Дрессированная нежность

Рикс проводит рукой по шелку одеяла, скользит выше, по изгибам тонкой талии под ним, по рукам, таким нежным на ощупь, но такими жестким в действиях. Слегка подтягивает покрывало выше, укрывая голое женское плечо от ночного холода. Августа сопит под его касаниями, бормочет что-то неясное в неспокойном сне. Ее кудрявые волосы собраны в аккуратную косу, веснушки горят на щеках в лунном свете, не спрятанные под слоями пудры. Веки ее подрагивают, морщинка пролегла меж нахмуренных бровей. И Риксу хочется ее разбудить, коснуться холодными губами ее лба, губ, шеи, груди. Но он только остается смотреть на нее спящую под синим лунным светом, подобно зачарованному. Луна щедро разбросала на небе звезды, разлилась молочным светом по глади моря. Теплый летний ветер свистел за окном, стукал ветвями деревьев по стеклу, пел завывающую колыбельную. Рикс сидел на самом краю кровати, пуговицы на рубашке так и не застегнуты полностью, сапоги оставлены у входа. Августа снова неровно вздохнула и застонала, губы ее задрожали. Мужчина положил руку на нее спящую, шершавые, грубые пальцы на тонких лопатках, аккуратно поглаживая ее спину. Она была поистине произведением искусства. Высокая, длинноногая, черты ее лица казалось высечены самым талантливым скульптором во всей галактики. Волосы мягче шелка, непослушные кудри спадающие на плечи, покрытые созвездиями родинок. Августа была такой неправильной, жестокой. Острой на язык и жаркой на поцелуи. Пылкой на его объятья. Она напоминала львицу, ловкую, хитрую, опасную. Рикс знал что не был ее достоин, что не имел права целовать ее сладкие губы и прижимать к себе за тонкую талию. Что не должен был закидывать ее бедра к себе на плечи и жарко любить ее ночи на пролет. Но продолжал возвращаться к ней каждый раз, не потому что не было выбора, а потому что хотел. Потому что не мог сказать ей нет. Потому что не мог сказать себе нет. Время было позднее, совсем неподходящее для того, чтобы находится в комнате старшей дочери Кассия, но что-то внутри камнем тянуло вниз, не позволяло уйти. Он был телохранителем Августы, что не обязательно означало охрану ее сна, но кошмары мучали Августу часто. И каждый раз он не решался прервать ее метания. Она застонала снова и вдруг ее зеленые глаза распахнулись, заметались по комнате, пока не зацепились с его взглядом. Она выглядела напугано, растерянно и так беспомощно. Все то, что при свете дня ей было так чуждо, незнакомо. Августа перевернулась на спину, одеяло спуталось у ее бедер, голое тело снова окутывал лишь ночной холод. К его неожиданности, к ее лицу не вернулись серьезные и дерзкие нотки, она оставалась таким же испуганным ребенком. На редкость нежным. Рикс залюбовался ею. Но тут же она потянулась к нему руками, обхватила шею, притягивая ближе заставила лечь сверху. — Останься со мной, Рикс. — прошептала она в его губы. Тихо, спокойно. Слова ее звучали, как всегда, уверенно, но в них не было высокомерия, не было приказов и вызовов. — Я не хочу, чтобы ты уходил. Августа прижалась к нему, соприкоснулась своим лбом к его, погладила спутанные волосы на затылке. Жест такой трепетный, ласковый. Ее мягкие губы вдруг коснулись кончика его носа, ложбинки губ, руки гладили колючую щетину. Все ее тело было горячим. Пылким, необузданным. Августа была языком пламени с ее темпераментом, обжигающим характером и пожаром внутри. Но огонь этот ей подчинялся, сидел у неё на цепи. Когда нужно — успокаивался, спал, не обжигал, а дарил тепло особенно холодными ночами. — Утром мне нужно на арену. Я проиграю если плохо высплюсь. — Он с трудом скинул руки блуждающие по собственным плечам. — Неужели разочаруешь меня? — Я думал, что живым я нужен вам больше, домина Августа. Она застонала, подобно недовольному избалованному ребенку, откинула голову на подушки и закрыла глаза. Но в следующую секунду, когда открыла, ее взгляд был растерянным, наполненный слезами. — Оставь мои титулы, прошу тебя. Не когда мы только вдвоем, Рикс. — Протянула она жалобно и потянулась к его губам. Движения ее были неточными, ленивыми. Недавний кошмар отпечатался на ее губах соленым вкусом, веки Августы дрожали, тонкие пальцы цеплялись в него с излишней силой. И все что оставалось, целовать ее, пока она не заснет у него на руках и не увидит самый сладкий сон. Рикс взял ее руки, поднес к губам обратной стороной. Поцелуи остались на аккуратных костяшках, на ее запястье, обвились красной лентой. Августа вздрогнула и подалась вперёд. — Ты знаешь, я не могу себе этого позволить. — Горько улыбнулся он, опустив глаза, боясь найти ее сломанный взгляд в темноте, — Ваши титулы служат мне вечным напоминанием, кто я такой и кто такая вы. — Ты — мой мужчина. Сказала она уверенно. Рикс опустил руки на ее бедра. Августа была как сталь, гладкая, но смертоносная, одно неверное движение и ты порежешься без шансов на спасение. Но даже если каждый его день, каждый вздох, он проводил на лезвие ножа — ее поцелуи делали эту пытку самой прекрасной. — Я всего лишь раб, домина Августа. — она снова недовольно сверкнула глазами и подобно змее, обвила руки вокруг его тела, закинула ноги на его спину. Она была его запретным желанием. Змеем искусителем или прекрасной Евой, чьи плоды он был готов вкушать каждый день, лишь бы быть рядом. Кровать под ними скрипнула, одеяло упало ещё ниже, запутавшись в их ногах. Рикс целовал ее, словно в последний раз. Прижимался губами к ложбинке меж грудей, острым ключицам, плечам покрытым родинками. Августа только лениво выводила круги на его плечах. — Был бы ты обычным рабом, тебя бы здесь не было. — Нашептала она у мочки его уха. Рикс вдруг почувствовал себя дураком. — Мне нужно идти, Августа… — Нехотя отстранился он и сердце заболело, когда женские руки отпустили его. Рикс снова сел на край кровати, пальцы быстро застегивали пуговицы рубашки. За спиной послышался шелест одеяла и Августа грудью вдруг прижалась к его спине, обхватила руками шею, уткнулась носом ему в затылок. — Не могу поверить, что как девчонка влюбилась в Гладиатора. Рикс вдруг перестал дышать. Она развернула его лицо к себе, с придыханием оставила последний нежный поцелуй на губах. Веки ее дрожали, губы двигались не спеша, осторожно. Ладони ласково поглаживали щетину, спускались к шее. Ее пожар вдруг начинал гореть и в нем. Ярко, обжигающе, распускаясь цветами под кожей, сжигая сердце. Он прошептал ей в губы признание. То, которое был не должен, то что пообещал заковать на своём сердце и молчать до конца жизни. Августа ему горько улыбнулась и он успел стереть слезы с ее глаз, прежде чем снова сбежать из ее комнаты. Похожее, даже самые опасные львицы, поддаются дрессировке.