o vše je třeba dbát, co věčné být má

      В дверь постучали три раза, тихо, но быстро. Кошмар отложил ручку, щупальца заизвивались за его спиной, не поддаваясь его контролю на данный момент.       Ему не нужно было видеть, чтобы понять, кто стоит за дверью.       – Входи, Даст.       Дверь открылась, и Даст проскользнул внутрь, закрыв дверь с громким стуком, когда его рука дёрнулась. Он чувствовал себя и выглядел несчастным; едкое послевкусие его эмоций уже несколько часов витало в замке, и Найтмер всё ждал, когда же тот появится. В нём бушевал настоящий водоворот – смесь кислого смятения, солёной грусти и горячего гнева, и всё это таяло, заменяя привычный привкус вины и апатии.       Пыльный всегда казался апатичным, его выражение лица оставалось безучастным за исключением разгара битвы или когда он чего-то желал, но сейчас ничего этого не было. Его зрачки были словно крошечные булавочные головки, плечи ссутулились, отчего он казался ещё меньше, чем был на самом деле. Он ёрзал на месте, руки напрягались, показывая, что он сжимает и разжимает кулаки в карманах.       – Хей, босс.       Кошмар подманил его ближе, и Даст сделал шаг вперёд, затем одно из его щупалец усадило его на свободный стул, стоявший у стола.       – Что привело тебя ко мне?       Пыль замешкался, на мгновение отведя взгляд в сторону, чтобы посмотреть на своего брата.       – Я... Кросс.       Конечно. Ночной знал, ведь ничто другое не могло вызвать у Даста такой эмоциональный сдвиг. Это была расплата за то удовольствие, которое Даст получил прошлой ночью, и побочный эффект того, что он хотя бы раз не был перегружен магией. Если бы он был честен (а это было не так), Кошмар был немного раздражён из-за того, что ему не пришло в голову заставить Пыльного измотать себя битвой с самого начала.       Как и все его мальчики, Найтмер полагал, что Даст знает, что для него лучше. И этот скелет знал, чего хочет. После боя от него всегда исходило спокойствие, и босс наивно полагал, что так будет лучше. Он не совершит эту ошибку снова.       – Да? А что с ним?       – Я... – братоубийца бросил взгляд на стену, его надбровные дуги менялись между нахмуренными и напуганными. – Он... Пугает меня.       Признание казалось таким тяжёлым. Оно было смелым и нехарактерным, трижды подчёркнутым паникой. Даст зажмурился, сжавшись, как будто на него уже кричали.       – Он запутывает тебя ещё больше, не так ли? – сказал Кошмар, возможно, немного мягче, чем хотел, но Пыль отказался встречаться с его ровным взглядом даже на мгновение, всё ещё сидя с закрытыми глазницами и дрожащими плечами.       – Да... – в его голосе ощущалась дрожь.       Тишина между ними тоже казалась тяжёлой. Давящей, удушающей – Даст плакал. Какая-то часть Хранителя Негатива наслаждалась этим изменчивым коктейлем, а другая понимала, что он должен что-то сделать, иначе всё будет бесполезно. И, возможно, была часть, которой тоже было противно видеть его таким, хотя прозвучавшая в голосе подчинённого нота была почти комфортной.       – Это слишком... – Пыльный стал задыхаться, наконец открыв глазницы и посмотрев на Найта. – Так много... Ты можешь забрать их, так ведь? Ты забирал у Киллера, когда он... Забери их... Пожалуйста, забери их.       Щупальца Кошмара дёрнулись позади него, готовые вот-вот рвануться вперёд и обвиться вокруг аппетитной закуски скелета перед ним. Ни для кого не было секретом, что он устраивает банкет благодаря Киллеру, когда тот просит об этом, но Даст никогда не просил о таком же лечении.       – Твои эмоции? – спросил он вместо настоящего вопроса, который хотел задать, но не позволил себе.       – Да, это... Это слишком. Пожалуйста, босс... Я...       В мольбах не было особой связности, но этого было достаточно, посчитал Найт. Он встал и обошёл вокруг стола, его щупальца уже обвились вокруг Пыли сквозь пустые пространства между большеберцовыми и малоберцовыми костями и над его дрожащими руками.       Ему предложили ДУШУ, не спрашивая об этом, мягкое свечение, не характерное для скелета, слишком тусклое. Он взял её в руки, и Даст слегка обмяк, почти растаяв в своеобразном кресле.       С тихим вздохом он призвал усталую магию, пробив барьер оболочки фалангой пальца. Блёкло-сиреневый цвет Даста смешался с чёрной скверной, эмоции обрели форму по приказу Кошмара.       Из пробитого отверстия полилась густая, вязкая жидкость, и Найтмер поднёс её ко рту, чтобы слизать. При первом же прикосновении магического языка Даст вздрогнул и быстро обмяк, выпуская из себя всё больше и больше. Его зрачки затуманились, и он что-то пробормотал, слишком тихое и бессвязное для понятной речи. Вкус эмоций был точно таким же, как и издалека, но гораздо сильнее.       Щупальце погладило подрагивающие пальцы Пыльного.       Он отстранился, когда больше ничего не осталось и вернул душу обратно. Теперь она выглядела почти как у Хоррора, в центре осталось лишь пятнышко магии Даста. Он знал, что она придёт в норму в течение дня или двух, и это было единственной причиной, по которой он согласился.       Примерно в этот момент Пыль замолчал, уставившись пустым взглядом в одну точку с такими же затуманенными зрачками. Это не было похоже на его обычное бесчувственное выражение, в основном потому, что обычно оно не такое вымученное. Он выглядел как оживший труп, даже если не принимать во внимание, что он скелет.       – Спасибо... – сказал он, когда ДУША вернулась на законное место с ровным выражением лица, лишённым всех эмоций. Кошмар просто кивнул.       – Без проблем. Ты свободен.       И Даст ушёл, когда щупальца чернокостного отпустили его. Его движения были механическими: левая нога, правая нога, остановиться, поднять руку, открыть дверь, левая нога, правая нога.       Кошмар не мог понять, что он чувствовал, глядя, как тот уходит, но на его языке ещё было послевкусие эмоциональной смолы, так что это не имело большого значения. За долгие годы они привыкли, что замок работает в одном режиме, и Найтмер не мог винить Пыльного за то, что вмешательство Кросса сбивает с толку.       Или пугает, как он сказал.       Но он не считал это чем-то плохим, нет. Даже он не был всемогущ, как бы силён он ни был. Когда эмоции Даста стабилизируются, он, возможно, согласится.       Никто из остальных не приходил к нему с жалобами, и он чувствовал маленькие всплески неожиданной радости или довольства то тут, то там, которые двигались вслед за Кроссом. Его присутствие благотворно сказывалось на замке.       И команда в последнее время стала работать лучше.       Найт тоже не жаловался.