Тишиной был объят вечный Валинор.
Слепая липкая мгла тяжёлым предрассветным пологом укрывала чертоги Скорбящей валие. Ветреный день навевал непогоду, угрожающую перерасти в бурю над приморской обителью. В воздухе пахло гнилыми водорослями, скверной, едким и терпким дымом, так, что слезились глаза и кружилась голова.
Айнур и эльдар, склонив головы в венках из белых и жёлтых скорбных цветов, медленной процессией провожали брошенного на закланье майа.
«Немногим живым приходилось видеть это зрелище — собственные похороны», — думал Златоокий, улавливая слёзы за его несчастливую судьбу на бледных лицах светлых существ.
Старший мастер, облачённый в плащ цвета горя и мрака следовал за вереницей духов до самого предела Слёз. Он бессильной рукой придерживал широкий капюшон, который норовил сорвать сильный ветер с моря. Ледяные пальцы воздушных струй все равно проникали тонкими иглами под одежду, зло кусали ночным холодом кожу, хватали и рвали золотые пряди, то и дело выпадающие из-под чёрной ткани.
Жители Валинора, все те, кому повезло в этой жизни чуть больше несчастного Майрона, бережно клали венки ему под ноги, и они тут же увядали под огненным шагом обречённого на тьму мастера. По следам его тихой поступи вился и потрескивал огонь, превращая беспомощно хрупкие цветы в пепел, закрывая ему обратный путь к дому и свету.
Венков не надели только Ауле, Йаванна и их майар. Словно противясь воле создателя, словно не веря, что это прощание на вечность. И только это… то, что мастер и валие, товарищи и друзья верят — только это не позволяло Майрону, словно Ариен, сбросить в эти минуты покровы воплощения и обратиться чистой вечной стихией. Глупая и отчаянная Надежда.
Ауле не отрывал глаз от своего майа, зная, что каждый взгляд может стать последним. В чёрных одеждах, бледный и потухший, как тень самого себя, он все равно даже сейчас оставался светлым и прекрасным. Даже на последней ступени страдания и несчастья его взор освещала Вера, несмотря ни на что.
«Я обманул его, пообещав, что всё будет хорошо! Мне нет прощения!» — каялся сам себе Ауле.
«Мастер сказал, что всё будет хорошо. Значит, так и будет», — упрямо хватался за слова валы Майрон. И только эта безусловная Вера позволяла ему жить.
Мелькор стоял на самом краю утёса в таких же чёрных одеждах. Он коварными голубыми очами обвёл айнур, и на его лице расплылась кривой раной довольная улыбка. Дух Тьмы повернулся к морю, ветер подхватил длинные рукава его мантии. Он запел, и море отозвалось тысячью глухих подводных труб. В брызгах и рокоте из пучин поднялось существо, огромное, как скала. Водные струи стекали по шкуре, каждая пластина чешуи которой была размером с башенный щит, а за спиной раскрылись гигантские кожистые крылья. Существо свирепыми ядовито-жёлтыми глазами посмотрело на собравшихся, вскинуло голову на гибкой пластинчатой шее. Из его пасти, усеянной частоколом острых клыков, родился дикий и страшный вопль, а сквозь кожу брюха засветилось пламя, готовое вырваться из пасти факелом. Мелькор легко запрыгнул на зверя и указал майа место позади себя.
«Пора».
Ауле крепко сжал Майрона в объятиях. Сейчас это родное прикосновение приносило тому только колючую боль.
— Мастер… Ауле… — голос майа слился с его дыханием, трепетное слово, словно не имя, а заклинание или молитва, которую не до́лжно произносить в миру, лишь стены золотого святилища Эру достойны слышать это слово.
— Это твой ключ домой, до поры храни в тайне, он призовёт тебя, когда настанет время. Метеоритное железо с урановым сердечником, только уран может пробить любые доспехи, — прошептал ему на ухо Вала.
В руку майа незаметно лёг кинжал в металлических ножнах с рунами и знаками. Гарда — словно крылья сокола, пламевидное лезвие. Он тут же спрятал великую драгоценность за пазуху.
Секунда. Последний взгляд. Ауле залпом испивает чашу горя до дна. Он смотрит, как Майрон занимает место на драконе. Зверь взмахивает крыльями, поднимая вокруг себя столпы соленой воды, и взмывает в небо, тут же набирая высоту, скрывается в свинцовых тучах.
Айнур долго глядят в неприветливые небеса. Никто. Ни Йаванна. Ни Курумо с Даламаном. Никто не смел подойти к Ауле, взгляд которого был безумен. Горящие слёзы катились по лицу его и застывали драгоценными камнями на Благословенной земле.
«О, всемогущий Творец! О, славный лучезарный и мудрый Эру! Кто же вправе теперь из младших эрухини упрекнуть айнур за бессмертие? День настал, и сын твой, Ауле, узнал, что такое смерть».
Ауле не видел лиц, не слышал шёпота голосов. В его воспоминаниях останется только печальный шелест трав, земля, что, уходя из-под ног, будто пульсирует, словно огромное сердце, и обжигающее золото последнего взгляда.
Воспоминания эти затем обвенчаются с горькими слезами, что не должен видеть ни один из живущих. Он удалился в горную пещеру и провёл там многие дни, в одиночестве переживая свой траур и думая многие думы.
***
Волны Тьмы хлынули на берег, оступили и рассеялись. Мелиан в объятьях возлюбленного глядела сквозь толщи чернильного мрака. И не могла поверить: наконец-то, ноги чувствуют твёрдую почву, вдалеке слышится шёпот прибоя. Кругом беспросветная ночь, полная неизвестности, и спасительный клочок прибрежной тверди, где стоят они, испуганно прижавшись к друг другу.
«Эру! Милостивый отче! Куда идти нам теперь? Где найти ещё живых существ? Что теперь назвать своим домом на этой чужой неласковой земле? Пошли нам хотя бы единый лучик света!»
И тут подол неба вспыхнул бело-золотой лентой. Наливаясь алым и пурпурным, показался край горящей материи. Медленно и величественно над морем поднимался гигантский огненный диск, и всё вокруг обретало краски, все заливало теплом и золотистым светом.
Мелиан узнала это ласковое сияние. Ариен… Глаза девы сумерек заслезились, а душу опалила тоска, словно обнажённое сердце её вытащили из груди под эти палящие лучи.
Рассвет разгорался всё ярче. В лучистом сиянии звёздной девы материк вдруг стал приветливым и уютным. На прибрежные скалы тяжело наваливались тёплые бирюзовые волны с белыми барашками, светлые сосны на берегу, склоненные под ветрами, протягивали ветви к густому лесу, вдалеке в синей дымке дремали горы. Среди зарослей виднелась дорога и следы от повозки. Значит, они не одни в этих землях! Майа и Эльда воспрянули духом и отправились по призвавшему их пути.
***
Среди ювелирных камней есть один уникальный. В отличие от минералов, он теплый на ощупь, да это и не минерал.
С седых времен он согревал детей Эру — каменной смолой действительно топили печи древние жители приморья. Россыпь искр дарило щедрое море берегам. Чем горячее солнце, тем веселее золотые блики в горящем камне, чем чернее тучи, тем ярче крупинки на тусклом осеннем песке.
Долго оплакивала несчастная Ариен свою ошибку и судьбу несчастных детей Творца. Горячие слёзы ее падали в морские волны и застывали осколками солнца. До сих пор находят моряки в песке гаваней горящие светлые камешки. Прозрачно-жёлтые, огненно-рыжие, густо-молочные и чёрные, похожие на гематиты. Янтарём называют.
