если рассуждать по современным меркам. Последний раз я был в отношениях очень давно, — с долей задумчивости в голосе произнёс, будто мысленно окунулся в озеро прошлого, чтобы как можно точнее и лучше вспомнить минувшие дни. — Так значит, всё-таки не встаёт… Или у тебя нереальные требования? — развернулся к Эрвину вполоборота, устроив локоть на диване, а кулаком подперев щёку. Взгляд не наигранно заинтересованный в ответах. — Не знаю, например, грудь третьего размера, но чтобы обязательно была тонкая талия, или член не меньше двадцати восьми сантиметров… — Не сказал бы, что они завышенные, но совершенно не такие, — поддержал зрительный контакт без капли смущения, готовясь к новой порции личных вопросов. — Не могу найти человека, который поддерживал мои идеи и был бы готов рискнуть всем, если это потребуется. — Что за идеи? Неужто состоишь в клубе каких-то извращенцев, которые в обществе нисколько не пользуются популярностью? Или это песни про вечную любовь и так далее? — Я не верю в вечную любовь — для меня она существует в сказках и в этих самых песнях, но не в реальной жизни. Я верю в доверие между людьми, которое будет непоколебимо и нерушимо. — Так в чём же тогда смысл твоих помыслов? — серо-голубые глаза сощурились, как у волка, завидевшего добычу, скопировав мимику одного из множества крутившихся в голове фильмов, и укололи фигуру перед собой, словно пытаясь что-то вспомнить. — Если уж по твоим словам, не каждый готов их разделить. — Они… слишком кардинальные, — расплывчато, стараясь сильно не вдаваться в подробности, чтобы случайно не шокировать соседа замыслами общества. — Не каждый, может принять их и часто моё мировоззрение поднимают на смех, поэтому я немного сомневаюсь, что сейчас стоит обсуждать это. Вдруг, тебе это тоже покажется странным. — Если не сейчас, то когда? Или после неудачных попыток с повествованием решил унести какой-то там, — скорчил непонятную гримасу на долю секунды, пытаясь дать безошибочное определение, — великий план в могилу? — Нет, этот замысел безусловно не уйдёт в могилу, но когда-нибудь я обязательно расскажу тебе о нем. А что по поводу тебя? Есть кто-нибудь? Леви окинул собеседника нечитаемым взглядом, особо засматриваясь на одну точку в области между глазами и бровями. Недоговорённость и тайны не внушали чувство спокойствия, побуждая накатывающие волны тревоги и внутренней собранности. — На данный момент нет. Работа мешает заняться всеми этими… романтическими делами. — А тогда есть какие-то предпочтения? Может особые требования? — заметив небольшие изменение в своём собеседнике, решил, что лучше немного сменить тему разговора и не касаться расспросов о работе. Аккерман неопределённо хмыкнул, отвернувшись в сторону, и сделал несколько глотков ядовитой дряни, прежде чем заговорить. — Мне важно, чтобы меня понимали без рекомендаций и настояний забросить то, чем занимаюсь вот уже несколько лет. Не стану жертвовать работой ради кого-то там, даже если буду безумно любить, — всего на секунду на лице промелькнуло нечто весьма похожее на печаль, а затем вновь налезла маска невозмутимости. — Считаю, что в любом случае я должен быть у себя на первом месте. Плевать, что говорят другие, разбрасываясь охренеть какими важными советами. — Я согласен с тобой. Намного лучше, когда твой партнёр принимает тебя полостью, даже если ему что-то не нравится, нежели выслушивать критику и никому не нужные советы. Хотя, иногда надо идти на уступки, чтобы отношения не зашли в тупик. — Уступки — это одно, а вот когда хотят поменять и твой характер, и твою деятельность — это уже тревожный церковный звон, а не просто пищание колокольчика… — Менять натуру близкого так себе задумка, тем более если он формировался очень долго. Но бывают и те, которые хотят в себе что-то изменить, поэтому прибегают к помощи близкого. — …Мы в самом деле пьём пиво и болтаем о проблемах отношений, как старые девы? — он усмехнулся внезапным мыслям, что напомнили об окружающий действительности, и глянул на Эрвина. — Хотя один из нас на неё очень даже тянет. — Да, почему бы и нет, — непринуждённо пожал плечами, делая заключительные глотки хмельного напитка, полностью опустошая некогда наполненную алкоголем поллитровку. — Хочешь поговорить о чем-нибудь другом? — мягко поинтересовался, поставив пустую тару на кофейный столик. В гостиной воцарилось задумчивое молчание, которое могло придать каждому произнесённому особое, иное значение. Аккерман прикусил губу изнутри, прогоняя крошечной вспышкой боли дурман охмеления, заставляя его отступить на задний фон, чтобы место могла занять мыслительная деятельность. — Знаешь… Я бы предпочёл посидеть без разговоров, в приятной компании и слушая твои старпёрские песни, — протянул бутылку, в которой всё ещё бултыхалась светло-жёлтая жидкость, приглашая присоединиться к её разорению. — Всё-таки нашёлся ещё один человек, которому оно понравилось, — сделал вывод с довольной улыбкой, исходя из слов своего гостя о том, что ему нравятся любые композиции, кроме раздражающих. Если Леви сам предложил послушать кантри, следовательно не испытает чего-то негативного к этому музыкальному направлению. — Я не имею права отказаться от твоего предложения.❂❂❂❂❂❂❂❂❂❂❂❂
— Леви, загляни ещё в стеллаж у окна, а ещё раз перепроверю рабочий стол, — в его голосе звучала тревога и слабо ощутимое раздражение, которое только набирало свои обороты и не намеревалось покидать его. Как те надоедливые соседи, не желающие уходить к себе домой. Утром Эрвин потерял свои важные разработки, на которые было потрачено большое количество времени; ради которых он рисковал, подвергая опасности свою жизнь и своё будущее. Один он не справлялся, голова была готова взорваться от напряжения, а из-за этих факторов внимательность значительно снималась, поэтому было решено обратиться за помощью к другу. Ему была нужна поддержка и прямое участие в поисках пропавших документов. Обшарив выдвижные шкафчики по десятому кругу, перебрался к мелким отдельностоящим ящикам. А вдруг каким-то магическим образом пропажа очутилась там? — Как вообще ухитрился потерять эту нудятину? Набухался и по квартире раскидал? — в миг оказавшись возле узкого шкафа с большим количеством полок, стал осматривать расположенные на них книги и папки, периодически из-за подозрений на правду вытаскивая их из общего строя, чтобы осмотреть более детально. Нервозность ситуации и издёрганность партнёра по прочёсыванию кабинета не действовали на состояние в общем, но мозолили глаза, из-за чего он готов был запустить ему в затылок ближайшую настольную лампу. — И я надеюсь, что не наткнусь на диски с порнухой. — Ничего я не бухал, — с явным недовольством возразил, присев на корточки перед низкими полочками, так было гораздо удобнее. — Работал поздно ночью, уснул за работой, а на утро не могу отыскать то, что писал. Как будто их украли, хотя следов обыска нет, да и я бы обязательно проснулся. — Так-так, значит про цифровые извращенства я прав, — пролистал несколько страниц пропавшей под подозрения книжонке. К сожалению, в ней не было и половины признаков того, что содержит искомый объект. Были формулы, названия различных трудновыговариваемых кислот, их превращения и так далее, но всё не то… — Даже если здесь был кто-то посторонний, то на кой хер ему понадобились эти записи? — Во-первых, нет, порно у меня ты не найдёшь. Если хочешь, пороешься и посмотришь в интернете, но не на моих книжных полках, — нижние, верхние полочки пусты. Он проверил даже крохотное расстояние между стенкой и столом, чтобы точно быть уверенным в отсутствии бумаг в конкретно этом месте. — Во-вторых, мало ли что взбредёт в голову, у каждого свои тараканы, — неоднозначно протянул, рассматривая комнату, дабы выбрать следующую цель своих обысков. — Как это «не найду»? Даже в истории браузера? — покосился, чтобы из любопытства понаблюдать за следующим шагом и принятым решением Смита. — Неужели только и делаешь, что пашешь днями напролёт? — писанина в твёрдом переплёте, отрывками изученная скорее от скучности и некой обречённости занятия, нежели в плане хотя бы смутного интереса, была поставлена назад, а расследование продолжено. — Можешь посмотреть и узнаешь, — таинственно проговорил, словно за этой фразой прячется страшный секрет мироздания. — Да и почему же только это? С тобой гуляю, выпиваем вместе. Этого разве недостаточно? — задал вопрос, взглянув на Леви, который так любезно согласился помочь. Поняв, что его разглядывания не удосужились остаться незамеченным, он также медленно вернул взгляд обратно, чтобы не выдать свою обескураженность, вызванную столкновением «стали и неба». — А до моего грандиозного появления у тебя на пороге? Спивался в одиночестве? — обшарив всё, находившиеся на доступном уровне, он пристал на цыпочки, чтобы иметь шанс дотянуться хотя бы до середины полки. — Ходил иногда в бары, смотрел ситкомы по телеку, — задумчиво промычал, думая, что ещё можно ответить на заданный вопрос. — Тренировался в выпечке, читал… Много чего было, поэтому я не только чахну над делами. — А выглядишь как типичный офисный работяга, — пришлось вытянуться во весь рост, до такой степени, что рубашка чуть оголила линию позвоночник и плоский живот, однако старания проявили себя ненапрасными, и он смог «украсть» средней толщины чёрную папку. — Понаделают же мебели, блять… — недовольно бурча себе поднос, полистал ручнописанные листы, пробегаясь по строчкам. — Слушай. А это случайно не то? Услышав такой долгожданный вопрос, Эрвин чуть ли не бегом добрался до друга, забирая обнаруженные листы. Наспех ознакомившись с набросанными абстракциями, зарисовками всевозможных молекул и соединений, его лицо озарила счастливая улыбка. В порыве чувств, вызванные долгожданной находкой, обнял Аккермана, прижимая крепко к себе. — Спасибо огромное, я твой должник! Оказавшись одной из деталей переплетения тел, он дёрнулся, но не отстранился даже тогда, когда окончательно понял, что произошло. По коже прошли сладкие токи и погасли, а затем наступило странное оцепенение, в котором было хорошо и как-то очень спокойно. Аккерман нерешительно положил руки на широкую спину, неловко похлопав по ней. — Без проблем, — появилось желание приложиться лбом к плечу, чтобы повысить чувство комфорта, но он не двинулся. Не отстранялся, но и не прижимался. — Для чего тебе формулы вирусов, вызывающих воспаление головной коры мозга и реакции с ними? В объятиях было так хорошо. Тепло и уж очень уютно. Отпускать совершенно не хотелось, но затянувшийся близкий контакт был непозволительной роскошью. Он должен отпустить его. Так и поступил. — Да так, натолкнулся на одну интересную статью, решил испытать её… — на первых секундах заметно замялся, не зная, что как лучше продолжить, но дальше голос доносился уверенно и чётко. — Знаешь, в сети так много фейков, а чего-то правдивого и достоверного намного меньше, — Эрвин вернулся к письменному месту, чтобы убрать рукописи во избежание сегодняшней ситуации. — А что за статья? — Аккерман машинально скрестил руки на груди, впервые за всё время проведённое бок о бок со Смитом не зная куда их деть. Столь искрение объятия — слишком уж редкая вещь в его бытие. — Что в ней заставило тебя сомневаться в достоверности? — непрерывно наблюдая за пальцами, в которых находились документы. Порой человеческая жажда новых знаний бывает неподвластна. — Как раз о влияние разных вирусов на мозг человека, если говорить простыми словами. Написанное там выражалось настолько просто и нереалистично, что мне самому захотелось всё проверить, — с той же непринуждённостью, продолжая копошиться с бумагами. — Но там были упомянуты также и воздействие с другими веществами… Зачем они? Зачем к этой дряни что-то мешать? — Там не было сказано точно с какими веществами реагирует, поэтому я игрался с разнокалиберными компонентами. Ничего особенного. Леви не менял принятую позу, продолжая неподвижно стоять у подоконника, но по его выражению было ясно, что к словам он относится скептически, пускай и не высказывает этого прямо. — И что же в итоге получил от этих закорючек? — Да толком ничего. Я ещё не закончил, поэтому рано что-то говорить. Там довольно сложные химические процессы, много работы. Зато это очень хорошая зарядка для ума. — Ты либо поехавший учёный, либо трудишься в области медицинской химии, — таков был его заключительный вердикт, исходящий из наблюдений, деталей в виде начёрканного в книгах и полученных ответов на интересующие вопросы. — Нет, я всего лишь закончил химический факультет, ничего криминального. А кем ты работаешь? Тот как-то неоднозначно усмехнулся, словно вспомнил нечто особенно интересное из прошлого. Томление бездействия сбежало с него, взгляд обратился в хищный. Ленивой походкой сытого кота он подобрался к Эрвину ближе, становясь с ним плечом к плечу. — Отлавливаю плохих ребят, а после они бесследно исчезают из мировой истории, — начиная собирать в одну стопку раскиданные по гладкой поверхности документацию и разные мелочи, которые были потревожены во время поимки необходимого. — Давай приберёмся и пойдём пить чай. Выискивания отнимают уйму сил.❂❂❂❂❂❂❂❂❂❂❂❂
Под белой футболкой виднелись мышцы человека, приучившего своё тело к постоянным физическим нагрузкам. Его мускулы абсолютно точно не напрягались, помешивая в сковородке нарезанные яблоки с растопленным сахаром, и Леви точно бы не отказался провести вверх-вниз по загорелой коже в эту минуту. Досадно то, что оставалось только сверх меры неприлично, слишком долго держать косой взгляд на венах, тянущихся от пальцев и до самого плеча, на какое Аккерман ещё не решился засмотреться. Не хватало ещё, чтобы его заметили за такими извращенскими хер-пойми-откуда-взявшимися разглядываниями. Что плохого в том, что он детально изучает внешность другого мужчины? Да и зачем ему зрение, если им нельзя пользоваться сполна? Найдя для себя более-менее достойное оправдание, он проследил, как Смит потянулся вверх за банкой с корицей, а руки были такими загорелыми, сильными, по-настоящему мужскими… — Леви, — мягко обратился к своему помощнику. — У тебя возникли вопросы? Нужна моя помощь? — со слабо ощутимой тревогой в голосе, поглядывая одним глазом за своим другом, а вторым следил на начинкой, чтобы не упустить момент, когда её следует снимать с огня. Несколько дней тому назад Эрвин пригласил его что-нибудь вместе испечь, а всему причиной прибывало появление сильной любви к выпечке у Аккермана и непонятная нервозность, на вопросы о которой тот лишь отмахивался, повторяя, что «херовая погода на нервы действует». Поэтому инициатору совместного досуга пришла идея приготовить совместное блюдо, чтобы они могли расслабиться в компании друг друга. — Если возникнут трудности, то говори сразу, договорились? — Умерь свой родительский опекающий пыл, — он, чуть не словив сердечный приступ от неожиданности услышать собственное имя, посмотрел на потолок с язвительным видом и, отвернувшись от лицезрения завлекательной картины, упёрся в миску с тестом, которое ему так-то поручили замесить ещё… Когда? — У меня всё под контролем, — для подтверждения помешал содержимое миски лопаткой. — Уверен? — задал риторический вопрос, невинно посмеиваясь над очаровательной заторможенностью своего компаньона. — Тогда может помнишь, что надо мешать вручную, а не лопаткой? — У меня своя техника, шеф, — с не скрытой издёвкой протянул гласную последнего слова, чтобы развеять личные несколько грустные мысли, которые наверняка рано или поздно одолевали каждого. — Или хочешь переучить меня на свою школу кулинарии? — Тесто любит нежности, поэтому никакими приспособлениями не замешивают. Ты в прошлый раз уплетал булочки, да поговаривал насколько вкусно получилось, а всё потому что они были приготовлено по всем правилам, — яблочная начинка с добавлением корицы была готова, значит надо дать ей остыть до комнатной температуры, а потом уже можно будет использовать в готовке дальше. — Так тебе всё-таки посодействовать? Холодный взор посмотрел на него, как на испорченный телевизор со слишком громким шипящим звуком — гляньте, мол, с кем приходится работать. — Раз уж рядом находится такой кухонный гений, может тогда покажешь мастер-класс? — выпрямился и с вызовом, вздёрнув подбородок, глянул в откровенно насмешливые голубые глаза, не намереваясь прямым текстом соглашаться на помощь. Эрвин лишь тепло улыбнулся, отходя от разогретой плиты, предварительно поставив её на минимальный огонь. Его каждый раз умиляет то, как его друг ищет различные методы корректировки предложения, чтобы это не звучало прямым текстом: помоги мне. Хозяин квартиры встал позади своего гостя достаточно близко так, что жаркое дыхание щекотало коротко стриженный затылок. — В этом деле спешка ни к чему, — обхватил маленькие ладони и бережно принялся выполнять поставленную задачу. — Если вложишь все хорошее и позитивное, выпечка получится вкусной и мягкой, а если будешь делать это не в своё удовольствие, то будет хуже как для тебя, так и для выбранного продукта. Но для слушателя философская речь о том, с каким настроем лучшего всего готовить, являлась фоновым неразборчивым шумом. Они второй раз находятся настолько непозволительно близко, но состояние от этого факта не улучшалось ни на процент — он продолжал чувствовать себя в ловушке, из которой не наблюдается выхода. Сзади — тот, кто не стесняется прижиматься вплотную, окружая буквально со всех боков, и от которого приятно пахнет сладостью; спереди — идиотская столешница, кое-где запачканная мучными пятнами. Тц. Он тяжело вздохнул, выражая к сложившийся обстоятельствам весь имеющийся сарказм, и упёрся спиной в широкую грудь. — Никогда до этого не пёк? — пришлось наклониться так, что блондинистая голова оказалась совсем рядом с чёрной макушкой, выстраивая атмосферу ещё более особенной и сближающей. Слегка сжал миниатюрные ладоши в своих, более больших, чтобы ими было проще «управлять». — Я отдаю силы для чего-то более важного, чем обучение изысканной кулинарии, — он никак не прокомментировал то, что его буквально пытаются неотвратимо вжать в мебель, окружив со всех сторон, предпочитая игнорировать и ждать дальнейшего развития сюжета между ними. — Я редко бываю дома, так что еды быстрого приготовления мне хватает за глаза. — А когда выдаётся выходной? Не появляется желание чем-то побаловать себя или всё-таки предпочитаешь еду быстрого приготовления? — У меня не бывает выходных, — сказал, как отрезал. Эта иная интонация с нотками металла. — Последний был ещё до того, как я ввязался во всю эту мутную хрень и варюсь в ней до сих пор. Не то что бы мне не нравится, наоборот — только и делаю, что получаю удовольствие. — А что за мутная хрень? Ты раньше не упоминал о ней, расскажешь? — аккуратно поинтересовался, стараясь не сильно выделять любопытство. — Я уже как-то рассказывал, что отлавливаю тех, на кого пальцем покажут, и всё равно кто это или что он сделал. С точки зрения морали это ужасный поступок — сломать жизнь тому, кто не сделал тебе или в принципе ничего столь плохого, но… — неопределённо пожал плечами, но уже совсем с другим выражением, давая понять, что такие «мелочи» как чужая судьба его никогда не интересовали. — Мне всё равно. — Леви, — строго проговорил, заставляя обладателя этого имени обратить на него внимание. — Я тебе что говорил о чувствах вовремя готовки? Никакой отрицательной энергии, а то киснешь, как забытое молоко на солнце, — наклонившись максимально близко, ощутимо, но не так, чтобы причинить настоящую боль, прикусил белоснежную кожу через тонкую ткань футболки. — Чтобы не грустил, понял меня? Тот больно ткнул ему в бок локтем, призывая к соблюдению правил приличия, однако грубых высказываний о проделанном Смитом не наблюдалось. — Сам спросил, а теперь ещё и грызёшься, слюнявя мне одежду, — рукам удалось выбраться на свободу, но они тут же оказались пойманными вновь, когда Аккерман самостоятельно сплёл ладони в крепкий узел. А после существование будто остановилось. Его внимание привлекли кухонные ножи, стоящие на специальной подставке. В них было нечто исключительное, словно пытались что-то объяснить, о чём-то намекнуть блестящими остриями. такими острыми, что легко пробивали бы шкуры мамонта или слона… Нужно будет с помощью такого ножичка выцепить себе пару карамельных яблок. Так будет быстрее, нежели искать по кухне свободную вилку, а попасться «на горячем» всё равно что проиграть в игру, о которой знает только основной игрок. — Я понял. Это и был твой коварный план: вывести меня на малейшие отрицательные чувства ради возможности. — Ну Леви, — протянул его имя, выделяя акцент на гласных буквах. — Ты такой напряжённый последние дни, будто по гвоздям ходишь, — устроил свою голову на остром плече, заглядывая на своего собеседника, чтобы определить его настроение и общую атмосферу на кухне. — Что мне сделать, чтобы стереть грусть из настроения? — бережно поглаживал ладошки в целях вернуть боевой настрой. Не упуская возможность, потихоньку начал очищать их от прилипших кусочков сырой массы. — Не помню, когда мы успели перейти к той части, когда тебе разрешено жаться ко мне по малейшему желанию, — постарался состроить привычную равнодушную ко всему маску, которая периодически морщится от слушания по-настоящему идиотских затей и наблюдения различных мерзостей в виде тараканов в подъезде. Но из-за взгляда, что выдал с головой, вышла какая-то довольная близостью гримаса. — Если бы тебе не нравилось, то я бы получил по носу, но… — он довольно потёрся щекой, показывая, насколько комфортно стоять в новой для их отношений позе. — Но кое-кто даже не предпринимает попыток скинуть меня, поэтому трудно упустить мгновение, когда подобные вещи разрешаются. — И как давно «подобные вещи» не дают тебе спать по ночам? — голос спустился до интимного шёпота. Показалось, что их диалог могут подслушивать лишние зрители, пускай понимал, что в квартире они совершенно одни. Компанию составляют лишь ингредиенты, расставленные в творящемся возле плиты хаосе, и щекочущий сладковатый аромат, исходящий от человека за спиной. — Можешь не переживать, со сном у меня все замечательно, — слегка поднял уголки своих губ, что служит подтверждением слов. — Правда, кое-кто настроен на объятия. Вот решил воспользоваться этим. — Я не удивлюсь, если такой возможности тебе пришлось долго дожидаться, — погладил большим пальцем одну из схваченных ладоней, смотря при этом на Эрвина так, будто ничего и никого в мире больше не существует. — Интересно, с каких пор тебе хотелось провернуть нечто такое… — Хм, даже не знаю… — почувствовалась лёгкая задумчивость, какая бывает ранним угасающим вечером, когда царствование огромной звезды подходит к логичному концу, своим уходом оповещая о завершённости очередного тернистого путя. — Может такое чувство есть давно, а может оно объявилось только что, — игриво улыбнулся, оставаясь некоторое моменты неозвученными. — Тебя так завела совместная готовка или мне показалось? — осторожно выпутавшись из «западни», он медленно развернулся, боясь резким движением нарушить хрупкую атмосферу чего-то необыкновенного. Сердце бьётся спокойнее обычного ритма, но каждый стук — словно удар в гонг, дыхание почти остановилось, а мысли вдруг обрели невиданную чёткость. Эрвин такой… Перестал быть очень горячим, как уголь, полыхающий огнём. Сейчас очень похож на большого кота, чьей пушистостью хочется наслаждаться ближайший век. — Ничего меня не возбудило, — возразил, смущённый настолько тесным контактом, оказавшись лицом к лицу… Даже дышать труднее, будто кто перекрыл доступ к кислороду. — Мне просто хочется хорошо провести время с тем, кто для меня очень важен. Не думаю, что это плохо, но если тебе неприятно и некомфортно, не буду нарушать твоё личное пространство, — Эрвин расслабил объятия, физически дал почувствовать правдивость и серьёзность своих слов. Ничего не сказав, Аккерман уткнулся в грудь, от которой исходил приятный запах карамели и мёда, словно прячась. Мука осыпалась с кожи на пол, но это стало таким неважным, когда руки обвились вокруг шеи, а сам он приподнялся на цыпочки, чтобы объятия были намного удобнее и приятнее для обоих сторон. Это значило намного больше всяких слов, обозначало намного больше всяких жестов.❂❂❂❂❂❂❂❂❂❂❂❂
— Леви, давай, смелее, — с радостной улыбкой на лице, протягивая руку, чтобы тот смог ухватиться за неё и стоять устойчивее. На днях было приятно решение сходить на каток, который открылся неподалёку от их дома, но была одна проблема — Аккерман впервые встал на лёд, из-за чего выглядел до ужаса растерянным. Прям как кот, которого искупали против воли. — Я буду тебя подстраховывать, если тебе совсем страшно. Держись за меня, — не стоит трудностей догадаться, кто сегодня выступает в роли инструктора по катанию на коньках. — Тебе нужно отталкиваться ногами по очереди и держать спину ровно, чтобы не упасть, — продолжил давать наставления, находясь рядом, чтобы в случае падения успеть поймать своего компаньона. — Напомни-ка, под чем я был, когда соглашался на это, — одарил недовольным взглядом протянутую в его сторону ладонь, но не спешил отвечать на жест поддержки, отстаивая выбранную позицию упрямства. Они здесь уже около десяти минут, но он так и не сделал ни одного шага от борта, продолжая бессмысленно опираться на него. Холодность льда не внушала ни крохи доверия точно также, как и его скользкость. Один неверный шаг — сотрясение, два — последствия ещё хуже, а участвовать в собственной госпитализации категорически не хотелось. И каким образом Эрвин держится с такой решительной физиономией, находясь буквально на орудии убийства? Пускай скажет спасибо, что Аккерман вообще позволил напялить на себя коньки. На том и хватит свершений на сегодня. — Ты был в трезвом уме, когда соглашался, поэтому не придумывай ничего и начинай двигаться. Если будешь так стоять, то пропустим всё веселье, а мы пришли как раз за этим, — уже более настойчиво, продолжая стоять на своём. Леви шумно наполнил лёгкие воздухом, чувствуя на себе влияние чужой непоколебимости. Удалось же Смиту уродиться тем ещё чёртовым упрямцем, привыкшим добиваться своего любыми методами… Выходить на открытую местность, на которой можно запросто заработать уйму травм один раз навернувшись — идея для отчаянных, и он таковым не являлся. Глупая идея — жертвовать головой ради какого-то там недлительного чувства «веселья». А с этим упрямым бараном рядом он уже успел стать самым настоящим глупцом. Поняв, что выбора, как и выхода нет, он оттолкнулся от борта, сразу же хватаясь за локоть Смита, как за спасательный круг. — Вот, большой молодец, — ободряюще улыбнулся, накрывая ладошку своей не только ради содействия, но и чтобы согреть прохладные пальцы. — Главное не паниковать и уверенно держаться, — раз есть согласие на движение, Эрвин стал неторопливо вести мужчину за собой. — Оставь эти дежурные фразочки, — в качестве выражения своего особого негодования, попытался впиться с такой силой, чтобы наверняка осталось краснеющее раздражение на месте хвата, но из-за куртки не осуществилась и половина плана. — Так можно болтать про что угодно, вот только никакого толку от этого нет. — Я пытаюсь поддержать тебя, чтобы уменьшить твой страх перед льдом, а не просто так болтаю. Или предпочитаешь кататься в тишине? — наклонил голову вниз, чтобы была возможность встретиться с серыми, наверняка недовольными глазами. — Ты похож на сонного котенка, — мягко рассмеялся, вернув свой взгляд на дорогу, чтобы не врезаться в кого-нибудь. — Скажешь ещё что-то в таком духе, и я не посмотрю на возможность падения, чтобы задвинуть тебе между ног, — собственными же ногами он даже не пытался передвигать, плывя по течению реки, какой являлся его спутник, вместо того, чтобы задать собственное направление и темп движения. А причина пассивного отношения к участию в катании заключалась не только в боязни болезненных последствий, но и в панике, вызываемой потерей контроля над происходящим. — Может ты так скрываешь смущение? — от него не ускользнуло, что его «ученик» до сих пор не начал передвигаться самостоятельно. Свободную руку положил на талию, приобнял за неё, давая ещё одну дополнительную опору. — Я крепко держу тебя, тебе нечего бояться. Понял? — Легко тебе говорить будучи не на моём месте. Гениальными решениями проблемы так и блещешь, — излишняя физическая напряжённость в теле не пропадала, до боли сковывая двигательные мышцы, но он, по всей видимости, божьим чудом смог на пробный раз шевельнуться по катку, не ощутив ничего, кроме пугающего ощущения нетвёрдой почвы под ступнями, из-за чего пришлось чуть ли не стать со Смитом одним целым — с такой силой он пытался противостоять тому, что могло даже и не произойти. — Я тоже когда-то первый раз становился на лёд и точно также боялся упасть, но даже если такое произойдёт, ничего страшного не будет. Тебе надо перебороть свой страх, иначе до конца дней будешь бояться каких-то коньков, — плестись со скоростью улитки совсем не нравилось. Хотя что-то подсказывало, что она всё равно быстрее добралась бы до пункта назначения, поэтому ведущий в их паре принялся наращивать скорость. — Чёрт… — шёпот нёс в себе интонацию командирского предупреждающего, — обещаю, как только мы отсюда свалим, набью тебе морду, — из-за поднимающегося по уровню темпа, ему более ничего не оставалось, кроме как предпринимать попытки двинуться самостоятельно; стараясь следовать всему тому, о чём говорил Смит в самом начале. — Мне и без твоих треклятых покатушек жилось вполне отлично. — Если тебе так не нравится эта затея, почему не отказался, когда только пришли в парк? — не обращая внимания на все угрозы и убийственный взгляд, не уменьшил скорость, но и не увеличил её, держась за среднее между двумя понятиями. — Я не рассчитывал, что ты настолько целенаправленно потащишь меня кататься, — движения были не уверенными, но зато он больше не останавливался. Затея до сих пор не вселяла ощущения безопасности и бескрайнего удовольствия, но раз уж они начали, то заканчивать, не имея никаких результатов, будет хуже, чем попытаться и проиграть. Поглядывая за тем, как двигаются по льду ноги, Леви припоминал, как они должны двигаться по высказанной ранее инструкции, стараясь ей следовать в идеале. — Если я что-то говорю, значит это состоится. Тем более, нам давно надо было куда-то выбраться. После катка мы можем сходить выпить какао с зефирками и скушать тортик. Как тебе идея? — за все те месяцы, когда они стали крепко, близко общаться, Эрвин запомнил, что Леви можно задобрить чем-нибудь вкусненьким или придумать интересное занятие. Поход за любимыми вкусняшками способен задобрить маленькую тучу. Аккерман весь взъерошился, как возмущённый воробей, зарываясь в шарф по самые ресницы, чтобы дьявольский мороз не обжигал лицо леденящими порывами. Но если бы удалась возможность заметить помягчевший взгляд, то сразу становится понятно, что он всего-навсегда засмущался, не собираясь выставлять напоказ секундную слабость. — Апельсиновое какао с зефиром, — внёс свои корректировки касаемо предложения отдохнуть от зимы в каком-нибудь приятном заведении, не показываясь из своего маленького убежища. — Как скажешь, может есть пожелание по поводу десерта или я могу выбрать его для тебя? — ему пришлось больших усилий сдержать смех, вызванный очаровательным поведением. — И не думай, что я не заметил твоё смущение. Очень милый, — продолжил ставить своего спутника в неловкое положение, наблюдая за всем этим с довольной улыбкой. — Ну всё, допрыгался! — Аккерман резко развернулся, наплевав на шаткое положение на коньках, намериваясь со всего маху впечатать под дых Смиту кулак, но совсем не рассчитал то, что скорости не хватит, чтобы осуществить замысел до того, как произойдёт неизбежное: потеряв равновесие и вцепившись друг в друга, — Леви от ярости, а Эрвин чисто по рефлексам, — с громким «блять» от Аккермана грохнулись на лёд. Всё произошло так резко и неожиданно, что Смит только успел подложить под тёмную голову свою ладонь, чтобы она переняла весь удар на себя, а сам развалился на низкорослом мужчине, болезненно шипя. — Леви-и, — недовольно проговорил, глубоко дыша, чтобы ноющее чувство побыстрее прошло. Хотя больше всего натерпелась подложенная под чёрную макушку ладонь. Костяшки и сами фаланги пальцев мучительно ныли, заставляя Эрвина прятать лицо в чужом шарфе. — Зачем так резко двигаешься… — донёсся негодующий шёпот. — А нечего нести херь, — в тон прошипел Аккерман, во всех красках ощущая нытьё позвоночника, проявляющееся агрессивными импульсами, и отяжеление головы, но в целом ничего катастрофического пока не обнаруживается. — Или думал, что я побоюсь осуществить угрозы? — а сам факт того, что горячее дыхание почти окутывает шею, слабым потоком проходя сквозь плотную ткань, вызывал рябь мурашек по телу. Замёрзшая, а от того нездорово покрасневшая рука легла на потрёпанные волосы, нежно почесав за ухом, как обычно задабривают домашних любимцев. — Я не думал, что на льду это сделаешь, — потёрся щекой о плечо, тем самым извиняясь за свою чрезмерную болтливость, которая и привела к болезненному падению. — Не сильно ушибся? — но как тепло бы не было в чужом шарфе, нежное касание было намного приятнее. Пришлось поднять голову, чтобы как можно дальше наслаждаться этим мгновением. Теперь ушибленные места болели гораздо меньше. Железо вновь встретилось с водой, которая казалась ему самыми прекрасными в мире. Сердце забилось быстрее, и он почувствовал, как что-то запорхало внутри в этот момент: когда они оба замёрзшие, но совершенно счастливые, со звёздочками падающих с неба снежинок на раскрасневшихся щеках, а в воздухе застывший запах ароматного глинтвейна. Когда они оба восхитительно свободные. Это была лишь минута. Какие-то жалкие шестьдесят секунд, которые незаметно прошли мимо, однако каждый почувствовал, что в этот момент они утонули в чём-то таком приятном и волнующем. И от этого уже нет спасения. Он прикрыл глаза и прильнул к губам напротив, наплевав на всё вокруг и накрывшись куполом безразличия. Эрвин привлёк его ближе к себе, просунув руку под спину, и только сильнее пальцами зарылся в чуть мокрые из-за смеси льда и снега волосы, не задумываясь о том, что именно они делают. Плевать, ведь на душе наконец-то потеплело. Захотелось избавиться от мешающего слоя одежды, чтобы ощутить мягкость бледной кожи в своих руках, поцеловать не только потрескавшиеся уста, но и другие, сокрытые части тела. Было слишком упоительно сладко, волнующе и до безумия приятно. Он наслаждался минутой, следующей, неспешно смакуя; не замечая, как на них косятся, шепчутся прохожие, мол, как такими непотребствами можно заниматься прилюдно, да ещё и по льду развалившись, но им было определённо до лампочки мнение чужих людей. Сейчас их волнует лишь то, что время поцелуя закончится, а после нужно будет думать, что им делать дальше: будут ли ещё подобные, с необыкновенной атмосферой касания? Нечто большее, к чему обычно столь интимное прикосновение и приводит? Смит отстранился первым, но лишь для того, чтобы немного отдышаться и, заглянув в сияющие в свете уличных фонарей глаза в поисках согласия, снова завладеть припухшими влажными губами.❂❂❂❂❂❂❂❂❂❂❂❂
— Леви, — лениво протянул имя своего партнёра, — а зачем ты подарил цветы, если мы могли обойтись без них? — заинтересованно смотрел в такие любимые глаза, ожидая ответа на свой вопрос. — Они красивые. Этот букет значит что-то особенное? — они совсем недавно вернулись с их первого свидания, такого волнующего, но не менее запоминающегося. Уставшие, но довольные расположились на уже их общем диване, разговаривая обо всем на свете. Эрвин сразу же устроился на коленях Леви, играясь с его пальцами, как котенок, нашедший яркий клубок шерстяных ниток. Аккерман, ни на секунду не отрываясь от книги, страницу которой не может дочитать уже десяток минут из-за невозможности сосредоточиться на смысле писаных фраз, он машинально утвердительно качнул головой. — Может быть. Их окрас напомнил о тебе, поэтому… Я захотел их купить, — на лице написано такое умиротворение, какое может быть у человека только во сне, а взгляд, оторвавшись от слов, слипающихся в вязкую кашу, потерялся, казалось, в далёких пространствах, когда остановился на картине, развернувшейся на коленях. — И мне не нужен веский повод, чтобы дарить тебе что-либо. — Они выглядят довольно редкими, где достал? А как называются? — продолжал задать интересующие вопросы, прям как ребёнок, желающий утолить своё детское любопытство. А может он просто хотел, чтобы обратили на него внимание, а не отдавали его какой-то книге, название которой Эрвин не запомнил. — Это акониты, и пришлось порыться по специальным заведениям, чтобы их отыскать, — играючи пошевелил фалангами, находящимися «в плену», словно завлекал годовалого. Кратко усмехнулся, а смотрит как-то странно, без всякого выражения. — Устраивают? — Конечно. Мне нравится всё подаренное тобой — со счастливой улыбкой поднёс маленькую ладонь ко рту, трепетно поцеловав. — Милый, у тебя всё хорошо? — подозрительный блеск в таком родном взгляде явно не предвещал ничего хорошего. Это начинало волновать. На этом вопросе прозвучал тяжкий выдох. Аккерман, откладывая чтиво на диванный подлокотник, мысленно дал себе по лбу. Слишком уж он расслабился, раз его эмоции читаются проще простого. Такого нельзя было допустить. — Устал, — едва заметно повёл плечами, будто реагировать на внешние обстоятельства стало непосильной задачей. — Насыщенный сегодня день выдался. А ты весь вечер такой соблазнительный, — цокнул языком и мечтательно закатил глаза, выражая своё восхищение. — Тогда может не будешь упускать этот момент и воспользуешься моей соблазнительностью? — с игривой интонацией предложил, увлечённо рассматривая человека напротив. Наигравшись сполна, пересмотрел приоритеты и протянул руки к шее возлюбленного. Обвивая, притягивая к себе. — Вот мне не хочется упустить возможность кражи ещё одного поцелуя… — Так чего ждёшь? Конца света? — их лица были буквально в миллиметрах друг от друга, но сейчас ни один не поддался вперёд, чтобы уничтожить смехотворное расстояние и наконец вкусить ощущение единства, чей вкус позабылся в вихре жизни, несмотря на то, что лобызаниями они занимались в течение всего дня. — Раньше разрешение на вольности тебе не требовалось, — щекочуще касаясь губами его губ, и был рад, когда заметил, что зрачки значительно расширились, заполняя чуть ли не всю радужку. — А может мне захотелось добавить чего-то нового в наши отношения… Тем более, у меня есть полное право целовать тебя когда захочу, — заправил чёрную прядку волос за ухо, чтобы она не мешала дальнейшим действиям. А может Эрвину вздумалось лишний раз прикоснуться к любимому. — И раз это богатство досталось мне, я обязательно буду беречь его, — за считанные секунды разрушая все те жалкие миллиметры между ними, сливаясь в одно целое.❂❂❂❂❂❂❂❂❂❂❂❂
— Эрвин, — тихий, на придыхании голос прерывался всхлипами и судорожным дыханием, срывающемся на жалобные щенячьи постанывания, которые он пытался скрыть за рычанием, — быстрее, чёрт тебя подери… — ногти царапали грудь, бездумно ища за что зацепиться, чтобы заставить Смита действовать так, как необходимо жаждущему телу. И он бы двинулся самостоятельно. Настойчиво шевельнул бёдрами навстречу, призывая, требуя, умоляя и что-то бездумно шепча о желаниях тела. Вверх и вниз. Немного приподняться, и не выдержав непосильного испытания, вновь опуститься, именно так… Но горячие пальцы до сладостной боли, до будущих цветных синяков на коже сжимали поясницу, не давая сделать лишних движений, чтобы задать необходимый для удовлетворения похоти темп. На мольбу Эрвин бессвязно промычал, сильнее сжимая бёдра, оставляя на них белёсые следы. Силы находились лишь на глубокие, в какие-то моменты резкие толчки и непонятное бормотание. Сознание было занято совершенно другими вещами: он думал о том, как любовник находится сверху, хаотично царапая взмокшую кожу; думал о том, насколько мелодично и чарующе звучали стоны, тонущие в сознание, растворяющиеся в нём, чтобы оставить приятное послевкусие. — Я умолять тебя не буду, — его задачей было выдать предупреждение, чтобы не восставали ложные надежды о том, чего не будет ни в жизни, и с ней он успешно справился. Запрокинул голову к потолку. Мысли подхватывает и уносит прочь бродящий по спальне сквозняк, тело бьёт дрожь, на зацелованных губах пирует огонь, а на душе из-за неудовлетворённых влечений разрывается дождь. Аккерман закусил щёку, чтобы сильно не скулить, а ведь так хотелось, потому что Эрвин двигался настолько хорошо и свободно, что безотчётно жаждалось большего. Словно в горячечном бреду он попытался двинуться навстречу, насаживаясь без чьей-либо помощи, по собственной воле, но его самовольство тут же приструнили. — Разве не ты совсем недавно просил быстрее? — с остановками произнёс, вжимая голову в мягкие подушки. — Неужели отказываешься от своих слов? — где-то в глубине души он понимал, что сейчас лучше всего не злить, иначе выйдет ситуация, как на катке, а получать болезненные ощущения в данный момент совершенно не хочется. Безопаснее будет дать ему то, что партнёр так хочет. Эрвин уже самостоятельно насаживал мужчину, используя более грубые, хаотичные толчки. — Леви… — прошептал почти бесшумно, — я хочу тебя поцеловать… — осведомив об этом, притянул к себе обладателя затуманенного стального взгляда, чтобы слиться с страстном, мокром поцелуе. Тот покорно ответил и даже не вскрикнул, когда неожиданно укусили за и так израненную нижнюю губу. Не хотелось останавливаться, отвлекаться на то, что в обычное время могло заполучить всё внимание. Хотелось лишь раствориться в этом прекрасном поцелуе и больше никогда не собираться по молекулам вновь. Чтобы этот момент запечатлелся в сознании последним воспоминанием перед утешающей чернотой, за которой следует пугающая бесконечность. Он застонал откровеннее, когда во время очередного толчка внутри что-то приятно колыхнулось. Не сдерживался, надеясь, что это разжалобит Эрвина на ещё более щедрые жесты, и запустил руку в волосы на постели, притягивая ещё ближе, вжимая в себя. Ладонь сама по себе, без чёткого на то плана поскользила сначала по спине, огладив лопатки и поясницу, пощекотала ребра, уделила немного внимания груди, поиграв с каждым из сосков по очереди, пока не дошла до живота, а потом и до паха. Сначала прикосновение только подушечками пальцев, проведя ими от самого основания до самого верха, затем вся ладонь легла на ставший член, слегка сжимая его — Леви… Леви… — как в бреду шептал заветное имя, которое читалось подобно молитве. Он не сдерживая себя: кусал, хватал и оттягивал зубами и снова выстанывал свою личную исповедь. Касание к тому, где скопилась вся страсть и вожделение, заставило Аккермана тянуться за ним вслед, судорожно толкаясь в ласковую ладонь. Хотелось ощутить на себе больше несдерживаемых эмоций; больше того, что заставит по-настоящему почувствовать хоть что-то на предельном уровне. Возбуждение, находящееся на грани между моральным и телесным, проходит волнами: сладостно скапливается внизу живота, бултыхаясь от проявления активности, скатывается мелкой дрожью по бёдрам, падает слабостью в коленях… Он, подгадав момент, когда губы будут полностью свободны от животных нападок, сместился к шее, кусая чувствительную кожу. Пахло солёной карамелью. Он прикрыл глаза, провёл носом до ушной раковины и обратно, самозабвенно обнюхивая, словно пытался впитать в себя сладкий запах, чтобы снова дышать. Руки перебрались с исцарапанной груди чуть выше, очерчивая выпирающие ключицы… А после тонкие пальцы с силой сомкнулись на шее, затрудняя дыхание. Секунда и Смиту стало трудно дышать. Исчезли ласкающие руки с влажного от пота и смазки тела, в спальне стало слишком холодно. До безумия страшно. Удавливающий капкан только сильнее сжимал шею, желая как можно быстрее исполнить задуманное, а в глазах появились тёмные круги, перерастающие во что-то большее, затмевающее собой все. — Л…леви, — с большим трудом прохрипел, дрожащей ладонью обхватил чужое запястье, умоляя остановиться. — Милый… — от сильного напряжения в напуганных глазах начала собираться солёная влага. А после в голове сложился последний пазл. Последние, недостающие элементы встали на необходимые места. Теперь для Эрвина больше нет никакой тайны, нет никаких секретов. Он обо всём знает… …Надавить чуть сильнее, чем это требуется в постели. Перекрыть дыхательные пути, не пропуская воздух. Оставить на шее страшные вмятины, следы от ладоней. И всё сразу же закончится. Нужно только приложить ещё немного физической силы, чтобы инстинктивные трепыхания тела под ним окончательно угасли. Раз и навсегда. Давай же. Просто не смотри, не чувствуй, забудь, оттолкни человеческую душу. Сомкни руки. Представь, что на охоте душишь подстреленную лань, бьющуюся в агонии. Ты не убиваешь, а помогаешь ей не мучиться перед смертью. Ты уже делал это, так в чём проблема? Давай, действуй. Совсем немного. Буквально минуту подержи руки напряжёнными до предела и всё. Сцена закроется, театр закончится. Так давай, чего ты ждёшь? Сделай это, Аккерман и плевать на нормы морали, ты ведь никогда им не следовал. Ну же, сейчас! Голос в голове прокричал настолько оглушительно громко, что Леви, дёрнувшись, постепенно ослабил хватку. Полностью опустошённый взгляд ударился о простыни. Он не может довести начатое до конца…Час спустя
Спальня была убрана, свежее постельное бельё было идеально разглажено. Ещё никто не нежился в постели, наслаждаясь объятиями и поцелуями. Сейчас в комнате гулял морозный ветер, проникающий из открытого окна. Неприятное ощущение испытывал только внутри себя, внутри души, а от внешней прохлады защищала водолазка с высоким горлом, скрывающая синяк от удушения… Эрвину было тяжело справиться с шоком одному, справиться с тем, что настигло так внезапно и в самый беззащитный момент. Тяжело без Леви. Но тот ушёл в другую комнату, ведь нуждался в одиночестве, за что осуждать ни в коем случае нельзя. Время уже давно перевалило за полночь, несостоявшаяся первая близость оставила неприятный осадок, но совсем не это волновало Эрвина. Им нужно поговорить. И чем скорее, тем лучше. Поправив одежду, чтобы убедиться в полной скрытности следов ужасающего поступка цепких пальцев, постучал в дверь, предупредив о своём присутствии и желании войти внутрь. — Леви, — мягко позвал по имени, — как себя чувствуешь? — прикрыл за собой, пока что оставаясь стоять у входа в комнату. Чувство тревоги постепенно нарастало. — Отвратительно, — коротко, ясно и по делу, как бывало всегда, когда он был в не лучшем расположении духа для бесед. Особенно тех, что по его словам «промывали мозги, оставляя вместо них дрянь, которая ни черта не соображает в течение всего дня». — Милый, нам надо поговорить. Мы оба это знаем, — сказал все с той же мягкостью и осторожностью, но с уловимыми нотками стали. Эрвин прошёл глубже в комнату, присаживаясь рядом. — Что хочешь от меня услышать? — фигура сгорбленная, локти помещены на расставленные в разные стороны колени, и только голова держится прямо. Как будто большое горе давило, но он продолжал бороться на последнем издыхании. Выглядит беспомощно и даже жалко, но присутствует энергетика, которая шепчет, что герой превращает бессилие в могущество и власть, но постепенно. Разбирая причины разбитости по полочкам. — Нам обоим есть что рассказать друг другу, не правда ли? Сегодняшний, — он запнулся, подбирал подходящие слова, — случай стал тому доказательством. Нам надо прекратить друг друга обманывать и строить радужные иллюзии счастливой любви и покоя. Это точно не про нас. От услышанного глаза цвета серебра расширились, словно он увидел перед собой чудовище. Аккерман медленно выпрямился, сопоставляя факты и события, слова и действия, прошлое и настоящее. Рот приоткрылся, сопровождая беззвучный шёпот мыслей, которые были слишком сильны, чтобы оставаться исключительно в сознании — им было необходимо выйти наружи, иначе прогрызут голову насквозь, найдя другой путь. Чувствовал, что внутри что-то остановилось, испортилось. Замер, не в силах скрыть подступившего изумления. — Ты знал. Знал, зачем я здесь на самом деле. — Именно так, — ответил честно, ничего не скрывая, как и договаривались. — Ты здесь, чтобы убить меня, — причина появления наёмника была озвучена слишком спокойно, без особых эмоций. Будто была произнесена рецептура нового пирога с черничной начинкой — настолько обыденно и повседневно звучал голос. — С самого первого дня я ведал кто ты и зачем врезался в мою дверь. Знал о тебе всё. — Блефуешь, — слишком самоуверенно, будто он стопроцентно верит в то, что сказал, но исходя из нынешних обстоятельство уверенности не было ни в чём. Слишком резко для человека, умудрившегося попасться в ловушку, хотя обман его специализация на протяжении нескольких долгих лет. Голова затрещала, откровенно разламываясь на куски — кажется, осознание уже прогрызает защитную кору, чтобы сбежать на волю. Сердце сжалось испуганной пойманной хищником птичкой и внутри всё обмерло. — Блефуешь же. — Разве? — прозвучал риторический вопрос. — Ты как никто другой понимаешь, что это не так. Перед тем, как получить задание, тебе рассказали кто я такой, может не всё, но в общих чертах должны были. Тебя не посылают за шкурой абы кого. По твоей части разбираться с опасными людьми, которые оказались не по зубам начальству. И всегда действуешь по одной схеме: привязать к себе человека, а потом убить, наплевав на его доверие. А что если схему обернут против тебя? Что если найдётся человек умнее? — Хочешь сказать, что привязал меня? — поднялся с места, неприятно ухмыльнувшись. Очевидно, что слова Смита для него слышались сущим бредом, который иначе как фантастику воспринимать не получится. — снова несёшь херь, да ещё с такой рожей. Напрашивается, чтобы её в стену припечатали, — неторопливым шагом направился в противоположную часть спальни. Будто всё идёт по заранее составленному плану. Будто он прекрасно проинформирован в том, что делать дальше, когда правда всплыла на поверхность, и теперь они оба открытые враги, разделившие одну постель. — Да, и как видишь это дало свои плоды — тебе не удалось меня прикончить, как бы сильно не хотелось этого сделать. Я жив, а значит приведу в исполнение свой план, — никак не отреагировал на всплеск чужих эмоций, для него это ничего не значило. — Чтобы было по-честному могу рассказать о нём. Хочешь послушать или это пустая трата времени? — Те чёртовы бумаги, которые мы искали в твоём кабинете. Это ведь в них всё дело, да? — все говорят, что стоять спиной к противнику это ужасная тактика, ведь затылком не сможешь проверить местоположение, но на данный момент Леви задумался не над этим. И даже не над тем, что было в тех документах: когда он мог наконец-то покончить со всем цирком, его что-то останавило, впервые дёрнув за шкирку тогда, когда останавливаться категорически нельзя было… Но почему? Любовь здесь точно не при чём, ведь Аккерман ничего не чувствовал, смотря на личность перед собой. Эта была всего лишь игра, в финале которой он должен был победить, запачкав руки кровью, но зато получив деньги за того, кто нёс опасность для важных лиц. Он не герой, но и не злодей. Он — тот, кто стирает с лица земли «мешающих» деятельности боссов людей, получая от этого и удовольствие, и бабки. — Да, дело в них, — качнул головой, подтверждая догадку. — Это химическая разработки, и ты правильно понял для чего она. Сначала мы с твоим «работодателем» не преследовали определённой цели. Были безумными учёными, которые исследуют всё и вся, но я начал мыслить в другом направлении. Я хотел создать вирус, который может убить большую часть населения земли, оставив в живых лишь сильнейших особей. Естественный отбор, если говорить проще. Но мой компаньон отказался, назвал меня сумасшедшим. Я не собирался просто так забыть об идее, поэтому выкрал формулы и сбежал, решив, что всё до конца доведу самостоятельно, — открыв свою историю, он ничего не почувствовал, кроме сильной усталости и желания как можно быстрее со всем разобраться. — Я знал о тебе с самого начала, так как имел доступ ко всем людям корпорации, поэтому для меня не было новостью, что явишься именно ты. — Если был осведомлён, то к чему было это представление? Зачем нужно было играть роль счастливой парочки? Проучить захотел? С какого хуя решил, что у тебя получится? — не повышал голоса, но глухие фразы звучали отчётливо, тоном можно было и вулкан заморозить. Глаза пожирали узоры на обоях красными углями, мышцы тела напряжены, руки лежат по обе стороны тумбочки у двери, а кулаки сжаты от едва сдерживаемой ярости так, что ногти оставляют следы на коже. Удивлён, потрясён, разгневан, а истинный замысел лишь удвоил негативные эмоции. — И весь этот грёбаный план… Перенаселение, верно? С ним хочешь бороться? — Первое: всё для того, чтобы твой нож не прирезал меня. Надо было быть уверенным, и я во всём убедился, — как ни странно, в отличие от собеседника, Эрвин был спокоен. Не возмущён и не разъярён, потому без проблем сохранял хладнокровие и сдержанность. — Второе: да, я хочу с ним бороться. Мы слишком жестоко относимся к природе, к Земле. С этим надо что-то делать. Тем более, под этот план попадаю и я, потому сражаться будут не только обычные люди. Никакого антидота нет и не будет. Выживут только те, у кого хватит специальных навыков. — Ясно, — только и ответил, не в силах выдавить больше ни слова. А что можно было сказать, как прокомментировать? Они играли друг с другом, намекали о реальных причинах своего присутствия здесь и сейчас, но не афишировали до тех пор, пока не стало ясно, что нет среди них двоих ни охотника, ни дичи. Делали вид, что любят, хотя на самом деле это была шахматная партия, где одно решение могло выдать окончательный итог. Раньше или позже. Всё это время. Леви, чтобы убить, а Эрвин, чтобы не быть убитым. Как всё обернулось-то — до истерического смеха абсурдно и глупо. Его же методы сыграли против него, повесив на шею вместо галстука верёвочную петлю, которая только что затянулась. Отточенный разворот по направлению к Смиту, а в руке красуется пистолет, как всегда хорошо вычищенный и смазанный, направленный в грудь, к которой однажды прижимался, времени действительно чувствую себя в полной безопасности: — А если я убью тебя? Всажу тебе в башку свинец, а труп оставлю гнить, а? — Убивай, сбегать не стану. Я перед тобой, полностью безоружный, — поднял руки в знак капитуляции, чуть ли не призывая к совершению убийства. — Вот только сможешь ли? — наклонил голову в сторону, вопросительным вызовом смотря на Леви. Эрвин ожидал этого. Догадывался, что Аккерман провернёт что-то подобное, попытается обойти грабли, на которое наступил, ведь на его счету не было ни одного проваленного задания. Может, самое время сделать исключение?.. Смита это не волновало. Если погибнет, значит такова судьба, а если сердце продолжит биться, то будет продолжать двигаться по намеченному пути. — Хватит у тебя сил убить меня? Большой палец мягко спустил курок, в то время как указательный покоился на спусковом крючке, как бы предупреждая, что не надо делать необдуманных поступков, если не хочется угодить в шумиху раньше положенного. Всего лишь произвести выстрел, который разбудит соседей и, возможно, будет слышан в соседних домах. Всего лишь-то. Избежать наказания не проблема. Сами руки не тряслись, но он чувствовал некие побуждения и призывы организма к этому. Тщательно сопротивлялся, продолжая удерживать себя настолько, насколько это было возможно. Нажми. На. Ебучий. Крючок. Докажи, что ещё можешь сделать это, а произошедшее в спальне просто недоразумение! Почему всё ещё стоишь здесь, вместо того, чтобы наконец пристрелить цель, написать боссу о завершении и заняться своими делами, как прежде? Тебе дали уйму времени, сказали, что Смиту необходимо закончить доработки, усовершенствовать то, что имеется, так что можно издеваться сколько душе угодно, но осознавая меру. И что мы имеем? Наёмника, который не может выполнить заказ. По-идиотски выглядит, правда? Палец на спусковом крючке выбрал слабину, нажал чуть сильнее… Произошёл выстрел. Патрон пролетел в паре сантиметров от черепушки, а стрелок, воспользовавшись замешательством жертвы, скрылся в ночной мгле.❂❂❂❂❂❂❂❂❂❂❂❂
Он находился на крыше одного из многоэтажных зданий, смотря на ночной город и наслаждаясь холодным ветром, зарывающимся в волосы. Любовался многотысячными огнями мегаполиса, в котором живут десятки, сотни, тысячи таких же бесчестных ублюдков, как он сам. А ведь безобидные барашки даже не догадываются, какие волки живут по соседству, и в этом вся их проблема. Разве можно долго прожить в мире, не отрастив клыков или хотя бы когтей, и всю жизнь существовать в одном мягком меху? В таком случае, остаётся надеяться на одно: когда тебя будут жрать заживо, палач подохнет от пуха, застрявшего в горле. Сегодня город лишиться ещё одного человека, что считался кровожадным хищником, но оказался блеющим травоядным. Или Леви сам записал его во второй список, исходя из личных выводов?.. Хороший вопрос. Говорят, мнению об окружении и о людях свойственно меняться. Для него время вновь остановилось, совсем как однажды на одной кухне с включённым кантри, иначе он не мог объяснить, почему на душе было гладко и спокойно, как в море во время штиля. И сердце уже не колотится, кажется, вообще отключилось за ненадобностью, ведь тем, кто рушит жизни, оно ни к чему. К героям, защитникам города его не припишешь — больно уж жестокие методы расправления с преступниками. В злодеи тоже, ведь не берётся же за заказы по ликвидации мирного населения. Так кто же он на самом деле? Хороший или плохой? А тот, кому он одним из прошлых вечеров позволил уйти невредимым? С одной стороны преследовал благую цель, но с другой… А впрочем неважно. Задание будет выполнено в любом случае, а отвлекаться на посторонние размышления — потеря концентрации. В очередной раз выдыхая сигаретный дым, который из-за своей серости никак не сочетался с яркими городскими вспышками, он глядел куда-то вдаль, ища, за что бы зацепиться, на чём остановить взгляд. Но как назло не мог найти того, что способно было сполна утолить какую-то жажду красоты в пейзаже. Помнится на кое-кого он мог смотреть часами… Блять. Медленно сделал затяжку и слегка поперхнулся. Мысли снова возвращались к воспоминаниям о призрачном образе, подкрадываясь со спины, как безжалостные и искусные наёмники. Убийца для убийцы… Парадоксально, но было бы забавно посмотреть на такую стычку. Ради разнообразия поучаствовать. Задрал голову вверх пытаясь увидеть небо, которое заменяло гигантскую книгу с иллюстрациями; и едва заметные точки звёзд, что глядели на людишек свысока, освещая путь, будто зажжённые свечи, которые вставили в канделябры, но темнота всё сгущалась, намереваясь окутать собой каждую подворотню. Тяжело вздохнув, он докурил сигару и отбросил окурок в сторону — стоило поторопиться, пока не стало слишком поздно. Автоматический ряд действий: присел, укрывшись за парапетом, вскинул оружие к плечу, снял с предохранителя, передёрнул затвор и поймал в прицел «мишень», как и обучали. А перед глазами маячила его частая и прекрасная улыбка, которая всегда обескураживала, и неважно, на каком этапе «отношений» они находились. Прицел столь же спокойно преследовал область груди, выжидая нужной секунды. Он не должен налажать также, как в прошлый раз. Леви почти нажал на курок, когда цель скрылась за стеной, что заставило отвернуть голову и упереться взглядом во мрак. Куда же делось время, когда он мог убивать без колебаний?.. Наверное осталось там же. В той самой гостиной. В тот самый момент, когда он трусливо сбежал, как пёс, которого ожесточённо побили железной балкой. Не нажал на «спуск» тогда, вот теперь и расплачивайся тем, что сделаешь это сейчас. Нужно собраться с мыслями и действовать. Покончить с этим. Опалив лёгкие ледяным воздухом, снова посмотрел в прицел. Подумал, что всё имело вариант закончиться намного лучше, если бы не обстоятельства. Если бы этой идиотской задачи не было бы и в помине. А после уже рефлекторно пальцы нажали на спуск. Разумеется, выстрел даже из снайперской винтовки с глушителем не может остаться незамеченным, потому не стоит здесь задерживаться. Проблемы с властью тот ещё геморрой. Поправив маску, поспешил ретироваться с крыши и смешаться с высокими зданиями, которые теперь тоже казались серыми, как табачным дым. Повезёт, если тело найдут на рассвете следующего дня, а не тогда, когда внутри заведутся плотоядные черви, обустроив в кишках семейное гнёздышко. Сегодня город лишился ещё одного человека. Ну как человека. Свиньи, которая отправила его на последнюю миссию, что так пошатнула внутренний мир. «Если ты не прикончил эту падаль, значит, это сделает кто-то другой» — там ему сказал босс, узнав о том, что бывший сообщник всё ещё жив, разгуливает на свободе, бумаги исследований не уничтожены, и результаты в общем случае далеки от положительных. Но нет. Такие условия, где охоту за строптивым барашком будет вести кто-то другой, в ультимативной форме не устроили, потому конфликт пришлось решить конфликт менее скандальным способом. Пиф-паф и умер, с кем не бывает? Времена нынче тяжёлые, обитатели планеты убивают друг друга буквально за что угодно, мало ли что произошло в том кабинете… Леви не позволит какой-то гнусной шавке скалить зубы на его цель. Безумную, ненормальную, стремящуюся запустить обратный отчёт до глобальной катастрофы и гибели большей половины человечества, та, которую он не смог поймать в первый раз, но лично его. И только ему решать каким образом и когда она погибнет.Когда-нибудь пуля настигнет того, кому она предназначалась изначально. Тогда, когда выпустивший её на волю поймёт, что совершил ошибку, промазав в первый раз.
А на патроне том, какому суждено стать соучастником в убийстве, будет высечено «Эрвин Смит»