Рубин Черного принца

Хотите соглашайтесь, хотите нет, но в моей голове убийство произошло так: Джон Кроуфорд пришел в гости к Уильяму Крику. Обычно мистер Кроуфорд оставлял в его доме двенадцатилетнего сына, пока тот на работе, но на этот раз мужчина приготовил сюрприз: убийство ножом между ребер. Почему, спросите вы? Мистер Крик уже год как тяжело болен эмфиземой легких, и за день до убийства врачи сообщили ему о крайне тяжелой степени заболевания. Это значило, что вылечить постоянные кашель и одышку, мучающие мистера Крика даже в расслабленном состоянии, никак нельзя. На допросе подозреваемый Кроуфорд признался в том, что они с мистером Криком были хорошими друзьями. Его сын Кристиан подтвердил слова, добавив, что отец сильно беспокоился за друга из-за эмфиземы. К тому же в день перед убийством мужчины поссорились и, не исключено, что причиной стала болезнь Крика. Предполагаю, что, не выдержав мучений друга, мистер Кроуфорд схватил нож и на пике новой ссоры вонзил лезвие в его сердце. Почему я считаю этот вариант наилучшим? Во-первых, во время и после убийства подозреваемый Кроуфорд был в доме Крика. Во-вторых, отпечатки на орудии убийства (ну, или теоретически, на столовом приборе) обнаружились только хозяина (что ничуть не странно, ведь нож был для мяса, — хотя это довольно иронично) и Кроуфорда. Поэтому вывод напрашивается сам собой: никто, кроме Кроуфорда не мог убить богатея в его собственном доме. Соседи утверждали, что слышали ругань, и по этой причине вызвали полицию. Сам мистер Кроуфорд дал показания, что никаких недоразумений и ссор не было. Он ненадолго ушел в аптеку за лекарствами, а когда вернулся, Крик был уже мертв. Как раз в это время за окном появилась полиция. Но я верила лишь половине этих показаний, ведь следов третьего человека в доме не было. Единственное, что цепляло, это ругань. Не исключено, что Кроуфорд солгал, и на самом деле ссора случилась. Но также вполне вероятно, что она была с другим человеком, во время отсутствия подозреваемого. Также слова мистера Кроуфорда никак не объясняли записку, которую, как я считаю, оставил он сам большими буквами на белом листе: «Прости меня. Я пытался уберечь тебя, забыть, но ничего не вышло. Я не смог отпустить тебя раньше, но пришло время и теперь это необходимость. Я тебя люблю». Записку нашли на трупе Крика, когда приехала полиция разнимать ссорящихся, мешавших соседям. Теперь остались последние две проблемы: после первого суда мистера Кроуфорда признали виновным и засадили на неопределенный срок. Доказательств против него было достаточно для пятнадцати лет тюрьмы, однако наверняка никто сказать не мог. Даже отпечатки пальцев. Ведь поскольку Кроуфорд отводил сына к другу, неспособному много двигаться из-за болезни, значит, иногда он брал в руки нож для готовки еды и для сына, и для друга. Это по отдельности подтвердили Кроуфорд и его сын Кристиан. Вторая проблема заключалась как раз в его сыне. Мои товарищи в полицейском участке обсуждали, куда покатится жизнь маленького Кристиана. А непревзойденной девушке в красном вызывающем плаще, с длинными ногами и в туфлях с каблуком пришлось только слушать. Разумеется, это я о себе. — Бедный мальчик! — говорили они. — Скорее всего, после детдома Кристиан и не вспомнит о прошлом, о его отце! — После детдома? Да что там! Уже там ему будет так плохо, что… Ох, я даже представлять не хочу. Ну почему некоторые родители столь ужасны? — Вот именно! Мальчик будет скучать за папой, хотеть домой. А что ему на это скажут? Что он не вернется домой, потому что его папа — убийца! Ох, это его просто убьет, — кудахтали стажерские курицы и петухи. А я пусть и была такой же стажеркой, но у меня по крайней мере в наличии имелся опыт. Правда, это был опыт грабителя, но, пф, сути не меняет. А ребятам предстоит еще многое узнать. Надеюсь, у них нет аллергии на дерьмо, кровь и трупов. Тут они этого насмотрятся. — Ребенка я возьму на себя, — сказала я. Все тут же замолкли. Их лица напомнили мне удивленных мопсов с выпученными черными глазищами. Такое выражение было у мужчины, у которого я неудачно попыталась своровать золото. Моя работа была проста: находишь жертву, сталкиваешься с ней и в то время, пока она в растерянности, хватаешь вещь из ее кармана и быстро уходишь с извинениями. На словах все очень просто, на деле же… поверьте, точно также. Необходима только практика. Вот черт... Точно, я же теперь не ворую. Тогда забили. — Ты? Возьмешь ребенка на воспитание? — переспросила Луиза. Господи, ну почему удивленные люди внезапно становятся глухими? Будто им только что «выписали» разряд шокером и так удачненько: по обоим ушам. Я не ответила, заведомо найдя разговор бессмысленным и глупым. — Прости, Мариан, но, учитывая твое преступное прошлое, это плохая затея. Ты только стала на путь к исправлению, к тому же сама еще молода, восемнадцать лет — это выход из детского возраста. Ребенок может перенять плохие привычки, нездоровый сон и пищу. А еще слова. Среди нас ты раза в два чаще употребляешь нецензурную лексику. Не боишься, что ребенок вырастет хулиганом? — сказал Чарльз. Чарльз был добрым паинькой, который боялся всего, что движется. Меня самую малость бесила его ниспадающая со лба волнистая прядь светлых волос, но за несколько лет знакомства я как-нибудь свыклась. — Ты же знаешь, что я на это отвечу, — уверенно сказала я. — Знаю, — ответил Чарльз отчаянно. — Зачем тогда болтаешь? — Надеюсь прибавить тебе ума. Но если тебе настолько плевать на мнение окружающих... Что ж, хорошо. Ступай и воспитывай своего Кристиана, — закончил он, сложив руки на груди. Пришло время его порадовать. — Не дуйся, Калвер. — Я вытянула из кармана сверток и протянула ему. — Партнерам не стоит ссориться в первый же день. К тому же я рассказала о Кристиане лишь для того, чтобы вы, паникеры, не кудахтали. — Партнерам? — встрепенулась Луиза, стоявшая недалеко. Луиза, Чарльз и я не были друзьями. Скорее просто знакомыми. Чарльз как-то помог мне с домашним заданием, после мы разговорились. Луиза же жила за правилом: «все друзья», хотя нормально она так ни с кем и не общалась. Эта девушка просто боялась остаться одной, поэтому цеплялась за любого человека. И почему-то самым удобным для нее человеком стала я. — Поручение от майора Фарлоу. Недостает лишь твоей подписи, — сказала я серьезно. Откровенно говоря, я хотела работать сама. Наверное, в академии не прошло ни одного дня без того, чтобы я не напоминала знакомым о том, сколько преступников смогу словить при помощи своих навыков и опыта преступницы (да, я любила хвастаться темным прошлым). Однако, похоже, как раз этим старшие по званию решили воспользоваться, дав мне на обучение ученика. Это ведь меня вызвал майор, даже не нас обоих, поручив ответственность за себя и Чарльза. Хотя бы Луизы в этом цирке не будет. И на том спасибо. — Сам Фарлоу подписал? О-ого. Конечно, я согласен. Только у меня нет ручки, — сказал он встревоженно. — Твоего согласия никто и не спрашивал. Ты обязан поставить подпись, это приказ. А ручку возьми. Когда я передала документ и письменную принадлежность в дрожащие руки Чарльза, поняла, что дело дрянь. На его лице читались явные страх и радость. Ну конечно, он ведь вечно ходил за мной хвостиком. Недавно я сказала, что мы будем работать по-отдельности, что ему придется самостоятельно принимать решения и что от неправильного дыхания он помрет (ну ладно, признаю, чутка запугала паренька). Теперь представляете его радость и облегчение? — С-спасибо, — прошептал Чарльз еле шевелящими губами и поставил подпись.

***

На вопрос, почему я взяла Кристиана под свою опеку я ответить не могла. Быть может, я его пожалела? Или при первой встрече мальчик очаровал меня большими голубыми глазами? Нет. Скорее всего нет. Я помнила нашу первую встречу в том доме, помнила его полный ужаса взгляд во время допроса. Его педагог, Виктория Рэтлифф, была доброй молодой учительницей с короткой кудрявой стрижкой. Закон требовал ее присутствия во время допроса и она, как самая любимая учительница всех учеников, успокоила мальчика одним своим видом. В итоге полегчало не только мальчику, но и мне. Что же касается меня и моего прошлого, то после инцидента с фальсификацией документов жизнь полетела коту под хвост. А как же красиво я спланировала то ограбление! А каким масштабным оно должно было быть! Ах, эти воспоминания как бальзам на душу! Букингемский дворец пытались ограбить многие смельчаки. Однако не каждому удавалось заменить одного из королевских гвардейцев (их также называли медвежьими шкурами из-за черных шапок из натурального медвежьего меха). Я же смогла. Охрана обнаружила меня поздно вечером, когда я получила увесистый удар по голове. Оклемалась я от скрипа половиц, в темном пустом здании с мешком на голове. Я слышала звук шагов и грубый мужской голос. Звук приближался все ближе. Я хотела бежать, но была связана по рукам и ногам. И вдруг холодная кожа коснулась моей голени. Человека шатало, пока он разрезал веревку, вызывая мое удивление. Незнакомец освободил ноги, потом руки и, выключив фонарь, наконец сбросил мешок с лица. Было темно, спасителя не было видно, но как только он бросился освобождать еще одного пойманного, я поняла, что людей здесь немало. Я поспешила скрыться, ведь если незнакомец освободил меня, грабителя, значит все в этом месте — преступники. Когда я готова была незаметно ретироваться через окно, напоследок услышала мужские крики, удары и падение. Я оказалась права. Какой-то идиот освободил преступников, и за это те же люди его избили. Браво. После неудавшегося ограбления моя жизнь стала другой. Я повстречала людей, что изменили мое представление о мире. И только спустя несколько лет заметила украденный из Букингемского дворца рубин, который в итоге оставила, как последнюю ворованную вещь, напоминающую о былой жизни. До смерти родителей я не планировала идти в полицию. Однако тот момент стал для меня переломным. После ограбления Букингемского дворца я ввязалась в банду. Будучи младшей из всех, приходилось выполнять грязную работу, на которую взрослые не были способны: пролезть, вскарабкаться, достать. Я была зависимой от людей, но чувствовала себя нужной. И это вроде как грело душу, хотя я не была столь уверена. Родители не были в курсе моих увлечений. Только того, что я ходила на акробатику. Но как именно я использовала полученные оттуда навыки никто не знал. Все изменилось, когда наша компания разделилась, решив поиграть. Я с младшими ребятами против старших. Кто больше и быстрее достанет ценных вещей, чтобы потом сидя на крыше рассматривать безделушки и самые настоящие драгоценности, тот и победил. Не то, чтобы я хотела участвовать в конкурсе, но пришлось. По правде говоря, после Букингемского дворца я перестала воровать, только кое чем помогала напарникам. Так и прошло несколько часов: я держала мешки, лазила под кровати, проверяла щели пальцами, потому что мои, в отличии от остальных, не были толстыми неуклюжими сосисками. Так сложились обстоятельства, что как раз в день игры я должна была возвратиться домой раньше остальных, чтобы отпраздновать день рождения отца. Но по возвращении… я застала вторую группу в нашем доме, мгновенно помрачнев. Чья-то темная тень у окна бросила тяжелую, подаренную тетей вазу, что разбилась о голову отца. Кровь обильно растеклась по полу. Я застыла в ужасе. Тем временем вторая группа уже скрылась из виду. Я знала, почему они убили родителей, ведь была точно такой же. В голове отразилась отчетливая картина: мать и отец боролись, силой отбирали ценную вещь, что грабители желали заполучить. Иногда из-за сопротивления хозяев воры случайно или, если сильно злы, умышленно убивали людей, — лишь бы отобрать драгоценность. Когда я присела возле трупов родителей, заметила блеск в сжатом кулаке отца. Его рука была исцарапана с ненавистью, в густой крови. Я медленно раскрыла ладонь и в тот же миг по щекам покатились теплые слезы, а во рту стал ощутим соленый привкус. Кажется, это был второй раз в жизни, когда я плакала. Я смотрела на купающийся в лунных отблесках рубин, прикрывая рот руками. Это был он, тот самый украденный из Букингемского дворца рубин. Из-за него родители, знающие, что для меня была дорога эта вещь погибли. Кажется, я бы сутки просидела на одном месте, если бы к нашему дому не подъехала полиция. Повезло, что с соображалкой все было в порядке, и я быстро собрала все необходимые вещи, взяла рубин и сбежала. С тех пор я не возвращалась домой. В тот же год я закончила школу и поступила в полицейскую академию Лондона. Больше я не занималась кражей, наоборот, боролась с грабителями. Что же касается внутреннего состояния, то большая часть плохих привычек осталась, желание заниматься акробатикой никуда не исчезло, но теперь я понятия не имела, с чем именно она может помочь в жизни. Когда я впервые увидела Кристиана, узнала в нем себя, только младшей. Мне казалось, если я займусь его воспитанием, то словно начну жить заново, в моей жизни снова появится человек, которого я буду ценить. Главное, что Кристиан уже не в том младенческом возрасте, когда ему нужно менять памперсы, поэтому, думаю, я справлюсь. Мой дом был достаточно большим для одного человека, с двумя этажами, в которые входили две спальни (в одной двуспальная кровать на первом этаже, во второй — односпальная на втором), гостиная справа от входа, отделенная дверным косяком, напротив кухня, а над ней ванная. Оставалась только пустая комната, расположившаяся на втором этаже слева, которую я использовала в качестве тренировочного зала. — Чувствуй себя как дома, — сказала я первое, что пришло на ум. Кристиан, сжавшийся от неловкости, молча кивнул. Глаза мальчика опустились в пол. Мой рост превышал его на две, а может, даже две с половиной головы, поэтому с моего ракурса открывался вид на густую копну черных волос, с виду мягкую и растрепанную, но я находила ее своеобразно очаровательной. Обычно при переезде приходится раскладывать много вещей, однако Кристиан ограничился одним небольшим рюкзаком, в который, наверное, максимум поместится верхняя и нижняя одежда. Во время экскурсии по дому Кристиан оробел, увидев обклеенные серыми обоями стены. Мрачные оттенки стесняли его, пугали вплоть до дрожи в теле. Однако спустя время он, кажется, немного расслабился. Сперва я показала свою комнату, хорошо оснащенную наградами: медалями, грамотами, кубками и прочей подобной ерундой, пылящейся на одинокой полке возле шкафа-купе. У стены напротив стояла большая кровать, над ней висел портрет из выпускного. Мальчик поднял голову, заинтересовавшись им. Конечно, я была рада, что Кристиан начал проявлять интерес, однако предпочла бы, чтобы никто не видел картину, которую знакомый художник срисовывал с одной довольно забавной фотографии. Я давно хотела снять ее, но поскольку гостей в доме до этого момента не было (впрочем, Кристиана тоже нельзя счесть за гостя), я оставила ее для себя. После кухни и ванной мы добрались до комнаты Кристиана. Она была едва заметно меньше той, что внизу, однако казалась просторней за счет балкона. У стены стояла односпальная кровать, накрытая стеганым одеялом бурого цвета с молочными подушками. Напротив нее, у другой стены, стоял белый секретер со свечами, вставленными в массивный серебряный подсвечник. Старинные, придающие комнате уют вещи достались от отца-любителя-древних-вещей-и-атмосферы-замков. Кристиан положил рюкзак у стола, подле кресла с наброшенным пушистым пледом, изучая спальню бегающими глазами. Он не шевелился, словно боялся встретиться со мной взглядом. В этот миг я подумала о том, что, быть может, у Кристиана такие большие глаза из-за того, что он постоянно чего-то боялся? От этой глупой мысли хотелось судорожно рассмеяться, но на лице возникла только беспокойная улыбка. — У вас красивый дом, — сказал он неуверенным голосом. — Спасибо, — ответила я, сложив руки на груди. — Раскладывай пока вещи, а я приготовлю ужин. Честно говоря, я не готовила. Не умела и банально не хватало времени. Ежедневно в мой рацион входила пища быстрого питания, иногда заказывала что-нибудь из ресторанов. Однако с сегодняшнего дня все изменится. Перед тем, как забрать Кристиана к себе, я обзавелась полезными продуктами. Шеф-повар из меня на троечку, однако я была уверена, полна сил и желания. Ведь если ничего не приготовлю, значит, я что, впустую отдала деньги за фартук? И зря старалась? Ну уж нет. Кристиан кивнул и, как только я поспешила уйти, остановил меня у двери: — М-мисс Кендал, — сказал он, копошась в голове и перебирая пальцами край рубашки. — И-извините, но… В-вы не знаете, как мой отец? — недолгое молчание. — Е-его посадят? Я не знала, что ответить. Каким голосом говорить? Быть откровенной или солгать, подбодрить? Я вздохнула и со спокойным, но серьезным выражением лица сказала: — Джон Кроуфорд уже сидит. Как долго это еще будет продолжаться известно одному богу, однако я веду дело о убийстве мистера Крика. Пока что доказательств против твоего отца слишком много, но если он не виновен, я докажу это, и его освободят, можешь не сомневаться. Я не умела успокаивать. Хотела, но просто была не способна подобрать нужные слова. Я поймала взгляд Кристиана, не найдя необходимости в словах, потому что его глаза почти закрыла пелена сдерживаемых слез. Он сжал руки в кулаки, будто говоря себе: не плачь при людях, ну же, держи себя в руках. Кристиан протер глаза рукой и опустил голову, чтобы я не видела его лица. — За всю свою жизнь он совершил только один плохой поступок и… — начал он тихо, видимо, не подумав, и резко замолк. — У него уже был криминальный опыт? Что именно он совершил? — зацепилась за слова я, сперва не заметив, как мальчику плохо от моих догадок и предположений. Он уже пожалел, что сказал. Черт… Но я ведь тоже не виновата, мне дело расследовать надо, это моя работа! — Хорошо. Поговорим об этом позже, — попыталась успокоить его я. — Отдохни. — М-мисс Кендал, — не тратил надежду Кристиан. — Он хороший человек, поверьте. О-они с Уилья… мистером Криком были очень близки. Если бы это была неправда, отец не оставлял бы меня у него. Но я почти каждый день был у Уилья… мистера Крика. Я подошла ближе. Кристиан опасливо свалился на кровать, упершись ладонями сзади. Одеяло скользнуло под его пальцами, на ткани образовалась гармошка складок. Кристиан застыл. Я не знала, каким был мой взгляд, если он произвел столь бурную реакцию. Наверное, это был взгляд серьезного офицера на присяге, однако я надеялась излучать спокойствие, умиретворение. Хотелось успокоить и согреть мальчишку, но отсутствие актерского мастерства меня подвело. — Боюсь, что как раз из-за этого Кроуфорд совершил убийство. Вероятно, он не выдержал мучений друга и… — Кристиан не отводил испуганных глаз. — Говорят, между ними случилась ссора. Не может ли быть такого, что поругались они из-за болезни? Поверь, в гневе и отчаянии люди способны на безумные поступки. В гневе — с другими, в отчаянии — с собой. В твоем отце смешалась буря эмоций. Мы не можем быть уверены наверняка, что тогда случилось и из-за чего произошла та ссора. Не исключено, что твой отец спас друга. А ведь мистер Крик в любой момент мог умереть от нехватки кислорода. Представляешь, как это мучительно, в какой-то момент начать задыхаться и так до конца, пока жизнь окончательно не покинет твое тело? Впрочем, теорий существует много, но правда… правда, она одна. — З-значит, если он на самом деле спас Уилья… т-то есть, мистера Крика, его все равно не выпустят? — Дыхание мальчика было учащенным. На вдохе его грудь вздымалась, и сквозь рубашку проступали тощие клавиши ребер. Его бледная кожа, худые, облепленные тяжелыми брюками ноги пугали. Похоже, в последнее время Кристиан плохо питался. — Да, — жестко ответила я. Спустя несколько минут молчания я сказала: — Прости. Какое-то время тебе придется пожить здесь. Я понимаю, что тебе нелегко, но я сделаю все от меня зависящее, чтобы ты чувствовал себя комфортно. Постарайся не думать о плохом, все еще может наладится. — Собравшись уходить, я вздохнула, остановилась у двери. — Если тебе что-нибудь будет нужно, можешь просить. Я скрылась из виду, легонько прикрыв за собой дверь. Не знаю, правильно ли поступила, оставив его одного. Однако Кристиан вряд ли стал бы просить меня уйти. К тому же он шарахался от каждого моего движения, от каждого взгляда на нем. Хотя чему я вообще удивляюсь?.. Мальчик оказался в чужом доме, и новом, запутанном для него мире с незнакомцами. Придется попотеть, дабы наладить с ним контакт. Возвратившись на кухню, гармонично обставленную от стен до потолка в белых, черных и насыщенных лавандовых цветах плитами, я хотела было оставить затею с ужином, но вспомнив о худощавости мальчика, вернулась к первоначальному плану. Что ж, попробуем приготовить рататуй с рисом. Из овощей я взяла помидоры, кабачки, баклажаны и перец. Я слышала, дети привередливы к еде, поэтому, когда кружочки овощей были выложены в форму, соусом я полила только половину блюда. Осталось запечь рататуй в духовке. Тем временем я готовила рис, думая о том, что во время «экскурсии» по дому, Кристиан держался на расстоянии, словно его пугала одна мысль о том, что он вдруг может прикоснуться ко мне. Он не похож на трусливого мальчишку. Вовсе нет. Однако кажется, он боится не только меня, но и других людей. Когда мысли о Кристиане заволокли голову, вода из кастрюли начала выкипать. Рис не был готов до того момента, пока я не обожгла руку. В этот момент я прислушалась и услышала, как за спиной кто-то тихо шлепал босыми ногами. Я бы даже сказала, ножками. Шаги слышались все ближе, и наконец, человек показал свое лицо.