***
Ему пора идти спать. Желательно, на века. Но всё, что он получит — это шесть часов блаженства и семь чашек кофе. По крайней мере, сейчас им нужно закрываться. Почему цветочный магазин должен оставаться открытым до полуночи? Этого он никогда не узнает… Но он готов работать дополнительно. Во всяком случае, это того стоит. Он листает каталог, когда маленькие колокольчики на двери зловеще звенят, оповещая магазин о новом потенциальном покупателе. Колокольчики звенели не как обычно, что странно, и он молится, чтобы это был не серийный убийца, не грабитель и не пьяница. Он ведь просто хочет пойти домой и хорошенько отоспаться… — Извините, — кричит он. — Мы как раз закрываемся. — Я дам тебе двести баксов, — отвечает хрипловатый голос. Он высовывает голову из-за пластиковых занавесок и едва не роняет орхидею в горшке, которая чуть не выскользнула из его ослабевших от страха рук. Ирацибета Рейн, лучшая писательница ужасов современности яростно затягивается сигаретой в его цветочном магазине. Он прочёл все её книги по два раза. Стивен Кинг нервно курит в сторонке, а По опозорен с этой своей прозой. Она единственный писатель, который вызывает у него мурашки по всему телу, а её «Розы» — единственная книга, которая заставила его кричать вслух. И она даже красивее, чем обложки её книг… — Чем я могу Вам помочь? — он нервно сглатывает. Ему никогда раньше не приходилось оказывать услуги знаменитостям, тем более, его кумирам. — Можно ли добавить записку «иди к чёрту» в букет цветов из твоего магазина? Горшок с орхидеей падает. Он клянётся, что цветок упал ему на ногу. Земля рассыпается по белому полу из плиток, а он точно знает, что сейчас покраснел, ведь её слова заставили смутиться его на 110% из 100. Он вздыхает и бросает взгляд в её сторону. Она не впечатлена и ждёт. Тонкие пальцы сжимают пылающий окурок сигареты. Другая рука покоится под острым локтём, подпирая его. В её глазах хаос, и он предпочёл бы иметь дело с этим хаосом, чем с тем, что устроила на полу орхидея в разбитом горшке. — Мне не нужны Ваши деньги, — сказал он без злобы. — Мы сейчас закрываемся, а я собираюсь как можно скорее отправиться в ближайший бар. Я предлагаю Вам присоединиться ко мне. Вы выглядите так, будто Вам не мешает выпить. Она фыркает, но всё равно ждёт, чуть подрагивая от холодных ветров этой ночи. Он держит дверь открытой и пока убирает с пола остатки орхидеи, интересуется — чем же эта ночь отличается от всех предыдущих ночей. Эта ночь отличается тем, что сегодня он купил напиток для самой Ирацибеты Рейн, и ему кажется, что он влюблён, ведь он уже почти вечность пялится на неё, глупо улыбаясь. Он очень надеется, что это не сон.***
— Вы издеваетесь надо мной. Он смотрит на дно своего седьмого стакана и даже не переживает насчёт того, что похмелье обязательно ударит ему в голову завтра, потому что история, которую ему только что рассказали, скандальнее любой беллетристики, опубликованной писательницей, сидящей перед ним. — Не-а. — С Вашей собственной сестрой?! Женщина с вишнёво-коричневыми кудрями беспечно пожимает плечами, её семь бокалов осушены. Между ней и мужчиной выстроилась аккуратная стеклянная стена из пустых сосудов. — Это не мог быть кто-то другой. В переписке он назвал её «Мири», так что это не может быть не Мирана. Он не знал, что у неё есть сестра, но он не собирается спорить с подвыпившей леди. Её слова около минуты вертятся в его затуманенном мозгу, прежде чем что-то щёлкнуло в его голове. — Подождите, а как Вы узнали, что Ваш муж изменяет Вам через сообщения? Если нет доказательств, то это паранойя. — Доказательства есть, — говорит она, по-детски показывая ему язык. — Ни одно сообщение, текст которого «Надень то, что мне нравится, увидимся сегодня вечером…» не может быть невинным! — боль от предательства вспыхивает в её глазах. — Ну, она может быть и не Вашей сестрой, — тихо говорит он. Его взгляд усталый и пронзительный. — Тим… Ты же Тим, не так ли? — Тимоти, на самом деле. — Тим, будь добр, замолчи. Он смеётся и поднимает руки в знак капитуляции, осушая восьмой бокал. — Быть может, я смогу её отсеять, — размышляет Ирацибета вслух, положив бледную руку на лицо, барабаня пальцами по щеке. — Я знаю, что она любит цветы. Она отправляет ему отвратительные сообщения, в которых благодарит его за букеты цветов. А мне он никогда не дарит цветы, — она мрачно бормочет последнее предложение. — Было бы прекрасно, если бы однажды он подарил мне что-то, что дало бы мне понять, что он изменяет мне с какой-то сукой. — Я не думаю, что есть цветок, который означает это, — улыбаясь, произнёс он, будучи не в состоянии скрыть своё веселье; её картавость делает звучащую из её уст ненормативную лексику почти прекрасной. — Значит, нет цветка, который означает «Я знаю, что ты мне изменяешь, и я напишу в своей следующей книге о том, как я мщу тебе и жестоко убиваю твою любовницу»? Он вновь смеётся и ничего не может с этим сделать. Её ярость одновременно ужасающая и милая. Конечно, странный тандем, но он находит его очень привлекательным. Или, может быть, он просто немного пьян. — К сожалению, нет, но герань означает глупость, наперстянка — неискренность, таволга — бесполезность, жёлтые гвоздики — разочарование, а оранжевые лилии — ненависть. Это поразительно тонко укажет ему на то, что Вы узнали о его измене Вам. — Я думаю, что отравленные шипы красных роз имеют тот же эффект. Тимоти рассмеялся. Никогда ещё задумка убийства кого-либо не звучала так очаровательно. — Может быть, но тогда Вы окажетесь в тюрьме. Прозвучит эгоистично, но мне нужны Ваши книги, а Вы не сможете их писать в тюрьме. Она хихикает, издавая тихий всхлипывающий звук, который останавливает Тимоти и его сердце. Воздух даётся нелегко и он делает усилия, чтобы наполнить лёгкие кислородом. Печаль, словно рыба, плавает в шоколадных океанах её глаз. Ужас наполняет его сейчас больше, чем когда-либо, выплёскивается за борта его разума, и рациональность и правильность покинули его, оставляя вместо себя какое-то горящее желание. Он хочет поцеловать её. Обхватив её щёки руками, он медленно тянется к Ирацибете. Рейн пахнет пеплом, виски и ванилью. Она на вкус как вымысел. В предвкушении сладкого поцелуя, Тимоти потерял бдительность. Ирацибета одарила его пощёчиной. Отпуская женщину, он потирает горящую щёку, прикрывая глаза. — Извини, — бормочет он огорчённо. Она слегка вздрагивает и поднимает глаза на него. В её смущённом взгляде искрится удивление. — Я замужем, — говорит она вместо извинения, вставая и бросая на стол пачку смятых купюр. Он тоже встаёт и опускает голову, мысленно проклиная себя за вызванную алкоголем храбрость. — Я знаю, — молвит он. Маленькие руки разворачивают его лицо к себе, и он изумлённо распахивает глаза, когда она целует его. Она целовала его очень долго, с восхитительными тихими стонами, которые скользили вниз по горлу, разливаясь в груди сладкой истомой. Когда она, наконец, отступает, он задыхается, забывая, как дышать. — Ты странный, — небрежно заявляет она, пальцем вытирая пятно красной помады в уголке его рта. — Это я тоже знаю. Он ошеломлён, и её причудливой улыбки достаточно, чтобы остановить ход его сердца и всю Вселенную. — Мне это нравится.***
Он просыпается от визга будильника, боль в голове — единственное доказательство того, что прошлая ночь действительно не была фантазией, которую создал его перегруженный мозг, чтобы помочь бороться с реальностью. Она вчера поцеловала его, прежде чем проклясть всё на свете и убежать. Это не первый человек в жизни Тимоти, который убежал от него, но Рейн запомнится ему навсегда. Он думает об Ирацибете, пока варит кофе, и, сделав первый глоток бодрящего напитка, Тимоти обнаруживает, что вкус вчерашнего поцелуя был намного ярче вкуса кофе. Он вспоминает то, как вчера она ворвалась в его магазин и то, как он спешно подметал грязь, обломки горшка и лепестки. Она не вернётся. Это было видно по тому, как той ночью она в панике убежала из бара. Она влюблена в человека, которого он не знает. Но если он никогда не встречал этого лживого ублюдка, это не значит, что он имеет право украсть Ирацибету. Она ведь сама не просила красть её и сделать так, чтобы она принадлежала кому-либо. Он должен принять это за прекрасный сон и двигаться дальше. У него есть работа и сестра, о которой нужно думать. Хандра и депрессия ничего не изменят и явно не помогут ему обслуживать клиентов. Через три дня после того, как он убедил себя в том, что он больше никогда её не увидит, в дверь снова позвонили. — Мне срочно нужен этот букет с запиской «иди к чёрту», — громко сказала она, резко распахивая дверь. Она ушла, ничего не купив, но Тимоти было наплевать, потому что тягучий, как карамель голос вернулся, а в шоколадных глазах сверкало озорство. Он так рад, что закрывает магазин, смело берёт её за руку и тянет в мир цветов города.***
— Целый цветочный магазин, а у вас закончились запасы. Недоверие пронизывало фразу, но её рука крепко обнимала его, когда она послушно позволяла ему тащить себя от продавца к продавцу. — Наперстянки и таволги не самые распространённые виды цветов, если Вы не знали. — Розы с отравленными шипами намного лучше. Он фыркает на очередную дерзость, тянет её дальше и останавливается у ярко раскрашенной тележки. Цветы приветственно машут лепестками, нежные ароматы щекочут нос. Фиолетовая наперстянка бросается в глаза, невинно окружив себя кланяющимися тюльпанами. Ирацибета постукивает Тимоти по руке, когда он выбирает два цветка. — Нам понадобится больше. Она морщится от его насмешливого выражения. — Прежде, чем я выгнала своего дорогого мужа на улицу, я заставила его раскрыть имя шлюхи. — Это была…? — Это была не Мирана. Она закатывает глаза на его облегчённый вздох. — Тем не менее, у него было пять любовниц, с которыми он неплохо проводил время. Он поворачивается и находит искалеченную маргаритку, зажатую в её дрожащих руках. Она отбрасывает цветок в сторону, ругаясь и молниеносно доставая телефон из кармана. — Чёрт, мне пора. Позвони мне, когда букет будет готов. У меня есть фраза, которую я хотела бы видеть в записке, написанную только от руки, — говорит она, выхватывая откуда-то фломастер, поспешно написав номер своего телефона на тыльной стороне ладони Тимоти. — Салют, — попрощалась она, оставив после себя смешанный запах цветов и жжёного табака.***
Она приходит в магазин через пять часов после того, как он позвонил. Зажав в руках перо и чернильницу, она тихо пробормотала ему «привет», когда начала рассматривать его работу. Он отчаянно пытается не заламывать руки и не волноваться, ведь не каждый же день его букеты оценивают известные писатели. — Букет выглядит очень… весёлым, — сказала она наконец. — Но сказали Вы это пассивно-агрессивным тоном. Она согласно кивнула, подмигнув. Наклонившись вперёд, она начала выводить изящные буквы на чистой белой карточке, привязанной к зелёным стеблям. Элегантные завитки, резкие линии, «иди к чёрту» самым изысканным почерком. Она дует на стремительно высыхающие чернила, самодовольная ухмылка кривит её губы, когда она любуется своей работой. — Оскорбительно, но очень мило, — говорит он. — Должна сказать, я горжусь своими навыками письма. Он закатывает глаза, на что она одаривает его улыбкой. Чуть наклонившись вперёд и уперевшись руками в стол, она стоит, пронзительно вглядываясь ему в глаза. Он нервно сглатывает, когда вырез на её рубашке опускается чуть ниже. — Почему ты всегда здесь? — спрашивает она прямо. Некоторое время они молчат. Задумавшись о тактичности своего вопроса, Ирацибета краснеет и объясняется: — Не то что бы я жалуюсь, мне просто любопытно. — Мне просто нужно много работать. — Зачем? — удивляется она, подпирая подбородок рукой. Он усмехается и отходит от темы: — Не все могут быть успешными писателями. Она смеётся и помогает ему поставить цветы в вазы. — Я просто женщина с воображением серийного убийцы. Слава богу, что общество нуждается в книгах о насилии, иначе я бы осталась без работы. Он хихикает и комфортная тишина оседает в воздухе, медленно рассеиваясь. Неловкое чувство законченного дела заменяет приятные мысли в голове. Ничего не остаётся, кроме как попрощаться друг с другом. Он не может заставить себя выдавить слова прощания. Она жалеет его и хватает за испачканную в земле руку. — Было приятно познакомиться с тобой, Тимоти. Ты отличный слушатель и хорошо целуешься. Она привстаёт на цыпочки, целясь для поцелуя, но промахивается, прижимаясь губами к его подбородку. Он наклоняется и целует Рейн правильно и нежно. Получилось не совсем романтично, но всё равно приятно. Его глаза закрыты, когда она заканчивает поцелуй и отступает. Он всё ещё держит глаза закрытыми, когда колокольчики на двери звенят, оповещая об уходе Ирацибеты. Он может притворяться спящим, но не может отрицать того, что сон закончился. Он разочарован, как и любой другой человек, придя в себя после фантазий.***
Когда Тимоти пришёл навестить свою сестру, он снова встретил её. Полностью в чёрном с хмурым выражением лица, она сильно выделяется на фоне белых стен больницы. — Ти-и-им? — протягивает она удивлённо. — Ирацибета… — он озадаченно смотрит на женщину. — Что Вы здесь делаете? — Сестру повидать хотела. На его лице видно крайнее беспокойство. — Какое несчастье приключилось с Вашей сестрой? — Она работает здесь, идиот. Ирацибета забирает чашку кофе у Тимоти и делает глоток, тут же морщась. Она надувает губы и обижается на мужчину за то, что тот добавил слишком много сахара в напиток. — Я пришла извиниться перед ней за то, что думала, что это она любовница моего мужа. Я думаю, она злится на меня сейчас. — Стра-а-анно, почему же она злится на Вас, даже не могу представить — за что, — улыбается Тимоти, а Ирацибета тычет пальцем ему в бок. — Ну, а ты почему здесь? — спрашивает она. Мужчина кривит рот. — Навестить сестру. Она не работает здесь… Её глаза расширяются от сочувствия, а Тимоти спрашивает самого себя; отчего он чувствует себя так комфортно рядом с этой незнакомкой, которую целовал дважды. Она не говорит, что ей жаль его, не задаёт вопросов, не доставляет ему дискомфорта. И Тимоти хотел бы поцеловать её снова, в знак благодарности. Он хотел бы целовать её постоянно и без имеющихся на то причин. Ирацибета возвращает ему кофе с отпечатком красной помады на краю чашки. — Покажи мне своё любимое место здесь, — почти приказывает она, а Тимоти и рад отвлечься. — С удовольствием.***
Пустой и гулкий зал, настенные часы тихо тикают, показывая точное время. Это его любимое место. Вещи имеют смысл, когда осознаёшь ценность жизни. — Как-то странно, — констатирует Ирацибета, поднимаясь с пола и укладывая голову на бедро Тимоти. — И почему же? — Ты безумно любишь свою младшую сестру, у тебя даже нет никаких проблем с ней, ты не чувствуешь перед ней вину за что-либо. Ты постоянно работаешь, ты здоров и с тобой всё в порядке. Он хихикает, потому что Рейн выглядит разочарованной. — Я почти машина, помните? Я должен быть безупречным, чтобы работать, и должен работать, чтобы быть безупречным. — Значит, ты считаешь себя безупречным? — Можно и так сказать. Она смеётся и довольно улыбается. — Высокомерный и перфекционист. Ты достаточно плох для того, чтобы быть безупречным. Тимоти тоже смеётся. Она немного абсурдна, но так волшебна, и он чувствует, что жизнь перестанет для него иметь ценность, если он сейчас же не поцелует Ирацибету. Так он и поступает. Она отвечает на поцелуй, игриво покусывая его нижнюю губу. Никогда ещё он не чувствовал себя таким живым. — Ирацибета, — задыхаясь, произносит он, немного отстраняясь. — Я думаю, что Вы будете причиной моей смерти. — Ты не возражаешь? — мило спрашивает она. — Ни капельки.***
После этого он видит её гораздо чаще. Тимоти всё ещё работает как сумасшедший, но Рейн часто навещает его в компании чёрного кофе и блестящего ноутбука, лишь слегка отвлекая мужчину от работы. Уилкинс качает головой, но в открытую не возражает, заменяя Тимоти, когда Ирацибета уводит того куда-нибудь, чтобы дать ему отдохнуть. Его перерывы это музеи, и женщина была в восторге, когда обнаружила что Тимоти большой любитель истории и шахматов. И за день у них случается много поцелуев. Много-много поцелуев. Ирацибета такое милое и маленькое существо, и он постоянно старается прикоснуться к ней; переплетая руки или же играя с её вишнёво-коричневыми кудрями. Он никогда не предполагал, что может быть настолько тактильным человеком, но теперь он не представляет жизни без того, чтобы в очередной раз не обнять её за крошечные плечи. Однажды она врывается в его квартиру и, радостно вопя, подписывает документы о разводе. Потом она целует Тимоти так эффектно, что у него кружится голова и он видит звёздочки в течение нескольких часов после этого. А потом он видит её дом позже, когда её глаза почему-то очень светлы, а её цепкие руки тянут его вглубь комнаты, и он остаётся на ночь. Она неидеальна, капризна, сосредоточена на себе, склонна к приступам гнева, но Тимоти и не возражает. От встреч с ним она получает от него столько эмоций, сколько она никогда раньше не испытывала. Дни превращаются в недели, недели в месяцы, и он счастлив. Он был счастлив и раньше, но теперь он счастлив совсем по-другому. Время от времени он дарит ей букеты её любимых красных роз. Вскоре он обнаруживает, что ей нравятся крошечные вещи, в особенности, миниатюрные часы, и он тратит время на их изготовление, когда цветочный магазин относительно пуст. Он не инженер, но ему всегда нравилось что-то создавать, а Рейн так восторженно пищала, когда Тимоти преподнёс ей в подарок первые часы, которые он сделал своими руками.***
Она улыбается и целует его, когда входит в его квартиру, падая на диван с лёгкой фамильярностью. Ирацибета наблюдает, как он готовит ужин, ведь ей было запрещено что-то пытаться приготовить с тех пор, как она случайно сломала микроволновку (она способна создать лишь хорошую книгу, ничего больше). Когда Ирацибета увлечённо болтает о телевизионном сценарии, над которым она сейчас работает, Тимоти полон счастья настолько, что ему кажется, что он вот-вот лопнет. — Я люблю тебя, — срывается с его губ. Он очень серьёзно сказал эту фразу, даже не смотря на то, что он почти не задумывался над сказанным. Время останавливается для него, когда она поворачивается к нему с испугом на лице, и Тимоти начинает подозревать, что совершил ошибку. Она открывает рот, но не может ничего сказать. Убийственно долгая пауза бьёт по ушам и нервам, и внутри мужчина весь сжимается, хоть снаружи не подаёт виду. — Хотя бы дыши, — быстро говорит он, потому что паника уже накрывает его — Нет, не любишь, — она задыхается и вскакивает с дивана, как ошпаренная, увеличивая расстояние между ними. Тимоти ничего не понимает. — Конечно, люблю, — ему кажется, что мир вокруг него медленно теряет краски. — Ты не можешь любить меня. — Почему? Он тянется к ней, но она делает ещё шаг назад, мотая головой. — Ты не можешь… просто… мы же даже не встречаемся… Он моргает. Слова Ирацибеты Рейн ранят его сердце. — Мы… не встречаемся? Я думал, что… мы вместе, — запинаясь, тихо произносит он. Он делает шаг вперёд, Ирацибета остаётся на месте, её глаза широко раскрыты, а на лице тревога. — Я никогда не думала, что всё может зайти так далеко, — признаётся она, облизнув губы. Тимоти казалось, что только что его сердце вырвали из груди и растоптали ногой. — Ты отвергаешь меня? — его голос дрогнул. — Нет! — она отступает назад и колеблется, пытаясь собраться с мыслями. — Я просто подумала… Я думала, что в какой-то момент ты устанешь от моих несовершенств, а я найду в тебе какой-нибудь недостаток, с которым не смогу жить, и мы расстанемся с наименьшим ущербом для обоих. — Ты хотела, чтобы мы закончили эту историю, ещё даже не успев начать? Она продолжает кусать губы, а Тимоти хочет, чтобы Рейн просто ушла, потому что ему больно даже просто смотреть на неё. — Забудь меня, очнись от фантазий, Тим. Ничто не может быть идеальным, ничто не может длиться вечно, а я не могу… снова позволить себе вступить в отношения. Только не сейчас. Я просто не знаю, что сказать. Её дрожащие руки опускаются, а Тимоти кажется, что он сейчас просто взорвётся из-за всего этого. Происходящее перегружает его систему. — Ты сказала достаточно. — Мне очень жаль. Это первый раз, когда он слышит от неё эту фразу, но он предпочёл бы быть глухим, чем теперь вообще что-то слышать от Рейн. Он ведёт её к двери, стараясь не прикасаться к женщине. — Попробуй быть счастливым, — севшим голосом говорит она. Даже только что разорванном на куски сердцем, он всё ещё любит её. Боль в груди просто невыносима. Тимоти закрывает дверь за Ирацибетой и слышит каждый её шаг, который отдаляет её от него. Он чувствует себя разбитым и уничтоженным.***
Время идёт очень медленно. Цветочный магазин больше не существует, вместо него Тимоти открывает книжную лавку и кафе. Прибыль становится больше, часы работы меньше, так что теперь ему кажется, что у него слишком много свободного времени. Ему больше не хочется идти куда-либо. В любом случае он делает вид, что его ноги принадлежат кому-то другому, а не ему. С уходом Ирацибеты всё возвращается на круги своя, но давяще-щемящая боль в груди, пустое, совершенно неживое сердце уничтожает его и гасит в нём и тлеющие искорки жизни. Он убит горем, как все те дураки с разбитым сердцем, мимо которых он проходил и жалел. Он снова читает ужасы, но больше никогда не открывает книги Рейн. По словам его клиентов, Рейн написала новую книгу, что-то о демоне, влюблённом в ангела, но с каждым шагом, который делает демон, он вырывает перья из крыльев своего любимого. Демон напуган тем, что довёл ангела до такого же уровня, как и он сам, и поэтому он уходит в поисках новых перьев для крыльев ангела. Конца истории Тимоти не знает, но он даже не просит клиентов рассказать ему — чем всё закончится.***
Однажды к нему в магазин заглянул Уилкинс с букетом, состоящим из цветков герани, таволги, жёлтых гвоздик и оранжевых лилий. — Сегодня произошла очень странная вещь, — заявляет Уилкинс, морщась. — Один из твоих клиентов отправил мне этот букет. Тимоти читает записку, видит те изящные буквы, завитки и не совсем пристойную фразу. — Похоже, клиент совершенно чокнутый, — выдал Тимоти, отправляя букет обратно странному клиенту. Он решает забыть этот инцидент. Вопреки своей воле и здравому смыслу, он обнаруживает, что улыбается.***
Проходит какое-то время. Он навещает свою сестру Алису, когда он не нужен в кафе, читает ей сказки на ночь, рассказывает о погоде за окном, пытается улучшить её настроение и развеселить. Но он не говорит об одной женщине, хотя несколькими месяцами ранее Алиса была подвергнута ужасным рассказам Рейн из её книг. Он так устал. Тимоти заказывает кофе в своём же кафе, привыкнув к горькому чёрному кофе без сахара.***
— Тимоти… — слышится низкий, но такой мягкий и женственный голос. Мужчина рефлекторно поворачивается к источнику звука. Она стоит перед ним, кусая накрашенные губы, а её тонкие пальцы скручивают края её серой рубашки. — Ирацибета?.. Она болезненно красива, и мужчина вздрагивает, когда его вялое сердце вдруг начинает быстро биться. — Ты пришёл навестить Алису? — спрашивает она. Она уже встречалась с хрупкой красавицей раньше, рассказывала ей о своих планах, идеях и будущих книгах. Он кивает и пытается оторвать взгляд от её хрупкой фигуры, но ему это не удаётся. — У Мираны только что родился ребёнок, — говорит она. Тимоти задаётся вопросом — как он может чувствовать себя неловко и комфортно в её присутствии одновременно. — Она и Стейн пытались зачать ребёнка в течение многих лет. — Кто такой Стейн? — спросил он почти против своей воли. — Боюсь, это довольно длинная история, — говорит она, застенчиво ковыряя носком туфли пол. Тимоти похлопывает по свободному месту на диване, и Ирацибета со вздохом падает рядом. — Знаешь, я попробовал быть счастливым. — И? — И это было ужасно. Я просто не находил себе места, но… потом я привык быть один. Он смотрит на неё с лёгким недоверием, а Ирацибета смущённо улыбается. — А у меня есть кот, — пожимает плечами она. Воздух выходит из его лёгких, и он впервые за такое долгое время смеётся. — Но он очень нахальный, да и к тому же любит прятаться от меня. Тимоти улыбается ей, а она улыбается в ответ, и на мгновение ему кажется, что он снова чувствует себя счастливым. Он наконец-то отводит взгляд, не выдержав напора её шоколадных глаз. Он понимает, что рано или поздно эти прекрасные моменты закончатся, и он хочет, чтобы эта фантазия оставила его. Но потом она берёт его за руку, и он смотрит на Ирацибету. — Я думаю, что я могла бы быть одна. Я бы могла остаться одна навсегда, если бы пришлось, — осторожно говорит она. Эта фраза напоминает ему о его одиночестве, и он не хотел бы говорить с кем-то на эту тему. — Но я не хотела бы быть одной, — добавляет она, сжимая руку Тимоти. — А если бы мне пришлось быть в одиночестве, я хотел бы быть одиноким вместе с тобой. Он целует её. Их поцелуй долгий, и он так похож на возвращение к чему-то старому, по чему все так соскучились. Он целует её и ждёт, когда у него свернётся шея от того, что он слишком сильно повернулся влево. — Я бы хотела встречаться с тобой, если, конечно, ты всё ещё этого хочешь, — говорит она, нежно поглаживая пальцем его губу, вытирая красные следы от помады. — Да, я хочу этого. Он снова прикасается губами к устам Ирацибеты, и она тает, растворяясь в тепле и нежности Тимоти. Затем она отстраняется и вручает ему маргаритку. Красивый румянец заливает её щёки. — Я думаю, тебе нравятся маргаритки. Но… может ли всё происходить чуточку медленнее? — неуверенно спрашивает она. Он улыбается, крутит стебель цветка в руках, и, вскоре, кладёт ей его за ухо. — Хорошо. И он целует её ещё раз, просто потому что ему хочется. — Я могу ждать сколько понадобится, дорогая, — произносит он. Она на вкус всё ещё как вымысел, но теперь уже размытый между красками реальности, хотя так даже лучше. — В конце концов… — он улыбается и его голубые глаза наполнены счастьем. — У нас есть время.