Мгновение

      — Эй, Фридди, почему ты такой застенчивый?       Крепкая мужская рука легла на плечи, чуть прижимая к себе. Фридрих еле устоял на ногах, пряча взгляд под золотистой копной волос. Пухлые щёки сразу же порозовели от смущения и некоего стыда, а рот растянулся в неловкой улыбке.       — Н-не знаю, — ответил юноша, заправив спадающую прядь за ухом.       Парень чувствовал, как эта рука давит его хрупкие плечи, как придерживает, не давая возможности хоть как-то шевельнуться или убежать прочь. Фридрих увидел, что глаза Курта застилала пелена от выпитого крепкого алкоголя, а нос его покраснел настолько, что был похож на свежий помидор.       «Тебе пора завязать с этим, Курт».       Курт всё никак не унимался, будто бы не замечал ту неловкость, которую Фридрих пытался показать, не замечал багровый румянец, продолжив невзначай посмеиваться над ним. Это вовсе не удивительно, ведь опьянённый человек не знает, что и как делает, он делает, но не соображает. На следующий день Курт ничего не вспомнил бы, даже если бы пришлось напрячь мозг как следует, а вот Фридрих будет помнить всё до последних мелочей.       — Неужели тебе не хочется повеселиться, хоть немного? — голос друга стал грубее, отчего по спине златовласого юноши пробежал холодок, пробравшийся к костям.       — Н-не х-хочется. Всё, К-курт, отстань от м-меня! — неожиданно даже для самого себя юноша повысил голос и, резко развернув голову, сверил солдата холодным взглядом.       Собеседник вздрогнул от неожиданности, сразу отскочив от Фридриха на несколько сантиметров. Никто из них не ожидал такого поворота событий, а потому они оба отпрянули на дальнюю дистанцию, молча таращась друг на друга. Фридди никогда не поднимал голос на друга, ни при каких обстоятельствах! Но сегодня… что с ним случилось сегодня?       — Ты что, боишься меня, Фридрих? — тихий вопрос, на который юноша удивлённо вскинул брови.       — С ч-чего ты в-взял?       Вместо точного ответа, Курт вновь значительно укоротил дистанцию между ними, вплотную уперевшись в сослуживца, глядя ему в глаза. Очи были чисты, не покрыты белой пеленой безрассудства, не было даже злосчастных синяков под глазами, которые хоть единожды красовались на каждом из них. А он… он простой пьяница, который желал совершить одну маленькую шалость, о которой, возможно, пожалеет.       — Поцелуй меня, — выдохнул явно сгоряча.       Карие глаза с надеждой глядели на чистые голубые. Курт прекрасно знал, что совершает ошибку, знал, что это всё дурман, грех. Но душа его изнывала от желания и горечи, что комом скопились в глотке, царапая до безумной боли. Солдат смочил пересохшие губы, словно заранее готовя себя к неизбежному. Помедлив минуты-две, произнёс:       — Ты боишься, что я пожалею об этом?       Фридди кивнул, поджав бледные уста. В его глазах виделся животный страх от осознания всего, что произойдёт сейчас и должно произойти потом — они оба это прекрасно понимали. Лучше пустить пулю в голову, чем терпеть весь этот ад, который им ему предстояло пережить: унижение, оскорбление, осуждение и, наконец, мучительная смерть. Но самым главным страхом было разбитое сердце, разбросанное по всем углам его сознания. Оно станет хрупким стёклышком, что будет трескаться при каждом его виде.       — Я пожалею об этом, — кивнул Курт, стараясь не отводить взгляда, дабы чувствовать себя намного увереннее, чем есть на самом деле. — Но явно не сейчас. Я люблю тебя, понимаешь?       — С-ск-а-ж-и так, ч-чтобы это з-звучало к-как правда, — жалобный стон любящего сердца, в которым вдруг зародилась яркая искра блаженной надежды. — М-мне н-нужно это услышать, ч-ч-чтобы…       Губы товарища тронула искренняя улыбка. Брюнет нежно притянул Фридриха к себе, а затем глубоко вдохнул, готовясь полушёпотом произнести заветные слова, которые доводили до трясучки многих дам, но юношам Курт говорил это впервые, однако теперь трясло уже его самого.       Сердце Фридди ушло в пятки. Казалось, что он и вовсе забыл как дышать, а его рука рефлекторно сжалась в кулак. Вот-вот он услышит те самые заветные слова, что не снились даже во снах. Всего лишь три жалких словечка, что таят в себе множество смыслов и чувств, безумно, безумно много блаженных эмоций!       — Я люблю тебя, — говорить такое парням оказалось гораздо приятнее.       Лишь одно мгновение, и уста Фридриха жадной волной накрыли его целиком и полностью, не только поглощая, но и даря безмерную страсть. «Свершилось!» — именно это хотелось прокричать Фридди, который мог лишь мечтать об этом величайшем событии, но, увы, сделать это не представлялось возможным и это явно было к лучшему.       Лишь на мгновение он решился на отчаяние действия, лишь на миг смог убедить себя в том, что это не ошибка, что это искренние чувства того, кого он желает больше всего на свете. Фридрих бесповоротно потерял надежду на спасение, понял, что этот мир давно превратился в ад на земле, что человечество прогнило в своём безразличии и жестокости. Однако всё это меркло на фоне нежного влечения к нему, что с каждым разом разрасталось в пылкую страсть.       — Я л-л-люблю тебя, по-по-пожалуйста, не з-забывай об этом, — настоящая мольба о пощаде, чтобы не кануть в лету. — Н-н-не забывай меня!       — Этот день я никогда не забуду, обещаю.       Лишь в одном из мгновений своей жизни Фридрих позволил себе любить и быть любимым. Этого мгновения было вполне достаточно, чтобы ощутить неподдельное счастье, переполнявшее его сердце. Курт и вправду не забыл этот день, ведь он помнил эти голубые глаза, смотревшие на него с небывалой нежностью. Это мгновение могла стереть лишь пуля, выпущенная из собственного пистолета.