Игра с огнём

      Металлический крест царапал свинцовые облака, возвышаясь посреди центральной площади небольшого городишки. Приковывал внимание собравшейся толпы. В непогожее воскресенье горожане решили пренебречь отдыхом. Под крестом лежала гора дров, почти доставая до босых ног распятой девчушки. Совсем молодая, лет пятнадцати, та примотана к перекладине пластиковыми стяжками, впившимися в тонкую кожу. Болезненно-бледное детское личико изуродовано следами пыток. Багровые волосы спутались и пестрели подпалинами. Обрывки грязной ткани нельзя назвать одеждой. Мученица застыла, как статуя из старых храмов. Смотрела куда-то надо мной и над толпой, вдаль в безучастном ожидании.       Несмотря на то, что на моей памяти казни уже происходили, меня на них не было. Первобытное ликование юрбы, вызванное чьей-то смертью, вызывало омерзение. Я развернулся и пошёл прочь от безумного зрелища. Но люди тотчас обернулись непреодолимой живой стеной, толкая меня всё ближе к центру площади. И вот, я уже стою в первых рядах. Со всех сторон тесно. Место казни от разъярённой своры отделяет невысокое ограждение. К нему люди даже не смеют притрагиваться, избегают. Отовсюду летят гневные крики. Кто-то плюёт в мученицу, бросает камни, оставляющие новые синяки. Толпа всё громче и громче скандирует одно и то же, пропитанное животной ненавистью, пробирающее до костей: «Сжечь ведьму!». Глаза не находили себе места, от воплей раскалывалась голова. «Почему я здесь? Замученная девочка, дикая толпа… Меня не должно тут быть!»       Из-за креста вышел монах. Он казался тяжело пыхтящей горой в белой рясе. Натужно опираясь на позолоченный посох, ступил вперёд, на обозрение разом притихшей толпы. — Люди добрые, доколе нам терпеть тлетворное влияние нечестивых ведьм?! — басовитое эхо разносилось по площади, заглушая гул. — Доколе ещё страдать от их магии и злого колдовства?! Слова монаха встретил одобрительный гул. Пухлые губы под жидкими усиками святого отца изогнулись в ухмылке: — Так сожжём же ещё одну бесовку! — Да! Сожжём! — в едином порыве заревели люди. — Я чувствую, среди вас есть человек, больше всего на свете жаждущий собственноручно убить ведьму! — он забегал жадным взглядом по толпе. Я вжал голову в плечи, попытался слиться с людьми. — Вот он! — вскрикнул посланник Бога, указав толстым пальцем на меня.       Сердце пропустило удар. Лоб покрылся холодной испариной. Воздух в лёгких словно закаменел. Казалось, время замедлилось — в памяти калёным железом выжгло все детали. Каждое искажённое от ожидания казни лицо. Каждый плевок и каждую рану на теле мученицы. Такую фальшивую ухмылку на губах святого отца. «Почему? Вокруг же так много людей, за что?! Я не хочу никого убивать!» — Иди сюда, мальчик мой, — по-отцовски улыбнулся священник, зазывая рукой.       Толпа отмерла, разом заволновалась и вытолкнула меня прямо перед крест. — Сожги её ради нашего Отца! — священник, не терпя возражений, всучил мне факел и поджёг его концом посоха. — Кидай, чего ты ждёшь? — раздражённо прошипел монах. Посмотрев на него, я наткнулся на суровый бездонный взгляд почти чёрных глаз. Слова пролетели мимо ушей, отдаваясь фантомным эхом. За спиной нарастал ропот. Толпа желает зрелищ. Толпа неистовствует. — Кидай! — загомонили распалённые люди, повторяя один за другим, пока возгласы не слились в единый гул.       Я прекрасно понимал, что должен это сделать. Иначе меня сожгут следующим. Но совесть готова была меня удушить. Руки не слушались. Бросок факела стал чем-то невыполнимым. Пересилив себя, я поднял взгляд. Застыл. Колени предательски дрогнули. Вблизи на рыжеволосую невозможно смотреть без слёз. Казалось, человека до такого довести нельзя. На кресте висела не девочка — замученный скелет с натянутой на него кожей в бурых синяках, гниющих ссадинах и струпьях. Только подрагивающие плечи и слёзы, капающие из тускло-синих глаз, выдавали в ней живую. «Это что, черви?..» Меня замутило. Тело отнялось. Я чувствовал, что сейчас произойдёт и попытался в последний раз воспротивиться, но тщетно. — Сжечь бесовскую дрянь! — раздался презрительный возглас. Факел дал начало казни.       Внутри что-то разбилось на миллионы осколков. Пламя затрещало искрами, поползло вверх, принимая подношение, дыхнуло в лицо гарью. За спиной будто никого не было — затаив дыхание, все наблюдали за огнём. Он быстро добрался до девочки. Она пронзительно закричала, срывая голос от нарастающей боли. Но никто не слышал — толпа восторженно и чуть ли не в слезах счастья наблюдала за её мучениями, захлёбывалась от злобных воплей. Я растерянно стоял перед отдающим жаром костром, не в силах поднять голову и посмотреть, что натворил. На душе стало мерзко и пусто… Громкая фанфарная музыка вырвала меня из кошмара. По телу каплями выступил холодный пот. Я понемногу приходил в себя. В постели. Дома. «Снова этот ужасный сон. Каждую ночь.» Радио стояло рядом с узкой кроватью. Шипело ещё одной сводкой бесконечно фальшивых новостей. Не отрывая головы от крохотной подушки, я слушал сводки, чтобы окончательно вернуться в реальность. — Армия Великой Российской Империи, завоевала, Южный Китай! — чеканил слова диктор. — Теперь решение проблемы голода, в малых городах, является делом обозримого будущего. Благодаря тому, что половина китайского урожая, будет идти на обеспечение Российской Империи. — В связи с прорывом в области здравоохранения, средняя продолжительность жизни, поднимется до пятидесяти лет. Детская смертность упадёт до пятнадцати процентов, — продолжил вещать мужчина после короткого проигрыша так осточертевшего пафосного гимна. — Увеличение продолжительности жизни, произойдёт за счёт увеличения средней зарплаты, что даст слугам Всевышнего, иметь лучшее питание и условия проживания…       «Всё, хватит! Одно и то же! Нам с самого детства буквально разжижают мозги! Хотя мне ли жаловаться? Если бы на кухне работали динамики, тоже давно бы восхищался.»       Выключил радио. Сел на кровать. Вскочил и, обведя беглым взглядом чистую комнату три на два, принялся делать подобие утренней зарядки. Разминка-отжимания-приседания-пресс: всё отработано до автоматизма. Благодаря нехитрой практике я по-прежнему не уступал мужикам с завода.       Спустя десять минут я закончил разминку и оделся. Потёртая роба висела на солнце и теперь приятно грела тело. Живот требовательно заурчал. «На очереди завтрак.» Вместо пайки из лапши, тушёнки и чая я увидел целое… ничего. » Да кто вообще придумал ставить на всех шкафчиках и дверях одинаковые замки?!» — Вот черты поганые! Украли! Нет, в следующий раз собой дверь подопру!       Настроение окончательно испорчено. Двудневных пайков на неделю выдавалось всего три, а общая трапеза в понедельник будет аж послезавтра. «И чёрта с два дадут замену — завсклада в прошлый раз еле уломал. Да, завтра раздадут на следующую неделю, но голодать как-то не хочется. Попытаться стоит. Полтора часа есть. Но сначала в душ»       Я открыл тонкую дверь и оказался в длинном коридоре. В нос ударила едкая вонь табачного дыма, помоев и чего-то ещё. «Как же я ненавижу это место! Мало сказать, что соседи — свиньи, они просто-напросто опарыши, с удовольствием живущие в таких условиях!» Зажал нос, щелкнул замком, резво зашагал на другой конец этажа, в общую ванную комнату.       «Лет двадцать назад император говорил, мол, люди будут жить в нормальных домах, даже самые бедные слои общества, а сейчас… Даже директор живёт надо мной. Хотя по радио у него крутят даже музыку. Не ту что у нас, гимн и прочее, а нормальную музыку. И машина у него есть, пусть и служебная. Жильё попросторнее просто нельзя — все должны жить в этих бараках!» По пути к ванной я встретил пару точно таких же ранних пташек. К счастью, на этом встречи с «любимыми» соседями закончились.       Открыв старую, как и всё здесь, дверь, зашёл в небольшую комнату, устланную пожелтевшей плиткой, закрыл за собой дверцу на хлипкую щеколду. Снял робу, открыл скрипучий кран.       Несколько минут на меня лилась слабым напором едва тёплая вода, смывая вместе с собой переживания. Я расслабленным взглядом изучал потрескавшийся кафель, натираясь жёстким мылом. Душевая — единственное место, где меня не терзали мысли. Последние капли глухо ударились о пол, из стен с шипением вырвалась завеса горячего пара. «Хорошо-о» Оделся, почистил зубы и на работу.       Над двухэтажками, из которых и состоял город, простиралось голубое небо без единого облачка. Мимо, гремя на брусчатке, проехал грузовик, обдав меня клубами вонючего дыма. «Сколько раз ему говорить масло проверить?!» Ещё немного поругавшись на нерадивого водителя, я направился к складу. Тот находился в центре посёлка, в сквере недалеко от площади. Налево, выйти на главную улицу, пятнадцать минут пешком по пустому тротуару, ловко пнуть окурок в урну, и я на месте. Внутри, за тяжёлыми железными воротами, меня встретил обычный склад — низкая, но большая комната с парой маленьких окон, сплошь заставленная стеллажами. Пайки, одежда, посуда, примитивные лекарства — коробки пылились в ожидании своего часа. Всё это добро от входивших отделяли решётчатые ворота с окошком. За ним и устроился долговязый начсклада, что-то шкрябающий в планшете. Почесав щетину, он поднял взгляд на меня. — Аве Отцу, слава Империи! Чего тебе? Ребята уже в столовую отвезли всё, — хмуро обозначил парень и принялся перебирать бумажки, изображая занятый вид. — Аве, слава. Тарасыч, тут такое дело… Снова пайку украли, ироды. Просыпаюсь, а в шкафу мышь повесилась. Можно заменить? Хоть на половинку? — осторожно спросил я, переминаясь с ноги на ногу, смотря прямо в глаза товарищу. Портить с ним отношений не хотелось, но куда деваться?       Он глянул в планшет и задумался. Затем недовольно зыркнул на меня и натянул снисходительную улыбку: — За месяц никто не умер, лишних пайков нет. Так что вынужден тебя огорчить: даже если бы хотел дать — не могу. Чего ты за вещами своими не следишь? Второй раз уже. — Да сплю крепко, вот и всё. Что, совсем никак? Может, чей-то дашь, а я потом найду замену? — с надеждой спросил я. «Не видать мне сегодня пайки. Хотя это не от него зависит, так что можно понять.» — Саня, я же сказал. Нельзя. А ты вообще в столовке работаешь… — Прошлому за это потом три зуба выбили, не надо тут. Спасибо. Хорошего дня. — Ещё увидимся. Да пребудет с тобой свет. «Не получилось. Хотя… В чём-то он прав. Я ж работаю в столовой. А пару морковок и картофелин на триста человек никто не заметит. Главное — не попасться.»       В смешанных чувствах я пошёл обратно — завод находился на окраине. Тем временем в голове крутилась мысль, как вынести с кухни продукты. «С собой не вариант — обыщут на проходной. За забор перекинуть тоже — кто-то заметит, да и пока дойдёшь… Хотя я и ухожу на час позже. Народу не так много. За чем не следят? Где не обыскивают? Точнее, что? Грузовики на проходной тоже осматривают, пусть и не так тщательно. Кто ещё там ездит? Мусорщики. И директор. У него-то своя машина. И на неё никто не подумает. Под днище куда-нибудь засунуть и дома забрать!» Решено.       Я уже подходил к дому. Улицы пустовали — по прикидкам до начала рабочего дня ещё час. Только одинокие дворники мели пыль. Тем большим удивлением для меня стал топот за спиной. Кто-то, спотыкаясь, бежал.       Девочка. Рыжая, довольно высокая. Неслась сломя голову, оглядываясь. В руках держала несколько жестяных банок. Наверное, еда.       «Тушёнка… Где она в таком количестве? Правильно, на складе. Значит, где-то бежит Тарасыч. А уж он готов четвертовать кого угодно за казённое имущество. Кажется, я его даже слышу.»       «А у неё-то еда есть. Может, даже поделится. Конечно, можно не спрашивать. Но от такого потасканного вида становится жалко. Если попадётся завскладу, то я не завидую. Я могу помочь… Но мне что с этого?»       Тело не дождалось решения. Я толкнул девочку, вложившись всем весом. Сбил с ног, наверное, даже слишком сильно. Поймал её у самой земли, смягчая падение, но сам завалился. Не было времени думать — навис над ней, прижав локти к земле. — Воруем?!       Словно затравленный зверёк, она металась взглядом. Чуть не заехала мне коленом. Попыталась вырваться, но хватка у меня сильнее. Заплаканные глаза горели танцующем пламенем, отражая испуг и тревогу. Девочка еле выдавила, взмолилась: — Не бейте! Я всё отдам, честно! Только не бейте! — Есть дело. Я голодный, а у тебя проблемы. Могу помочь тебе, а ты мне. На твоём месте я бы не отказывался.       Она на несколько мгновений зависла. Стеклянными глазами посмотрела на меня. Наконец, набрала воздуха, будто перед пропастью. Кивнула. Я легко выпрямился. Всё ещё держал за руку. Нельзя дать ей удрать. Подтянул наверх, поднял на ноги. «Такая лёгкая.» — Пошли! — Х-хорошо.       Я локомотивом потащил её к себе, петляя по дворам — надо успеть до того, как все пойдут на работу и при этом запутать начсклада. Она едва поспевала, так что пришлось сжалиться и сбавить шаг. Не оборачиваясь, я бросил: — Зовут-то тебя как? — А-алиса, — отозвалась она немного сиплым голосом. — Красивое имя. Я Александр. Или просто Саша. — Приятно познакомиться, — я почувствовал, как она чуть крепче сжала руку.       Показался мой дом. Пусто. Только директор неторопливо садится в машину. Ему попадаться на глаза хотелось меньше всего, так что я юркнул в кусты, утащив за собой знакомую. — Давно не ела? — Три дня. Увидела, что на складе еда есть, и пока охранник с кем-то говорил, утащила несколько банок. — Так я помог тебе, получается. Со мной он разговаривал, всё никак паёк давать не хотел. Но ничего, сегодня ещё овощей стащу. — А откуда? — Я как раз на кухне работаю.       Она ничего не ответила, только понимающе пожала плечами. Тем временем директор наконец-то собрался и уехал. А мы перебежками направились в барак. «Надеюсь, вахтёрша, как обычно, спит.» Куст-дерево-скамейка и вот: длинный коридор. Хоть с закрытыми глазами — тридцать четыре шага налево, нащупать замок и открыть дверь. Я быстро втащил Алису к себе, избегая любопытных глаз. Закрыл дверь и кивком указал на кровать и широкий подоконник: — Располагайся. Мне пора. Дверь не запираю. Но сначала тушёнка.       Она с явной неохотой протянула мне две банки. Они сразу оправились в шкафчик, под замок. А я с чистой душой развернулся, захлопнул дверь и пошёл на работу.