пижамная вечеринка

а однажды комацу взяла и предложила нане устроить пижамную вечеринку с просмотром фильма. вторгнуться в маленький и розовый манямирок хати казалось осаки кощунственным и странным преступлением. если комацу ещё хоть как-то проявляла интерес к жизни наны до их встречи и постоянно расспрашивала на различные темы, то для осаки главным было то, что её верная собачка-поклонница сидит в своей цветастенькой будке в их квартире и встречает каждого входящего одинаково оглушительно-счастливым лаем. тем не менее, осаки согласилась, и мгновенно чуть ли не пожалела — ей в меньшей степени хотелось показаться навязчивой. но казалось, что такого понятия, как личное пространство, у хати не существовало. — смотри-и-и, это ещё один комплект ночной сорочки! я купила две штуки ещё дома! — счастливая хати протягивает озадоченной осаки кружевное одеяние. «как из порно-журнала», мелькает в голове осаки, и она тут же мгновенно пресекает эту мысль — слишком уж наивна и мила хати. ну хати просто не может!.. — какой цвет хочешь? нана тыкает на рандомный комплект и морщится — приторно-розовый. хати тоже мгновенно осекается и хочет было забрать другой, голубой, себе, но осаки с лёгкостью принимает у подружки сорочку. — порядок, хатико, я побуду сегодня принцессой. комацу хихикает и отворачивается, чтобы переодеться. осаки лишь пожимает плечами и располагается на другом конце обширной кровати хати. она тут же отмечает про себя сухость и чрезмерную бледность её родной кожи. причём тут бледность совсем не аристократическая, а какая-то блевотно-зелёная, как у зомби. осаки натягивает комплект и машинально поворачивает голову. полуобнажённая хатико. она сидит спиной к ней и расстёгивает лифчик. её светло-персиковая и воздушная кожа кажется такой нежной и красивой. тонкие пальчики комацу работают быстро и аккуратно, и нана замирает от внезапной мысли. «как же, чёрт возьми, везёт парню хатико» он явно может не ценить этой мягкой кожи, этих изящных девичьих плеч и этой девственно-невинной красоты её тела. ну почему, почему же именно осаки видит в комацу то, что другим не суждено увидеть?.. хати вздрагивает, когда мозолистые и грубоватые пальцы наны с лёгкостью расстёгивают нужную застёжку. пискнув, комацу оборачивается, но осаки уже стоит у окна и, как ни в чём не бывало, задёргивает шторы. хати отворачивается в смущении.

***

да, комацу всё-таки чересчур, чересчур красива. и дело в том, что вряд ли кто-то за этой весёлостью, худобой и наивностью разглядит в ней эту женственную красоту. если осаки — дикая и шипастая красная роза, то комацу, наверняка, нежная чайная роза. хати тоже много что пережила; и эта её ванильность — она лишь прячет глубину личности хати. и нану это раздражает. комацу как никто заслуживает идеального парня, который видит не только её симпатичность и её милое тело. ну неужели никто не хочет копнуть поглубже?.. хати заснула на десятой минуте фильме. на остром плече осаки. сначала она весело болтала про жизнь, про актёров и прочее, а потом смотрела всё более сонно и наконец, заснула. для осаки это тоже новый опыт — ещё никто не засыпал на её плече. а ещё никто не приглашал её на пижамную вечеринку. и ещё ни к кому осаки не была привязана так, как сейчас к хати. к этой глубокой, искренней, уравновешенной и прекрасной девушке. хати не пустая. осаки выключает фильм, и маленький и розовенький манямирок хати погружается во тьму. она сползает по подушке вниз, бережно придерживая голову спящей комацу. погружая пальцы в её густые шелковистые волосы, осаки невольно представляет хати в свадебном платье. «я могу сделать хати счастливой. мужчины такие бесполезные.» осаки вздыхает и гладит девушку по голове. сколько ещё всего придётся испытать этому милому пёсику перед тем, как розовые очки сорвутся с мордочки и разобьются вдребезги? нет, комацу не так глупа и наивна. просто ей нравится видеть всё в розовом. искать во всём позитивное. осаки бы так не смогла. хати дышит спокойно, размеренно, и во сне льнётся к осаки. — ты — мой самый близкий человек сейчас, нана-а… — протягивает во сне комацу и слабо улыбается. слова застревают в горле и осаки чувствует, как плачет. к сожалению, сон хати чуток, и она почти тут же вскакивает. — что такое? я тебя обидила? всё хорошо? ударилась? осаки отчаянно кивает головой и хрипит: — хатико… ляг обратно, пожалуйста. всё хорошо. комацу неуверенно кивает, но, глядя, с какой благодарностью и любовью смотрит нана на неё, улыбается, возвращается под одеяло и обнимает её ещё крепче. — я не хочу, чтобы ты больше плакала! «а я не хочу, чтобы ты была ещё чьей-то, кроме как моей. можно я притворюсь, что ты моя, хатико?..» но вслух такого осаки, конечно, не скажет. она лишь не перестаёт гладить комацу по волосам и слабо, серьёзно улыбаться.