Северное сияние

Вошедшему в его дом человеку Дэн Андерсон почти не удивился, даже когда тот стянул скрывавшую лицо балаклаву, и тряхнул курчавой темной шевелюрой. Его личность не стала для Дэна сюрпризом, удивить могла разве что собственная радость при виде врага. – Шериф, – кивнул Владек и потянулся; этот мир все ещё уютней того. – Здравствуй, Владек, научился носить анорак? – Вроде ты уже это спрашивал? – В другой жизни, – широко усмехнулся Дэн. – Так почему ты пришел? – Ты сам призвал меня из мира мертвых, ты и скажи, зачем? – Владек бросил анорак прямо на пол у двери. Он поддавался притяжению, словно между ними не было ожесточенной борьбы. Все его естество теперь соткано из чувств, эмоций, смутных убеждений и веры. – Твоей души во мне нет, эффект мусцимола? – отвернувшись от гостя, Дэн пошел к столу и налил себе бокал. – Предложить тебе вина, шаман? – Возможно, – неопределенно кивнул Владек, не отвечая конкретно ни на один вопрос и отвечая сразу на оба. Он стягивал одежду. Наконец, спустил трусы, тряхнул ногой, потом другой, словно вступивший в лужу кот, и белье полетело в сторону. – Моя последняя жертва не напрасна, Богиня приняла меня. – Мое обоняние обострилось, я научился отличать запах страха и не слышу его здесь, – шаман стоял в одной мягкой клетчатой рубашке, и Дэн потянул его к себе, сжав ладонь на по-женски тонком запястье. – Пей вино или предпочтешь мусцимол? – Мусцимол не нужен настоящему шаману, прямо связанному с Богиней. Один раз я сбежал от нее и вернулся. Второй раз я сбежал от тебя... – И вернулся, – Дэн подхватил Владека на руки, впиваясь в губы. Сущности в нем плевать на пол, она оценивала по-своему, и шаман подходил. – Чтобы докричаться до меня, чтобы я изнутри победил демона. – Да, – выдохнул Владек в горячие губы шерифа, – исполняя волю Богини. Я сам и ты дали мне столько боли, что я могу черпать в ней силы, и мне уже не нужен тупилак. – Ещё надеешься, – после смерти Елены Дэн не мог удовлетвориться, всё казалось слишком пресным. И молодой шаман в объятиях действительно мог оживить ледяное сердце, согреть остывшие чувства. – Хочешь опять прибить мне руки? – Ты хочешь, – эхом ответил Владек, ёрзал в объятиях, прижимаясь к паху Дэна. Шериф хотел познать, как черпать силу в боли, и Владек готов помочь. Он целовался со всей страстью, подаренной Богиней, и его не отвергали. Сегодня и Владек не отвергал себя, отдавался сильным рукам, чувствовал пульсацию чужого члена, и глубоко внутри как в недрах земли рождался горячий источник, готовый вырваться наружу. – Пей, шаман, – приказал Дэн и подал Владеку бокал с вином. – Я схожу за инструментами. Под рассеянным светом ламп, Владек не казался призрачным. Он остался сидеть на столе, потягивая вино. Полурасстегнутая рубашка сползала с плеча, обнажая вполне мужскую грудь, и Дэн задумался, значат ли, что-то слова о женской сути шамана. Тот успел отрезать себе гениталии, способна ли его Богиня дарить регенерацию, как новая сущность Дэна? Теперь всё невозможное казалось вполне вероятным. Даже доверие к Владеку Дэн не ставил под сомнение, чувствовал, что так правильно, и всё. Они уравновешивали друг друга, и сейчас настало то самое время. Гвозди нашлись в ящике в прихожей и молоток там же. Хотя Дэн не сомневался, что шаман не испугается, не стал подходить к нему с молотком, отнес всё на прикроватный столик и вернулся. – Почему ты ещё не раздет? – Тебе не понравится то, что увидишь. Надо привыкнуть, а времени нет, – мягко улыбнулся Владек и отставил бокал. – Ты тоже одет. – Мне-то нечего скрывать, – Дэн ухмылялся широко и весело, теплый шерстяной свитер кажется ещё пах Еленой, или желание всегда пахло Еленой ему-настоящему. Через минуту Дэн стоял обнаженный и вызывающе смотрел на шамана, тот спрыгнул со стола, неуклюже смахнул бокал, звякнувший в тишине. Вино разлилось лужей крови, а Владек уже поглаживал член, нервно облизывая обветренные губы. – Хочешь его? – Да, – Владек завороженно прижимается губами к увлажнившейся головке. – Так ты уравновесишь меня? – Сейчас, – убежденно заявил Дэн и обхватил голову Владека, если сжать так же сильно как Елену, можно раздавить кости хрупкого шамана. Но вместо этого Дэн притянул его для поцелуя, пощипывал наглый, выглядывающий из рубашки, сосок, пока Владек не начал стонать и вилять задницей. Сегодня они не враги. – Ты говорил, что единственным, кто сплачивал Фортитьюд, был шериф Дэн Андерс. Не деньги, не губернатор, только Дэн, без него этот город обречен погибнуть от рук чудовища. Что скажешь теперь? – И сейчас скажу, что ты ледник, льды под Фортитьюдом и вокруг него. На тебе стоит город, – Владек шептал на ухо, пока Дэн нес его в спальню. Они упали на кровать вместе, Владек наткнулся взглядом на гвозди. – Ты точно хочешь, чтобы я их использовал? – Когда я буду в тебе, а ты надо мной, – Дэн сжимал тонкое тело, путался пальцами в кудряшках, не позволяя ни ответить, ни отстраниться от поцелуев. Для духа его шаман слишком живой, горячий, жадно отвечающий, не такой как Елена, любящий. – Ты мое северное сияние, ты пришел, когда что-то в атмосфере сложилось, и ускользнешь утром. – Пока я тут. Дэн чувствовал, как горячая влажная плоть обхватила член. Владек сжимал его сильно и жадно, охал тонким и высоким голосом. Он скользил на толстом члене, закатывая глаза от удовольствия. Дэн сжал пальцы на его затылке, не позволяя увернуться, желая, чтобы первый оргазм Владека принадлежал ему: крик и вздох, судорожно сжимающаяся плоть. Дэн не успевал за ним, да и не спешил, а ещё не думал в какую дырку трахает Владека. Зато дождавшись пока тот отдышится, он вложил в ладонь шамана гвозди и молоток и свел руки над головой. – Давай, сделай это. Пронзающая боль куда громче удара молотком. Дэн собрал всю волю, чтобы не отдернуть руки, сосредоточился на двух противоположных волнах огня. На оргазме, рождающемся внизу и охватывающем тело, на невыносимой пронизывающей боли. Владек поднимался и наносил удар, возвращался, впечатываясь в тело, позволяя Дэну проникнуть так глубоко, как только возможно. Он широко расставлял ноги, но окончательно сползшая рубашка не позволяла ничего рассмотреть. Плоская мужская грудь не отвращала, Дэн потянулся, сжал зубами сосок и дернулся навстречу, чтобы спустить. Владек кончил на нем, сжимая выплескивающий сперму член, сдавливая внутренними мышцами, замедляя и превращая оргазм в восхитительную бесконечность белых снегов и глубину звездного неба. – Шаман означает проводник на моем языке, и ещё целитель. Твое тело не покинет этого места, но твой дух покинет тело. Ты способен исцелять свое тело, завоевывать и губить или защищать. Я не мучитель, я твой спаситель, – раскачиваясь, Владек говорил, растирая кровь по груди Дэна и по своей, будто наносил таинственные узоры. Его теплые карие глаза становились глазами Елены Ледесмы. – Только женщина может быть самой мудрой и могущественной. Её страшатся все демоны, любят все остальные шаманы. – Меня охватывало безумие, эти штуки во мне яйца паразита в моей плоти, костях, в пространстве между кровью и костями. Я сражался с ними и победил, – Дэн видел Елену обнаженную и божественно соблазнительную в сползшей на бедра рубашке. Владек говорил, когда он закончил ритуал и отдал всего себя богине, Елена всегда остаётся с ним. Дэн не мог коснуться единственной по-настоящему любимой женщины, её коротко остриженных шелковистых волос. Зато она могла, целовала и гладила пробитые руки. Дэн чувствовал, как по щеке катится слеза. – Я победил паразита, ты поможешь мне с демоном. – Наши пути пересекаются. Каждый раз, когда приходит демон, прихожу и я. Я это мой отец и мой дед, и все поколения моих предков до первого шамана. – Елена. Елена! Отдышавшись, Дэн смотрел на женщину, прильнувшую к его груди, кудри разметались, а губы улыбались мягко, словно оргазм ещё не покинул её тело, накатывая как прибой на берег. Зима в Фортитьюде сурова, море трахало берег, вжималось в скалы белыми пенными бедрами. И он прижимался к смуглым бедрам Елены, лицо которой таяло, возвращая шамана. Солнце заходило за горизонт, но оставалась тундра, кровь которой текла в венах Владека, оставалось северное сияние. – Хочу ещё! Ты можешь дотянуться до моего сердца? Прикоснись к нему, хочу, чтобы ты чувствовал, как оно бьется. Чтобы ты трогал меня настоящего и знал, как я доверяю тебе. Веди меня, шаман. – Ты уверен, шериф? Когда я попытался в прошлый раз, ты убил меня. – Теперь я тебе верю, раз я уравновешиваю тебя, и наши пути пересекаются, раз я льды, а ты – сияние над ними, возьми моё доверие. Твой нож у меня под подушкой, я принес его из участка. – Ты ждал меня? – Владек знал всё, что знала Богиня, но демон в Дэне – непроглядная ледяная тьма, они оба не понимали, чего ожидать. В шерифа верил шаман, а не Богиня, к Дэну пришел Владек, а не Госпожа. – Не знаю. Возьми нож и воткни его на три дюйма, не больше, сбоку под грудной клеткой, – Дэн улыбался, эйфория накатила, и он хотел испытать её до конца. Хорошо, что Елена ушла, Владек сможет дать желаемое, и рука не дрогнет. – А ты веришь мне? – Все ещё верю в тебя. Сталь пронзила плоть легко, куда мягче, чем гвозди, нежнее. Нож шамана ласкал. Желание заполняло Дэна, возвращая его члену твердость. Владек двигался на нем, сунул пальцы в рану. Он одновременно раскрывался перед Дэном, отдавался ему и брал, трахал в дыру в боку. Вернее, так казалось, потому что сердце заполошно заходилось, толкало сильной мышцей кончики пальцев Владека. Они ревели, становились одним зверем, древним, как волшебство севера, непознаваемым как сейд. Дэн парил вне тела и видел того, другого, понимал, насколько тот слаб. Но они оба тянулись к боли и к шаману. Сущность хотела завладеть Владеком: тьма дает возможность видеть сияние, но не способна его поймать. А Дэн удивленно вглядывался в запрокинутое лицо Владека, ловил его удовольствие, отражал и отражался в нем. И наслаждение умножалось от боли, как сила шамана. Наверное, в этом тоже заключалось особое волшебство. Кончать Дэн уже не мог, член содрогался в сухом мучительном оргазме. А сперма, смешанная с соками удовольствия Владека, влажно хлюпала и вытекала из того при каждом движении, увлажняя бедра. Они хватали воздух жадными губами и вместо него дышали поцелуями. Курчавые волосы Владека ласкали щеки и шею. Наконец он распластался на Дэне, зажимая рукой рану. А тот оперся подбородком о его макушку, не хотел отпускать и не мог удержать. Но Дэн напрягся, дернул руками, разрывая мягкие мышцы, зато обнял Владека, гладил его ягодицы, пачкая промежность и смешивая влагу их оргазмов с кровью. – Пора перевязать раны и уходить, – с сожалением заметил Владек. – Даже сейчас не забываешь, что ты целитель? – рассмеялся Дэн. Он все ещё не мог отойти от необычайного удовольствия, его эхо бродило в крови как мусцимол, даря энергию и настроение, но уже не унося в другие миры. – А чувствуешь мой тупилак, шаман? – Будь мы рядом, он бы прогнал меня, – пожал плечами Владек и запахнул рубаху. В шерифе иногда слишком явно говорил демон. – Я не приду в тот дом. И правильно унес из него Елену. – Правильно. Утро разбудило слепящим сиянием солнечных лучей, играющих на снегу и тянущей болью в боку. Дэн совсем не помнил, как шаман перевязал его и как уходил. Раны на ладони затянулись, а под неловкой повязкой на боку остался только небольшой разрез, вернее стремительно заживающая отметина. Нож валялся у кровати, окровавленный гвоздь торчал в изголовье. «Вот шельма!» – ухмыльнулся во все зубы Дэн. Если Владек воскрес – это могло означать неприятности, хотя вчера ночью он оказался чертовски мил. Никаких следов не оставил, не считая кроваво-красной лужи вина под столом да кровавых, и не только, пятен на простыни. Дэн хмыкнул, шаман может и не глуп, но не способен предусмотреть всё: на ноже и так есть его отпечатки, мелкие осколки бокала могут дать отпечатки частичные и скорее всего нечитаемые, зато с молотка точно снимется четкий след. Можно предположить, очень условно, что на мусцимоле Дэн дрочил и сам пырнул себя в бок, и сам перевязал, и выпустил из рук бокал, но точно не мог сам прибить руки к изголовью кровати. Забрать с собой молоток Владек не додумался. Дэн бросил его в пакет и понес в участок, Петра сделает что нужно, не задавая лишних вопросов. В морге он ухмылялся, мысленно прикидывал, какой же план использовать по отношению к шаману? Что тот такое сейчас, благодаря кастрации в полной мере посвященный своей богине и, очевидно, под властью того, что сам считает демоном? Владек лежал в своей ячейке холодный и бледный, совсем не такой, каким Дэн помнил его вчера. Можно было гладить непослушные кудри, но лицо оставалось безучастным. Дэн склонился, рассматривал его близко-близко, поцеловал. Самого кинуло в жар, пришлось захлопнуть ячейку, пряча шамана. И теперь Дэн думал о том, как скоро истоскуется и решится ночевать в другом месте, кроме отцовского дома. Петра очень кстати призналась ему в любви.