it's my desire that you feed, you know just what i need (you got power over me)

Порш даже не пьян, когда это происходит. В крайнем случае, он немного пьян, но приятный кайф от дешевого алкоголя и хорошей компании пульсирует в его жилах, отвлекая его от размышлений о некоем мафиозном боссе, о котором он точно не должен думать. Его конкретном мафиозном боссе. Нет. Он определенно не думает о нем. Вместо этого он отходит от своих друзей и отправляется на улицу покурить. Это слишком сильно напоминает ему ту ночь, когда они с Кинном впервые встретились. Еще до того, как этот человек поставил перед собой цель влезть Поршу под кожу, копаться и докапываться, чтобы потом пристроиться там со своей раздражающей ухмылкой, от которой у него голова идет кругом. Его пугает, как легко потеряться при одной мысли о Кинне; пугает, насколько он действительно отвлекает. Именно поэтому он не реагирует на удар кулаком в челюсть и немного спотыкается, застигнутый врасплох. Этого достаточно, чтобы нападавшие нанесли несколько ударов по ребрам, прежде чем Порш, наконец, сумел выпрямиться, выплевывая кровь, успевшую собраться во рту. Их пятеро, но они слишком самоуверенны, воодушевленные тем, что им удалось нанести удар, даже когда они шатаются на ногах. Они явно пьяны, и Порш испытывает легкое облегчение от того, что это не один из более компетентных врагов Кинна, желающих послать ему сообщение. Справиться с ними несложно, и к тому времени, когда его друзья выходят, чтобы присоединиться к нему, четверо мужчин лежат на полу без сознания, а последний убегает прочь по улице. Порш только закатывает глаза и закуривает очередную сигарету. - Серьезно? - Джом растерянно смотрит на него. - Ты был один в течение пяти гребаных минут, Порш. - У тебя кровь идет, - указывает Тэм, жестом показывая на руку Порша, и, блядь, так оно и есть. Он знал, что у одного из этих ублюдков был нож. - Я в порядке. - Порш просто отмахивается от их беспокойства и направляется домой. Он так устал от людей, пытающихся выбить из него дерьмо, что все, чего он сейчас хочет, это пойти домой и проспать до утра. По крайней мере, завтра ему заплатят хорошие деньги, пока люди будут пытаться выбить из него дерьмо. Когда Порш просыпается, у него все болит; он чувствует, как болит все тело, как это бывает, когда он слишком сильно нагружает себя в спортзале и в итоге страдает от этого. Он застонал, скатился с кровати и потянулся, что оказалось большой чертовой ошибкой, потому что его ребра протестующе закричали от боли. - Черт, - шепчет он про себя, подавляя зевок, когда, спотыкаясь, идет в ванную. Как только загорается свет, и Поршу удается хорошенько рассмотреть себя в отражении, он испытывает сильное искушение просто вернуться в постель. Его губа разбита, а под правым глазом образовался небольшой синяк. Ничего серьезного, он мог бы объяснить это просто усталостью любому, кто, возможно, не догадывается, чем он зарабатывает на жизнь, но Кинн и остальные будут знать и весь день будут смотреть на него косо, а он определенно не в настроении для этого. Одна мысль об этом уже действует ему на нервы и раздражает его, что чертовски смешно. Он взрослый человек, черт возьми, так почему он достает телефон из кармана и звонит Питу? И почему Пит берет трубку на втором гудке, прежде чем он успевает передумать и повесить трубку. - Алло? Порш? - слышит он через динамики, и боже, теперь ему действительно крышка. Порш вздыхает про себя и, действительно, в этот момент пути назад нет, поэтому он просто быстро бормочет: - Я не могу прийти. Он слышит треск и приглушенное "черт!", доносящееся из телефона, и это мгновенно приводит его в состояние повышенной готовности. - Пит? - спрашивает он, несколько раз позвав его по имени, пока не раздается звук закрывающейся двери, и он, наконец, получает ответ. - Да? Я здесь. Что случилось? Порш несколько раз моргает, потому что это он должен был спросить об этом. - Что там происходит? - Ничего. - Пит вздыхает и понижает голос. - Кинн сегодня в плохом настроении, во сколько ты приедешь? И боже, неужели это заставляет его чувствовать себя виноватым. Ему нравится Пит, он считает их друзьями, поэтому он чувствует себя довольно жалким, когда прочищает горло и бормочет что-то вроде "Я не приеду". На несколько секунд воцаряется тишина, и Порш был бы не против, чтобы земля разверзлась под его ногами и проглотила его целиком. - У тебя похмелье? Он насмехается. - Конечно, нет. - Отлично! Тогда поторопись и тащи сюда свою задницу, я не знаю, сколько еще смогу терпеть Кинна в таком состоянии, а рядом с тобой он всегда в хорошем настроении. - Пит, похоже, ухмыляется, и идея ударить его начинает становиться все более привлекательной. Он пытается протестовать, действительно пытается, но его прерывает звук стука в дверь, и прежде чем он успевает что-либо сказать, связь прерывается. Порш бросает телефон в раковину и серьезно думает о том, чтобы ударить кулаком по зеркалу в ванной. Однако он решает не делать этого. Это зеркало нравится ему. *** Когда он наконец поднимается в комнату Кинна, Пит, Тайм и Тэ стоят снаружи и смотрят на него с тревогой. Это не очень хороший знак. Обычно Кинн не возражает против их компании, поэтому тот факт, что они все находятся за пределами его комнаты, еще больше его настораживает. Он хочет поднять этот вопрос, хочет выяснить, почему Кинн в таком плохом настроении, но прежде чем он успевает это сделать, Порша прерывает низкий, насмешливый свист Пита и рука Тэ, протянутая к нему, чтобы ухватить его за подбородок. Он вертит головой, как хочет, а Порш раздраженно ворчит. - Что с тобой случилось? - спрашивает он, приподняв бровь. Порш хмыкает и отбрасывает его руку, что вызывает лишь смех в ответ. Это слишком напоминает ему Кинна. Все трое переглядываются между собой, словно знают что-то, чего не знает он. Он смотрит на них, но ничего не получает в ответ. - Теперь, когда ты здесь... - начинает Пит, нарушая тишину, - ты можешь войти и успокоить его. Порш насмехается. - С чего ты взял, что он меня послушает? Они втроем снова делают то, что проделывают, когда смотрят друг на друга, как будто у них есть какая-то тайная телепатия - как будто у них в голове происходит целый диалог, в который Порш не посвящен. Он ненавидит это. - Вы все мудаки, - бормочет Порш, задевая плечом Пита, когда проходит мимо него. Это получается немного сильнее, чем он планирует, но не так сложно, как того заслуживает он, предатель. В этот момент он думает, что в комнате с Кинном было бы безопаснее, чем торчать снаружи с ними тремя. - Хотя, - слышит он голос Тэ. - Я не уверен, что, отправив его туда в таком виде, можно успокоить Кинна. И Порш больше не задерживается; просто толкает дверь и пинком ноги закрывает ее за собой. Проработав на Кинна уже несколько недель, он знает, что его мало что должно шокировать - его босс в лучшем случае эксцентричен, в худшем - непредсказуем. Поэтому не стоит удивляться, когда, войдя в комнату, он обнаружил, что апартаменты совершенно разгромлены. Не следует удивляться. Но это происходит. По всему полу валяются осколки стекла, янтарные струйки стекают по стенам и собираются в лужицу на полу. Кинн нередко швыряет в ближайшую стену все, что держит в руках - обычно это стакан, - когда расстроен, и Порш может вспомнить по меньшей мере дюжину случаев, когда видел, как он это делает. Кофейный столик перевернут, вокруг него еще несколько осколков стекла, а по комнате разбросана одежда. Он даже ожидает найти пулевые отверстия в стене, и только немного успокаивается, когда не обнаруживает их. Он проходит еще немного в комнату, стекло хрустит под его ботинками. Кинн не поворачивается к нему лицом, что... неожиданно. Обычно, когда он входит в комнату, внимание Кинна приковано к нему, глаза темные, взгляд властный, - к этому Порш уже привык. Но сейчас он просто смотрит в окно, плечи поднимаются и опускаются, словно он изо всех сил пытается сохранить спокойствие, напоминая себе, что нужно дышать. - Ты опоздал, - вот и все, что он говорит. Порш очень хочет закатить глаза, но не делает этого. Вместо этого он просто делает еще несколько шагов в комнату, чтобы оценить ущерб, и, черт возьми, почему чем дальше, тем хуже? - Я не плачу тебе за опоздания, - добавляет Кинн, и Порш напрягается. - Ты мне вообще не платишь. Это делает твой отец. Кинн шипит и задыхается при упоминании своего отца, и после этого Поршу не нужно много времени, чтобы сложить два и два. Ах. Кинн всегда напряжен после разговора с отцом. Обычно он любит вымещать свое разочарование на тех, кто находится рядом с ним. Иногда это красивые мальчики, которых он тащит к себе в комнату и часами трахает до беспамятства, а иногда, как сейчас, это сама комната. Однажды Порш затащил его в спортзал и позволил ему провести с ним спарринг, пока они оба не облились потом и не измучились. Все закончилось тем, что Кинн оказался на нем сверху, ноги по обе стороны от его талии, а сам он расположился на нем и прижал его руки над головой. Он выглядел таким самодовольным, особенно когда Порш попытался перевернуть их и изменить положение, но безуспешно. Неважно, Кинн, черт возьми, отвлекает. Подайте на него в суд. Воспоминание заставляет его судорожно сглотнуть, и он прекращает движение, оставляя между ними некоторое расстояние. Но это бессмысленно. Всякий раз, когда он пытается установить между ними какую-то дистанцию - пытается возвести какие-то стены, Кинн всегда умудряется разрушить их снова. Он уже сбился со счета, сколько раз он оказывался прижатым спиной к любой ближайшей плоской поверхности, а Кинн прижимался к нему с ухмылкой на лице. Это заставляет его волноваться, еще больше, когда он чувствует губы Кинна на своей шее, язык и зубы начинают работать и заставляют его колени слабеть. Порш не спеша проводит взглядом по телу Кинна - это просто для того, чтобы прочитать язык его тела, рассуждает он, не более того. Он обращает внимание на то, как руки Кинна сжаты в кулаки, и просто знает, что позже на его ладони останутся красные полумесяцы в форме ногтей. Это должно быть больно. Порш точно знает, как эти ногти впиваются в кожу и царапают ее, знает, как легко оставить следы, которые сохранятся надолго. Часть его самого хочет подойти ближе, сократить расстояние между ними и протянуть руку, заставить Кинна разжать пальцы на его ладони и перестать причинять себе боль. Чтобы побудить его разжать ладонь и, возможно, просунуть свою собственную между пальцами и... Какого черта. Откуда вообще взялась эта мысль. Он отбрасывает ее. Хоронит ее. Прячет ее в своем сознании среди длинного списка мыслей о Кинне, которые он больше никогда не хочет затрагивать ради собственного спокойствия. Его начинает пугать, насколько длинным становится этот список. - Что случилось? - спрашивает Порш, тишина начинает его раздражать. Откуда-то снаружи доносится стук, и он знает, что Тайм и Тэ прижали уши к двери. Пит тоже прижался бы, если бы не был телохранителем Кинна, хотя бы для того, чтобы потом поиздеваться над Поршем. - Я так понимаю, встреча с твоим отцом не прошла хорошо. Кинн оборвал его резким: - Ты слишком много говоришь. А, ой. Если у Порша и осталась гордость, то она была задета. Тем не менее, он знает, что может дать столько же, сколько получает, когда дело касается Кинна, и, в отличие от других его телохранителей, он никогда не намеревался сдерживать себя рядом с ним. - Хм, - хмыкнул Порш. - Помнится, ты говорил, что тебе нравится мой голос. - Только когда ты не раздражаешь. Кинн злится, Порш это знает. Он все еще расстроен и взвинчен, плечи напряжены, и он не знает почему, но он хочет помочь. Именно поэтому он не думает, когда предлагает быстро: - Хочешь спарринг? Как только это прозвучало, он зажимает рот, зубы клацают друг о друга. Черт, черт, он знает, что его ребра прикончат его, если он это сделает, и Кинн заметит, а он еще не достаточно подготовлен к этому разговору. Порш не гордится тем, как он паникует, и разворачивается на пятках, направляясь обратно к двери. - Неважно, - бормочет он, и боже, он надеется, что Кинн не слышит паники в его голосе. - Я буду ждать снаружи, если понадоблюсь. Каким-то образом Порш чувствует, как Кинн поворачивается, прежде чем слышит его шаги, как хрустят осколки стекла - это выдает его. Он стал настолько чутким к каждому движению Кинна, что его тело реагирует на него, прежде чем его разум успевает понять, что он делает. - Порш. Он замирает, опустив ладонь на ручку двери, и зажмуривает глаза. Все, что он слышит в своей голове, - это как его мозг выпускает череду "пиздец, пиздец, ебанный пиздец", и он не оборачивается, когда его окликают. - Хм? - бурчит он, издавая едва слышный звук подтверждения, который явно раздражает Кинна. - Я хочу, - это все, что он говорит, и Порш проклинает любое гребаное божество, что его фильтр "мозг - рот" отключается, когда Кинн рядом. Он контролирует себя везде, кроме как под взглядом Кинна, и это пугает. Порш тяжело сглатывает, а когда заговаривает, то делает это слишком быстро. Кинн этого не замечает. - Конечно, встретимся в спортзале. - Он нажимает на ручку, а затем... - Порш. Проклятье. Черт побери, здесь нет места для переговоров. Беспокойство о том, почему голос Кинна вызывает мурашки по позвоночнику, мгновенно сменяется беспокойством о том, какой будет его реакция. Он ничего не говорит, не двигается. Просто стоит неподвижно, как будто, если он останется совершенно неподвижным, Кинн больше не будет его замечать. Как будто он гребаный динозавр или что-то в этом роде, а Порш - его добыча. - Повернись. Он должен возразить. Выбежать из комнаты, но Кинн только последует за ним и будет преследовать его, и тогда они будут продолжать этот разговор на виду у всех, а телохранители будут мельтешить вокруг них, пытаясь сделать вид, что они не наблюдают, хотя все знают, что наблюдают. Порш не трус; он сталкивался с гораздо более страшными угрозами, чем Кинн. Но ни одна угроза, с которой он когда-либо сталкивался, не смогла задеть его так, как это делает Кинн. Он пугает его по-другому. Так, что он даже не знает, как это назвать. Он думает, что может стать зависимым. Черт, это определенно занесено в список того, о чем он не должен думать. Он напрягается и поворачивается, делая шаг в сторону от двери. Кинн мгновенно оказывается рядом с ним, обхватывает его лицо руками и поворачивает голову, словно думает, что, возможно, порезы и синяки - это просто обман зрения. Он хмурится, но опять же, наверное, он хмурился все утро. Кинн двигает рукой и проводит большим пальцем по порезу на губе, и Порш шипит, когда он проводит им слишком сильно. Он чувствует вкус металла и понимает, что у него снова идет кровь. - Кинн! Какого черта? - протестует он, отпихивая руки мужчины от своего лица. Однако это оказывается бессмысленным, потому что они возвращаются почти так же быстро, как и исчезли. - Кто это сделал? - спрашивает Кинн, оттирая кровь с губ Порша большим пальцем, и, черт возьми, это не должно вызывать дрожь по позвоночнику, но вызывает, и, черт возьми, он в полной жопе. - Порш. Кто сделал это с тобой? Порш тяжело выдыхает и отворачивается от хватки Кинна, но это бесполезно. Неважно, куда он пытается отвернуться, тот просто притягивает его обратно и смотрит на него с такой серьезностью, что у него краснеют щеки. - Ничего страшного, - пробубнил он. - Бывало и хуже. Кинн рычит. На самом деле, блядь, рычит на него, и Порш удивляется, что это реально. - Я задал тебе вопрос. Кто сделал это с тобой? Не заставляй меня спрашивать снова. Порш хочет возразить, действительно хочет, но все слова, которые он приготовил, замирают на языке, когда он встречает взгляд Кинна. Его глаза темные, и Порш удивляется, почему в этой комнате вдруг стало так чертовски жарко. - На меня напали какие-то пьяные идиоты, когда я выходил из клуба прошлой ночью. Вот и все. - Сколько их было? - Пятеро. - Вооружены? - У одного был нож. - Предплечье Порша напрягается при воспоминании, и Кинн, должно быть, улавливает это, потому что он немного отступает назад и начинает дергать пуговицы на его пиджаке. - Дай посмотреть, - говорит он, и Порш понимает, что спорить с ним по этому поводу бесполезно. Поэтому он просто стряхивает с себя этот дурацкий пиджак и дрожащими пальцами расстегивает пуговицы на рубашке. - Удовлетворен? - спрашивает он, когда рубашка снята и рука обнажена. Очевидно, что нет. Кинн прощупывает бинт, которым он обмотал руку утром, и неодобрительно морщится, когда видит, что он снова потемнел от крови. - Чертов идиот, - ворчит он, оттаскивая Порша от двери и ведя его к кровати в соседней комнате. "Садись". Когда он не садится, Кинн сильно толкает его в грудь и направляет назад. Приземление не было плавным и не отличалось изяществом, поэтому он шипит от боли и хватается за ребра, когда ему удается сесть. - Ну и кто теперь чертов идиот? - прохрипел он, скрещивая руки на ребрах и хватаясь за бок. Он не хочет поднимать взгляд, боясь того, что он может увидеть в глазах Кинна. Но у него нет выбора, когда Кинн берет его за подбородок и заставляет поднять голову. И, черт возьми, он был прав. Его живот вздымается от напряженного взгляда Кинна. Он полон ярости, беспокойства и чего-то такого, чего Порш не может разобрать, но что все равно заставляет его напрячься. Порш сглатывает и изо всех сил старается все рационально объяснить. Кинн так заботится о своих людях, вот и все. Он сделал бы то же самое для любого, кто находится под его началом. Вот только он знает, что это не так. Он видел, как телохранители приходили и уходили с синяками, порезами и сломанными костями, и Кинн не обращался с ними так, не смотрел на них, словно они что-то, что он должен подлатать, что-то, что он должен защитить. Как будто это он должен защищать Порша, а не наоборот. - Все еще ты, - говорит Кинн, нарушая момент. Порш чувствует, как бешено колотится его сердце, и пальцы Кинна, спускающиеся по его руке и снимающие повязку, ничуть не помогают. - Тебе нужно наложить швы... Порш закатывает глаза. - Мне не нужны швы. - Это была не просьба. Ты истекаешь кровью на моей кровати, а эти простыни дорогие. Кинн проводит большим пальцем по крови на руке и хмурится, когда палец становится красным. Он уходит на несколько секунд, и Порш совершенно не думает о том, как ему не хватает его прикосновений. Он абсолютно не дрожит и не чувствует холода без Кинна, стоящего перед ним. И уж точно не вздрагивает, когда тот возвращается и стоит перед ним, опуская аптечку на кровать рядом с ним, словно он... О боже. Как будто он, блядь, намеревается подлатать его. - Ты хоть знаешь, как накладывать швы? - спрашивает Порш, пытаясь сделать все, что угодно, лишь бы выбраться из этой ситуации. Если Кинн продолжит прикасаться к нему вот так - как будто он что-то ценное - он не выживет. Кинн ухмыляется, действительно, блядь, ухмыляется, и Порш пропадает. Черт, он так бесповоротно пропадает. Он должен уйти; должен оставить между ними дистанцию, пока они не наделали глупостей. Пока они не перешли черту. Пока они не перешли еще больше границ. О, черт, он уже так далеко зашел за многие черты, что уже почти не видит их. Он знает, что приближается все ближе и ближе к опасной территории, но Кинн делает это настолько увлекательным, что он не может остановиться; не знает, хочет ли он вообще остановиться. - Ты думаешь, я просто пытаюсь играть с тобой в доктора? - поддразнивает Кинн, и даже этого недостаточно, чтобы отвлечь Порша от того, как его пальцы сжимаются вокруг бицепса, перемещая руку в более удобное положение. - Я могу придумать и получше, как отвлечь тебя от мыслей о том... Порш отталкивает его и не вздрагивает, когда чувствует жжение спирта, проникающего в порез. Это нормально; он может справиться с болью. Это приятное отвлекающее средство. Хорошая смена ситуации. Однако он закрывает глаза, когда Кинн начинает работать над швами. Иглы. Черт. - Ты знаешь, я бы отдал тебе все, - говорит Кинн через некоторое время, прерывая уютную тишину, в которую они погрузились. Одна из его рук поднимается, чтобы провести пальцами по челюсти Порша, проследить их вниз по шее, прочертить по татуировке, словно он пытается нанести ее на карту и, черт возьми, запомнить. Это заставляет Порша чувствовать, что его кожа горит, а голова кружится, когда рука снова поднимается вверх. Кинн проводит большим пальцем по его губам и вытягивает нижнюю губу от зубов, на секунду задерживает ее, прежде чем отпустить. - Тебе просто нужно попросить об этом. - Кинн... - вздыхает Порш. Он открывает глаза, и, о боже, о черт, Кинн прямо здесь. Должно быть, он закончил накладывать швы, потому что он больше не смотрит. Или он ужасный врач, и Порш точно должен подать в суд. Он не знает, что хочет сказать, не может думать ни о чем, кроме как о Кинне. Кинн только хмыкает в ответ, позволяя своему большому пальцу второй раз провести по губам Порша, и, если бы Порш был в здравом уме, он бы, наверное, пожаловался на отсутствие санитарных условий. Но его разум так далек от рационального мышления, и тогда Кинн нажимает чуть сильнее, погружает большой палец в рот и вынимает его, и Порш забывает о всех своих размышлениях. Ухмылка Кинна самодовольна, словно он точно знает, что с Поршем происходит. Черт, вероятно, так оно и есть. Вот засранец. Порш почти хнычет, когда руки покидают его лицо. Он хочет, чтобы они вернулись к нему, но не знает, как об этом попросить. Все, что он знает, это то, что он хочет так сильно, что это пугает его. Он смотрит, как Кинн вытирает руки о свой костюм - его дорогой, мать его, костюм, который теперь весь в крови Порша, черт возьми, - и провожает его взглядом, как будто он загипнотизирован или что-то в этом роде. Это безумие, он взрослый, блядь, мужик, но Кинн заставляет его чувствовать. Заставляет его хотеть того, о чем он никогда не думал, и этот ублюдок знает, что он хочет. - Кинн, - повторяет Порш, потому что, видимо, это все, что его тупой мозг способен сейчас выработать. - Хм? - Кинн отвечает, наклоняя голову, чтобы полюбоваться своей работой. Швы на ощупь тугие, и Порш получает шлепок по плечу, когда пытается повернуть руку слишком сильно. Он не понимает, почему Кинн решил быть хитрым именно сейчас. Порш уверен, что Кинн знает, что он хочет - он не знает, чего именно он хочет, но он хочет так чертовски сильно, что его тошнит от этого. Кинн знает, но он, блядь, ничего не хочет с этим делать - он хочет, чтобы Порш попросил его об этом, как будто для него это какая-то игра. Как будто у Порша вообще найдутся слова, чтобы описать, чего он хочет. Он молчит, и, видимо, Кинну это не нравится, потому что именно это, наконец, подстегивает его к действию. - Попроси, - выдыхает он, лицо так близко, что Порш чувствует его дыхание на своих губах. Его язык высовывается, чтобы облизать их, и глаза Кинна следят за этим движением. Порш хорошо знает его реакцию, так же как и свою собственную, поэтому он не замечает, как напрягаются плечи Кинна, как сжимается его челюсть, а горло дергается от усилия проглотить то, что он пытается сдержать, контролировать. Незаметно для себя Порш задается вопросом, имеет ли он такую же власть над Кинном, как Кинн над ним. Часть его надеется, что да, но другая, более рациональная часть, знает, что нет. У Кинна в постели регулярно бывает множество парней, а если бы он захотел, то мог бы иметь дюжину прямо сейчас, так почему он должен быть каким-то другим? Вот только он не хочет, подсказывает его тупой предательский мозг. У Кинна здесь нет никого, кроме него. - Хватит думать, - говорит ему Кинн, поглаживая складку на лбу Порша. Его не должно так сильно задевать, что Кинн может так хорошо его читать. - Я хочу услышать, как ты это скажешь, - добавляет он. - Я хочу, чтобы ты попросил, я дам тебе все, что угодно. Скажи мне, чего ты хочешь. - Тебя, - произносит Порш, прежде чем успевает осознать, что сказал. Похоже, это подстегивает Кинна, если судить по тому, как он опускается на одно колено рядом с сидящим на кровати Поршем. При этом он не отрывает одну ногу от пола, и Порш бесконечно благодарен ему за это, потому что если бы Кинн решил устроиться у него на коленях, он не уверен, что он бы это выдержал. - Меня? - Кинн ухмыляется, и Порш хочет ударить его. - Как ты хочешь меня? - Я передумал. Я ухожу, - хмыкает Порш, и он клянется, что на секунду услышал смех Кинна, и о, нет, это вызывает привыкание. Он хочет услышать его снова. Он немного сдвигается, словно собираясь встать, но Кинн прижимает его к себе другим коленом, и, блядь, теперь он сидит на нем. Он, блядь, сидит на коленях, обхватив его за щеку, и смотрит на него темными глазами, словно хочет поглотить его. Порш думает, что в данный момент он, вероятно, позволил бы ему это. - Расслабься, - говорит Кинн, низко и тихо. - Я же сказал, что дам тебе все. А потом он целует его. О боже, Кинн целует его, и руки Порша хватаются за заднюю часть пиджака, сжимая его в кулаках, словно с его помощью он может удержаться на земле. Кинн целует так, словно жаждет этого; он едва дожидается, прежде чем начинает настойчиво открывать рот Порша, проникая языком внутрь. Он зарывается одной рукой в его волосы, используя захват, чтобы притянуть их губы невероятно близко, и Порш чувствует, что его пожирают, как будто Кинн пытается заползти внутрь него и устроить там свой дом, как будто он еще не поселился под его кожей. Его поцелуи глубокие и затягивающие, как и весь он. Порш запускает свои руки под пиджак, начиная стягивать рубашку Кинна с того места, где она заправлена в брюки, чтобы иметь возможность поласкать голую кожу на его спине. Он шипит, когда чувствует, как зубы впиваются в его нижнюю губу и оттягивают ее, знакомый прилив наслаждения и боли, которые так часто идут рука об руку с Кинном, вызывает у него головокружение. - Осторожней с губами, засранец, - вздыхает Порш и жалеет об этом, когда видит, как глаза Кинна немного темнеют. Рука в его волосах сжимается и тянет, заставляя откинуть голову назад и обнажая горло. А затем зубы царапают пульс, дразня его едва заметным нажимом. Между ними не секрет, что Кинн неравнодушен к его шее, всегда отчаянно хочет, чтобы его рот, его зубы, его руки были на ней, но Порш никогда раньше не задумывался, насколько ему это может нравиться. Кинн - сильный человек; Порш видел, как он убивает руками, видел, как он разрывает людей на куски своими словами. Есть что-то захватывающее в том, чтобы вот так оставить себя уязвимым, довериться Кинну настолько, чтобы дать ему это, зная, что он может с ним сделать. Сверху раздается рычание, а затем Кинн толкает его в плечо, пока он не понимает намека и не начинает откидываться на кровать. Это не должно заставлять его желудок сокращаться так сильно, как это происходит, когда Кинн помогает ему опуститься, поддерживая рукой его спину, словно осознавая, что это может привести к нагрузке на его ребра. Не должно, но заставляет. Он едва успевает обработать эту мысль и записать ее в свой список "не думать о том, о сем", как его снова целуют - язык, зубы и все, что он хочет. Кинн целует его до тех пор, пока у него не перехватывает дыхание и не кружится голова, а затем начинает покусывать его грудь и пресс, заставляя Порша приподняться с кровати. - Черт, Кинн... - простонал он и пожалел об этом, когда почувствовал, как он ухмыляется ему в лицо, весь такой самодовольный, как абсолютный ублюдок, которым он и является, - твой рот. - Ты должен просить о чем-то, если хочешь этого, Порш, - ответил Кинн, но его рука уже потянулась к ремню Порша. Когда ему удается расстегнуть его, он быстро расстегивает пуговицу и молнию и просовывает руку внутрь, захватывая именно то место, где хочет Порш. - Пошел ты. - Это ты просишь? Порш закатывает глаза, но тут Кинн снова проделывает путь вверх по его телу и ласкает языком шею, и Порш думает, может быть, он сможет его простить, но тут он впивается зубами в кожу достаточно сильно, чтобы они оба поняли, что там останется след. Он достаточно крупный, чтобы его рубашка едва прикрывала его, и Кинн знает это, если судить по его довольному мурлыканью, которое он издает при виде этого. В отместку он впивается ногтями в плечо Кинна и царапает его спину, а ублюдок, блядь, стонет. Черт, Порш его ненавидит. Он ненавидит его так сильно. - Кинн... - стонет Порш, а потом... А потом раздается стук в дверь. Он чувствует, как Кинн напрягается над ним, чувствует, как его руки и рот замирают на секунду, прежде чем он решает проигнорировать это и продолжить. - Кинн, - предупреждает он, задыхаясь, когда хватка на нем усиливается. На этот раз Кинн кусает его за плечо, явно недовольный тем, что Порш все еще может связно излагать мысли, когда его рот на шее, а рука в штанах. В дверь снова стучат, на этот раз более настойчиво. Большинство его телохранителей уже знают, что не стоит беспокоить их, когда они одни, если это не важно; у них есть протокол на этот счет и все такое. Три попытки, а затем они имеют полное право выбить дверь, если не получат ответа. Третий стук, и этого достаточно, чтобы мозг Порша снова заработал. - Открой дверь, гребаный идиот, - хрипит он, хватаясь за запястье Кинна и вытаскивая его руку из штанов. Кинн, похоже, не в восторге от этого, смотрит на него, когда он садится и произносит хриплое "подожди!". Порш знает, что это означает, что он заставит его попотеть позже, но он предпочел бы это, чем то, что к ним вот так войдут. Он пытается сесть, но Кинн снова подхватывает его, обхватывает за спину и помогает подняться. - Я могу двигаться сам, понимаешь? - говорит он, когда Кинн помогает ему опуститься на край кровати, осознавая, что у него болят ребра. Это вызывает забавные ощущения в его желудке. Забавные ощущения, о которых он совершенно не хочет думать. - Может, мне просто нравится с тобой возиться. Порш пинает его ногой. Он ненавидит, как Кинн умудряется выглядеть спокойным даже после всего, что они только что делали; единственное, что выдает его, это складки на пиджаке и то, что губы у него красные и немного припухшие. Тем временем Порш весь в укусах и синяках, и он наполовину твердый из-за того, что Кинн тискал его. - Будем надеяться, что тебе не придется стоять, - говорит Кинн с ухмылкой на лице, наблюдая, как Порш застегивает ремень. А потом, потому что он чертов мудак, он громко кричит "войдите!". Да, Порш определенно его ненавидит. Проходит всего несколько секунд, и дверь открывается, а затем в комнату вваливается Пит, в его глазах ясно читается веселье, хотя он старается оставаться профессионалом. Он явно не пропускает мимо внимания то состояние, в котором находится Порш, но Кинн взорвётся на хрен, если он только подумает затронуть эту тему. - Босс, - начинает он, прочищая горло. - Ваш отец хочет вас видеть. - Сейчас? Пит кивает. - Немедленно. Поршу не нужно смотреть на него, чтобы понять, что Кинн снова напряжен, но он все равно хватает свою рубашку и встает с кровати, чтобы встать рядом с ним. Он успевает застегнуть половину пуговиц, когда Кинн поворачивается к нему и хрипло говорит: - Ты никуда не пойдешь. - Кинн... - Не надо мне "Кинн", ты ранен! - Ничего страшного! Я твой телохранитель, это моя работа! - А я твой босс, и я говорю тебе "нет". Порш смотрит на него. Они уже не так часто спорят, как раньше, когда Порш только начинал работать, но когда они спорят, это быстро перерастает в ссору. Все в Кинне такое мощное, он горит так ярко и горячо, и когда Порш добавляет свой собственный огонь, им очень легко стать разрушительными. - Встретимся на улице через пять минут, - говорит ему Порш, когда заканчивает застегивать рубашку, свидетельствующую о том, чем они только что занимались, за исключением этого чертова следа от укуса, виднеющегося чуть выше края воротника. Кинн хватает его за руку, когда он собирается выйти, и тянет его назад. Легко забыть, насколько Кинн силен и способен, пока он не решит напомнить ему об этом. - Порш, - зовет он, голос мягкий, и Порш ненавидит, когда чувствует, что тает от этого. Пит пользуется случаем, чтобы выйти из комнаты. Дверь закрывается с тихим щелчком, и снова наступает тишина. - Может, хватит быть таким чертовски упрямым и будешь делать то, что тебе говорят? - Мягкость исчезла из голоса Кинна, сменившись чем-то другим, чего Порш не может разобрать. Похоже на беспокойство, но, может быть, это просто принятие желаемого за действительное. - Ты не платишь мне достаточно за это. Кинн вздыхает, его ладонь все еще обхватывает руку Порша. - Я думал, что я вообще не тот, кто платит тебе, хм? - Именно поэтому я не обязан тебя слушать, - говорит ему Порш, отдергивая руку и стараясь не морщиться, когда его ребра кричат на него в знак протеста. Они даже не сломаны, это просто небольшое напряжение и несколько синяков, он не понимает, почему Кинн так волнуется. - Черт возьми, Порш! Не мог бы ты просто... - Кинн догоняет его, прежде чем он успевает уйти, прижимает его к стене, положив руки на бедра, - остановиться. Они замирают так на несколько секунд, оба осознавая, что заставляют Корна ждать, а это никогда не бывает хорошо. Первым срывается Кинн. - Я не могу позволить, чтобы с тобой что-то случилось. Это так близко к признанию, какого Порш никогда не слышал от него, и его сердце бьется так чертовски быстро, что он уверен, что Кинн сможет почувствовать его биение в его груди. - Я возьму вдвое больше охранников, если это тебя успокоит, я позволю тебе наметить любой маршрут патрулирования, какой ты только пожелаешь, только дай неделю. - Кинн поднимает на него глаза. - Неделю, пока тебе не станет лучше, ты можешь изучить все протоколы в этом месте, пока меня это не волнует, а потом, когда ты сможешь двигаться, не пытаясь скрыть свою боль, ты сможешь вернуться к работе. - Это слишком долго, - говорит Порш, качая головой. - Три дня. - Пять. - Четыре. Уголок губ Кинна изгибается в маленькую ухмылку. - Ты такой чертовски упрямый, ты знаешь это? Ладно, четыре дня. - Пошел ты, - хмыкает Порш, но в его словах нет настоящего гнева. Его слишком зацепил тот факт, что Кинн защищает его. - Может быть, когда я вернусь, - дразнит Кинн, заставляя себя сделать шаг назад и отойти от Порша. - Если ты будешь в порядке. Порш только закатывает глаза и возвращается на край кровати, уже чувствуя беспокойство. - Не попади под пулю. - Почему? Ты будешь скучать по мне? Порш поднимает бровь, наблюдая, как Кинн берет себя в руки, и его самодовольный вид возвращается на место. Он надевает его как маску, когда собирается ввязаться во что-то, что его нервирует, Порш это знает. - Не думаю, что твой отец будет рад поддержать меня, если тебя убьют. Кинн действительно смеется над этим, направляясь к двери, и да, он был прав, он определенно становится зависимым от этого; он чувствует, что улыбается от одного этого звука. - Я скоро вернусь, - говорит он ему и уходит. Как только за ним закрывается дверь, Порш падает обратно на кровать и прячет лицо в ладонях, чтобы подавить стон. Еще несколько месяцев назад он боролся бы с Кинном до крови, если бы тот попытался снять его с дежурства, а теперь он позволил ему продержать его на скамейке запасных целых четыре дня. Целых четыре дня, потому что он беспокоился о нем, а это вызывает в его желудке забавные непонятные ощущения. Он думает о том, чтобы позвать на помощь Порче, но быстро решает воздержаться. Его брат ненавидит Кинна, а он все еще полон решимости держать его как можно дальше от этой жизни. Вместо этого он просто вздыхает, садится обратно - очень, очень старается не вспоминать о том, как Кинн помог ему раньше - и пытается отвлечься. Но это трудно, в комнате, где его окружает то, о чем он не хочет думать. К тому времени, когда дверь снова открывается, у Порша уже чертовски болят ноги от вышагивания. Первое, что делает Кинн, когда он возвращается, это глупо улыбается ему, и Порш не выдерживает, пересекает комнату, прижимает его к закрытой двери и целует до тех пор, пока у них обоих не перехватывает дыхание, а их руки не начинают блуждать. - Черт, Порш, - выдыхает Кинн, и от звука своего имени, сорвавшегося с его языка, у Порша дрожат ноги. - Твои ребра, ты уверен... Порш прерывает его поцелуем, потому что мягкость Кинна сейчас ему не нужна. Но, похоже, он понял намек, если судить по тому, как он начал вести их к кровати. Секс с Кинном - это просто, это хорошо, он это понимает, и ему это разрешено. Кинну легко вывести его из задумчивости, заставить на время перестать думать, и, черт возьми, ему это сейчас необходимо. Поэтому он позволяет себе это. Позволяет Кинну разобрать его на части и снова собрать, и когда они оба потные, грязные и довольные, он позволяет Кинну затащить его в ванну, садится между его ног и прислоняется спиной к его груди, пока Кинн осыпает поцелуями его плечи, проводит пальцами вверх-вниз по его коже, держит его, как будто он что-то нежное, и Порш понимает, что он в полной жопе. Он хочет этого каждый день своей жизни. От этого нет возврата. О боже. Ему конец.