После долгой разлуки

Семейная трапеза. Как уже бывало ранее, Финвэ вновь устроил небольшое торжество в честь того, что Феанор закончил работу и вернулся в дом. И правда, когда Феанору приходила в голову идея, он закрывался в своей мастерской и мог не выходить многие сутки, покуда не закончит работу над изделием, красотой которого в дальнейшем будет поражать окружающих. Финвэ радовался каждой вещице, что изготавливал Феанор, а потому всегда радостно приветствовал его. Вот и сейчас, все семейство восседало за столом. Финвэ во главе, по правую руку от него сидела Индис, по левую — Феанор. Нолофинвэ сидел подле Феанора, но все же в недосягаемости взгляда отца. Он, изредка участвуя в праздной беседе, полной беззаботной радости и ноток веселья, вновь постепенно уходил в свои мысли. Все дальше и глубже забредал его разум и, казалось, сам Нолофинвэ уже не ощущал себя частью этого застолья. В глубинах своей души к которым он теперь спустился, Нолофинвэ лелеял трепет, вызванный приходом брата. Так всегда бывает, когда Феанор возвращается. Когда наполняет жизни близких своим присутствием, когда на угрюмом лице изредка мелькает ласковая улыбка, и Нолофинвэ цепляется за каждое такое мимолетное мгновение из памяти, соединяя из них картину, на которую он любил смотреть в своей голове. Однако, из раздумий его вывел жар, что внезапным порывом прокатился по телу волной мурашек. Причиной тому стала рука Феанора, которую он незаметно для всех присутствующих, невесомо опустил на бедро Нолофинвэ. Феанор все продолжал вести беседу, непринужденно, хоть и слегка устало отвечая на вопросы близких, в то время как брат рядом не мог понять, как ему это удается. Вот так просто говорить, не дрожа голосом, когда столь бесстыдно трогаешь кого-то. Нолофинвэ и сам ощутил эти прикосновения лишь стоило брату надавить чуть сильнее, чуть опустить ладонь, ведя ею к его паху. Кровь приливала к лицу каждый раз, все гуще застлая его румянцем, стоило Феанору бросить мимолетный взгляд на Нолофинвэ, подмечая малейшие изменения, отражавшиеся на нем при поворотах ладони под столом. В конце концов, Нолофинвэ не мог более выдержать этой сладкой пытки и, сославшись на незначительную боль в голове и отсутствие аппетита, поспешил покинуть зал. — Но как так, Нолофинвэ? — спросил отец. — Точно ли ты в порядке? Нолофинвэ выдавил улыбку, коей в обычных обстоятельствах часто одаривал Финвэ. — Разумеется, отец, — произнес он. — Просто весь день волновался перед приездом брата. Нолофинвэ боялся, что пожалеет, глубоко пожалеет об этих словах. Ведь он спокойно мог обойтись без них, оставив родственников завершать трапезу и идти ко сну. Но Нолофинвэ все же произнес ее, и, в тот же миг почувствовав на себе хищный взгляд брата, пожалел. Ведь это было более, чем приглашением. С тяжелыми мыслями, он не заметил, как вслед за ним вышел и Феанор. Стоило им двоим переступить порог зала, как Феанор, резко перехватив чужое запястье, вжал Нолофинвэ в стену. — Брат, — тревожно прошептал Нолофинвэ, подавляя вздох от неожиданности. — Нас ведь могут услышать... — Услышать? Что может заставить одного из нас вести себя шумно, Нолофинвэ? — лукаво прошептал в ответ Феанор, пожирая его голодным взглядом. — Ты ведь скучал, верно? Не дожидаясь ответа, Феанор, скользнув рукой в мягкие волосы на затылке Нолофинвэ, мазнул поцелуем по его губам. Нолофинвэ уже успел испугаться, что вот-вот может выйти кто-то еще, что их заметят вот так, прямо за дверьми зала, однако Феанор мгновенно отстранился и развернулся обратно, возвращаясь к семье. Нолофинвэ было не по себе. Убедившись, что Феанор вернулся к трапезе, Нолофинвэ облегченно выдохнул и побрел к своим покоям. Вежливо поговорив со слугами, он невзначай шепнул каждому, что в этот вечер их визит не требуется. Те радостно кивнули, и, возблагодарив младшего принца, отправились восвояси. Он действовал аккуратно, неслышно перемещаяясь по своим покоям, сохраняя порядок, что, как он предполагал, уже совсем скоро будет нарушен. Нолофинвэ стянул с себя верхний кафтан, уничтожил остатки некогда изящной прически, превратив ее, хоть и в аккуратный, но все же наспех сделанный хвост. В этот вечер он зажег три свечи вдоль двух стен комнаты. Быть может, кто-то наблюдательный заметил бы, что Нолофинвэ никогда не зажигает свеч просто так. Темнота в покоях означает, что младший принц отдыхает. Одна свеча оставалась в комнате в моменты его отсутствия или же когда в ней находился кто-то другой. Две свечи Нолофинвэ зажигал, когда ему выдавались бессонные ночи; одну он ставил у двери, вторую на окне. А три свечи, заженные таким образом всегда бывают в вечера, когда к нему в покои заходит брат. Но никто не следил за светом в окне Нолофинвэ так пристально, и тому он был безмерно рад, ибо многие его секреты скрывало освещение. Он неспешно прошелся по комнате и опустился на рабочее место. Точно же. Он ведь не закончил. Нолофинвэ записывал новые, возникающие в голове яркие образы, описанные словами, сложенными в рифму, пером на листе бумаги, превращая его в произведение искусства, о котором, увы, мало, кто узнает. Вот и не было дописано то стихотворение, ибо как раз тогда пришла весть о приходе брата. У Нолофинвэ участился пульс. Он все сидел и ждал, отсчитывая удары своего сердца. Свеча на окне колыхалась от легкого ветра, за исключением шелеста листьев в саду, была абсолютная тишина. Даже веселый говор родных заглушило пульсацией в голове, когда Нолофинвэ заслышал в коридоре тяжелые резкие шаги. Нолофинвэ в жизни бы не спутал, кому они принадлежат. Дверь с грохотом отворилась, отлетела к стене, и также грубо была закрыта. Феанор вошел без стука, так, как привык входить в свои собственные покои. Он позволил себе такое, ведь знал, что его ждут здесь. Несмотря на то, что проход был явно разрешен, а он сам был желанным гостем, Феанор не спешил отходить далеко от двери. Он остался стоять на месте, его статная фигура освещалась лишь слабым пламенем свечи, игриво скачущие блики бродили по его аккуратному лицу, смягчая острые скулы, так, что Нолофинвэ, обернувшись, невольно залюбовался им. Его брат поистине был красив. Нолофинвэ неторопливо встал и, осторожно подойдя, поднял взгляд на Феанора. Тот, растянув губы в кривой улыбке, взирал на него сверху. Несмотря на то, что взгляд Феанора, жаждущий дикий хищный, говорил сам за себя, сам он оставался неподвижен. Нолофинвэ нервно сглотнул, ощущая, как кровь приливает к щекам, и опустил голову в малом поклоне. — Я рад, что ты зашел ко мне, брат, — начал он, с трудом удерживая дрожь в голосе. — Что стало целью твоего визита? Мне показалось, ужин еще не окончен. На это Феанор лишь хмыкнул, наклонил голову вбок, так, что черные пряди опустились на лицо. — Тебе ли спрашивать меня об этом? — лукаво произнес Феанор. — Ты ведь сам позвал меня. Нолофинвэ отвел взгляд в сторону, лишь бы не встречаться с горящими глазами брата. — Не могу понять, о чем ты говоришь. На этих словах Нолофинвэ сдался. Поддавшись вперед, он обеими руками обхватил крепкое тело брата, порывисто вбирая в себя запах его одежд, зарываясь носом в его шею. Это не было братскими объятиями, ибо руки его тут же стали судорожно бродить по всей спине брата, желая вновь вспомнить расположение всех мышц на его теле, ощутить его тепло. Феанор не спешил отвечать на этот жест, однако, когда брат поднял на него тоскующий взгляд, когда опалил дыханием шею, он, не выдержав, опустил обе руки на его талию. Неспеша, даже как-то устало, Феанор, совершенно не свойственно для себя, хрипло выдохнул, уткнувшись Нолофинвэ в макушку. — Ты задавал мне вопрос, брат, — с придыханием произнес Нолофинвэ. — Интересовался, ждал ли я тебя. Я не ответил. Феанор, приходя в себя, резко поднял лицо Нолофинвэ вверх за подбородок. — И что же? — игриво вопрошал он. — Неужели скроешь это от меня? В ответ на это, Нолофинвэ одернул голову, мимолетно одарил Феанора полным решимости взглядом и без лишних слов мазнул языком по его пальцам, что удерживали его. Затем Нолофинвэ прильнул к его губам, нетерпеливо сминая их, будто бы отчаянно целуя брата сквозь плену тоски. Феанор поспешил ответить на этот порыв, мгновенно обхватив сильными руками его талию, и подался губами навстречу. Их соприкосновение дарили обоим счастье, которого никто из них не мог бы испытать, будучи в разлуке. Феанор, с каждым движением губ брата, становился все настойчивее, подавляя, пока в конце концов, не заставил того разомкнуть губы, дозволяя ему полный доступ ко рту. Поцелуй был яростным, отчаянным, Нолофинвэ готов был вцепиться в брата всеми конечностями, повиснуть на нем, только бы оказаться ближе. Лишь бы ближе, лишь бы жарче, чем сейчас, касаться совершенного тела Феанора. Свою тоску Нолофинвэ вложил в этот поцелуй, что заменял им многие красивые слова. Со временем Феанор стал наваливаться сверху, заставляя брата выгнуться под собой, и тот издал первый в этот вечер хриплый стон. Довольный собой, Феанор отстранился, давая Нолофинвэ мгновения на то, чтобы восполнить количество воздуха, за которым оба на время перестали следить. — Я ждал тебя, — прерывисто выдохнул Нолофинвэ, ластясь под руки брата. — Всем сердцем ждал. — Я вижу, — ответил Феанор и коротко поцеловал его в висок. — Вижу, что не только сердцем. Взглядом он указал вниз, когда расположил колено меж его ног. Нолофинвэ снова нервно выдохнул, ощущая, как собирается тяжесть внизу живота от движений, что совершал брат меж его бедер. Феанор на это лишь усмехнулся, сверкая хищными глазами, широкой дланью оглаживая шею младшего. — Я предлагаю... — сдавленно начал Нолофинвэ. — я предлагаю нам прерваться. Он слегка отошел назад, убирая от себя руки брата. — Прерваться? — Феанор не дал ему уйти, склоняясь к самому уху брата. — Мне показалось, ты и сам желаешь. Нолофинвэ окончательно залился краской, ибо огромных трудов ему стоило, схватив Феанора за руку, развернуть к кровати. — Я имел ввиду, что неплохо бы обустроить место, — голос предательски дрожал, пришлось закусить губу, только бы стон не сорвался с них, когда Нолофинвэ случайно коснулся оголенной кожи на руке брата. — Да и... И неплохо бы нам, брат, избавиться от одежд, не растерзав их при этом. Такое уже бывало. Не то, чтобы Нолофинвэ так сильно был привязан к каждой рубахе, что и днем, и ночью была на его теле, просто неудобно было внезапно менять её, сносить недоуменные взгляды отца и слуг, что находили в его покоях ошметки ткани. Поэтому, на этот раз он решил предусмотреть этот момент и предотвратить потери. Феанор часто мог разорвать его одежду в порыве страсти, это Нолофинвэ знал наверняка. Однако теперь, Феанор, несмотря на опасения, весьма спокойно, лишь с пламенем в глазах, опустился на постель. — Так и быть, — внезапно согласился он. — Что же, думаю, тебе следует приступать. Он демонстративно расправил плечи, подготавливая Нолофинвэ к тому, что предстоит ему сделать. Брат лишь нервно сглотнул и протянул руки к застежкам на одеяниях Феанора. Дрожащие пальцы не слушались, когда одна за другой пуговицы выходили из петель, открывая жаждущему взору Нолофинвэ вначале длинную шею, а затем ровные ключицы брата. Ему захотелось наклониться, коснуться нежной кожи, ощущая вкус брата на своих губах. Эта мысль была произнесена в намеренно незащищенном разуме Нолофинвэ, и Феанор тут же среагировал. — Ну так я не запрещаю, — дразняще произнес он. — Скажи, часто ли я позволяю тебе раздевать себя, так еще и безнаказанно касаться? Вняв призыву, Нолофинвэ склонился к острым ключицам, мазнул по ним губами, размыкая их, размазывая слюну. Он провел теплым языком по одной, аккуратно прихватив зубами, и тут же зализав укус. Поистине, Нолофинвэ не ощущал этого уже давно. Еще до того, как брат принялся за работу, он был лишен удовольствия застать Феанора в столь приятном расположении духа. Однако здесь, сейчас Нолофинвэ почти что опустился на колени брата, самозабвенно обводя губами аккуратные косточки. Возбуждение Феанора все росло, с каждым движением брата, с каждым поворотом его языка на своей коже. Нолофинвэ, краем уха уловив сдавленный рык, что вырвался из горла Феанора, тут же все понял и совершил дрязнящее движение бедрами. В ответ на это Феанор вновь зарычал и, возложив руки на талию Нолофинвэ, заставил поднять взгляд. — Ты рискуешь, — с шипением произнес он. — Я привык рисковать, — с ноткой вызова в голосе ответил Нолофинвэ и повторил движение. Уже будучи осведомленным, что могло последовать дальше, Нолофинвэ положил руки на плечи брата, с большим трудом сдерживая его. Он вновь опустил голову к груди Феанора, освобождая ее от одежд все более резко и хаотично, его движения из неспешных становились судорожнее. Сильнейшее возбуждение волной мурашек прошлось по его телу, когда Нолофинвэ почувствовал под рукой сосок. Он обвел его языком по кругу, оставляя мокрую дорожку от слюны, и обхватил губами, другой ладонью беря второй. Феанор прогнулся в спине, раскрывая грудь навстречу желанным губам брата и, не сумев себя сдержать, сжал в кулак волосы на его затылке. Когда Нолофинвэ закончил и поднял взгляд, Феанор вновь уловил в его глазах помимо страсти тоску. Феанор всегда замечал малейшие изменения в эмоциях брата через его глаза. Голубые, словно безоблачное небо, они говорили о многом, о чем сам Нолофинвэ молчал. Феанор всегда был единственным, кто понимал его, единственным, кто бы уделял столько внимания лишь глазам. Но они, обрамленные черными ресницами, всегда были устремлены к нему. — Эй, — он произнес, убирая пряди с лица брата. — Не стоит тебе так тосковать каждый раз, я ведь всегда возвращаюсь. — Я знаю, — ответил Нолофинвэ. — Однако, мне не унять тоску, что остается, стоит тебе уйти. Феанор наклонился к его лицу и мягко поцеловал Нолофинвэ вновь, одновременно побуждая действовать дальше. Он не сдержал хриплый стон, когда Нолофинвэ, оставляя поцелуи на каждом сантиметре его тела, погладил рукой внизу живота. Это нежное движение стало отправной точкой, когда Феанор, совершив хитроумный маневр, опрокинул брата на постель, подминая под себя. Вжав Нолофинвэ в простыни, Феанор впился в его губы, проникая языком в ротовую полость, яростно толкаясь навстречу чужому языку. Нолофинвэ, в стремлении оказаться еще ближе, притянул брата к себе за плечи, ногами обхватив за талию, заставляя тереться пахом о пах. На это Феанор укусил его нижнюю губу и с тем же запалом спустился шее, растягивая ниточку слюны от губ до подбородка. Феанор яростно терзал его шею, зализывая каждый укус, что оставлял из желания слышать еще более громкие стоны брата. Руками он цеплялся за его одежду, что Нолофинвэ, к несчастью, не успел снять. Он стягивал ее на плечах и груди, заставляя Нолофинвэ брыкаться в попытке прекратить удушье, чего, на самом деле, не хотел. Насколько он желал быть удушенным, желал ощутить тяжесть тела брата на своем, его запах, его вкус на языке. И все это Нолофинвэ получал сполна, а от того восторженно размыкал уста, с которых срывались откровенные стоны, песни их ночей. Послышался треск рвущейся ткани, пуговицы отлетели в стороны, когда рубаха на груди Нолофинвэ была растерзана крепкими руками брата. Феанор кусался, опускаясь все ниже, лаская языком и зубами соски. Он так увлекся, что не сразу осознал силу, с которой вжимает Нолофинвэ в постель, силу, от которой тот кричит. Проведя мокрую дорожку слюны по подтянутому животу, Феанор принялся рвать завязки на штанах, широкой дланью сквозь ткань оглаживая член Нолофинвэ. Тот уже был твердым, как камень, от таких незамысловатых ласк. Феанор хотел было одарить его усмешкой, однако поняв, что сам был возбужден не меньше с того самого короткого поцелуя в коридоре, решил не делать этого. — Ощущение, что ты и впрямь ждал меня, братец, — сладко протянул Феанор, и, оголив орган, мазнул языком по головке. Нолофинвэ вскинул бедра и зажал себе рот рукой, удерживая себя от слишком откровенного крика. Феанор тем временем окончательно избавился от одежды и, отбросив ее в сторону, вновь склонился над пахом брата. Убрав тяжелые волосы назад, он демонстративно провел изворотливым языком вдоль всей длины, удерживая Нолофинвэ, не давая ему возможности выгнуться в наслаждении. Феанор прежде, чем обхватить ствол губами, не удержался от того, чтобы потеряться о него щекой. Теперь он признавал то, как соскучился по их тайной близости за время своего отсутствия и, решив пощадить брата, вобрал член полностью в рот. Нолофинвэ подбросило на постели от всплеска ощущений, что вызывал горячий влажный рот брата на его стволе. Он судорожно потянул руку и сжал волосы Феанора, формируя определенный ритм, в котором мог чувствовать удовольствие, все же помня свое собственное имя. Однако у брата были другие планы на этот счет; Феанор, насадившись пару раз в одном темпе, изменил угол так, что Нолофинвэ вновь дрожал в его руках, в его рту, уже будучи близким к разрядке. Впрочем, это Феанору было совсем не нужно, а потому, грубо вырвав брата из благоговейного лепета чего-то невнятного, яростно прижался к его губам. Нолофинвэ почувствовал свой собственный вкус, пот и вкус брата, который он не спутает ни с чем. Поцелуй выходил почти что нежным, формируясь из ласковых движений языков навстречу друг другу. Небрежно надавив на нижнюю челюсть Нолофинвэ рукой, открывая доступ ко рту, Феанор поднес к его губам два пальца, ощутимо приложив. Поняв, что от него требуется, Нолофинвэ вобрал пальцы в тепло своего рта, обводя языком. Феанор грубо протолкнул их к самому горлу, затем вытаскивая и повторяя движение. Нолофинвэ старался расслабиться, позволяя брату пальцами раз за разом иметь себя в рот. Феанор хрипло выдохнул что-то невнятное, в последний раз проведя пальцами по языку брата, вынимая их. Тогда он навалился сверху, а Нолофинвэ выгнулся ему навстречу, приглашающе раздвинув бедра, открываясь брату. Тот, нетерпеливо приставив пальцы ко входу, успокаивающе поцеловал Нолофинвэ в висок, постепенно вводя одну фалангу. Нолофинвэ содрогнулся под ним, издав заливистый стон. Феанор словил его с губ брата поцелуем, заглушая еще более откровенные звуки, что сорвались бы с ним в момент, когда Феанор ввел палец полностью. Повернув его на пробу, Феанор ощутил, как ногти Нолофинвэ впиваются в его плечи, как его крепкие ноги притягивают брата за талию, призывая войти, войти глубже. Феанор ввел второй палец и не стал лишать себя удовольствия насладиться протяжным стоном Нолофинвэ. Тот весь сжимался в нетерпении и, когда за проникновением наконец последовали неспешные движения, сам стал поддаваться вперед. Феанору открылась вдруг невероятная картина брата, бьющегося в наслаждении под ним. Никто, кроме него самого, не смог бы видеть, как он распластался по простыням, как его черные волосы разметались в стороны, никто не ощутил бы, как он обхватывает ногами, как крепко сжимает, никто не смог бы услышать его стоны, что ласкали слух. Феанор внезапно возгордился тем, что лишь он удостоен этой чести и, в подтверждение своих размышлений, вновь запечатлел властный поцелуй на раскрытых губах. В ответ Нолофинвэ вновь выгнулся в спине ему навстречу, прижимаясь грудью, небрежно впиваясь в его губы. Он совершил движение бедрами, на которое, казалось, ушли его последние силы, и произнес слова, на которые ушли последние здравые мысли: — Пожалуйста, брат... — он просил. — Я прошу... — Не проси, — прошептал Феанор ему в самые губы. — я буду продолжать до тех пор, пока ты не начнешь умолять. Он вновь протолкнул внутрь пальцы, ощущая, как Нолофинвэ сжимает их внутри себя, и возбуждение с новой силой охватило все его естество. Нолофинвэ обратил на него свой туманный взгляд. — Брат, — хрипло проговорил Нолофинвэ. — Я умоляю тебя, мой брат, моя кровь... Феанор вынул пальцы, оставив брата в предвкушении. — О чем же ты молишь? — ... — тревожное молчание в ответ. — Пропади все пропадом! — выругался Нолофинвэ. В нем оставалась гордость даже в такой момент, и Феанор, неверя самому себе восхитился младшим. Вновь запечатав его уста своими, Феанор пристроил свое мужское естество ко влажному входу в чужое тело. Нет. Не чужое. Это — родное тело, тело его брата, его возлюбленного. Это тело дрожало сейчас под ним, Нолофинвэ с трудом дышал, надрывно умолял и даже позволил себе ругань, настолько он, Феанор, был им желанен. Не в силах более терпеть или сохранять осторожность, Феанор стал постепенно входить. Почувствовав это, Нолофинвэ забился под ним, жалобно застонал и, невзирая за легкую боль, уже распостранившуюся по телу, вновь стал просить. — Я умоляю, я умоляю тебя! Феанор не выдержал. От этого надрывного крика, казалось, сорвало все тормоза, остатки здравого смысла канули в небытие, а время перестало существовать. Феанор, не помня себя, сорвался, словно пес с цепи, на всю длину вторгаясь в тело брата под собой. От этого резкого толчка Нолофинвэ истошно закричал, так, будто все снова было в первый раз. Он впивался пальцами в широкие плечи Феанора, протягивал его к себе и в нетерпении вновь двинул бедрами навстречу, самостоятельно поражаясь волне ощущений, что на него нахлынули. Феанор не стал мучить никого из них и, подождав лишь мгновение, впитывая первые краски, стал постепенно выходить. И вот, еще один толчок. И еще. Они двигались в едином темпе, в унисон бились их сердца, когда Феанор яростно вбивался в податливое тело Нолофинвэ, что извивался от наслаждения, непрерывно подаваясь вперед, лишь сильнее насаживаясь на брата. Его крепкие руки сжимали плечи, царапали их короткими ногтями, а звонкое горло вытягивало новый стон с каждым новым толчком. Изголовье постели врезалось в стену от ритма, что задал Феанор, не помня себя от удовольствия, ощущая лишь брата рядом. Он судорожно искал его губы, поглощая рвущиеся наружу стоны. Феанор прервался лишь на мгновение, чтобы уже в следующие грубо перевернуть брата на живот, заставив опереться на колени. Нолофинвэ упал грудью на простыни, ощущая, как сильная рука брата вжимает его лицо в постель. Покинувший его нутро мгновение назад член брата вновь входит на всю длину, и Феанор продолжает рваные движения. Нолофинвэ вновь кричал, ощущая, как от каждого движения его бедра разъезжаются в стороны, оставляя его полностью открытым перед братом. Феанор навалился сверху, продолжая хаотично вдалбливаться внутрь, вжимая тело Нолофинвэ в себя. Ощутив, как мягок брат в его руках, Феанор, не выдержав, издал хриплый стон. И вот, они уже стонали в унисон, дополняя ночные звуки их близости. Феанор, все еще чувствуя ответственность за удовольствие брата, широкой дланью обхватывает его естество, начиная движения вверх-вниз, в такт их общему ритму. Нолофинвэ забывал себя, путался в словах и стонал, невнятно пытаясь произнести имя брата, когда почувствовал на себе его ладонь, что была так желанна. Феанор продолжал движения, пока не ощутил, как Нолофинвэ содрогается под ним, утопая в удовольствии. Решив не ждать более, он обеими руками стал насаживать расслабленное тело брата на себя и, не выдержав, вынув свое естество, тоже излился через пару грубых толчков. Оба свалились на смятую постель, равно дыша, ощущая горячее дыхание друг друга на себе. Должно быть, это стоило ему последних сил, но Нолофинвэ взобрался поверх брата, носом уткнувшись ему в шею, мягко поцеловал. Феанор вдыхал запах волос на его затылке, прижимая к себе. Нолофинвэ, словно бы вновь вспомнив, что на дворе ночь, тихо прошептал: — Я и в правду по тебе скучал, Фэаноро. Феанор ласково поцеловал его в теплый лоб. — Я приказал подготовить купальни. Оба улыбнулись друг другу ощущая тягучее ленивое счастье.