kurēn – chan.

месяц. он уже пробыл здесь месяц. как же лиаму осточертел этот март. готов на всё, лишь бы больше никогда его не вспоминать. но лист календаря перелистываться, как назло, не желает. всего восьмое число, а он уже готов выть волком, прятаться подальше от этого места и этой жизни. только бы не тут, не проводить в этом месте положенный остаток лечения. пожалуйста. здесь противно. запах лекарств чувствуется даже в палатах, кровати твёрдые, а полы ледяные. всюду холодно, словно на улице, а в одеялах толком не согреться. по ночам лиам не чувствует рук и ног, даже когда рядом работают обогреватели. если он не умрёт от потери веса, то точно замёрзнет до смерти. и мерзкие охранники, которые сально смотрят и гогочут в уголках своих каморок. один из них постоянно норовил прикоснуться к плечам или спине, что явно против правил. дежурят они в столовой, следят, чтоб все поели на пару с врачами, а если кто-то им противится – приводят в чувство силой. одну девочку, кажется, лет семнадцати, плакавшую навзрыд и упавшую под стол, вытащили оттуда рывками и крепко приложили телом о столешницу, оставив синяки. словно тюрьма, и это без преувеличений. а чего стоит всепоглощающий запах тошноты, от которого мутит невозможно сильно. первым порывом после настолько обильного приёма пищи у многих там было желание избавиться от только что съеденного. никого не пропускали в туалеты два часа после еды, а если возникала необходимость – отпускали чуть ли не под конвоем. всё медленно сливается в один сплошной ужас. ему необходимо лечение. необходимо оправиться и иметь возможность встать на ноги без чужой помощи. но такого.. если лиама вернут сюда вновь спустя время – он не вынесет. сбежит к чертям, но больше ни ногой в это проклятое место. так он думал до этого несчастного бумажного журавлика на кровати. с пару секунд лиам смотрит на это крохотное творение удивлённо. озирается с пару секунд, думая, что это упало.. с неба? других объяснений почему-то не находится совсем. его палата была на четвёртом этаже, с улицы даже ничего не подкинешь, да и окна санитары закрывают постоянно. пальцы осторожно подбирают оригами, касаются опасливо, боясь повредить тонкую бумагу. просто журавлёнок из алой бумаги с чуть покосившимся клювом и подбитыми крыльями. он кажется таким контрастным и неподходящим на фоне мрачных стен однако.. заставляет улыбнуться. совсем слегка, даже едва заметно. интересно, всё же, откуда он такой появился? правда с неба прилетел, что ли? “ за обедом ты выглядел грустным, поэтому я решил сделать это. побоялся, что санитары подберут, поэтому положил сразу на кровать, прости. надеюсь, что оценишь, я правда старался. твой загадочный отправитель журавликов из двести пятнадцатой палаты. ” всё это было выведено мелким, неровным почерком на тыльной стороне бумаги. кажется, что человек, писавший это, сильно торопился.. или у него настолько плохо с чистописанием. эти пять строчек лиам перечитывал раз двадцать. думал так и так, мысленно воображая, кому из медперсонала понадобилось так подшучивать над ним. несколько дрянных мыслей о преследовании в голове мелькнуло, но растворились моментально – параноидальностью он никогда не отличался. да. это мог быть только медперсонал. ни с кем из пациентов здесь он знакомств не заводил. больно он им нужен – такой уродливый. вот только к врачам он тоже отношения не имеет. занятно выходит. но, раз уж кто-то это начал и действительно немного поднял настроение, заставив наблюдать перед собой хоть что-то кроме бесконечной пустоты и убожества, можно и отблагодарить отправителя. какая там палата, двести пятнадцатая? пусть всё и ложь, появившаяся лишь из-за желания посмеяться над ним, на пару секунд ему стало легче. руки тянутся к ящику тумбочки, перебирают бесчисленное множество полароидных снимков, сваленных в огромную кучу, пока не останавливаются на одном. яркий, необычайного багрового цвета закат и бледное солнце посередине, из которого будто вырастает море. достаточно старое фото, снятое ещё в каннах пару лет назад. лиаму снимки с той поездки нравились до безумия, поэтому прощался он с ними обычно нехотя. но не сегодня – хотелось порадовать и впечатлить кого-то, кто бы он ни был. “ знаешь, тут все не особо счастливы, поэтому тебе тоже может понадобиться что-то для поднятия настроя. спасибо за журавлика – он очень милый. надеюсь, тебе нравятся закаты. твой загадочный отправитель фотографий из сто девяносто восьмой. ” – от полнейшего абсурда его действий лиаму хотелось рассмеяться в голос. до чего же странная стилистика, будто в девятнадцатый век попал. босые ноги едва слышно шлёпают по плитке в коридоре. проходить надо было очень тихо, чтобы не пришли медсёстры – в тихий час палаты покидать нельзя ни под каким предлогом. двести.. пятнадцать. вытесненный золотыми цифрами номерок поблёскивает в сумерках. лиам отчего-то медлит. смотрит слегка нерешительно, отходит на пару шагов назад, однако подбегает назад тут же и подкладывает снимок, завёрнутый в послание. изнутри, кажется, только этого и ждали – едва заметная тень подарка в дверной щели исчезла моментально. “ ты был прав, мне действительно нравятся закаты. я даже сам об этом не знал, но спасибо. интересно, а если отправлю тебе что-то подобное второй раз, ты снова впечатлишься? говорят, что эти животные – это символ благодарности, но настоящего, увы, подарить не могу. ” – это пришло лиаму на следующее утро, вместе с пурпурным бумажным единорогом. с этого момента абсолютно всё пошло не так, как лиам ждал. на небольшом столике у кровати количество оригами всё увеличивалось, кажется, скоро их будет некуда ставить. стопка снимков же постепенно начала уменьшаться и исчезать, но его и это не остановило. почему-то переписка со странным незнакомцем была куда важнее. лиам чуть ли не со слезами умолял побыть на улице подольше, чтобы успеть сфотографировать что-то невероятно потрясающее. если учитывать, что раньше он просиживал всё свободное время в палате, прячась от чужих взглядов и гнетущей обстановки и тупо сверля взглядом стену, это можно было назвать неким прогрессом. вот только лиам не знал, кто является его источником счастья. пару раз, когда всех звали на обед, он пытался проследить, кто же из двести пятнадцатой выходит, но в выходящей толпе все лица смешивались. сначала он жалел из-за того, что не мог видеть загадочного отправителя, а после кое-как смирился. в конце концов, что от этого поменяется? главное, что терпеть происходящее теперь не составляет такого труда. всё бы и продолжалось в таком ключе – глупо и даже странно, словно в дешёвых романах. но везде тайны и секреты со временем явью становятся. и в этой истории было точно так же. лиам снова втихую бежит к заветной двери с уже въевшимся номером. переступает осторожно и задерживает дыхание, когда слышит голоса медсестёр буквально в нескольких метрах от себя. идёт быстрее, постоянно оборачивается, словно думает, что его это убережёт. вот только зря. резкая боль где-то в плече, подкосившиеся колени, и он моментально на пол валится. неужели встретился с кем-то из персонала? очень приятно, ничего не скажешь. – смотри, куда прёшь! но это всего лишь парнишка. низкого роста азиат с необычно узким разрезом глаз и тонкими губами. он треплет волосы, смотрит раздражённо в пол, головы не поднимая и шипя что-то под нос, сдавливает в руках.. оригами? точно. маленькая бумажная собака, а если приглядеться, можно и надпись на боку заметить. не бывает ведь в жизни таких совпадений, правда? сейчас он проснётся, и это окажется плохой шуткой воображения. – а я уж было думал, что ты очередной старый извращенец, желающий помахать дубинкой. – совсем обнаглел, ты.. юноша замолкает моментально, едва видит протянутую к нему руку со сжатой в ней фотографией. на снимке, даже в полутьме, можно заметить пушистого светло - бежевого пса, с размытым хвостом, – вилял им много, – чудом забредшего на территорию лечебницы. ближе к нему лиам подходить не стал – аллергия, побоялся задохнуться. – вот так истинный сюрприз. таинственный отправитель журавликов, полагаю? – да.. – слава богу, наконец-то я нашёл вас! – может не будем говорить цитатами стосорокалетней давности? лиам тихонько хмыкает, помогая юноше подняться. уж не такого он ждал. совсем нет. разрез глаз у того правда странный, внутренние уголки словно заворачивают вниз, всё больше давая этому человеку сходства со змеёй. а вот даже осторожная улыбка попросту пугающая. по стандартным меркам красотой он наверняка не отличался, но вот по меркам лиама.. необычно. и на него можно долго смотреть. наверное, дальше им вновь нужно о чём-то поговорить. но возникают проблемы. если раньше лиам искренне думал, что ничего страшного от того, что они друг друга не знают, не случится, то сейчас прямо наоборот. подобрать слова к настолько странному, – а какие ещё отправляют оригами незнакомцам? – человеку очень непросто. – кто ты? – коганегава шуичи. прошу прощения за мою недавнюю грубость. я совсем не ждал, что это окажешься ты. мне жаль. правда, очень! я не хотел тебя обидеть, или..  – эту тираду пора закончить, иначе конца видно ей не будет. – брось, брось, всё в порядке. я не злюсь, или что-то в этом роде.. я лиам данрагс, если что. можешь просто по имени. они смотрят друг на друга с некой заинтересованностью, явно исследуя взглядом, но вот заговорить дальше почему-то боятся. стоят и мнутся на месте, словно маленькие дети, в руках держат эти несчастные сюрпризы, сейчас почему-то кажущиеся очень глупыми. при встрече глазами лиам неумолимо краснеет, а шуичи только бурчит себе под нос что-то на неизвестном лиаму языке — позже выяснится, что это был родной для шуичи японский. – почему ты начал делать эти.. подарки именно мне? ты вёл себя, как сталкер. – я уже говорил. ты выглядел грустным, и всё тут. а почему тебя не интересовало, кто всё это делал? вдруг бы я оказался тем самым старым извращенцем, решившим помахать дубинкой? – а он не такой уж тихий и безропотный, каким казался. – один - один. научишь меня делать тех журавликов? я пытался сам, но ничего не вышло. – идёт. тогда ты расскажешь мне о своих снимках. я удивлён, что ты их нигде не публикуешь, они чудесные. наверное, лиам бы сказал парочку слов благодарности, но чужие шаги раздались буквально в нескольких метрах, внизу по лестнице. шуичи перехватывает его ладонь и тянет за собой. – побежали? и они бегут. дальше к другим палатам, смеются чему-то во весь голос. лиам до сих пор на ногах твёрдо не стоит, поэтому замедляться поневоле приходиться. в тот вечер их всё же поймали и прочли очень длинную лекцию о том, что вести себя подобным образом в стенах психиатрической клиники нежелательно. впрочем, на побегах друг к другу, фотографиях и оригами это никак не сказалось.