Не зарекайся

На пороге моей квартиры Валера появляется ближе к полуночи. В его руках бутылка текилы и небольшой букет тех же цветов, которые он мне подарил в прошлый раз. Я их прозвала крошечными маками, ведь настоящее название попросту не могу запомнить. Кажется, Валера мне его говорил и даже намекал, чтобы я почитала о них в интернете, но я все забыла. Вот такая я непутевая! — Впустишь? — Валера склоняет голову к плечу и улыбается мне лишь уголками губ. И я впускаю его. Не знаю, что он мне такого сейчас расскажет, но с такими аксессуарами, с которыми он ко мне пришел, так просто не ходят. Нужен повод. И я искренне надеюсь, что он в нашем случае положительный. Иначе я эту самую бутылку разобью о его милую голову, а цветы все равно заберу себе. Они красивые и не виноваты в том, что человек, держащий их в руках, самый настоящий подлец. — Это тебе, Любовь, — он протягивает мне цветы, а я улыбаюсь. Слишком тяжело сдержать улыбку, когда тебе дарят букеты. Пусть и такие маленькие. Особенно, когда получаешь ты их от человека, в которого влюблена. Я сняла это табу и теперь официально заявляю, что моя влюбленность никуда не исчезала. Лишь пряталась. На время. — Я пока поставлю их в вазу, а ты проходи. Не скажу же я, что поставлю цветы в стакан. Ваз у меня нет! Не было повода для приобретения. Пока я копошусь у раковины, Валера снимает пальто, перетаскивает небольшой столик к моей кровати, достает из шкафчика две рюмки, на которые денег у меня хватило, в отличие от вазы, и уходит к входной двери. Оттуда уже возвращается с лимоном. Это не скрывается от моего внимания. — Ты протащил лимон в кармане пальто? — Да, а что? Очень практично. Пальто, в карман которого не помещается, по меньшей мере, три лимона, не пальто, — заявляет он важно, а после достает из кармана еще два крупных и ярко-желтых фрукта. Валера орудует на моей небольшой кухне так, будто живет здесь сам. Лично моет и нарезает лимон, откуда-то выуживает плитку шоколада и горсть конфет. Понятия не имею, зачем он все это затеял, но с любопытством за всем этим наблюдаю. Складываю руки на груди и, опираясь спиной о стену, смотрю на Валеру. — А ты не поможешь мне, Любовь? — доносится до меня с другого конца комнаты, где находится моя спальная зона. — Нет. Забыла тебя предупредить, Степанов, в готовке я не сильна. Так что… помощница из меня никудышная. Но я прекрасно заказываю пиццу. Какую только пожелаешь, все закажу… — … а я отплачу, я понял, Любовь, — Валера выпрямляется над столом и внимательно осматривает все, что наготовил — бутылку текилы, две рюмки, лимон, плитку горького шоколада и немного конфет с молочной и ягодной начинкой. Надо признать, мои любимые и жутко дорогие. — В честь чего праздник? Мое терпение рвется по швам, словно старая блузка. Рвется так сильно и капитально, что я уверена, этот треск слышит и сам Степанов. Вместо быстрого и точного ответа, Валера поворачивается ко мне. Запускает пальцы в свои волосы и поправляет отросшую темную челку, убирает ее назад, но непослушные пряди снова падают на лоб, закрывают глаза. Хочется подойти ближе, коснуться его волос пальцами. Они у него мягкие и пахнут виноградом. Почему? Не знаю, ничего виноградного я в его ванной не нашла. А я там бывала пару раз, все рассмотрела! — Выпей со мной. И тогда расскажу. Одна рюмка — один вопрос, — он смотрит мне в глаза. В темной комнате, где горит лишь настенная гирлянда, я не вижу выражения его лица, но готова поклясться, что он улыбается. Той самой улыбкой, от которой мои коленки подкашиваются. — Неужели струсила, Любовь? — я продолжаю стоять на своем месте и не двигаться. Что-то глубоко внутри меня ревет и кричит, чтобы я не приближалась сегодня к Степанову ближе, чем мы находимся сейчас. Но я не слушаю ничего. Послушно подхожу к нему и задираю голову выше, чтобы взглянуть этому наглецу в глаза. — Ты задаешь вопрос, если я отвечаю, пьешь ты, если я молчу — пью я, — продолжает рассказывать правила своей игры Валера. — Я поняла, — тихо ворчу и мысленно ругаю Степанова за усмешку в мой адрес. Валера наполняет рюмки, поднимает и одну протягивает мне. Холодное стекло приятно охлаждает тело, но не мой разум. Я держу рюмку пальцами и выжидающе смотрю на Степанова, он ведь слышал мой вопрос! — Я расстался с Оксаной. Навсегда. Финальное расставание, — говорит он, а после его губы изгибаются в улыбке. Такой веселой и озорной, мальчишеской. — Как рас… расстался? — запинаюсь я. Эта новость меня так шокирует, что я чуть не проливаю на себя текилу. А надо в себя. Правила ведь. — Сначала выпей, Любовь, потом задавай вопрос. Правила, ты помнишь? — важно подмечает Валера, склоняя голову к плечу. Тихо ругаюсь и выпиваю текилу, протягиваю рюмку Степанову, а сама, с трудом, но глотаю. Горько! Я не планировала сегодня пить. В пьяном уме я совершаю необдуманные поступки, которые в большинстве своем заканчивались в постели Степанова. Это надо заканчивать. — Хорошо, теперь моя очередь, — Валера протягивает мне ломтик лимона. К моему удивлению он кисло-сладкий и очень вкусный. — и мой вопрос. Не люблю ходить вокруг да около, Любовь. Поэтому… у тебя есть кто-то? У меня есть ты! Хочется крикнуть ему, но вместо этого я отрицательно качаю головой и наблюдаю за тем, как Степанов опустошает свою рюмку. Слишком быстро. Будто он знал, что так будет. — Прекрасно, — он произносит это простое слово так тихо, что на мгновение мне кажется, будто все причудилось. И Степанов молчал. — Почему ты расстался с Ланой? — Я ее не люблю. Она мне даже не нравится, — кривится он. — и я не хочу признаваться в чувствах другой, когда у меня есть такой груз, как прошлые незаконченные отношения. Это дерьмово. И что бы там обо мне в своей голове не думала, я не такой. Поэтому я решил все закончить. Признаваться в чувствах? Эти слова отдаются эхом в моей голове, когда я смотрю на Валеру, слушаю его и выпиваю свою порцию. Неужели я все пропустила и ему кто-то понравился? Вряд ли, ведь я знаю, что Валере далеко не симпатична. Он мне сам об этом намекал. Много раз. Так много, что я сбилась со счета. Что я о нем думаю? Я думаю о нем так много и часто, что, кажется, будто Валера прочно остепенился в моей голове и вылезать оттуда не хочет! — Я утолил твое любопытство, Любовь? — он улыбается и садится на пол, прижимаясь спиной к стене. До столика с нашим импровизированным ужином рукой подать, соблазн сесть рядом с парнем моей мечты слишком велик. Но я не поддаюсь ему и вместо этого сажусь по другую сторону стола, зажимаясь между ним и кроватью. Теперь чувствую себя немного безопаснее. В случае чего, я надеюсь, стол меня сдержит. — Утолил. А теперь пей. Один вопрос — одна рюмка, — губы сами растягиваются в улыбке, когда я вижу замешательство в карих глазах парня напротив меня. Ты сам установил эти правила, Степанов! — Прекрасно. Подловила. Рюмки снова полны, шоколадка распакована, и небольшой кусочек уже лежит у меня на языке. Он в меру горький, вкусный и я не спешу его раскусывать, а лишь медленно посасываю. Перекатываю языком во рту. Не сразу замечаю, как Степанов наблюдает за мной. — Зачем ты пришел? — как бы мне не нравилась наша игра и это напряжение, царившее сейчас в моей квартире, мне необходимо все разузнать. Жить в неведении я не хочу. Я жду ответ, но Степанов молчит. Явно не торопится раскрыть мне свои карты. Он бросает на меня взгляд из-под ресниц, тянется к своей рюмке и быстро выпивает содержимое. Сразу же наливает себе еще и также быстро осушает рюмку снова. — Это чтобы ты не повторила свой вопрос. Но, если желаешь повторить, я не против, — Валера откидывается на стену позади себя, закидывает в рот ломтик лимона, зажимает его между зубами. Он улыбается мне и проводит кончиком языка по нижней губе. Делает ли он это нарочно, я не знаю, но внимание мое это привлекает. Мы оба постепенно пьянеем, но, несмотря на это, главную цель визита Валеры я так и не узнала. Пыталась повторить вопрос, но этот наглец (по-другому его и не назвать) снова выпил две рюмки подряд, чтобы избавить меня от ответа! Мне становится душно. то ли из-за напряжения между нами, то ли из-за выпитого. Поэтому я поднимаюсь из-за стола, подхожу и настежь раскрываю окно. Замираю меньше чем на минуту и яростно вдыхаю морозный воздух. Он, как я надеялась, мне не помогает. Голова начинает кружиться еще сильнее. Когда я возвращаюсь обратно, Валера наклоняется вперед, вытягивает руку и хватается за мое бедро. Он сжимает его пальцами и не отпускает, напротив, притягивает ближе к себе. Пытаюсь сопротивляться, но, как я уже говорила ранее, пить мне нельзя. Все пути, так или иначе, ведут к Степанову. Если не к его кровати, то на его колени. Где я и оказываюсь, когда Валера прилагает больше сил и тянет меня на себя. — Зачем ты… — … тебе понравилось меня спаивать, Любовь? — его губы легко касаются моей шеи, руки медленно разгуливают по моему телу — бедрам, спине и животу. Пальцы вырисовывают какие-то неопределенные фигуры, известные лишь самому Степанову. — Просто ответь. — Соскучился. И я устал. — признается он, упираясь лбом в мое плечо. От его тела исходит такой знакомый мне жар, и я с трудом, но сдерживаюсь, чтобы не обнять Валеру и не прижаться к нему еще сильнее. — Я ведь приходил каждый день. По несколько раз на день, сидел там, а ты меня не замечала. Это, чтобы ты знала, неприятно. Не сразу, но до меня доходит, о чем он бормочет. Каждый день я видела Степанова на подоконнике у столовой. И каждый день я старательно делала вид, что его там нет. Не смотрела на него, проходила мимо с гордо поднятой головой. Пару раз останавливалась, бросала на тот подоконник сумку, подкрашивала губы и уходила дальше. И все это время — я не смотрела на Степанова. — Знаешь, почему я тогда тебя игнорировал? — отрицательно качаю головой и сама неосознанно прижимаюсь к Валере сильнее. Одна его рука обнимает меня за талию, другая покоится на бедре, а пальцы играют с краем юбки. — Тогда спроси. — Почему? — Я боялся, что ты разочаруешься. Ты ведь была влюблена в меня. А кто я такой, чтобы заслужить это? Веришь или нет, но я надеялся, что ты переметнешься на кого-то другого. Хотя бы того же Гномика. Но нет, ты упертая. А когда ты тогда заявилась с ним ко мне, Любовь, в этой тряпке, которую называла платьем, я возбудился так быстро, словно мне пятнадцать, и ты первая девушка, которую я вижу, — он смеется, губы касаются моего оголенного плеча. Он возбудился как только увидел меня? Что-то я такого не припомню, хоть и помню тот вечер и ночь очень даже хорошо. Он не пытался меня вытолкать из своей квартиры, но желанием точно не был переполнен. — И это в то время, когда сама меня игнорируешь. А ты коварная, Любовь, — продолжает Валера. Его руки живут своей жизнью, и я лишь опускаю взгляд, наблюдая, как ладонь медленно, но уверенно приподнимает ткань моей юбки. — Я не коварная. Я тогда выпила. И перепутала адрес. — Ты не была такой пьяной, какой хотела казаться, Любовь. Я ведь тоже там был. Забыла? В той квартире, той ночью нас было двое. Я и ты. Там были мы. И в том, что произошло, участвовали мы оба. И в прошлый раз… я бы приготовил тебе завтрак, спросил, как понравилось ли тебе, но ты сбежала. Даже туфельку не оставила! — Я ничего не понимаю, кроме того, что твоя рука пытается забраться мне под юбку, — дрожь в голосе заметна, но скрывать сейчас ничего не хочу. Даже понимать, вызвана эту дрожь страхом или возбуждением, не хочется. — И получается? — Кто ты и что ты сделал со Степановым? — восклицаю я. Поднимаю ладони и обхватываю пальцами лицо Валеры, его взгляд затуманен, как и мой. Спасибо текиле, низкий ей поклон. Выжидающе смотрю на парня, а тот на меня. Напряжение, которое до этого момента можно было чувствовать и видеть невооруженным взглядом, искрит. — Ты там будешь сидеть, и виснуть или поцелуе…? — договорить он не успевает, потому что я не выдерживаю. Срываюсь с цепей первой и ни о чем не жалею. На его губах ясно чувствуется шоколад, текила и лимон. Сам Валера пахнет виноградом, как и всегда. Я льну к нему, как бабочка к яркому фонарю. Пальцы впиваются в мое бедро, зарываются в волосы и окончательно портят и без того ужасную прическу. Губы сминают губы, стоны разливаются легким покалыванием по всему телу — от кончиков ушей и до кончиков пальцев. Мое тело всегда реагировала так на Степанова. Предатель. Хочется прерваться и спросить, что все это значит, но я боюсь. Но еще больше не хочу останавливаться и возвращаться в реальность, в которой, возможно, Валера отстранится, скажет, что все это ошибка и уйдет. А я останусь в своей квартире одна, и компанию мне составит лишь бутылка текилы и два букета цветов — свежих и увядавших. — Я больше не хочу тебя игнорировать, Любовь. И прошу того же от тебя, — мы отстраняемся друг от друга, и я на мгновение прикрываю глаза. Валера упирается своим лбом в мой, и говорит так тихо, что я ощущаю каждое его слово покалывание в губах. — пожалуйста, Любовь. — Пожалуйста что? — переспрашиваю я, переваривая услышанное. Голова еще работает плохо, а тело снова требует поцелуи. — Будь со мной. — И кем я буду? — постепенно осознание происходящего возвращается ко мне, и я решаю подразнить Степанова. — Моей девушкой. — А ты мерзавец, Степанов. Не прошло и дня, как ты расстался с одной, а уже предлагаешь что-то другой. — Я серьезно, Любовь. Скажешь, чтобы я ушел — и я уйду и больше не подойду, — эта мысль меня страшит. — попросишь остаться — и я останусь. Рядом с тобой. Я буду с тобой. Поднимаю глаза и смотрю на парня, который сейчас так близко, что я с легкостью могла бы раствориться в нем. Но не могу. Не хочу быть одной из тех, кто теряет голову от отношений. Забывается и растворяется в своем партнере. С ответом не спешу, обдумываю все хорошенько. Верное решение я уже приняла, оно давно сидит в моей голове. Но я не тороплюсь его оглашать, мучаю Валеру, а после накрываю его губы своими. Он улыбается и осторожно, не разрывая поцелуй, заправляет мне выбившуюся прядь волос за ухо. Поглаживает подушечками пальцев мою щеку, опускается к шее, проводит по ней, но ниже не опускается. И сейчас я ему благодарна. Благодарна хотя бы за то, что один из нас сумел сохранить рассудок и мыслить здраво.