милый, тебя не просто впечатлить, но у меня под одеждой скрыто ещё больше тайн, а ты даже глазом не ведёшь.
майкрофт запирает дверь, включая сигнализацию, и привычным жестом ослабляет узел галстука, завязанный обычным способом, но сегодня кажущийся наброшенной петлёй из грубых необработанных волокон — он дышит и едва делает вдох. в квартире тихо точно в старой заброшенной могиле, и майкрофт думает, что в этом нет ничего удивительного — эта квартира никогда не была ему домом, просто бетонная клетка, отделанная в едином стиле и обставленная роскошной мебелью, просто вещами, не имеющими ценности, только цену. как и всё в его жизни, разница лишь в количестве нулей, и гадкий горький голос, похожий на его собственный, нашёптывает, что другого он и не заслуживает, одни бессмысленные безделушки и алчных людей, прячущих себя за картонными масками, расписанными гуашью. тошнота сворачивается нечесаной кошкой в желудке. кухня встречает стерильной чистотой и тусклым синеватым светом. болят глаза. майкрофт растирает щёки и щёлкает электрический чайник, наполненный отфильтрованной водой ровно на две полные чашки, проходя к холодильнику и открывая его — внутри ослепительно бело и отвратительно цветасто, ядовито-зелёные листья свежайшего салата, упаковка с кроваво-красными помидорами черри, пучки насыщенной зелени, солнечные бананы, графины с соком и противное молоко, какие-то диетические йогурты и обезжиренный творог. омерзительно, и сама мысль съесть что-то из этого сминает горло точно бумагу, вызывая потребность истерично захлопнуть дверцу и позвонить в ближайшую надёжную доставку, заказав всё, что хочется и чего категорически нельзя. тебе бы похудеть, майк, серьёзно. следи за собой, ладно? я ничего такого не имею в виду, ты же не обиделся? разумеется нет. и почему он вспоминает об этом человеке сейчас? какая глупость. майкрофт устало встрёпывает изрядно поредевшие за последние полтора года волосы, прикрывая воспалённые от недосыпа веки — голова от перелёта раскалывается, отдавая тяжестью в шею, и он не уверен, о чём мечтает больше, о мягкой постели, заправленной свежим бельём, или о ростбифе с брусничным соусом и коробке пончиков под карамельный латте. желудок наматывает на вертел, пуская волны острой боли, и майкрофт делает то, что делает всегда, чувствуя голод и не чувствуя желание есть — наливает стакан холодной воды и выпивает залпом, закидывая в рот кусочек льда и принимаясь грызть. помогает плохо, настолько, что почти не помогает вовсе, и он с тоской вытаскивает помидоры, понимая, что водой и кофе сегодня не обойтись, если он не хочет мучиться от нарастающей боли следующие часы — времени на сон нет, слишком много дел и документов, а боль мешает сосредоточиться, отвлекая на себя всё внимание. щёлкает чайник. майкрофт вздрагивает, кусая черри, и брызги заляпывают галстук и пальцы, вынуждая брезгливо отбросить в раковину и торопливо схватиться за полотенце, стирая сок — грязь на одежде он не выносит. следует принять душ. упаковка возвращается на место, а кружка до краёв наполняется ароматным кофе, пить которое ему не стоит, но возиться с варкой сил нет совсем, и он отделывается этим подобием, устало делая глоток и обжигая язык. совершенно несладко. гадко. сойдёт. кабинет встречает тонким слоем пыли, желтоватым светом и обезличенностью — такой же, какая есть везде, где есть он. у ледяного человека ведь нет ни сердца, ни души, ни предпочтений, есть только работа, только прагматизм и минимализм, только презрение ко всему человеческому и индивидуальному. ведь у ледяного человека нет личности — есть только набор характеристик, необходимых для функционирования. знаешь, я иногда боюсь тебя по имени называть, тебе оно не идёт, и это чёртово «мистер холмс» так и рвётся. иногда я думаю, что ты мне изменяешь, а потом вспоминаю, что ты едва способен чувствовать что-то ко мне, и ещё на кого-то тебя просто не хватит. это нормально. ноутбук бесшумно загружается, кофе стынет на столешнице, у соседей напротив тёмные окна. майкрофту всё равно. ванная комната такая же, как и все остальные комнаты, монохромная и пресная, вылизанная до блеска, и он без угрызений совести скидывает одежду на пол, становясь на весы. ничего не изменилось. вообще. с одной стороны, это хорошо, он не набрал вес, но с другой — почему он не похудел? разве он делает недостаточно? разве тренажёров недостаточно? разве строгой диеты недостаточно? разве таблеток недостаточно? что ещё нужно? майкрофт кусает губу и с отвращением забирается в душевую кабинку, старательно игнорируя зеркало в полный рост, повешенное специально для самоосмотра и отслеживания результатов, но сейчас желания глядеть на собственное безобразное тело, упрямо не становящееся стройнее, не хотелось совсем. хотелось разбить все отражающие поверхности и больше никогда не видеть себя. ты знаешь, я люблю эксперименты, но зеркало… не с тобой, майк. очевидное ожидаемое — ему стоит прекратить думать, просто усилить напор горячей воды и отдаться работе. чужие широкие ладони мнут бока, скользя вниз, надавливая на поясницу, и он понятливо прогибается, выпячивая задницу и краснея — ему жарко, душно, стыдно, и когда пальцы впиваются в ягодицы, раздвигая, а мокрый член без презерватива трётся, тыкаясь головкой, он не сдерживает глухого стона. ему хочется продолжения и остановки, но неважно, чего он хочет — он должен довольствоваться тем, что имеет. он хочет отключить мозг хотя бы на день, хотя бы на час, но его разум — совершенная оточенная машина со множеством мелких деталей, откалиброванных механизмов, и для него недопустимо прекратить работы даже на секунды. потому что он — отточенная машина. только вот всё же чужеродная частица попала и застряла между шестерёнок, прилипла жвачкой со вкусом химозного винограда и никак не отлепится, и майкрофт думает, что надо просто всё залить кислотой и восстанавливать повреждения после — только вот это кощунство непозволительно и чревато, и ему остаётся терпеть и искать другие пути, прекрасно зная, что других путей попросту не существует. если бы были — он бы нашёл и давно претворил в жизнь, освободившись и от воспоминаний, и от чувств. но память его безупречна и хранит каждую секунду. но джон ватсон слишком — слишком во всём. но майкрофт слишком недостаточно. ничего нового. мягкое полотенце приятно ложится на кожу, абсолютно не похожее на прикосновение живого человека, но самое близкое к положительному контакту, издали напоминающему объятия — по-настоящему майкрофта уже много лет никто не обнимал. пустой секс не в счёт. тебе понравится. майкрофт кутается в халат, пряча тело, и ступает босыми пятками по полу с подогревом, замирая перед развилкой — одна ведёт в кухню, вторая к кабинету. он должен идти работать и не забивать голову и желудок ненужным. он хочет есть. от пары листьев салата и одного йогурта ничего же не случится? прикусив губу, он сгружает в карман безвкусный жидкий йогурт и засовывает в рот отвратительные листья, жуя и кривясь — словно пропитанная водой трава, и пищевод протестующе сжимается, и он вспоминает номер круглосуточной закусочной с доставкой японских горячих блюд и суши на дом. сейчас майкрофт с удовольствием съел бы даже куски склеенного риса под ломтем рыбы. но тогда уже утром цифры на весах увеличатся, а он не сможет остановиться, съест что-то ещё, что нельзя, и растолстеет, набрав обратно так старательно и долго сбрасываемый жир — вернуть бока и массивные бёдра не хочется совсем, одна мысль об этом вызывает ужас. да какая девчонка в тебя влюбится? смотрите, это жирный майк! эй, может, пора подъёмный кран вызывать, сам-то он дальше не поднимется. похудей уже. тебе надо меньше есть. занимайся спортом, а не жри пончики и просиживай задницу у компьютера. да что с тобой не так? ты такой гадкий, я ни за что не пойду с тобой гулять! просто сбрось вес и всё станет нормально. йогурт из кармана отправляется в мусор, а салат из желудка отправляется в раковину. на глаза наворачиваются обжигающие слёзы, а сделать полноценный вдох никак не получается, грудь горит огнём, плавя рёбра в тугой комок, и майкрофт судорожно цепляется пальцами за края, согнувшись над раковиной и сплёвывая желчь. горько-сладкий привкус рвоты забивает рецепторы, и желудок дёргают бесполезнее спазмы — тошнить уже нечем. он чист. ополаскиватель с мятой, предусмотрительно стоящий рядом с моющим средством, не помогает избавиться от невыносимо-противного ощущения, и он морщится, уходя в кабинет глотать остывший кофе. он садится в массивное кресло, почти утопая в нём, и представляет, что сидит на чужих коленях, в кольце чужих рук, откинувшись на чужую грудь, и тоска завывает раненным зверем в черепе. монитор в пару кликов показывает скромную кухню, не блещущую порядком и выдержанным дизайном, и джона, крутящегося между плитой и столом. в сковороде тушится мелко порезанное мясо. в кастрюле бурлят макароны. на разделочной доске истекают соком овощи. на джоне только спортивные штаны. майкрофта тошнит. звук выключен, но майкрофту он и не нужен, картинка в наивысшем качестве и умение читать по губам отлично его заменяют — джон кричит шерлоку, что ужин будет готов через десять минут, и просит вымыть руки, а шерлок в ответ рассеяно кивает, не отрываясь от разливания неизвестных химических составов по колбам и пробиркам. джон не обижается, просто тыкает мясо лопаточкой и возвращается к нарезке салата, и у майкофта сушит горло — камера размером с конфету передаёт изображение просто восхитительно, и от вида очертаний кубиков пресса, смуглой кожи, литых рук и дорожки волос, уходящих под резинку штанов, грудь пережимает тугой корсет, а внизу живота разливается горячая карамель. шерлок не заслуживает джона — шерлок не умеет ценить то, что имеет, воспринимая помощь и заботу как должное, зачастую даже не задумываясь, почему его ещё ни разу не арестовали ни за одну из его выходок, почему полиция всегда прибывает вовремя, почему его враги и наёмники так редко дают о себе знать. он не ценит внимание майкрофта, не ценит и внимание джона, приготовленную еду, уборку, безграничное, граничащее со святым, терпение и в целом дружбу. если бы джон готовил для майкрофта, учитывая его капризы и вкусовые предпочтения, то майкрофт был бы искренне благодарен и благодарил, словами и подарками, делая что-то в ответ, вроде нового ролекса, поездки в швейцарию на выходные или должности в частной клинике с приличным окладом. но джона такое не интересует, он не материалист, его не купить и не запугать, он выбрал, кому быть верным, и выбрал шерлока — как брат, майкрофт рад, что теперь шерлок не одинок, что рядом с ним есть тот, кто присмотрит и дома, и на работе, на кого можно положиться, но как человек, майкрофт завидует чёрной завистью, словно он превратился в тайпан маккоя, словно рёбра сплошь покрыты сажей, словно зрение замутнело завесой — почему шерлоку всегда достаётся всё — а майкрофту ничего? абсолютное ничего. всё, чего шерлок желает, он получает, всё, в чём шерлок нуждается, он получает, а майкрофт не получает ничего. власть и деньги приятны, первое несколько скрашивает жизнь, второе упрощает, но этого недостаточно — наверное, потому что самого майкрофта недостаточно, всегда и для всех. и что такого есть в шерлоке, чего нет в нём? майкрофт откидывает полы длинного халата, раздвигая ноги, с отвращением видя, как уродливо расплющились бёдра, и фокусируется на мониторе, на джоне, заправляющем овощи, на мерных движениях и перекатах мышц, на спокойном выражении лица и слегка взъерошенных волосах. как же ему хочется увидеть эту картину на своей кухне, протянуть ладонь и положить на предплечье, прижаться щекой к груди и замереть, впитывая момент, чтобы потом джон мягко пожурил его и пообещал, что они проведут вечер вместе в постели, но сначала нужно поужинать. но этого никогда не случится, потому что джону до него нет дела, потому что джон воспринимает его исключительно как старшего брата шерлока, как страховку и досадливую неизбежность, вроде мелкого ледяного дождя по дороге на работу — неприятно, но терпимо. он усмехается, сжимая рукой твердеющий член, и равно дышит, жадно вглядываясь в картинку реальности и картинку фантазии, накладывая одно на другое и смешивая чувства в причудливый коктейль — тоска, почти скорбь, желание, почти одержимость, нежность, почти любовь. почти. большим пальцем оглаживает головку, размазывая смазку, и кусает губу, привычно давя неуместные звуки — он один в квартире, но даже сейчас отпустить себя кажется непозволительным кощунством. может, будь рядом джон, он бы позволил себе, стонал в голос, показывая, как ему хорошо, как он хочет ещё, но джона здесь нет, джон за мили отсюда, ни о чём не подозревает, переворачивает мясо в подливке и добавляет какие-то специи из баночки для чая. задушенный всхлип всё равно вырывается, и майкрофт зажимает зубами щеку, сминая пальцами грудь, поглаживая сосок — как прекрасно бы ощущались на коже грубоватые руки джона, в контрасте с его собственным мягким телом, уже давно не знающим серьёзных нагрузок и тяжёлой работы. джон бы целовал его плечи, водил ладонями по животу, прижимаясь к спине, тягуче-ласково, а потом нагнул бы над столом, жёстко впечатывая, и отымел бы до дрожи в коленях и слёз. настоящий джон раскладывает по тарелкам еду, очевидно, требуя от шерлока заканчивать эксперименты и садиться за стол – шерлок недовольно закатывает глаза, но послушно отодвигает вещи в сторону, поднимаясь и устраиваясь рядом, споласкивая руки в раковине. они почти соприкасаются, считанные дюймы, и они будут стоять вплотную, и майкрофту дурнеет от мысли, что он мог бы быть на месте шерлока, мог бы преодолеть это жалкое расстояние и прижаться, ощущая жар чужого тела сквозь свою тонкую одежду, и джон не был бы против. может, он бы даже коротко приобнял за талию, может, он бы даже чмокнул в плечо, может, он бы даже собственнически облапал. может – но не будет. потому что первым джон встретил шерлока, и теперь ни за какие деньги, ни за какие привилегии он его не бросит. про такую дружбу в пору слагать истории и песни, и, наверное, кто-то из классиков создал что-то про верность друга, но майкрофт ни за что не прочтёт и строчки. зачем дразнить себя? но он смотрит, как джон отрывает шерлока от телефона и агрессивного печатания, сурово сведя брови, и силком усаживает на стул, говоря что-то, но майкрофт не может разобрать. майкрофт активно двигает кистью, почти до боли, другой рукой пережимая шею, слабо, до напряжения в центре черепа и лёгкой вуали паники. умереть так было бы глупостью высшей степени. мелькает мысль, нелепая, опасная и повторяющаяся – создать двойника джона и жить с ним. пластика лица творит чудеса, а найти похожего по комплекции мужчину не составит труда, как и выдрессировать его на нужную модель поведения. платить щедро за встречи, получая сполна всё, чего захочется, спокойно спать, прекратив истекать ядовитой слюной каждый раз при виде брата и джона. потерю шерлока он не переживёт – как и родители. тогда развалится абсолютно всё, и майкрофт понимает, что должен взять себя в руки, прекратить желать то, что ему не предназначено, и жить дальше, как прежде, как всего пару лет назад, и не делать глупостей, но память услужливым монстром с алмазными когтями и золотыми зубами подкидывает напоминание, что мама пригласила их всех на свой юбилей, и отказать не имеет право ни один из них. его ждёт самая настоящая пытка, и даже угроза третьей мировой не может заставить его пропустить праздник матери, как и шерлока не заставит даже самое интересное и запутанное дело. а джон поедет просто потому, что это джон, вежливый, любопытный и мечтающий о семье. оргазм накрывает одновременно с волной концентрированного отчаяния, и глухой стон разрезает мёртвую тишину дома – майкрофт похоронил себя здесь, в одиночестве и стерильности, в пустоте и роскоши, и нет никого, кто мог бы привнести сюда следы живого. просто потому, что майкрофт согласен впустить сюда только одного человека, а этому человеку это не нужно – и в голову не приходило. джон разговаривает с шерлоком о необходимости сходить в магазин, уточняя, не нужно ли ему что-то, а майкрофт обессилено вытирает сперму салфетками, пряча ноги за халатом. веки смыкаются, отрезая его от реальности, успокаивая жалкое жжение, и когда снова поднимаются, то майкрофт отключает видео и открывает почту, одновременно набирая матери сообщение, что он приедет утром в день юбилея и уточняя, не нужно ли прислать помощника. потому что он должен делать всё, что может, на максимум – иначе будет казаться, что он не делает ничего вовсе. майкрофт допивает холодный кофе и вводит пароль.мой кулак превратился в ладонь, мою щёку целует огонь. я с утра до ночи слёзы горькие глотаю, ем сырое мясо, свежей кровью запиваю.
у моей диеты есть всего одна побочка — от меня самого не остаётся ни кусочка.