***
Светофоры переключаются щелчками, машины разъезжают с открытым верхом. Стёкла приспущены, как колготки в клубных туалетах. Ball & Chain светится бутылочно-зелёным, к такому бы лимон. Кинотеатр напротив белый, подсвеченный жёлто-оранжевым, вывески обещают показывать классику: «Лицо со шрамом». Очередь галдит, курит электронные сигареты, лопает шары жвачки «Trident». Билл поправляет босоножки на маленьком каблучке. Смог оседает ему на лопатки, икры греет не остывающим фоном асфальта. Патрик расстёгивает верхние пуговицы синей рубашки. На груди и ключицах поблёскивает тоненький слой пота. Хокстеттер оттягивает связку бренчащих цепочек — нагрелись от шеи. Ричи нащёлкивает ритм «Runaround Sue» — услышал в сериале, где все боги слетелись в Америку. Бен говорит с Беверли о музеях и наркотическом буме в Филадельфии. Майк рассказывает Хаггинсу о любимом заезде Формулы-1. Стэн напоминает Тозиеру о двенадцати баксах, которые он должен. Генри с Билли болтают о том, как последний сбегал тусоваться к «большим парням», вернее, к Хокстеттеру и остальной тройке. Мама тогда грозилась либо запереть, либо отправить в интернат для мальчиков. Страху надеялась нагнать тем, что подберёт католический. В итоге Денбро задружился с Бауэрсом, а Патрику зарезервировал вакантное место у себя между ног. Билл мимолётом подтягивает на место спавшую лямку. Смеётся над тем, как они с парнями — у Генри была бутылка водки, паль палью — катались по парковке Dollar Tree. На части про запах жжёной резины Патрик прихватывает Денбро повыше поясницы. Поглаживает большим пальцем бок, целуя за ухом — волосы чуть влажноватые.***
Декорированная кусками дверей стойка привлекает. Манит пальчиком, почти так же хитро, как Билли, когда надевает кружевной пояс для чулок. Генри разглядывает джазовых музыкантов, что лабают прямиком с вырезок газет Нового Орлеана. Они здесь устроились заместо гирлянд. Беверли кидает сумку за столик, приглушённое освещение и изумрудные стены выгодно оттеняют загорелый живот. Ричи отходит, салютуя. Барабанит по дереву и мило улыбается барменше с диким афро. Бен отдаляется глянуть статьи про именитых джазменов, которые сейчас собирают залы у бога под юбкой. А Патрик предлагает всем перебраться на свежий воздух. Они в итоге садятся снаружи, где хозяйничает духота Флориды. Пластаются всей оравой под зонтиком, который официанты, видно, не успели закрыть. Ричи приходит с бутылочкой «Blue Moon», шутя про то, что другое пиво в их компании грешно. Билл разминает плечи. Шепчет на ушко Марш, что парень в левом углу строит ей глазки. Она выразительно смеётся, а золотые кольца переливаются чёрно-салатовыми линиями от прожекторов. Билл подплывает к Хокстеттеру: — Ну ты собираешься со мной танцевать? Пальчиками заползает на плечо, поднимаясь на носочки, музыка позволяет лизнуть по щеке, не подбираясь к уху. — Дай разогреться. Развлекись пока один, а я посмотрю на тебя. — Патрик незаметно гладит костяшками по животу. Если бы не мягкое платье, Билли бы замурлыкал. — Прекращай прелюдии, Ромео, я его забираю, — Беверли цепляет за руку. Билл проезжается пальчиками Патрику по груди, оставляя след. Помечая. Он с Марш убегает в центр рябого танцпола, светясь среди мнущихся парочек и не накидавшихся, пока что, групп молоденьких студентов.***
К моменту, когда играет Селия Крус и Джонни Пачеко, Беверли убегает за колой со льдом, а Билли опрокидывает стопку текилы. Лижет соль с указательного и большого. Слюна сладко омывает язык, в груди теплеет, затем патокой стекает в живот. Билл подходит к столику на первом звучании труб, Хокстеттер тем временем собирает волосы в хвост. Жар от прожекторов, сухого дыма и танцующих тел карабкается по изгибу шеи. Ричи и Майк утекли размять ноги, Бен отошёл проветриться, пускай на душном воздухе. А Хаггинс отлучился за выпивкой, оставив «ридикюль» Марш на попечение Стэна. Они с Бауэрсом переговаривались о тонкостях сохранности бюджета. Оба подпитые, поэтому в силах терпеть друг друга подольше. Лето, поговаривают, вообще всех сближает. В Майами летом пахнет кремом от загара, воском для сёрфа, ганджой и бензином междугородних автобусов. — Подними свою очаровательную задницу и потанцуй со мной, а то я найду кого-нибудь другого. От Билли пахнет обрывками текилы, свежим потом, от губ слегка тянет лаймом. Денбро кладёт голову Хокстеттеру на правое плечо, притирается. По левому «гуляет» указательным и средним пальцами. — Это у тебя очаровательная задница. Патрик кивает Бауэрсу, а Билли одними губами кидает Стэну: «Не скучайте». Летом набережная Майами кипит от скейтбордов, детей с пампушками мороженого, девушек с бельтбэгом, где лежит плоский мобильник и пачка тонких «Winston» с клипером. Ball & Chain же кипит от наплыва загорелых зевак и завсегдатаев, пришедших поглазеть на гедонистов, прилетевших со всех кусочков США. Пол шипит пузырями, словно газировка «Sunkist», когда Билли обманкой притягивает за цепочку. Плывёт по линии губ к носу, подставляясь для поцелуя, но отпускает, заставляя облизнуться. Язык под освещением выглядит фиолетовым, будто от лина. Dile que no es un desprecio Билли утекает сквозь пальцы, царапая ногтем линию подбородка. Он близко, что можно прочитать изгиб его спины в вибрации воздуха, но хлопает Патрика по рукам, когда те силятся поймать. Билли огибает ладонями ляжки. Обтягивает, очерчивает, подминая мякоть ягодиц. Ситец скользит вверх по бедру. Денбро медленно проезжается по талии, бретелька спадает с его плеча. Ладони касаются косточек грудной клетки, пальцы веером ползут к шее. Тянутся вверх, заползая кончиками в рот. Ee Mama Ee Mama Azuca Патрик пускает мурашки вдоль предплечья, ведёт кромками среднего и безымянного. Денбро держит ладони на своих щеках, адамово яблочко вздрагивает. За ухо покусывает тёплое дыхание с налётом алкоголя, Патти норовит спустить тонкую бретельку, поцеловать выделяющийся уголок кости, но Билли изворачивается. Змеёныш. Он собирает руки перед собой, садится на левое бедро, затем на правое, делает шаг, прищёлкивая пальцами. Патрик повторяет, развязно и расхлябанно — дразнится больше. Денбро остро щурится, выступая вперёд, затем вправо и назад. Его коленки то и дело мелькают из-под стекающих складок ткани. Двухнедельные уроки сальсы не прошли даром — шаги уж точно выучил. Когда Хокстеттер подходит ближе, Билл протягивает ему ладонь, и Патрик льнёт вслед за руками. Подхватывает, улыбаясь уголком губ. Денбро легко кладёт руку на его плечо. Продолжают они уже в рамке, Пат выступает вперёд, чуть путая ноги. Билл насмешливо шикает, направляет его, надавливая на коленную чашечку. Хокстеттер называет стервой, спускается от выреза до блестящих туфель и считает. 1… 2… Pero que lio, y dice Платье расцветает, когда Билл кружится, смазывая розово-красные огоньки с блеском барных бутылок. Патрик сгибает локоть, Билли возвращается к нему, как игривая пластинка. Врезается в грудь, обнимает за плечи. Хокстеттер поддерживает под поясницу, закидывая изящную ножку на своё бедро, затем заставляет отклониться назад и рисует полукруг. У Билли длинная шея, ключицы изогнутые, широкие, кожа липнет, словно латекс. Треугольный разрез позволяет посчитать рёбрышки. Если бы дал поприкусывать зубами, чтоб услышать сверху мурлыканье, Патрик бы не возвращал Денбро на исходную. Хокстеттер берёт за правую руку, ощущает, как густеет воздух. На лёгкие повисают гири, а ладошки потеют, словно перед первым сексом. Утыкается в яремную вену — похоже, любовь Голливуда к вампирам даром не проходит, — рубашка прилипает к взмокшей спине. Хокстеттер сжимает от поясницы до ягодиц. Билл подаётся навстречу, гибкий, словно кобра. Придвигается к плечу, виляя бёдрами. Quimbara quimbara quma quimbamba Музыка заставляет двигаться, несмотря на тяжесть в лодыжках. Заставляет скользить промежностью по выставленной ноге, отстраняться от груди, ударяясь пахом. Зарываться в волосы, мазать дыханием вдоль губ, но едва ли касаться лица. Билли проезжается по его колену снова и снова, вьётся. Между ляжек тепло, джинса жжёт просоленную кожу. Хокстеттер разворачивает его, перекручивает за талию, как любимую кассету из детской теки, когда всё ещё не залили в Интернет. Пригвождает к себе, лицом к сгущающейся толпе. Билл тянет коготки ему за спину, комкает ворот рубашки. Откидывается, расползается в руках. Патрик слизывает капли с его шеи, они ложатся на язык лучше любого коктейля. В голове взрываются фейерверки, сыплются пылающими искрами на пол, прямо под ноги. Pero lo baila Teresa y lo baila Juanito Он сгребает красно-оранжевый поперёк живота, левой рукой хватает под соском, стягивая платье. Целует натянутые венки, жаля-причмокивая-облизывая. Почти грызёт, но зубы соскальзывают. Билли нежится, каблуками ступает невпопад. Закатывает глаза, приоткрывая рот — блестящий, красный. От экстаза. Патрик ведётся на поводу у музыки, Денбро у его тела. Quimbara quimbara quma quimbamba Селия набирает обороты, трубы заливаются. У Билла подкашиваются колени, но Пат держит крепко. Денбро надавливает, где-то в желудке вес напряжения. Тока. Билли рисует бёдрами круг, сплавляясь-следуя за тем, как Хокстеттер тягуче двигается. Медленно, плавно. Вычурно. Денбро думает, что сквозь тоненькое платьице на его стояк полюбуются все. Хокстеттер полюбуется в туалете, прижимая к забросанной надписями стене. Бочком Билли сожмётся с раковиной, ногу закинет на чужое плечо, платье ему вздёрнут до пупка. Патрик оближет вокруг головки, уткнётся кончиком языка в уретру, обхватит губами. Полижет у основания, там, где Билли особенно нравится. Там, где он хватается за раковину и стискивает. Там, где мычит и сладко причмокивает, перед тем как облизать губы. Oye cachin, cachan, cachan, cachumba Билли запрокидывает голову. Сильно, связки бы захрустели, если б тело не разгорячилось, не стало гибким и податливым. Лепи всё, что хочешь, но будь осторожен. Патрик выгибается следом, хватая клубочки воздуха с дымом. Песня близится к триумфальному завершению, а мозгам всё сложнее найти, где заканчивается своё тело и начинается Биллино. Quimbara quimbara quma quimbamba Они продрейфуют до момента тишины и начала следующего трека. Билл поплавится в объятиях, а Патрик пьяно соберёт пот по линии вен. Весь-весь слижет, слепо касаясь кожи, тыкаясь в щёку, висок, волосы. Денбро развернётся, потащит к туалету сквозь набежавшую толпу, когда тяжесть от лодыжек переберётся в живот. Грузно осядет, так, что хочется спустить с цепи. Хокстеттеру в рот, ведь тот обязательно поделится.