Лабиринт забвения

Почему именно Лон-Гор? Он был одним из командиров экспедиции, но в мирное время его роль оставалась очень ограниченной. Беллиорцы успели показать себя довольно умными созданиями, значит, в тщательно спланированном похищении именно Лон-Гора должен был быть какой-то смысл. Информация о рамерийцах их не особо интересовала: во-первых, гномья разведка наверняка прекрасно её поставляла, во-вторых, в этом случае захватили бы Мон-Со, Кау-Рука или, что проще всего, Ильсора. Однако они этого не сделали. Значит, им понадобился врач. Следующий вопрос. Какова их цель: отсутствие врача в Ранавире или наличие у беллиорцев? Скорее, второе, в ином случае захватили бы и Гелли. Может, не сразу, но захватили бы. Должны же они были заметить, что её вместо Лон-Гора поставили? Итак, если беллиорцам зачем-то понадобился рамерийский врач, то им пригодились бы и рамерийские медицинские технологии и ресурсы. Мон-Со не додумался до этого, а вот Кау-Рук спросил у Гелли, не пропало ли что из имущества лазарета. — Один сканер, один хирургический набор и по одной упаковке каждого препарата, господин штурман. Всего по одному. Итого, Лон-Гора действительно похитили потому, что кому-то понадобилось лечение. Причём этот кто-то — персона высокопоставленная. Не ради простого кузнеца ведь это развернули? В день похищения рассыпанные порошки на полу были испещрены отпечатками маленьких ног. В распылителе, валявшемся у стола, Фей-Лит обнаружил остатки транквилизатора. Усыпили. Ну, хорошо. Допустим, захватили Лон-Гора гномы. Но кто унёс? Не могли же они это сделать? Теоретически, могли. Однако для этого гномов должно было быть довольно много. Двигались бы они медленно, и их бы заметили. Но, как сказал Мон-Со, их никто не видел. Кси-Лей, правда, докладывал о неопознанной тележке в кустах у чёрного входа в замок. Деревянная, она не принадлежала рамерийцам, да и исчезла в тот же день. Кау-Рук попросил лётчика указать место, где она стояла. Тоже ещё вопрос — что сам лётчик забыл в колючем кустарнике на задворках, да ещё два раза за день? Лес у замка был знатный: тёмный, заросший густым подлеском, опутанный мхом. Найти дорогу для тележки в нём было нелегко, но уж если она нашлась, то Кау-Рук тоже не мог её не заметить. Не тропа даже, а лаз не выше полумаэ. Понятно: зачем гномам с тележкой высокий проход? Едва обнаружив его, Кау-Рук пробрался так далеко, как смог, но быстро понял, что на исследование маршрута понадобится целый день. Ранним утром через день после экспедиции за куском яшмы он захватил снаряжение и отправился по следу. Лес тянулся по горному склону, тропа заставляла лазить вверх-вниз, заворачивать в совершенно непредсказуемых направлениях и переходить ручьи. Создавалось впечатление, что гномы устроили Лон-Гору экскурсию по всем местным кочкам, болотцам и паутинам. И это с тележкой-то! Часов через семь азимут изменился. Тропа вильнула на северо-восток и выскочила в поле, на разбитую кирпичную дорогу. Отследить гномов здесь будет трудно. Если предположить, что они не стали мудрить и покатили по дороге, то их маршрут можно будет проследить с воздуха. Останется только вычислить, где они свернули. На обратном пути — уже напрямик, по равнине — Кау-Рук обдумывал варианты. Высокопоставленный пациент живёт либо в крупном населённом пункте, либо в личном поместье. Пункты… Розовый юго-восток можно отмести сразу — не было смысла давать такой крюк на север. Голубой и радужный юго-запад не подходят тем более — тогда гномы просто обошли бы Ранавир с другой стороны. Изумрудный центр? Может быть, хоть и маловероятно — всё-таки крюк великоват. А вот фиолетовый северо-восток и жёлтый северо-запад пока нельзя сбрасывать со счетов. Поместья? Надо будет глянуть на карте, есть ли какое-нибудь жильё в этой части страны. По пути Кау-Рук срывал цветы и травки, казавшиеся ему интересными. Он понятия не имел, что ботаники сочтут достойным изучения, но всё равно каждый раз собирал им что-нибудь на свой вкус. Синие цветочки в форме рупора, чем-то похожие на рамерийские лилии долин. Белые, с длинными овалами лепестков и мохнатой жёлтой сердцевиной. Мелкие-мелкие бордовые и багряно-белые звёздочки. Колючие розовые шарики — в лесу Кау-Рук вломился в их куст и полпути отдирал цветочки от формы. Ранавир показался уже на закате. Выглядел он странно: вокруг на небе не было ни облачка, а над замком и ещё на сотню маэ вокруг нависла низкая сизая туча. Она извергала молнии, гнула деревья и гремела, как стая старых вёдер. Занимательное природное явление! Кау-Рук включил камеру, уселся на поваленное дерево и принялся наблюдать. Гроза бушевала часа полтора. Ещё через четверть часа, когда Кау-Рук добрался до замка, над Ранавиром сияла луна. Люди осторожно, как ранвиши после совиной охоты, выбирались из укрытий. Из замка, из ангаров; из седьмого вертолёта вылезли Лин-Хес и пятеро техников. Пара промокших и перемазанных в земле арзаков показалась из-под помоста для бочек с топливом. Из домика беллиорцев вышел часовой. Кау-Рук бы не удивился, если бы узнал, что они сами его впустили. — Уще-ерб! — простонал кто-то из техников, схватившись за голову. — Надо всё проверить и доложить. — Проверить, а потом найти Ильсора, — поправил его Кэлен. — Пусть он докладывает. — Хитро! — хмыкнул Кау-Рук. – А вас и не накажут. Не стыдно товарища подставлять? — Стыдно, господин штурман, — честно признался собеседник Кэлена (Энрат, кажется?). — Но его господин генерал даже в крайней ярости сильно не накажет. Какие же они всё-таки… простые. Бесхитростные. Безо всяких причин, без гипноза вот так всё выдают. Кау-Рук когда-то давно имел возможность понаблюдать за арзаками в естественной среде. Те, кого он видел тогда, были такими же. А Ильсора действительно почти не наказывали. То ли он умел доносить информацию в нужном ключе, то ли генерал берёг его по каким-то своим причинам. На крыльце Кау-Рук столкнулся с Ос-Ниром. Ботаники с утра выложили на просушку какие-то коряги, и все они отсырели насмерть. Ос-Нир всем своим видом выражал скорбь — с таким лицом обычно приходят на похороны к кому-то плохо знакомому, но достойному уважения. Штурман протянул ботанику собранный букет и отправился к генералу за разрешением на завтрашний вылет. Что там арзаки говорили? Ильсора не наказывают? Что ж, сегодня точно не тот день. Баан-Ну орал. Взбешённая бородатая тень, выпадавшая в коридор в полосе света из распахнутой двери, патетически вздымала руки, запрокидывала голову и вообще выражала крайнюю степень начальственного гнева пополам с драматическим гротеском. — Вы!.. Двое!.. Гауптвахта! Гипноз! Трибунал! Да как вы посмели!.. Мой стол! Мои за… Моя книга! «Завоевание Беллиоры»! Труд всей моей жизни погиб! А вы!.. В моей спальне!.. На этом моменте Кау-Рук перестал понимать, что происходит. Он бесшумно преодолел оставшуюся часть коридора и заглянул в кабинет. Повсюду валялись обугленные бумажки. Они покрывали пол, валялись на столе, свисали со спинки кресла, мокли на подоконнике, прилипли к разбитому окну… Перед неистовствующим Баан-Ну с виноватым видом стояли Мон-Со и Ильсор. Первый — по уставной стойке и со взглядом в пол, второй — на коленях и с задранной как для гипноза головой. Что здесь вообще было? Нет, не так. Кау-Рук, еле сдерживая смех, сформулировал другой вопрос: что эти двое вообще делали в спальне генерала? — В шахматы играли, — ответил Мон-Со минут через двадцать, когда Баан-Ну закончил вопить и, рявкнув: «Вон с глаз моих! И вы, штурман, тоже!» — выгнал всех из кабинета. Два полковника расположились в пустующей галерее в стороне от жилых комнат. Кау-Рук сидел на подоконнике, Мон-Со стоял рядом, скрестив руки на груди. — В шахматы? — Штурман не мог не переспросить: отговорка была настолько анекдотичной, что Мон-Со просто не мог использовать её как шутку. — Идиот, — дежурно буркнул комэск. — Буря застала нас в его кабинете. Появилась шаровая молния. Она отрезала выход в коридор. Мы отступили. Пока молния не исчезла, сидели в спальне генерала. От нечего делать играли в шахматы. Ого! Кау-Рук за семнадцать лет этого тормоза не научил шахматам, а Ильсор за несколько часов справился? — Эй, мог бы не рассказывать — я ж не дознаватель. — Генеральская рукопись уничтожена. Следить за ней — обязанность Ильсора. Ещё интереснее… — Генерал накажет арзака, нарушившего приказ. С каких пор ты считаешь это неправильным? — Спасение рукописи не стоит жизни квалифицированного специалиста. Единственного инженера в экипаже, если ты забыл. И всё равно, это слишком мелко, чтобы Мон-Со защищал арзака. Есть что-то ещё. — К тому же, — поколебавшись, добавил Мон-Со, — позавчера он спас мне жизнь. Теперь понятно. Спасение жизни боевой лётчик обязан был оценить. Однако если спасителем выступает арзак… Кау-Рук затруднялся представить, насколько Мон-Со должно от этого корёжить.

***

Вечером надо было зайти к генералу, но тот запер дверь, и Ильсор, облегчённо выдохнув, ушёл в необитаемые коридоры замка. Надо было выйти в окно. Тогда они не застряли бы на полдня в комнате Баан-Ну, а он не узнал бы, что они вообще заходили. И этой сцены бы не было! Плевать, что подумал генерал. Его явно больше занимали утраченные записи. Но вот то, что свидетелем пассажа про спальню стал Кау-Рук… Штурман любопытен — он точно начнёт допытываться, чем они на самом деле занимались, и отговорка «мы несколько часов подряд играли в шахматы» его определённо не устроит. Не гроссмейстеры же они, чтобы каждый ход по полчаса обдумывать! А если сплетни пойдут? Не от Кау-Рука — он не настолько близок с остальными. Но ведь где-то в коридоре должен был стоять полагавшийся генералу часовой. В общем-то, почти рядовая ситуация: менвит и арзак, арзак и менвит… Мерзость, но таковы условия. Однако Повелителя игл ребята Ильсору не простят. По их мнению, полковник Мон-Со — конченая сволочь. Сам Ильсор убедился, что это не так. Человек как человек, когда не собирается никого душить. При определённых обстоятельствах с ним даже поговорить можно. У Баан-Ну над кроватью висел распечатанный снимок — сам генерал, ещё в звании майора, и какой-то капитан авиации на фоне Хи-23А. Примерно через двадцать минут сидения в комнате Ильсор набрался то ли смелости, то ли наглости и спросил, что означает это название. Он знал, что Хи — производное от имени менвитского инженера Хан-Ир, создательницы этого вертолёта, а 23 — номер модификации, но понятия не имел о значении А. — Авантюрный, — расшифровал Мон-Со, посмотрев на снимок. — Разве ты не знал, что выдающиеся изобретения получают имена? — Нет, господин полковник. — Тогда почему ты дал имя «Диавоне»? Неуловимый. Неуловимый… Придумать что-нибудь или сказать правду? — Так называлась книга, которую я тогда читал. Про непревзойдённого вора Ки-Она. …одного из Библиотекарей. — И где арзак мог читать художественную литературу? «Вообще-то, это была документалка». — В Библиотеке, господин полковник. Вполне безобидная фраза, если не знать контекста, а ощущение всё равно было такое, словно Ильсор по канату над пропастью прошёл. Звериная шкура-ковёр, на которой он сидел, на миг показалась единственным островком среди бездны. — Традиция давать имена началась с кораблей, — неожиданно сказал Мон-Со, откинувшись на спинку кресла. — Отважный, Стремительный, Кровавый… Имена были у орудий — про первую пушку, названную Горной львицей, ты должен был слышать. «Я её даже видел. Мощнейший бронебойный артефакт, между прочим». Мон-Со рассказывал дальше, правда, с имён незаметно перескочил на вертолёты. Оказалось, он мог довольно много говорить, если разбирался в теме. Ильсору, хотя он и сам неплохо знал авиатехнику, было чему удивиться. А потом, когда разговор угас, они играли в шахматы. Мон-Со, казалось, тоже думал, что проблема подземелья ещё не закрыта, и поэтому хотел научиться играть. Впрочем, у него могли быть и иные причины. Ильсор бы отказался, будь у него возможность. Шахматы продолжали преследовать его во сне. Теперь среди фигур были другие лица: Кау-Рук, Морни, Гелли, Ланат, Десми, кто-то из лётчиков… Белый офицер с белой клетки оставался собой, хотя иногда его тень стояла за пределами поля. Генерал ворвался в свои покои одновременно с концом бури — на четвёртом шахе. Три-один. Пока Ильсор собирал фигуры обратно в коробку, Мон-Со открыл дверь и собирался, видимо, доложить обстановку, как вдруг Баан-Ну начал свой обличительный монолог. В такие моменты лучше всего было прикинуться воплощением правильности и послушания и переждать. Мон-Со, похоже, тоже так считал, поэтому следующие шесть минут и тридцать четыре секунды они стояли перед генералом и внимали. Мон-Со повезло — уставная стойка была вполне удобной, а вот Ильсор всё это время стоял на коленях, запрокинув голову. Ещё на Рамерии так делали все рабы Баан-Ну — пришлось приспособиться. С предыдущим хозяином, по чьему приказу Ильсор проектировал звездолёт, такой номер бы не прошёл. С ним нужно было поддерживать диалог, непременно самостоятельно и со всех сторон анализируя свой косяк. И он никогда не орал, он просто смотрел. Смотрел без гипноза, но от этого было не легче. Под колено подвернулось что-то твёрдое: колпачок от ручки или оторванная пуговица, которую генерал потерял сегодня утром. Неприятно, однако. Хотя бывало и хуже. В необитаемой части замка было сумрачно и пусто. Освещение сюда пока не провели, только окна человеческие прорубили и стёкла в них вставили. Яркая беллиорская луна заглядывала в окна и высвечивала на полу мутные квадраты. Голубые, желтоватые, розовые, блёкло-оранжевые. Одно было зеленоватым. Таких не делали, просто строители ошиблись с красителем. У одного из окон стоял Мон-Со. Он говорил с кем-то, но этого кого-то Ильсор из начала коридора не видел. Вероятно, собеседник комэска сидел на подоконнике, соответственно, это мог быть только штурман. Никому другому субординация не позволила бы забраться туда в присутствии Мон-Со. — С каких пор ты считаешь это неправильным? Да, это Кау-Рук. Начало разговора Ильсор пропустил, но по привычке остановился послушать. — Спасение рукописи не стоит жизни квалифицированного специалиста. Единственного инженера в экипаже, если ты забыл. Да, по мнению генерала, Ильсор должен был остаться в кабинете даже при шаровой молнии и собрать разбросанные листы. Кстати, насколько арзак заметил, сгорела только стопка с заклинаниями. Очевидно, молния не была случайной. В таком случае… кто её послал? И, что не менее важно, откуда Баан-Ну взял заклинания? И третье, чтобы уж окончательно добить здравый смысл. Почему заклинание сработало в исполнении Мон-Со? Кау-Рук ничего не ответил на замечание комэска, поэтому тот сам добавил после долгой и, на взгляд Ильсора, довольно тягостной паузы: — К тому же… позавчера он спас мне жизнь. Вот оно. Мон-Со был достаточно рационален, чтобы признать это для себя, но Ильсор полагал, что вслух признание высказано не будет. Военные должны были ценить взаимовыручку, но менвиты казались чересчур… самозамкнутыми, чтобы испытывать к кому-то — тем более к арзаку — искреннюю благодарность. Лиена как-то сказала, что они наверняка испытывают эмоции лишь из вежливости. Заблуждения, заблуждения… Ильсор оставил себе надежду, что Мон-Со никогда не скажет ему спасибо за спасение. Если это всё-таки произойдёт, мир станет слишком неустойчивым. Что ж, по крайней мере, на первый вопрос из своего списка Ильсор мог получить ответ. Возможно, Кастальо знает, есть ли в Гудвинии колдуны. Если их нет, за явлением шаровой молнии стоит замок. Ну, или это Мон-Со генеральские бредни настолько не понравились. Ведь если ты весь из себя идеальный и правильный, при начальнике-самодуре по-любому станешь мастером саботажа.