***
– Достали, придурки, сил нет! Постоянно то ржут, словно кони, то флиртуют, то дерутся – хрен сосредоточишься. И так кругом пекло, как в самых поганых владениях клана Цишаньвэнь. – ругался Хэ Пэн. Он расположился на стуле аккурат перед большим вентилятором, вытянул ноги, раскинул руки и, откинув голову назад, пытался впитать в себя побольше ветра, словно взаправдашний заклинатель – энергии. Костюм Вэнь Чао располагал недалеко уходить от роли. – Расслабься, чувак, остынь! – Юй Бинь оторвался от телефона. – Нас с тобой для закадровых лишь иногда снимают. – Тебя чаще многих, – заметил Чжу Цзаньцзинь, вошедший в комнату отдыха. – Да потому что красавчик я черноглазенький! – Юй Биню скромности не занимать, а чёрные линзы Призрачного генерала во все белки глаз по-прежнему с ним. – Но некоторые под камерами почти что всё время – ни пёрднуть, ни вздохнуть, ни передёрнуть – главгерои. – Фу-у, Бинь-Бинь! – стукнула его бутылкой воды Сюань Лу, ещё солдафонского юмора здесь не хватало. – А вы не завидуйте, – послышался голос. Лю Хайкуань, словно старший брат Лань, пришёл вслед за Цзаньцзинем и достаёт наушники, чтобы послушать музыку в телефоне. Юй Бинь улыбается, он отмечает, актёры в костюмах посреди современных вещей выглядят стёбно, словно путешественники во времени или гости из параллельной вселенной. И ему это нравится. А ещё не все и не всегда полностью выходят из роли, как и его восприятие коллег со стороны порой путается с восприятием их персонажей. Сложный номер. – Тоже мне, бедненькие, – фыркнула Мэн Цзыи, дева Вэнь, подправлявшая маникюр. – Они развлекаются! – Э-э-э, такое себе удовольствие, – заметил Хэ Пэн. – Одно дело играть любовные сцены с партнёршей, а другое – эти ваши, – с презрением, – круглосуточные бромансы. – Они репетируют, – возразила ему Сюань Лу, отпив воды. – Репетируют, говоришь? – А ты сам попробуй не провалиться и не засмеяться, заглядывая за шиворот к другому мужчине, зная, что первооснова истории – это БЛ. И что наряду с персонажами зрители будут шипперить тебя и твоего партнёра по съёмкам. – Откуда ты слова-то такие знаешь, Лу-Лу? – Люблю романтику и истории про любовь. Ты думаешь, только мужчин вместе сводят? – Поддерживаю, товарищи, – бросил Хэ Пэн. – Перейдём к рубрике «воспитание». Как приструнить Сяо Чжаня и Ван Ибо, если разделить их не получится из-за совместной работы? Клянусь, я скоро рехнусь из-за этих двоих голубков или прибью кого-нибудь. – Да никак, – усмехнулся Цзаньцзинь, демонстрируя ямочки на щеках. – Только перетерпеть как стихийное бедствие. – А я предлагаю делать ставки, – прорезался вдруг Юй Бинь. – На что? – оживился Хэ Пэн. – Как – на что! На нашу главную доставучую парочку, порождённую монстром фансервиса. Что когда, было – не было, когда будет, если будет, ну и кто сверху. Хайкуань со вздохом закрыл ладонью лицо, а Сюань Лу захихикала. – Да бросьте вы, ничего у них нет, два дебила, – Хэ Пэн. – Да точно! Я ставлю полтинник. – А что, кто-то что-нибудь видел? – осторожно спросила Цзыи. – Лишь в шаге от поцелуя, – лукаво улыбнулась Сюань Лу. – Не выдумывай! – возмутился Хэ Пэн. – Друг друга фансервисно изучали, помогая с мокрыми ханьфу, – заметил Цзаньцзинь. – В одном номере ночевали, – Юй Бинь. – Выходит, значит, Цзи Ли на рассвете… – Откуда выходит? – Он сам мне рассказывал! Из комнаты выходит, откуда ж ещё? А по коридору идёт Ван Ибо. – Ой, отстань, – махнула рукой на него Сюань Лу. – Не в трусах же идёт. – Не, в футболке и шортах. – Мало ли зачем вышел. Возможно, недавно приехал, трудяжка. – Я всё понимаю, – не унимался Хэ Пэн. – С Ван Ибо чего взять, мальчишка. Но Сяо Чжань! – Почему? – улыбается Лу. – Мальчики просто играют, они подружились и соорудили свою песочницу. – Что-то они заигрались в детей, – снова Цзыи, и кокетливо: – Откровенно скажу вам, – понизила голос, – они оба странненькие. – Что значит «странненькие»? – возмутился Юй Бинь. – Я тогда кто? Это я же тут самый-самый! – Бинь-Бинь! – она закатила глаза. – Сяо Чжань интересный парень. Он красивый и умный, и джентльмен, с ним вместе приятно поворчать иногда – надо же иногда поворчать человеку… – Слить яд, – поправляет Юй Бинь. Цзыи кашлянула, отложив пилочку, и устремила на него прямо-таки испепеляющий взгляд. – Юмор мужской, как задание для бтс с щелбанами, я не всегда понимаю, – продолжала она, – но, мне кажется, девушки нашего Сяо Чжаня не интересуют. – Разочаровался во всём женском поле после того, как разошёлся с невестой? – хихикнул Юй Бинь и протянул: – Понима-аю. Мэн Цзыи предпочла на него не отвлекаться. – Он проявляет внимание, делится впечатлениями, и я тоже. Подаёт руку, шутит, интересуется, не устала ли я и не голодна ли, даёт пить воду из своей бутылки, позволил поправить ему волосы. – Да он и из тарелки своей любому приятелю или приятельнице суп попробовать даст, не оставит голодного. И вещи поможет нести, и вообще руку помощи запросто кому угодно предложит. Ха, удивила! – встрял снова Юй Бинь. – …Когда я бросаю на него заинтересованные взгляды, он смущается и отводит глаза, улыбается. Ну, вы же знаете, как он улыбается! – мечтательно. – И может мне в ответ подмигнуть. Он приглашал меня в свой номер однажды. На чай. – И что? – Что – что! – она чуть не вскрикнула. – Ничего! Заварил какой-то особенный чай, ухаживал, сладостями угощал. Но мы просто болтали и пили чай. Два. Часа. Пили. Долбаный чай. Не считала я, сколько чашек. Полагаешь, что это нормально? – В чём проблема, тебе не понравилось? – Что понравилось? Ничего не было. Он дурачок или нагло играет под дурачка. Впрочем, чай был очень вкусный. – Детка, тебя опрокинули. – Бинь. – К сожалению, лишь в переносном смысле. – Ой, спасибо тебе, капитан очевидность! Умничавший и раскачивающийся на стуле Юй Бинь отклонился чересчур сильно и чуть не навернулся. Сам засмеялся. Народ засмеялся. – Так тебе и надо, – усмехнулась Сюань Лу, перевязывая ленточкой длинные волосы своего парика. – Ван Ибо, конечно, красавчик... – продолжала Цзыи. – Да он просто сухарь и незрелый мальчишка, думает лишь о детсадовских развлечениях, скейтбордах и лего! Вообще невоспитанный. – А-а-а! – тянет Бинь. – Я помню, бабушка мне рассказывала, а она у меня фанатка шоу DDU, каждый выпуск смотрит. Однажды наш Ибо выступал вместе с прикольной девчонкой, актрисой или певицей, всех не упомнишь, и она жаловалась, что Ледяной принц совсем не умеет обращаться с женщинами. Скучно стало ей в самолёте, а они как раз рядом сидели. Так знаешь, что он ей сказал? Он сказал, – Юй Бинь сделал голос более грубым: – Сколько можно болтать, ты когда-нибудь затыкаешься? Как тебя дома-то терпят? Дома! Ха-ха-ха! Терпят! – Вот! О чём я и говорила. – Ну-ну, шимэй, – тихо и звонко смеётся Сюань Лу, словно ручеёк, – в орденах заклинателей не так много женщин, откуда им что-то уметь, мужикам невоспитанным. – Да что вы привязались к парню, – встал на его защиту Лю Хайкуань, как раз недавно вынувший один из наушников. – Ван Ибо – дитя индустрии, не удивительно, что он иначе социализирован. У человека практически не было детства, он всё время пахал, жил в закрытой общаге в чужой стране. Вот и навёрстывает. Да, айдол с группой в периоде полураспада, а по существу, полного. Да, популярный, мелькает по телеку. Пашет как лошадь. Мы все здесь артисты. – А я и не говорила, что он не талантливый, – возразила Цзыи. – Он прекрасный танцор и актёр, он красивый, всему быстро учится, молодец. Очень целеустремлённый, такой работоспособности можно ещё позавидовать! Правда, мы здесь не танцуем. – И ты зря наговариваешь на Чжань-Чжаня, – включается Сюань Лу, – он просто стеснительный интроверт. – Что-то я не заметил, – Хэ Пэн. – И очень воспитанный, – продолжает, – когда это надо. Иногда шумный и шебутной. Общительный, но не такой уж тусовщик. И далеко не тюфяк, просто не любит высказываться грубо в лоб. – Добрый тролль высшей гильдии, – поясняет Юй Бинь. – Ой-ой-ой, расхвалила сестрица братца! – Цзаньцзинь. – Кролик был очень воспитанный. Вы ещё скромного Ван Чжочэна вспомните. Кстати, куда он пропал? – Вышел за кофе. Наверное, очередь. Цзаньцзинь прикрывает ладонью рот и, щурясь, почти хихикая, показывает на дверь. Бинь подмигивает и кивает. – До сих пор не встречаетесь, Лу? Фансервис соединяет сердца. – Я тебя умоляю, – вздохнула, – хватит о внедорамных съёмках, в контексте дорамы так вообще, извините, инцест получается. – А я бы не против с Цзыи… – Я против, – фыркнула та. – Ну вот, загадочная душа. То им не хватает внимания, то проявляешь внимание, а им не нравится. Девушки! – Ван Чжочэн хороший и милый мальчик, внимательный и одухотворённый, он как одуванчик, – говорила Сюань Лу, – только младше меня и ещё учится в Академии драмы. – Цветочек, – кивает Юй Бинь. – Он иногда паццталом от моих шуточек. И как у него получился крутой Цзян Чэн? Прям выразительный и суровый. Талант, не иначе! – Настоящий мужчина, актёр, – Цзыи. – Если бы не одно «но», как сказала Лу-цзе: одуванчик. Вернее, ромашка, фиалка, в цвет клана Юньмэнцзян. Он высокий и сильный, и… слишком правильный, но... в реальности слишком фиалка и рохля. Возникла пауза. – Так, Хайкуань-гэ, мы попали на женское шоу «перемоем всем косточки» вперемешку с ярмаркой невест. Ты билеты заказывал? Жёнушку ищешь? – Прости, что, Цзинь-ди? – Хайкуань, снова пауза. – Всё, я полностью вынул наушники. Вы о чём говорили? – Фансервис. – Про нас или про кого? Цзаньцзинь закатил глаза. Ван Ибо, переодевшийся в тонкую олимпийку и шорты, радовался возможности отдохнуть от ханьфу, чистоту которого как раз восстанавливали (или после перерыва выдадут другое). Перевязав резинкой длинные Ланьчжаневские волосы, он направлялся в комнату отдыха, параллельно втыкая в игру в телефоне. У дверей стоял Ван Чжочэн и держал картонную подставку с четырьмя стаканчиками кофе. – Ты чего тут завис, остынет. – Привет, – Ван Чжочэн медленно оборачивается на его голос и напрягается. Улыбается, как дурачок, почему-то стесняется? Вид, что ли, у Ибо сейчас слишком суровый? Ибо взял у него один из стаканчиков и сделал глоток. Чжочэн растерялся, но быстро отвис и кивнул на дверь, одними губами произнёс: слушай. Ван Ибо недоумённо пожал плечами и наклонил ухо к двери. Не то чтобы он любил подслушивать, скорее не одобрял это: лучше забить, а то что-то не то услышишь, делай своё дело так хорошо, как можешь, а если кому не нравится, пусть утрутся. Но Ван Ибо был любопытным, а развлечений на съёмках не так уж и много. Сяо Чжань задерживался, что-то обсуждал с режиссёром. – Да чтоб! Как эта шумная парочка всех зае... – Хэ Пэн осёкся. Ибо не видит, как Сюань Лу грозно показывает пальцами знак «V», покачивает им и переводит на Пэна, направив рожками вперёд. – …Простите, дамы. – Не всех, мне порой даже весело, – смеётся Юй Бинь. – Да что вы всё краски сгущаете, никогда не были в группе, концертов и клипов не видели? Так я просвещу. Ван Ибо – мастер корейского фансервиса, вот и учит Чжань-Чжаня. А хотите, я вам фотки Ибо покажу, с дебюта? Он был такой миленький, сладенький. – Я видела, видела! Очень миленький мальчик, – Сюань Лу. «Сюань Лу, блин! Ну ёпта!» – Ибо не любил свой блондинистый образ, ещё больше – когда его вспоминали и умилялись. Он всегда хотел быть крутым, а не сладеньким или прикольным. Один из его ночных кошмаров выглядел приблизительно так: – Ван Ибо такой хорошенький миленький мальчик… Ван Ибо в бейсболке и рваных джинсах открывает с ноги дверь. – Здарова, ёпта! Нихуя я не миленький. – Да вы ж посмотрите, какая няшка! Ми-ми-ми! – жуткие «чеширские» улыбки без тел окружают со всех сторон, и Ибо хватается за голову. Финиш. Но трейни с агентством условия не обсуждают. – Сладенький? Это вот назойливое незатыкающееся существо, ржущее, как подраненный гусь?! – Хэ Пэн. – Тоже мне, звёздный мальчик-метеор. – Сам проверь. – Нет уж, нет уж. Ибо чуть не заржал, как тот самый подраненный Пэном гусь, пришлось закусить губу. А вот Бинь заржал, Лулу тоже хихикнула, и, кажется, Цзаньцзинь. – Одного я не понимаю, почему рядом с Сяо Чжанем Ван Ибо так неудержимо несёт. Я его таким никогда и ни с кем не видел, – брат Хайкуань. – По-моему, эти двое слегка увлеклись, – Цзаньцзинь хитрым негромким голосом. – Или мы чего-то не знаем. Не исключаю, Сяо Чжань терпит «щеночка», сам играется и не хочет его обижать. Из него получился бы неплохой Мэн Яо. Хотя моя роль куда как сложнее, вряд ли кто-то лучше меня с ней справится. – Не выпендривайся, – возразил Хайкуань. – Впрочем, да, я согласен. Сяо Чжань позволяет Ибо слишком много. Если Ибо вовремя не затормозит, он запросто перегибает палку. А Чжань и не скажет, не так он воспитан. – И всё-таки, вместе они образуют гремучую смесь, – выдыхает Хэ Пэн. – Как его Сяо Чжань вообще терпит? – Цзыи. – Я бы рехнулась от этой гиперактивности. Ван Ибо хлопнул Ван Чжочэна по плечу, так что тот чуть не пролил кофе. И решительно распахнул дверь, заявив громогласно: – Метеор прибыл! Но все почему-то посмотрели на Ван Чжочэна. Сюань Лу сразу подскочила навстречу и взяла у Чжочэна стаканчик, начала весело щебетать. Второй он преподнёс Мэн Цзыи, и та сдержанно поблагодарила. Ван Ибо оставался суровым и стоял, сунув руки в карманы. – Если есть, что сказать, говорите сейчас или замолчите навеки. – Ван Ибо! – захихикала Сюань Лу. – Ты говоришь прямо как мафиози! – Хм, – скривился, смутился немного, – я думал, так в кино говорят, когда жених и невеста пришли к алтарю, – проходит, садится напротив Хэ Пэна, чуть в угол. – Ну? – Ибо исподлобья гипнотизирует Хэ Пэна. – Благородному Ханьгуан-цзюню что-то не нравится? – косится тот. – Нет, не мне, а тебе. Хэ Пэн вздыхает, садится ровно под давящим взглядом Ибо. – Хорошо, я скажу, раз так хочешь. Наклоняется вперёд, упирая локти в колени. – Когда вы с Сяо Чжанем находитесь рядом, получается гремучая смесь. Проклят тот, кто оказывается в зоне поражения. – Фу, Пэн-гэ! – Погоди, Сюань Лу. Ибо тоже кивнул, мол, пусть продолжает. – Жаль, Сяо Чжань ещё не пришёл. – И что бы ты нам сказал, – глаза Ибо загораются боевым огоньком. – Чтобы вели себя тише, и так жарко и тошно, башка раскалывается. – Что, никак не переживёшь лестницу в тысячу тысяч ступеней? – язвительно. – Ту, на которой ты спотыкался и матерился тремя этажами? – Зачёт! – рассмеялся Ибо, и все выдохнули. – Блин, да ладно, учту. Ты говори сразу. – Ну, мужик, я же злодей, вхожу в роль, мне ругаться положено. – Злодеем быть интересно, – Ибо соглашается, поднимая с одной стороны уголок губ. Расслабляется, кладя локти на спинку стула. – Я бы попробовал. Например, Сюэ Яна. – Из тебя получился отличный злодей, Пэн-гэ! – подключается Мэн Цзыи. – Идеальная мимика, твой Вэнь Чао порой просто жуткий, мурашки по коже. – Спасибо, мэй-мэй. Если бы сценаристы сделали его не таким топорным, я бы ещё лучше сыграл. – Мда? Я не заметила. – Может, выпьете со мной чашечку чая, прекрасная дева Вэнь? Я не люблю долгие разговоры. Ибо их не слушает, он окидывает взглядом присутствующих. Цзаньцинь с кем-то переписывается в чате. Хайкуань снова вставил в уши наушники и, закрыв глаза, погрузился в нирвану, кажется, задремал. – У кого-нибудь есть ещё, что мне сказать? – Кто-то что-то сказал, или мне показалось? – передразнивает Юй Бинь. – Чувак, ты сегодня был крут. Такой с мечом туда-сюда бах-бах, ширк, цзинь! – Изображает, заодно смахивая со стола чей-то экземпляр сценария, пустой стаканчик и пилочку Мэн Цзыи. Та возмущается. – Эй! И все ржут. Наблюдают за вылезающим из-под стола Юй Бинем, который там собирал упавшее. – Я всегда крут, – подытоживает Ван Ибо и пододвигается к столу. Всё налажено, но одна мысль никак не даёт Ван Ибо покоя. Юй Бинь включился в разговор с Хэ Пэном. Сюань Лу и Чжу Цзаньцзинь – каждый уткнулся в свой телефон. Цзыи повернулась в пол-оборота, гордо вздёрнув свой носик, и потягивает свой кофе. Всё было так… словно ничего и не было. Ибо даже на мгновение усомнился, а не приглючилось ли ему. Лишь Чжочэн покрывался красными пятнами, несмотря на слой грима, что никто решил не комментировать: мало ли, может, у человека аллергия. Ибо отсалютовал Ван Чжочэну стаканчиком. – Я никого не обделил? – Что? – встрепенулся. – А? Нет. – И опомнился: – Это было для Сяо Чжаня. Но вы же с ним… – Да, поделимся. На лице Ван Чжочэна читалась вселенская грусть, внутри у него галактики возникали и рушились, погружая мир в хаос. Ван Ибо на автомате пролистывал ленту новостей в телефоне, толком туда не заглядывая. «Раздражает! Да кто заставлял Ван Чжочэна изображать бабку-подслушку? А меня кто? Вот дебилы!» «Как его Сяо Чжань вообще терпит?» – крутилось в голове у Ибо. «Пошли лесом! – ответил он мысленно. – Сами разберёмся, я лично его спрошу». Но понимал, что «Чжань и не скажет, не так он воспитан». Что же со всем этим делать и надо ли? Конечно же, до Ибо доносились шуточки, что их на площадке уже поженили, но это всё шутки и про Лань Чжаня с Вэй Ином, их персонажей. С первоисточником не поспоришь. Для актёров это сценарий, а не новелла, потому взятки гладки, остальное – смехуёчки да выдумки. В светлые времена группы Uniq они с Сынёном и остальными отжигали похлеще, за кадром порой сами же говорили «Фубля!» или «Похер!», со смеха укатываясь. Ван Ибо предполагал, что фанатки в воображении давно переспаривали их во всех позах, пусть менеджер говорил об эффекте истосковавшихся мальчиков, переполненных чистой любовью настолько, что за неимением девочек в доступе даже готовы делиться ею друг с другом, – один хер. Он ощущал себя как в дурацком подростковом кино, и его мало колышило. Почему же теперь это вдруг стало важным? С Хэ Пэном вышло досадно, но не смертельно, можно было проигнорировать. Подумаешь, увлеклись, расшумелись – потерпит. Исправятся. Сяо Чжань старается его одёргивать, Ван Ибо слушает, но он увлекающаяся натура с длинным моментом инерции. Да понимал он, понимал, что сейчас принял сомнительную фигню чересчур близко к сердцу, будет теперь её долго, как жвачку, жевать. Им всем ещё вместе работать – вот главное. Сяо Чжань появился и словно нажал на невидимую кнопку «плей», всё вокруг оживилось. Подойдя к Ван Ибо, наклонился и присмотрелся, стоит, изучает внимательно. Ван Ибо следит за его взглядом и как хмурится лоб. – Что-то у меня на лице? – Лицо, – Чжань тычет пальцем в его складочку между бровей, которая, видимо, задержалась там с появления первой недовольной гримасы. Он берёт стул, плюхается рядом с Ибо, закидывает ногу на ногу и, прикрывая ладонью рот, шепчет ему прямо на ухо: – Ван Ибо, как дела? У тебя мужской вариант пмс? – У меня твоя порция кофе. Но тебе же не нужно, – отодвигает стаканчик, за которым Сяо Чжань уже тянется. – Лао Ван! – Так и быть, – передаёт ему кофе. – Он горький. Когда Чжань уже касается губами краешка, чтобы сделать глоток, слышит: – Слюней туда не напускал. Не отрываясь, Сяо Чжань переводит на Ибо красноречивый взгляд, да, раньше сказать ну никак нельзя было. Он морщится, щурится, смотрит осуждающе, пристально и в глаза. Ибо тоже смотрит и не моргает. Наконец, Чжань делает глоток, и оба они выдыхают. Смеются. Ибо забывается ненадолго. – Чжань-гэ, мне прислали новые фотки с недавней рекламы одежды. Заценишь? По лицу Чжаня видно, что внутри что-то падает вниз. – Так! Ван Ибо! Ты опять? Какой же самовлюблённый! У меня скоро памяти в телефоне совсем не останется. – Но там будут крутые штаны. И я, – Ван Ибо поигрывает бровями. Чжань вздыхает. – Давай, я тебе лучше покажу фотки, которые сделал вчера в перерыве на телефон. – Хм, давай, – Ибо ревниво отодвигает его, зажимает подальше от всех, чтобы никто не подглядывал. – Эй, я тоже хочу посмотреть! – возникает вдруг Бинь. И Лу-Лу вместе с ним. – Да нет там ничего особенного, – удивляется Чжань, слишком много ажиотажа. – Простые пейзажи и чуть-чуть декораций. Травка, жучки-паучки… – Это самое то! Сяо Чжань пожимает плечами. – Хорошо. Только, Юй Бинь, ты за ужином оставляешь мне полпорции курицы. И без вопросов. – Какой ещё курицы? – изображает он возмущённую мину. – Той, что вчера всю сожрал. – Ту никак не могу, она, как бы, уже… – Чтоб тебя! Бинь, ну не надо, эту оставь себе. Мне – сегодняшнюю. Ибо сейчас вдвойне против толпы и Сюань Лу, прижимающейся к плечу его Чжань-гэ. Против чересчур любопытной Цзыи, которая подошла вслед за ней. И вместо дурацкого коллективного ужина утащил бы Сяо Чжаня с контейнерами в номер или куда-то на воздух, на улицу. Но кто ж его спрашивает. Вся дружная компания собирается вокруг них обсуждать красоты окрестностей. Всё идёт своим чередом.***
Следующий день наступает, как обычно, внезапно и закономерно, шуршит костюмами, пахнет тональным кремом и лаком для волос, а ещё пылью и раскалённым воздухом, поэтому перспектива поработать в помещении кажется чем-то прекрасным. «Перерыв между съёмками основных сцен дорамы? Отдых? Ага, разбежались», – вздыхает Ибо, пока ему поправляют макияж, Ханьгуан-цзюнь должен быть безупречен. Снова камера и оператор. Комната, стол, декорации, многослойные жаркие ханьфу (кто бы ещё актёров на пол часика переодевал туда и обратно!), злоебучие, но красивые парики, от которых всё чешется. Сяо Чжань сетует, что так скоро и облысеть можно. Ван Ибо в ответ только брякает «всё, чтобы заранее привыкал», за что удостаивается пинка ногой под столом. Тоже пинается, напряжённо стиснув губы. Но появляется режиссер, мельком оглядывает их и советует поиграть в гляделки или что-нибудь сымпровизировать – оставят, что лучше получится. «В перделки», – Ибо усмехается, гордо встряхивает головой и... внезапно чихает и матерится – в нос попал треклятый искусственный волос. Ван Чжочэн корчит рожу и отворачивается, мол, ну ты что, не на камеру! Ван Ибо по… да, ему просто пох, кадры вырежут. Но Чжань-гэ своего диди без воспитания не оставит, отчитает всенепременно, обругает эдак смачно да кратенько себе же вопреки – тихонько, одними губами, на этот раз добавляет ещё «отлуплю». Ибо сводит брови жалобно к переносице – явно лишь ритуал. Потом встряхивается: «Круто! Правда? Когда?» И читает по губам «позже». И они снова ржут. Чжань и Ибо, как обычно, в своём потоке. Ван Чжочэн ржёт над ними. Как оператор всё терпит? И режиссёр. Наверное, весь персонал на съёмках дорам постиг истинный дзен, либо наглухо долбанутый. В гляделки выиграл Сяо Чжань. Сколько они ни смеялись раньше, насильно его рассмешить так и не получилось. А должен был Лань Чжань, хотя нет, он в итоге бы вскрикнул «Убожество!» и погнался бы за Вей Ином с Бичэнем. Ибо честно дулся, крепился, но совсем не отреагировать он не мог, даже с каменной рожей. Со стороны, наверное, выглядело по-дурацки. С Ван Чжочэном они оказались на равных, только смеялся каждый по-своему. Чжочэн – весело и открыто, порой скатываясь на хи-хи. Ибо тоже по-разному мог, не только по-гремлински, мог хихикать, мог прилично и даже красиво, но ведь это особое удовольствие залиться от души громким раскатистым хохотом. Да, пусть малость каркающим, а у кого-то визжаще-дрожащий, мощный бас или икающе-булькающий. Чжань-гэ повезло, его смех был похож на звон колокольчиков, яркий и заразительный, но и он иногда мог присвистывать или прихрюкивать, если хорошенько потрясти да защекотать. В общем, Ибо в очередной раз понял, что смех, если задуматься и прислушаться, штука жуткая, хуже воплей и рыков, не зря говорят, что в нём выражается защитная реакция, а красноносыми клоунами можно детей пугать. Актёрам дали команду, поехала импровизация, чтобы в очередной раз создать у зрителей имитацию, как всем здесь весело и интересно. И да, это так. Если не считать, сколько потов сошло с каждого, как сильно порой хочется пить или в туалет, когда ты висишь на тросах, сколько дублей снималось и прочее. Ибо нравится импровизировать. И провоцировать. Дразнить Ван Чжочэна фансервисом всегда было весело, и особенно как-то ядрёно-отчаянно после невольно подслушанного разговора. Но ещё интереснее дразнить Сяо Чжаня, который частенько включался в игру. У Ибо хорошо получается, вошло в кровь, и естественно, как попить воды. Кстати, воду он может пить круто и соблазнительно. Он умеет быть сексуальным, отлично владеет телом и знает, насколько красив. Танец, горящая внутри страсть и экспрессия неразделимы. «Трахать» камеру или сцену – да запросто, часть работы. Необходимая, продающая, на популярность. Демонстрация крутости. Сублимация плотских желаний. И желания поиметь весь мир. Он может, он уже это делает. Смотрит пристально на Чжань-гэ, привычным движением облизывает губы, запрокидывает голову, демонстрируя красивую длинную шею, кадык. Улыбается, насмехается, строит глазки, боковым зрением не забывая отслеживать Ван Чжочэна. – Ван Ибо так красиво потягивается, словно позирует, – усмехается Сяо Чжань, комплимент с долей подколки. Сам склоняет голову на бок и вальяжно заправляет за ухо непослушную длинную прядь, поглаживает её задумчиво, с вызовом поглядывая на Ибо. – Всё для Чжань-гэ. Ты однажды устроишь мне фотосессию? – Ван Ибо касается пальцами шеи, довольный, прикрывает глаза, но не сводит их с Сяо Чжаня, ждёт ответного хода. – Возможно. Однажды, – вздыхает. – Я сейчас этим не занимаюсь, и так много работы, нет подходящего оборудования, да и времени тоже нет. – Это сейчас, но потом ведь ты выгадаешь. Чжань-гэ мог бы стать крутым фотографом. – Ну да брось! – отмахивается Сяо Чжань. – Это правда! Ван Чжочэн, до того наблюдавший за ними с загадочной улыбкой, кивает. – У нашего Сяо Чжаня была студия, открытая вместе с другом. – Да когда это было! И чем это мне поможет сейчас? Есть разница, по какую ты сторону объектива. Чжань смущается и ворчит. – У тебя много отличных фотографий, Ибо, – замечает Чжочэн, – ты очень фотогеничный, это здорово. – И этот красавец мне ими уже всю почту заспамил, – Чжань тыкает пальцем в Ибо. Тот изображает возмущённую невинность и, словно искренне, удивляется. – Все фотогеничные, не у каждого получается расслабиться. И не каждый фотограф сразу видит выгодный ракурс. – Но мне хочется, чтобы ты это сделал. Уверен, у лао Сяо отличный вкус и намётанный глаз. Чжань делает жалостливое лицо, все знают, ему не нравятся тыжфотограф, тыжхудожник. В прошлый раз было тыждизайнер и «сбацай мне крутой гоночный костюм». Может, и сделает. Если захочет. Ибо тянет руку к нему, но получает по ней лёгкий шлепок. Одёргивает. – Тогда нарисуй меня, ну пожалуйста, – тянется через стол сразу двумя руками, сокращает между ними пространство. Сяо Чжань кокетливо улыбается. Ван Ибо улыбается тоже. Неизвестно, чья улыбка шире и очаровательней. – Лао Ван! – Лао Сяо! – Лао Ва-ан. – Ну Лао Сяо… – Нет, лао Ван. – Лао Сяо! – Лао Ван, – полушёпотом, и тоже наклоняется, тянется к нему, касаясь рукава, поглаживает, словно снимает невидимую нитку. Новая игра в гляделки. Только это уже странный гипноз, разговор и обмен эмоциями. Это ярче, чем осыпать комплиментами или спорить. Сильнее, чем обнять или сделать большее. Ван Чжочэн кожей чувствует искры их страсти, а ещё себя третьим лишним. Понимает, что это работа, – умом. Подсознанием – что ребятам пора уже снять общий номер. И краснеет, бледнеет, сползает на стуле, мечтая испариться вместе с капелькой пота, стекающей по собственному виску. Ибо откровенен в своей игре, он не замечает пошлости. Да, такой вот фансервисный розыгрыш, пускай выглядим мы, словно два мурлычущих и потягивающихся кота, готовые облизать друг друга. Фанатки-шипперки будут пищать от восторга и кидать в воздух трусики, как сейчас оператор показывает одобрительный жест палец вверх. Мы же актёры, Чжочэн! На тебе руку, не бойся, чистая, выбирайся из-под выдуманного стола, пока не уполз под реальный, а то неудобно сидеть там, блин, честное слово. Ибо чуть заметно подмигивает Чжочэну, будто бы говоря ему: «Я там был, да. Ну, ты же сам понимаешь, всё для Чжань-гэ». Чжочэн громко вздыхает и по-доброму растерянно улыбается, сводя вверх к переносице брови, как бы оправдываясь непонятно за что, когда на него переводят камеру. Он чувствует, как горят уши, и отводит глаза, но деть их попросту некуда. Приходится наблюдать сцену «лао Ван – лао Сяо», а улыбка так и застревает на лице, начинает сводить скулы. Он всё понимает, он им сочувствует, он себе сочувствует, но ничего поделать не может. Ван Чжочэн – не ромашка, не фиалка и не одуванчик, любовь к опере и мюзиклам не даёт никому права так его называть. Он воспитанный, не пошляк. Даже если и есть немного, то не выдавать же на публику! Люди увидят, родные увидят, он сам будет знать и чувствовать себя некомфортно. Цзян Чэн тоже в пошлостях не замечен, он порывист и может рубить с плеча, так это совсем другое. Ему клан восстанавливать и ответственность за всё перед всеми держать, тут не до игр, детство кончилось. Ван Чжочэн не вошёл в комнату отдыха не потому что слабак, пусть себе думают всё что угодно. Из комнаты доносились громкие голоса, и он заподозрил перемалывание костей, так и вышло. Посплетничать он вполне мог и даже порою любил, кается, но тогда не хотел в пятисоттысячный раз слушать одно и то же о том, что и так регулярно видит, например, вот сейчас. Он не Сяо Чжань и не Ван Ибо, его бы не постеснялись. Не впервой уже. Он пытался как-то народ осадить, да куда там, стало лишь хуже! Как говорит закон бабок на лавочке, если обсуждают кого-то, не лезь, на тебя переключатся. Вот и остался стоять в коридоре, погрузившийся в свои мысли. Не только. Тут подошёл Ван Ибо, и Чжочэна дёрнуло восстановить справедливость. Послушали. А там и его самого «приласкали» в итоге. Отдельно грустно и обидно было из-за отзывов Сюань Лу, поддержанных Мэн Цзыи, ну что он им сделал или не сделал? Он и не собирался заводить отношения на площадке, просто вёл себя как обычно, как и полагается – с девушками более вежливо и внимательно. Никто из мужчин не хочет быть в глазах других одуванчиком или фиалкой, ромашкой, если ты не трёхлетний ребёнок, пользующийся своей милотой. «Единоборствами какими заняться, что ли? – думал Чжочэн. – Начать вести себя брутальнее, ориентируясь на взрослого Цзян Чэна или ещё кого. Эх, всё равно это буду не я, и получится как в анекдоте “Пива мне, ять, пива!”». Положа руку на сердце, Чжочэн думал, что слухи и шутки о том, что однажды кто-то точно застанет их Лань Чжаня с Вей Ином вне кинокамер целующимися, не такие уж шутки. Но этим двоим он, конечно, не скажет такое. Только Юй Бинь мог бы с ними стебаться и, пожалуй, продюсер или режиссёр раздражённо кинуть: «Да когда ж вы поженитесь, ёксель! А ну-ка жопы подняли и марш работать!» Так-то с ребятами у него хорошие отношения, но к некоторым их играм Чжочэн привыкнуть не может, а он всего на год старше Ибо. Он понимает, из-за фансервиса и постоянного преследования камер в перерывах у ребят куда меньше отдыха, чем у остальных, а работы ещё больше. По отдельности они не такие оторвыши, очень даже можно общаться. Пусть Ван Ибо малость хмурится и чурается, а Сяо Чжань может выдать такой хитрый словесный выверт с невинным лицом, что не сразу и разберёшь, он всерьёз или шутит. Или намекает на что? Чаще намекает либо пытается разрядить обстановку, Чжочэн более-менее привык улавливать оттенки смысла. Рядом с Ибо Сяо Чжань веселится и расслабляется, как с другом или братом. Ибо рядом с Чжанем тоже, но этого просто выносит, да ещё и ревниво следит за своим Чжань-гэ, стережёт. Их не всегда уместную и умелую взаимную заботу Чжочэну приятно по-человечески наблюдать, она идёт искренне. Настоящие бро, можно всерьёз позавидовать. Ему даже школьные годы вспомнились. Тогда они с лучшим другом практически не разлучались, гуляли, торчали в гостях, ночевали вместе, уроки делали, играли на гитаре и пели, было здорово. Хотя «фансервисных дел» всё же не было, бегать по дому в трусах или в одной постели уснуть, завернувшись в разные одеяла, не считается, максимум было – обнять-посюсюкать в шутку от большой братской любви.***
Ван Ибо всегда сложно сходился с людьми, а как сблизится по-настоящему – так держите семеро. Незатыкаемый гремлин – говорили ребята из группы. До начала проекта он сам сомневался, удастся ли быстро найти общий язык с партнёром по съёмкам, но всё получилось словно по волшебству. Сяо Чжань, улыбчивый парень, который когда-то заглядывал со своей айдол-группой к Ибо на шоу, действительно оказался общительным и открытым, как и его персонаж, он легко располагал всех к себе, и Ибо не стал исключением. Потом с кастом работал психолог, помогающий актёрам быстрей адаптироваться, в основном через игры (ладушки, ручеёк, фанты, пантомима, даже в дурака по командам и прочая ерунда). А что вы хотите, когда тормозить и раскачиваться? Ритм бешеный, время ограничено, материала – горы. Если отвлекаться на каждый тормоз очередного супергероя или взбрык, что якобы не за то место схватили, учитывая многочисленность персонажей, эта лошадь до финиша никогда не доедет. По сюжету Вэй Ин добрый парень, но дерзкий, без комплексов, любит паясничать, кутить и подкатывать к тем, кто нравится. С Лань Чжанем проще, он тихий, но внутри очень много эмоций, скрываемых даже порой от себя самого. Для оптимизации работы Сяо Чжаню и Ван Ибо достались две особенные игры, и, если в «перехвали другого» ничего такого не было – для Ибо, Сяо Чжань поначалу смущался, – то вторая оказалась сложнее: флиртовать. Самый трэш, доводящий всё до абсурда, после которого трава не расти. Но получалось лишь ржать и кривляться, даже у опытного Ван Ибо, подстёгиваемого Сяо Чжанем, в котором проснулся замаскированный тролль. К счастью, пришёл режиссёр, надавал им всем по мозгам, психологу в первую очередь, и перевёл суть игры-тренировки с китайского на китайский. Надо было всего лишь уговорить другого что-нибудь сделать, или чтобы он позволил тебе сделать что-нибудь для него, приятное или нейтральное, без насилия. Другая сторона, естественно, в этой игре капризничает до последнего. Раскрепоститься вполне получилось. А стеснительный, но общительный Сяо Чжань превзошёл сам себя. Ван Ибо и раньше подозревал, что тут что-то не чисто, ну не может шутник быть скромником, Сяо Чжань словно ждал разрешения раскрыть свою вторую натуру. И Ван Ибо был искренне рад, что это случилось. Хорошо ли, плохо ли, но к ней прилагалась и сексуальность. Сяо Чжань и так был очаровательным, а теперь просто завораживал с каждым днём всё больше и больше. Вот, он задумчиво покусывает пухлую губу, изучая сценарий, и Ибо не может отвести глаз, наблюдает за краешком белых зубов, за его губами и любуется родинкой под нижней. Чжань проводит пальцами по вороту ханьфу и пытается оттянуть, проверяя его, хорошо ли приколот, – Ван Ибо становится жарко, сердце пропускает удар. Сяо Чжань всего лишь стукнулся ногой о порог, шипит, жмурится, открывает рот и вздрагивает, запрокидывая голову в беззвучном стоне, а Ван Ибо даже не может нормально ему посочувствовать, он может думать сейчас лишь о том, что всё это вот просто воплощённое блядство. Сам он смотрится со стороны горячо со своей агрессивной сексуальной энергией, но Ван Ибо многое делает специально, осознанно. А Сяо Чжань? В любом случае, он заключает, сглатывая: «Молодец, так держать! Мы покажем им всем, поимеем весь мир, мы самые лучшие!» Он радуется, что флиртовать и дурачиться им положено по работе, и напрягается, что кто-то однажды может заметить внезапное отражение его впечатлений ниже пояса. Надеется, что привыкнет, и чувствительность снизится. Но режиссёр решил капитально довести всех до сердечного приступа, жаждет фансервиса. А тем временем Сяо Чжань почти отучился смущаться их с Ван Ибо флирту. Сяо Чжань тактильный, отзывчивый и непосредственный, даром что старше Ибо на шесть лет, он не выглядит на свой возраст, ну как такого одного оставишь? Конечно, Ибо переживал, чтоб не обидели или что-то не то не подумали, не украли, в конце концов. Он не ревновал, нет, он же взрослый и здравомыслящий, просто кто-то должен о Сяо Чжане заботиться: защищать, встряхивать, чтобы не расслаблялся, и хвалить, а то сидит себе весь такой замечательный распрекрасный не нахваленный. Да, он как-то дожил до своих лет и продолжает весьма успешно, то есть проживёт и один без его сверхценного участия, Ван Ибо понимал. Но ведь с Ван Ибо лучше, а забота – привилегия дружбы. Чжань-гэ о нём тоже заботится, изредка преувеличено, зато от души. С ним минуты летели быстрее, сложные вещи становились легче. Чжань умел его зацепить – очаровывал и подкалывал мастерски. Первое не специально, второе намеренно, хлёстко, и Ибо временами терялся, не зная, чего больше хочется, обнять его или побить. Но заканчивалось максимум шуточной перепалкой, всерьёз они никогда не ссорились. Сяо Чжань околдовывал сам по себе, обволакивал тягучими приятными флюидами, когда находишься рядом. Ван Ибо замечал этот эффект на других, сам отходил от его наваждения порой уже ночью. Вспоминая руки Сяо Чжаня с красивыми длинными пальцами, касающиеся его тела, аккуратно очерченные губы Сяо Чжаня, улыбающиеся только ему. Даже, чёрт возьми, ноги его длиннющие голые с тёмными волосками Ван Ибо снились. Во снах эти ноги обнимали его, и весь Сяо Чжань тоже, прижимался всем телом и целовал его, влажно, сладко, до одури. Ибо дрочил тайно, постыдно – потому что, как бы, на друга нельзя, и оправдывался тем, что во всём виноват только образ Вей Ина, развратного тёмного заклинателя. Вэй Ин всегда, не спрашиваясь, врывается бурным вихрем многогранной свободы, которой хочется обладать, одновременно обуздывать её и отдаваться. Это похоже на танец, похоже на скорость. Ибо обуздывал скорость и знает, насколько это прекрасно и рискованно, как важно, гоняя по трассе и пролетая сквозь ветер, держать трезвой голову посреди эйфории. Ибо опасается путать образы и застревать в роли, но понимает, что это обманка, ничего он не путает, Лань Чжань и Вэй Ин только повод. Есть лишь один Сяо Чжань, от которого сносит крышу. Ван Ибо кончает, полагая, что перебрал впечатлений, да и гормоны кипят, всё-таки здоровый молодой организм. И этого было достаточно, чтобы заснуть со спокойной совестью. Игры играми, а их дружба чиста. Мало ли, что там Ибо сам с собою делает ночью, внести в их отношения настоящую похоть он себе не позволит. И не даст никому опошлить их дружбу. Настоящая дружба – святое, больше, чем братство или какое-то там любовное увлечение. С Чжань-гэ можно открыть свою слабость: болезнь, дурное настроение, глупость, даже случайный стояк. Наверняка гэ спокойно отнесётся к особенностям мужской физиологии, взыгравшим у друга не вовремя, даже прикроет. Ван Ибо бы тоже прикрыл. От этих мыслей Ибо становится хреново, он чувствует себя виноватым, хочется дать себе самому пинка. Неужели Сяо Чжаню с ним вовсе не весело, он смирился из-за проекта и терпит? Да быть такого не может! Но дурацкое подозрение свербит язвой внутри и не даёт покоя. То есть как терпит? Вероятно, он может играть. Чжань-гэ отличный актёр, дружелюбный со многими. Он из тех, кто скорее скажет, случись что: «Всё нормально», – а потом, если вдруг не взорвётся, доведённый до ручки, то просто исчезнет. Больно и обидно из-за, возможно, поруганной личной наивности. Уязвлённая гордость то ещё удовольствие. Ну, а кто заставлял верить в сказки? Не первый день в индустрии, поверхностное приятельское общение в рамках работы нормально, запариваться смысла нет. Он обычно и не запаривается никогда, предпочёл бы вообще лишний раз не общаться на отвлечённые темы. Но натура он всё-таки увлекающаяся, в том, что ему действительно интересно и важно. Неужели Ибо такой слепоглухой остолоп? Считал, что они свои в доску, что больше, чем братья, что Сяо Чжань всегда ему рад. С какой стати-то, собственно? Они слишком разные. Он думал, что всё идеально, что нашёл лучшего друга, самого близкого и родного впервые после Uniq. Не зря, видимо, коллеги-ведущие на DDU подкалывали, мол, малышу Ибо нужен друг, а кого бы ему нам сосватать и «Ван Ибо, заведи себе друга». Что, их он тоже достал? Друг – это человек. Человек не собака. Хотя собака друг человека, завести себе пса Ибо тоже не может, придётся нанимать отдельно собаконяньку или сплавить животину к родителям, потому что заниматься ей Ван Ибо будет некогда, так-то он бы хотел. «Нет, Ван Ибо, всё-таки ты долбанутый. Детский утренник, бля, “щенок ищет друга”. Вместо того чтобы забивать дурью голову, работал бы, пробовал новое, наслаждался, блядь, жизнью и двигался только вперёд, не оглядываясь». Он и так это делает, ему нравится. И готов платить зверской усталостью, чтобы, поспав пару-тройку часов, включить энерджайзер. Всё равно не хватает чего-то. Простой болтовни и добрых взаимных подтруниваний, заботливых рук, всегда готовых тебя поддержать или дать подзатыльник за дело, искренности улыбок, света особенных глаза с красивой складочкой верхнего века. Неужели Ибо перегнул палку, и замучил-таки Сяо Чжаня? Как это точно понять? Может, для начала затихнуть и дать ему больше воздуха? Ибо честно старается быть скромнее и проявлять поменьше активности. Выходит не очень, невидимое шило в пятой точке свербит. Ещё бы! Пришлось отключить дополнительную опцию, а при весёлом драйве время проходило быстрее, лишняя энергия скидывалась, и это было хорошее средство мобилизации при недосыпе. Народ стал коситься на Ибо как-то странно, даже грузчики, хотя он просто пытался иногда подремать и дольше молча сидеть в телефоне, не дёргая лишний раз всю площадку воплем: «Чжань-гэ!» Помощник осторожно спросил, не заболел ли Ибо и не поссорились ли они с Сяо Чжанем? Чжань, который, казалось бы, радостно выдохнул, вскоре тоже начал поглядывать на него настороженно. Когда Ван Ибо тупо пялился куда-то мимо рабочих, таскающих лотосы в ящиках, Сяо Чжань сел с ним рядом и спросил спустя пару минут тишины: – Лао Ван, ты такой грустный сегодня, ничего не случилось? – А что должно было случиться? – Извини, – Чжань вздохнул и пошёл уточнить что-то по реквизиту, говорил с персоналом, изредка бросая на Ибо обеспокоенные взгляды. Потом вернулся, подозвал его к себе и достал из рукава шоколадный батончик. – Это что? – удивился Ибо. – Источник серотонина. Или тебе желудок не позволяет? – Позволяет, – Ибо выдохнул. – Нам с тобой эту хрень костюмы не позволяют. – Заговор костюмеров, определённо, и продюсеров, любящих экономить, – заключил Сяо Чжань, подмигнув. – Но с одной шоколадки-то хуже не будет, повысь себе настроение. Ибо молча берёт, разрывает обёртку, засовывает шоколадку в рот и начинает мрачно жевать. Ибо снова уезжает на съёмки шоу на выбывание для будущих айдолов, Produce 101 China, он – наставник по танцам, и это круто. Ему интересно работать с трейни и общаться с другими наставниками, у которых есть чему поучиться. Для одного из эпизодов они снимались с Сяо Чжанем как звёзды, приглашённые в поддержку девчачьим командам. С участием получилось внезапно, и Сяо Чжаню пришлось готовиться экстренно, Ибо помогал ему разучивать танец. Получилось в итоге отлично, девчонки действительно постарались и выложились на полную, и Сяо Чжань молодец. Их команда выиграла в том выпуске. Песни что у команды Чжаня, что у команды Ибо обе были ритмичные и зажигательные, номера классные, и Сяо Чжань говорил, что лао Ван был неподражаем, ну очень крут. В его словах содержалась не только похвала, но и замечание, которое до Ибо дошло не сразу: театр одного актёра, он перетягивал внимание на себя, потому что Ван Ибо сам по себе популярный и яркий, а уж когда выходит на сцену! И почему Сяо Чжаню не нравится танцевать? Ибо видел, он много стесняется, зажимается и потому не знает, куда девать руки-ноги, но ведь когда расслабляется, он замечательно двигается, то есть всё он может. Просто почему-то не хочет, а жаль, у каждого свои комплексы. Другие наставники рассказывали ему, что Сяо Чжань меньше чем за минуту снёс некоторым участницам крышу. Ибо не удивился, но всё же было интересно, что он такого сделал? «Представляешь, двадцатисемилетний мужик потупился и улыбнулся, а девки как с ума посходили! Вообще ебанутые». Ван Ибо их понимал. И поправил: «Двадцатишестилетний, день рождения у него в октябре». Естественно, его спрашивали про Сяо Чжаня и про дораму. Ибо молчал как партизан. Про дораму – коммерческая тайна, проект ещё не закончен. О Сяо Чжане он просто не хотел говорить, хотел отдохнуть и переключиться. Танцы были всегда его страстью, и Ибо с удовольствием исполнял на Produce 101 China свою роль. Участницы разделились на группы по специализации: кто-то лучше поёт, кто-то танцует, а кое-кто сочиняет песни и пишет музыку. Последним Ибо даже немного завидовал, круто было бы научиться. Так или иначе, на время он выкинул их с Сяо Чжанем отношения из головы. Ему ли страдать из-за подобной фигни? Любит – не любит, плюнет – поцелует, тьху, сам превратился в ромашку. В жизни бывали проблемы похуже, серьёзные. Например, бан халлю, из-за которого пролетела Uniq, его китайско-южнокорейская группа, ведь по сути ради неё он был сначала усердным трейни, потом долго готовился с ребятами к дебюту, и они наконец дебютировали, стали известны и популярны. Заслуженно. Потому что корейская подготовка – это не шоу на пять минут, а долгоиграющая потогонная система, где выживали лишь самые талантливые, упорные и стрессоустойчивые. Ибо предпочитал не употреблять слово «распались», мало ли, как всё обернётся, маловероятно, но чем только чёрт не шутит. С ребятами было хорошо, они сдружились, стали одной семьёй, работали, жили, грустили и веселились вместе, поддерживали друг друга в минуты, когда от перегрузок или непрухи хочется сдохнуть и самым здравым кажется послать нахер всё. Но последнее сделала за них судьба. Сонджу и Сынён остались в Корее, иногда все Uniq перезваниваются, переписываются, но всё реже и реже. Ван Ибо повезло, он стал соведущим на DDU (официально – постоянным гостем, лицензии-то телерадиоведущего у него нет), работа и братья DDU (Ван Хань, Да Джанвэй и Цзян Фэн) помогли ему пережить сложный период. С менеджером у Ибо не сложилось, тётка вредная, никакого уважения к личности. Что ж, он один из золотых мальчиков агентства Yuehua, но не звезда первого эшелона, хотя у тех своя ебанина. Век звёзд долог, если ты реально звезда, а не метеор, пролетевший по небу. Чтобы стать настоящей звездой или хотя бы кометой, нужно набрать космический вес, заручиться именем, связями и фанбазой, обрасти опытом и защитноукрепляющей звёздной пылью, да и то... Популярность – сука изменчивая, как и любовь публики, дающая коммерческую окупаемость. Сегодня ты на коне, завтра под конём, потом снова в седле и так далее акробатические этюды, пока взбрыкнувший скакун не скинет тебя окончательно или кто-то из вас не сдохнет. Накатила грусть или злость? Ибо танцует, пока не выветрится желание разреветься или поубивать всех. Рвёт на части – идёт репетировать. Он знает, зачем он живёт, и понимает, чего он хочет. Для публики, на интервью ты обязан быть бодрым и счастливым. Заебало – терпеть, потом проорёшься в сортире или в подушку, если найдётся на это время. Больше молчи, умнее покажешься. Публичная персона всё равно что компания на рынке, дашь слабину – и акции упадут. Так что никаких сантиментов, no sense. Но минуты дури и слабости хоть раз в год бывают у каждого человека, и самым крутым порой надо кому-то искренне вывалить всё, даже как заебался. Кому? Нет, не родителям, незачем их беспокоить. Сынёну? Может быть, Да Джанвэю? Или Сяо Чжаню. Почему же ему?.. Может быть, банально потому что он пока рядом.***
Следующий съёмочный день. Сяо Чжань встречает Ибо подозрительно радостный, аж раздражает. Неужели соскучился? Ибо делается малость тошно. Наверное, из-за энергетика, который он рекламировал накануне и на радостях перепил, прихватив ещё и с собой пару банок: сердце как-то неприятно колотится, в желудке что-то сжимается. Внутри крутится смутное тёмное недовольство, застряло противным пыльным комком. Настроения нет. Брат Хайкуань сочувствует, советует что-нибудь лёгкое съесть и выпить таблетку, он считает, терпеть ни к чему. Ван Ибо решает дождаться обеда. Сегодня они в павильоне. Душно и мрачно, как в жопе у черепахи-монстра Сюань У, а когда снимали её пещеру, было холодно и свежо, Чжань тогда много раз нырял в воду и слегка простудился… Стоп! Не думать о Сяо Чжане. Работа идёт по плану, сцена за сценой, дубль за дублем. Ибо терпеливый, не жалуется, да и сердце вроде бы успокоилось. Дождались перерыва, но свет в конце тоннеля не загорелся. У Ибо появляется паранойя. Ему слышится, видится, чудится. В гримёрке и костюмерной, на улице и в коридорах. На съёмочной площадке. Его раздирают личные демоны, поднявшиеся из глубин преисподней. Они – невинное замечание Цзи Ли, мол, встал ты сегодня не с той ноги, приятель. Сочувственный взгляд Хайкуаня, словно он, Ибо, как Ванцзи ощущает затылком взгляд старшего брата Лань. Прячутся в снисходительной улыбке Цзаньцзиня с его чёртовыми ямочками на щеках. «Ха! – пытается отмахнуться Ибо, – у Мэн Яо она всегда такая». Но опять подступает тьма, неразборчивый шепоток обдаёт чуть заметным назойливым сквозняком: Мэн Цзыи. Она, в принципе, добрая симпатичная девушка, пускай любит порой поворчать и смотрит… кхм, со своей колокольни. Ван Ибо плохо понимал женщин, некогда ему было их понимать, много работы и ещё больше всего интересного, чего бы хотелось попробовать. К чему загоняться? Она не один раз смеялась над их с Чжанем играми-импровизациями на камеру, посматривая с интересом и немного завистливо: ей, наверное, тоже хотелось повеселиться; и однозначно хотелось бы, чтобы пара Вэй Ин и Вэнь Цин состоялась на экране (Цзян Чэн и Вэнь Цин, на худой конец). Организаторы проекта даже всерьёз обсуждали это, дабы замылить броманс, бывший в оригинале БЛ-отношениями. Но фантазиям не суждено было сбыться, фанаты новеллы иначе бы всех растерзали. Почему её героиню всё же предпочли убить, а не переиграли сюжет новеллы, разрешив крутой целительнице Вэнь тайно спастись в клане Цзян? Ван Ибо предпочитал не запариваться, хотя так по сюжету было бы интереснее, романтичнее, драматичней… Но всё от беды подальше, подальше, их дорама и так спорный проект, несмотря на уже выходящие дунхуа и радиопостановку – сумели-таки адаптировать народу на радость всему вопреки. Ни то ни другое Ибо не смотрел и не слушал, дабы не сбиваться с кропотливо и основательно выстраиваемого им образа. Он – Лань Чжань, он – родственная душа и партнёр на пути совершенствования Вэй Ина. Он, а не какая-нибудь Вэнь Цин, возомнившая о себе слишком много. Но Вэй Ин – это не Сяо Чжань, а Ван Ибо – не Лань Чжань. Это роли, работа и творчество, а не какое-то блядство, коммерческое ли или нет! Ибо мысленно сплюнул и покосился направо: за ним, как всегда, следит чёртова камера. Ибо стремится отвлечься, почти получается. Подкалывает потягивающегося всем телом Сяо Чжаня, окликает, словно заело пластинку «Чжань-гэ!», тыкает в него мечом – Чжань, естественно, отбивается. Они ржут, как всегда. Ибо – нервно. По тени настороженности во взгляде напарника он понимает, что тычет мечом слишком яростно, словно надеется сделать дырку. Немного тушуется. Сбавляет обороты, применяя тактику самого Сяо Чжаня: отступает и делает невинное лицо, словно и не собирался никого задирать. Лениво поигрывает мечом в ножнах, то достаёт его, то убирает раз за разом туда и обратно… Но подозрительно ухмыляющийся им Юй Бинь – Вэнь Нин – многозначно постукивает ребром кулака по бедру, и Ибо понимает, манипуляции с мечом выглядят не так нервно, как пошло. «Упырь как он есть, – отмечает Ибо, – хорошо вжился в роль. Мог бы не намекать, сам всё знаю». Роль Юй Биня отличается от его характера весёлого заводилы, но круто выходит, он молодец. Ибо радуется, что по сценарию ему ещё предстоит сражаться с ожившими мертвецами, какая-то да активность. Потом. Сейчас нужно сосредоточиться и подготовиться к следующей сцене, несмотря на вновь закипающее раздражение. Работники уже поправили декорации и проверяют свет. Три, два, один. Мотор! Ибо перевоплощается. Ибо репетировал. Много. Он помнит. Играет. Живёт. Круто держит лицо. Всё его естество будто бы наполняется странным светом, а по линиям и меридианам, по венам бежит сила духа его персонажа. Поступать правильно и следить, чтобы все поступали, как должно. Отстаивать справедливость, тщетно стараясь игнорировать противоречия. А рядом – Вэй Ин, яростный и сияющий, он – стихия, сама жизнь, словно и не актёр это вовсе. Вэй Ин, который вносит неразбериху в размеренный-расписанный мир, неудержимо влечёт разноцветием трав на летнем лугу и созвездиями в ночных небесах. Нарушает все правила, и это кажется удивительно правильным, но запретным. Раздражает, путает своей непонятностью и призывает сражаться с ним – против ли? вместе ли? – во всех смыслах. Но без него уже просто нельзя. И всё бы ничего, всё по плану, отлично. Эмоции. Диалоги. Действия. Но вот, Вэй Ин чуть заметно на долю секунды скользит взглядом в сторону и, будто бы не было ничего, продолжает играть, говорить. И кто, спрашивается, дёрнул Ванцзи-Ибо проследить краем глаза? Любопытно ему, едрить! Любопытство зовут Сюань Лу, пришедшая понаблюдать за сценой. Она хоть молчит, но светится как… сасэн-фанатка и вансянский – а вансянский ли? – шиппер. Всё. Дубль запорот. Светлая ци заблокирована. «Блядь, почему!» – Ибо тихо воет внутри, пока режиссер ругает его сбившегося Лань Чжаня. Сяо Чжань видит его состояние и старается быть терпеливым, отвлечь, успокоить, но чаще не трогать. Остальные тоже почти не трогают. Ибо благодарен. Помощник даёт вентилятор… в жопу пусть вставят себе вентилятор, душный ветерок есть, кислорода – нет. Ибо пытается как-то взбодриться, он понимает, как всех достаёт переснимать запоротые дубли посреди сраных искусственных булыжников и прочей прелести. – Ибо, ты чего такой злой? Не сходил по большому? – не выдержал Сяо Чжань. Тот смотрит хмуро и исподлобья, наклонив голову. – Хочешь, пойдём вместе сходим. – И что мы там будем делать вдвоём? – спрашивает лукаво, словно подбивает покурить в школьном туалете, а сам точно сольётся. – Перекидываться между кабинками туалетной бумагой и перепукиваться азбукой Морзе? Кстати, ты знаешь азбуку Морзе? Ибо поджимает губы, пытаясь сдержать смех, продолжает хмурить лоб. – На DDU был выпуск, так что мы можем попробовать. Ибо всё же смеётся, такого выражения на лице Сяо Чжаня он давненько не видел. – Мда-а, лао Ван, в тебе я не сомневался. Нет уж, уволь! Где-то же человек должен побыть один. Хоть немного. Если не спит. – Ну и иди! Ибо психанул, не сдержался. Но, кроме имиджа, есть веская причина помнить про свои тормоза: уж если начнётся, покатит инерция. А съёмки ещё не закончены, его никто не отпустит. А подставлять других – самое гиблое дело. Ибо вскакивает и срывается с места, забивается в угол за натяжную панель. Вдохнуть – выдохнуть. Вдохнуть – ещё раз выдохнуть на счёт четыре. Сейчас бы Сяо Чжаню свалить и оставить его в покое, но нет, не судьба. – Подожди, лао Ван! Ну прости, может, я чего-то не знаю. Ибо отворачивается. – Я сегодня поел лапши, как ты и советовал. И даже скачал сетевую рпг-шку, которую ты хотел, чтобы можно было всегда играть вместе. Лао Ван самый лучший и самый красивый, ты же у нас молодец, ты профессионал! – Не звезди. Ты и сам задолбался мне врать. Фансервис-игра, чтоб её! – Ван Ибо! Ибо вскакивает, рвётся поскорее сбежать из своего псевдоукрытия. Сяо Чжань следует за ним и пытается к нему прикоснуться. Ибо злится и отдёргивает руку, но Чжань снова хватает её и поглаживает осторожно, берёт Ван Ибо под локоть, прижимает к себе. Шепчет, касаясь дыханием. – Но ты же диди, а я твой гэгэ. Ты же мой лао Ван, мы же бро! Ибо морщит нос. – Что за сопли! Чжань вдруг резко встряхивает его, откуда только силы такие взялись и жёсткость. – Ван Ибо, а ну прекрати! – строго, негромко, Ибо даже слегка растерялся. – Иначе не буду с тобой больше играть. Никогда. – Да пофиг. Я же знал, ты всё время играешь. – Не всё время. – То есть... то есть, ты хочешь? На самом деле, ты – хочешь?.. – Хочу, всё хочу, – соглашается Чжань, чтобы его успокоить, но Ибо всё равно приятно. – Только не пукать азбукой Морзе. Согласен? Он кивает «Замётано» и позволяет вести себя на площадку, внутри почему-то рождается облегчение, хотя общее состояние не фонтан. Раздаётся хлопок. Они оба вздрагивают, и Чжань-гэ вновь прижимает Ибо к себе. – Третья за сегодня. – Блядь... – тихо стонет Ибо. К счастью, лопнуло не над ними, а где-то далеко, над искусственной горой. – Как они задолбали! Реально, блядь, задолбали с этой сраной аппаратурой и ебучими лампочками. – Спокойно, Бо-ди, поменяют. Это их работа. Да, возможно, придурки. А они считают придурками нас, вокруг нас с тобой всем приходится постоянно крутиться. Особенно ассистентам и костюмерам с гримёрами. А главный козёл-эксплуататор по имени режиссёр считает придурками всех, потому что... ну потому, не могут как надо и сразу. Но все всё прекрасно понимают. И принимают, работают дальше. Они продолжают идти. Тихо. Медленно. Вокруг суетится народ. Осветители. Реквизиторы. Мастера эффектов. Операторы. Преследует камера. – Да мне пох, – выдыхает Ибо. – Но так есть. – Потому что это, блядь, жизнь? Да, блядь! – тихо выговаривается Ибо. – Я всё понимаю прекрасно, блядь. Лучше всех. Но иногда рвёт на части. Уебашить бы всех! Чжань кивает, не пытаясь осудить или разубедить. Он сжимает его руку и продолжает говорить о своём: – Зрителям нужна наша дорама. Я тут подумал, оживший рассказ это же волшебство, которого ждут с нетерпением. Им нужен Лань Чжань, а ты – самый прекрасный Лань Чжань, Ван Ибо, нам без тебя никак, ты самый важный, никто лучше тебя не справится. У Ван Ибо нет желания играть в хвалилки, но Сяо Чжань и не предлагает. Взгляд падает на парня с гибким отражателем, подошедшего к ним, чтобы лучше получились на закадровых. – Отражателем вертит, словно пропеллером, – щурится-хмурится Ван Ибо, – как бы башку кому не снесло. – Ты же сам в прошлый раз в отражатель вписался, напугал, блин, всех. – А ты лез посмотреть мою скулу. Хотел потрогать за щёку грязной рукой, грим испортить? Я и так тебе всё показал. – Ладно, не всех. Это я испугался. – Что придётся меня перемалёвывать долго? Сяо Чжань, бережный до того, всё же пнул его слегка в голень: – Придурок. В ответ Ван Ибо лишь нервно смеётся. Он запрокидывает голову, демонстрируя длинную шею. Глубоко дышит открытым ртом, полной грудью, чтобы успокоиться, и прикрывает глаза, передавая себя Сяо Чжаню. – Всё нормально уже, – выдыхает, идёт. – Наплевать, – чёртово сердце опять колотится. – Слушай, я знаю, где холодильник с водичкой. Давай-ка туда, посидим отдохнём. Ибо кивает, продолжая подставлять лицо потолочному свету. И вдруг понимает, как выглядит со стороны. Сяо Чжань продолжает его вести, он уверенно взял его под руку и обхватил всей пятернёй за предплечье, поглаживает поверх нарукавника заклинателя медленно, нежно, ритмично. Туда – сюда, туда – сюда. Сердце успокаивается, находит нормальный рабочий пульс. А фантазии-ассоциации окончательно перекрывают гаснущую истерику, перемещая ритм руки Сяо Чжаня от сердца ниже, в живот, приятным щекотанием мурашек, которые называются бабочками. Ибо усмехается про себя, заржать вслух пока нет сил и желания. Похоже, бтс-операторы сорвали джек-пот. Чжань-Усянь, надрачивающий руку Ибо-Ванцзи, от чего тот на ходу буквально кончает? О да! Спешите видеть и готовьте новые трусы и салфетки, всё будет мокрым насквозь. Лучшее средство от недотраха и импотенции, встанет и кончит всё то, что есть, и даже то, чего нет, тоже встанет. – Пойдём посидим, – тихо шепчет Ибо, понимая, что у него горят щёки, чему причин сразу несколько. Краем глаза ловит кивок. Он прижимается к своему Чжань-гэ боком. Чжань сейчас его островок стабильности, он – опора, которую ни за что не хотелось бы потерять. И плевать, кто там что видит и думает. И пусть будет как будет. Сейчас он не думает о других. Ни о ком, кроме Сяо Чжаня.***
На студии произошла накладка, что-то не подвезли или сломалось какое-то оборудование, Ибо не запомнил. В результате рано закончился съёмочный день и «мужики решили узкой компанией выпить пива» в номере у Цзи Ли, потому что в его номере был длинный диванчик, на котором удобно расположиться. И как ему только удалось такой отхватить! Выпить решили так, в лёгкую, чтобы гримёры потом не ругались на опухшие рожи. Как между Цзи Ли и Юй Бинем затесалась вездесущая Сюань Лу, оставалось загадкой. Дама в мужской компании, как и на корабле, плохая примета: не нажрёшься в хлам, хрень дурацкую чисто мужскую не пообсуждаешь, не порыгаешь и прочее. Однако говорил это Юй Бинь, который сейчас вовсе не против. Ибо было пофиг, если б не Чжань, он бы сам не пошёл на эту мини-тусовку. Настроение всё ещё оставалось паршивым, спал он сегодня всего ничего, а в сон совсем не клонило. Пиво могло помочь. С безразличной рожей он расположился на привилегированном месте, на диване у мягкого подлокотника, в руках бутылка пива, слева от Ибо – Сяо Чжань. Дальше Сюань Лу и Цзи Ли, а Юй Бинь на полу, зато ближе к столику с едой и бутылками, «барменит» и «диджеит». Остальные косятся на ноутбук, переживая, что там надиджеят. Ибо знает, что Чжань и Сюань Лу хорошо общаются, они оба старше него, пусть иногда и не скажешь, и она сейчас что-то втирает Чжань-гэ об экспериментальных спектаклях, расположившись чересчур близко. В такие минуты Ибо порой чувствует себя необразованным тупарём и немножечко лишним. Ибо это не нравится, потому что свой «островок стабильности» он не намерен отдавать никому, хотя бы до полного окончания проекта. Даже Лу-Лу, которая, на самом деле, прикольная и приятная, хоть слегка доставучая, и талантливая, она выучила танец с его айдол-шоу, который некоторые тупые коровы с тридцатого раза повторить не смогли. Ох, если бы настроение было хорошим… Видно судьба ему доставать Сяо Чжаня, не обижайся, Чжань-гэ. Посиделки как посиделки. Пиво, закуски и музыка. Музыка каждому нравится разная, поэтому вскоре включили кино, опять же больше для фона. Много смеялись, Ибо улыбался натужно, было не весело. Мусолил пиво, конденсат на стекле приятно холодил руки, но оказался противно мокрым. Ибо кормил Чжаня снэками, прихватив на двоих одну пачку, чтобы не тянуться и не нагибаться. В разговорах участвовал неохотно, сославшись на то, что болит голова, но постоянно дёргал Чжань-гэ, комментируя происходящее на экране. Чжань опять пошутил насчёт пмс, Сюань Лу ему подмигнула. «Какого хрена везде лезть, даже здесь? Про пмс-то она лучше знает, вот чёрт, надеюсь, не будет рассказывать…» Если раньше Ибо с удовольствием потрещал бы с Юй Бинем за видеоигры и много за что, то теперь – нет. Ибо понял, что такое «мельтешить перед глазами» и старался на него не смотреть. Честно пытался развлечься, пялился на экран, нагло закинув свою ногу на ногу Чжань-гэ, будто бы заявляя на него право собственности, объяснил себе «так удобнее» – Ибо, естественно, а не Чжаню, но тот почему-то не возражал. (Никто, кстати, не повёл даже глазом, лишь Сюань Лу умилилась.) Увы, разборки и перестрелки от Тарантино не заходили. Потом снова включили музыку, бодрячок от очередного бойз-бэнда. Юй Бинь и Цзи Ли смешно дрыгались сидя, поддразнивали Ибо, типа давай, мужик, ты всех запросто перетанцуешь! Несмотря на хвалебные оды и аплодисменты, Ибо отмазался от показательных выступлений. Сяо Чжань из-за этого посмотрел на него особенно огорчённо и... осуждающе? Да какого хрена! Цзи Ли где-то нашёл и включил фанатское видео на его, Ван Ибо, песню Fire, под которую на школьном вечере зажигал с одноклассниками чей-то троюродный брат. Видео действительно было прикольным, движения танцоров местами трэшовые, связки кривые, хотя парни очень старались, но самое ценное – выражения лиц мелких оболтусов. Ибо улыбнулся, он тоже когда-то был мелким. Но не таким же корявым! В итоге улыбка сошла с лица, и он, войдя на мгновение в образ Ванцзи, проворчал лишь: «Убожество!» Раньше бы посмеялся. И где он себя потерял? Танцевали Сюань Лу с Юй Бинем, это было то ещё шоу с элементами юмора и рэп-импровизацией. Сяо Чжань и Цзи Ли радостно хлопали в ритм. А Ибо делал вид, что ему не интересно, тянул пиво, уже сев нормально под бок Чжань-гэ, который закинул руку ему на плечо, раскачивал Ибо из стороны в сторону и пытался что-то напевать прямо в ухо. «Ещё немного, и пиво полезет обратно», – недовольно заметил Ибо, на что Чжань смутился и кашлянул. «Извини». Лу-Лу после сокрушалась, что ей так и не удалось убедить Ибо присоединиться к веселью, если уж не показывать мастер-класс. Но в ответ Ибо снова начал ворчать и ругаться. Он был недоволен потеплевшим пивом – блин, гадость. «Пиво вообще гадость, это же не разливное живое, где здесь такое достать», – возразил Юй Бинь. Экран у ноутбука какой-то маленький, сука, отсвечивает и всё равно нихрена не видно. «Что уж есть, зато есть, – обиделся Цзи Ли. – В следующий раз крутой привезёшь». Вернувшись из туалета, Ибо чуть не упал, позорно запнувшись о какой-то дурацкий провод. – Так, кому-то уже пора. Больше не наливать, – его Чжань-гэ встал с дивана. – И мне тоже. – Эй, вы куда? – тянет пьяненький и очень душевный Цзи Ли. – Уже всё? Ещё орешки остались, ребята! Ибо вцепляется в Чжаня, говорит шёпотом: «Пожалуйста. Валим отсюда». – Не-не-не, завтра рано вставать, – извиняется Сяо Чжань, – мне ещё надо учить сценарий. Это, – показывает на Ван Ибо, – вот этому гению повезло, знай, глазами стреляй, а у меня километры текста. – Чжань-Чжа-ань, приятель, ты же не старый дед! – подтрунивает Юй Бинь, и Ибо бесится, только он может в шутку называть Чжань-гэ стариком. Сяо Чжань с Юй Бинем ровесники. – Чжань-Чжань, милый, уложи нашу детку спать и назад, – просит Сюань Лу. – Мы ещё много о чем поболтаем, у Цзи Ли есть мультфильм по Ван Гону. – Блядь, ну Л-Лу, – шипит злобно Ибо сквозь зубы. – Какой баобей, какая я тебе нахрен детка под метр восемьдесят? Она его, кажется, слышит… – Эй, что случилось? – Юй Бинь подходит к Ибо и хлопает по плечу. – Да не загоняйся ты так, мужик, всё пройдёт и изменится к лучшему! Мы тебя любим. И Чжань-Чжаня тоже. Если хотите – любите друг друга, а не хотите – любите других. «Блядь, ну ёбана!» – вздыхает Ибо и смотрит на него даже не злобно, а жалобно. Потому что реально побаливает голова, и пиво добавило вредности, а не желания спать. Ему самому всё равно на шуточки, а вот Чжань... Ван Ибо оглядывается, остальные смеются, даже Чжань, ему, видно, насрать. Да, действительно, это же глупость, по-доброму. «Пора на боковую, Ван Ибо, пора, сваливай. У тебя точно горшочек не варит из-за накопившегося недосыпа, блядь, придурок», – думает он сам с собой. Юй Бинь смотрит радостно и раскрывает ему объятия. Ибо зависает. Сюань Лу начинает уже не хихикать, смеяться заливисто. Цзи Ли улыбается всё загадочнее и загадочнее, а потом, наконец, говорит: – Ван Ибо, вдруг, эм… Это на случай, если действительно так. Меня, разумеется, там с вами не было, мне рассказали и не факт, что не переиначили: креативная память и все дела. Так вот, если ты чудом каким-то всё ещё паришься из-за того, что вы с Ван Чжочэном случайно, конечно, подслушали (а я полагаю, что ты, однозначно, крутой и не паришься) знай, что всё это чушь. Они вас разыграли. Ибо медленно поворачивается к нему и резко трезвеет. Сяо Чжань тоже растерян, он не в курсе. – Кофе пахло. Двери на студии прямо картонные, мы вас слышали и решили слеганца наказать, чтобы уши не грели, – объясняет Юй Бинь и продолжает протягивать руки. – Ну? Простил дураков? Ибо выдыхает, вроде же нормально всё было, разрулено. Словно обрывается что-то внутри. Он не знает, как быть, и как что понимать. «Ну пиздец! Каждый вшивый о своей бане, блин. Зачем вообще вспомнили?» – Да пошёл ты! – бросает он, показывая «фак» Юй Биню. Юй Бинь понимает, что ничего не понимает. Ибо несколько дней подряд ходил мрачный, но слова ли про собственную невыносимость и замученного им Сяо Чжаня его беспокоили? Мало ли у артистов проблем? «Ай пофиг, зато наша совесть чиста. Чжочэн вот сказал “я вам это припомню!” – куда интереснее». – Окей! – возвращается к столу, берёт пиво и салютует бутылкой. – За великого и ужасного Ван Ибо! Ибо саркастически морщится, мол, вот умник. – Ладно, просто за великого, – поправляется Бинь. – Оставайтесь, ещё так рано, на всё хватит времени! – зазывает их Сюань Лу. – Не на всё, – отвечает учтиво улыбчивый Сяо Чжань, хоть кому-то Ибо может сказать спасибо. Но и Цзи Ли, в общем-то, ни при чем, хрен знает, что там «ему рассказали». – И чем вы будете заниматься? Скучно! – за неимением веера краснощёкий Цзи Ли обмахивается листочком. – Снова всю ночь жечь свет? «Блять, ну едрить тебя за ногу! – тут Ибо буквально выносит. Но ведь, чёрт возьми, можно хоть иногда немного позлиться и побузить в нерабочее время! Как давно он не отрывался, не «сливал яд»? Накопилось (а твари, которые недавно слили инфу о его перелётах, так что пришлось всё менять, не описываются даже нецензурной лексикой), вот и разрывает изнутри весёлую гранату. – Заноза шпионская! Да сплю я со светом или с ночником, сплю. Ещё, блядь, телевизор включаю. Не всегда, ну и что? Следующий раз попрошу переселить меня в соседний от тебя номер, врублю многосерийный боевичок, а сам лягу в наушниках. За-е-ба-ли!» Ван Ибо берёт под руку по-прежнему ждущего его Сяо Чжаня и, окинув присутствующих дерзким взглядом, хищно и широко улыбается. – Мы. Идём. Трахаться. Цзи Ли округлил глаза, как рыба, и замер. Сяо Чжань тоже замер, переведя вопросительный взгляд на Ибо. Юй Бинь присвистнул. – Ура! – вскрикнула Сюань Лу и захлопала, дама пьяна. Ван Ибо дёргает Чжань-гэ за руку и тянет его, ошалевшего, в коридор, по пути хорошенько хлопая за собой дверью. Наверное, Сяо Чжань был готов провалиться сквозь все этажи и под землю или скинуть туда одного всем известного пьяного негодяя. Он чуть позже отвесит Ибо заслуженных трындюлей. Но в тот самый момент Ибо было даже не фиолетово, сразу радужно похер. Наоборот, он был горд собой, пусть отвалятся! Пока он не выспится и не придёт в себя. – Блядь, зачем ты меня вообще туда притащил? – строго спрашивает Ибо уже в коридоре. – Хотел, чтобы ты немного расслабился и повеселился, ты в последнее время хмурый. Я-то сам лучше бы повалялся в номере. Ибо отпускает руку и поворачивается к нему. – То есть, ты это сделал из-за меня? Пожертвовал своим отдыхом? А я – из-за тебя! – Что – из-за меня? – тупит Сяо Чжань. – Переживаю. – Ты сам виноват, лао Ван. Не надо было подслушивать. Они что-то сказали? – М-м-м! – тянет раздражённо Ибо. – Блядь, да какая разница. Причём здесь это! – То есть, ты говоришь, ни при чём. Тогда что? У него на лице растерянность. И попытка сегодня развеселить Ван Ибо через вечеринку – сплошное недоразумение, в ином случае он бы, возможно, обрадовался шансу потусить со всеми. Сяо Чжань выглядит удивительно милым, слегка хмельным и прикольным, ну что за дурак! – Прости, лао Ван, я глупый и чего-то не понимаю. – Это я тебя не понимаю. Когда ты серьёзен, а когда нет. Ты ведь не говоришь прямо, а я не могу видеть всё и сразу. – Самого главного глазами не увидать, зорко одно лишь сердце, – задумчиво улыбается Сяо Чжань. – Ну ты пьянь, – Ибо закрывает лицо ладонью и глядит на Чжань-гэ через пальцы. – Я тоже люблю «Маленького принца», но всё же хочу узнать, я тебя достал или ещё не совсем? – В каком смысле? – В прямом. Ты хочешь со мной общаться? Вне камер и репетиций. Сяо Чжань зависает и загадочно улыбается. – Это что, предложение руки и сердца? Ван Ибо снова вздыхает, ёпта, как сложно с ним. – Руку ты мне уже подрочил. Так что говори как есть, ты обязан взять на себя ответственность. Теперь вздыхает уже Сяо Чжань, смотрит жалобно и задумчиво. Пауза длится минуту, но кажется вечностью. – Ну, Ибо, ты меня иногда достаёшь, как и я тебя. Признаю! – поднимает ладони в капитулирующем жесте. – Тебя, как специй, бывает чересчур много. – Понятно. Ибо разворачивается уйти. Но Сяо Чжань останавливает. – Но это нормально, со всеми случается. Значит, я к тебе чуточку ближе всех остальных, раз ты можешь со мной такое позволить. И я очень этому рад. Я никогда не думал, что ты сел мне на шею, или что ты, например, моя ручная собачка – ни за что! Я люблю и уважаю тебя. Если и назвал один раз щеночком, то ласково и потому что… – ерошит волосы. – Э-э-э, мда-а, – улыбается виновато, – тогда ты меня поддостал неуёмным энтузиазмом. Может быть, этого бы не случилось, если бы мы не снимали очередной блок «засценок», а я был немного не в духе, – он поджимает губы. – Прости. Я же на самом деле белый и пушистый тролль первой гильдии. То есть я очень добрый, но иногда чувство юмора у меня сильнее терпения, мне уже говорили. – И чувства жалости? – поправляет Ибо. Чжань смотрит в пол, ещё более виновато. Не хватало ножкой пошаркать. Или выдохнуть и пнуть ею Ибо, он заслужил. Ван Ибо почти что смеётся, сам отводит глаза, смутился, растерялся, а внутри разливается тепло, он не ожидал таких объяснений. Это означает уверенное «Да!», всё по-настоящему! Он больше не позволит себе сомневаться – ни в себе, ни в Сяо Чжане, а любые остальные проблемы они решат вместе, что бы там ни случилось. Ибо сглатывает смешинку, откашлявшись. – Я тебя предупреждал, если сойдусь с кем – держите семеро, тараторю не затыкаясь и скачу, словно гремлин. Так было в Uniq, - он смотрит с вызовом исподлобья. – Так что можешь ещё сдать назад. Про «назад» ясно шутит, а за Uniq становится немножечко грустно. Сяо Чжань отрицательно мотает головой. Они стоят молча в пустом коридоре гостиницы. Сяо Чжань очень светлый и будто бы неземной. Он очень красивый, даже когда усталый и растрёпанный. Скромный и охуенный. Пальцы слегка приятно покалывает, так сильно хочется сейчас к нему прикоснуться. Ван Ибо понимает, Сяо Чжань живой человек, у всех есть свои недостатки, но если собрать все достоинства, которых так много, главным всё-таки будет одна на двоих волна, в которой они прекрасно совпали – звуковая, воздушная, дорамная, жизненная. Да, блин, чёртова красная нить, прошлые воплощения, родственная душа и всё такое, над чем Ван Ибо раньше смеялся как над тупыми шаблонами. Ему удивительно хорошо, настолько, что будто бы всё нереально. Как мало человеку надо для счастья, как оно просто и как сложно это малое обрести. Ван Ибо теперь его никогда не отпустит. Сяо Чжань поглядывает на него, подходит, тихонько толкает в бок и подмигивает. Хихикает, словно что-то задумал. – Ох, так скучно было экспромт Сюань Лу и Юй Биня смотреть! Во все вытаращенные глазищи. Так мучился с пивом и Тарантино! Бедняга лао Ван с припухшими глазками ни капли не пьян. – Да бля, нифига! – восклицает Ибо. – Какие ещё припухшие глазки! – М-м-м, то есть ты трезв? Тогда не ругайся! Ибо игнорирует замечание. – Можем ещё гонки на бутылках с водой устроить, чья дальше укатится. – Почему сразу не тараканьи бега? – Фу, мерзость! – Предпочитаешь кузнечиков? Он прыгают, с крылышками такие. А ещё хрустят на зубах. Ты пробовал жареных кузнечиков, Ван Ибо? Как крупные семечки в скорлупе. Ибо показывает ему средний палец. – Не попрусь я ловить кузнечиков. Чжань кивает, но сегодня он явно решил наверстать всё то время, когда Ван Ибо давал ему отдохнуть. – А ужастики? – В другой раз, – он закатывает глаза, мол, совсем уже баян баянистый, наша песня хороша, начинай сначала. Хмель даром не проходит: усталость, нервы, жара, давно не пили. – Как это! Они начинают бороться и продолжают спорить. На этот раз Чжань выворачивается из его хватки и прижимает Ибо к стене, щурится хитро. – Лао Ван? – Мгм? – дёргается, чтобы вырваться. Но от близости Чжань-гэ, прижавшегося к нему так тесно, что слышно, как бьётся сердце, замирает. Освободился бы запросто, но прислушивается, ощущает лёгкий запах и тепло его тела и наслаждается мгновением. Чжань сглатывает, ему тоже стало тяжелее дышать от их предыдущей возни, и смеётся сотнями маленьких колокольчиков. – Ван Ибо-о. Ла-о Ва-а-ан... Ибо слышит тихий приятный голос, и слова «такой сладкий, такой сексуальный» уже не кажутся забавной игрой. У Ибо дёргается кадык, во рту пересыхает, он вспоминает про «бабочек», «дружбу», «фансервис» и тоже сглатывает. Вдыхает глубоко, во все лёгкие, ещё сильнее прижимаясь, буквально вдавливая себя в Сяо Чжаня, обнимает за спину, крепко вцепившись руками в его рубашку. Чтобы некуда было отступать – ни себе, ни ему. А сам думает, какая же дурь и какая романтика, и, в случае чего, скажет, что просто нажрался. Они очень близко. Почти что нос к носу. Сяо Чжань расплывается в тягучей медовой улыбке, его глаза чёрные бездонные омуты. Наклоняется к его уху, легонько касается носом. Ван Ибо не понимает, какова в их игре доля шутки. Но готов ко всему. – Лао Ва-ан, – шёпот. – Лао Сяо? – манёвр для возможного отступления. – Ты там всем кое-что сказал. – Что я такого сказал? – уже и не помнит, но внутри зарождается сожаление из-за ускользающей атмосферы. – Мы правда идём трахаться? Ибо обдаёт резким жаром, он выдыхает чуть слышно: – Если ты хочешь.