На тропе войны

Обезьян было много. Они лезли по желобам, сидели на крышах и чесались, иногда спускаясь на улицу чтобы приставать к людям с едой и залезать в ларьки. Казалось, что на каждого человека здесь по две обезьяны. Рывеу смотрел за ними через узорчатую решетку окна. Еще до въезда в этот район он знал, что их здесь много, но только сейчас понял – насколько. И чем больше он за ними наблюдал, тем наглее они казались – волосатые руки срывали платки и хватали людей за волосы, лезли в карманы, волосатые рты кусались и плевались. На жестяном скате крыши одна обезьяна кидала в другую какие-то помои. Рывеу поморщился – жить в такой компании ему не очень-то хотелось, но и выбора не было – после недавнего потопа этот район единственный остался нетронут, только дома расцвели легкой плесенью от влаги. И хозяйке дома уже было заплачено. – Их что, кто-то прикармливает? Откуда их столько? Хозяйка, уже собираясь уходить, развернулась и неопределенно пожала плечами. Вопрос, кажется, оказался слишком сложным. – Они сами. Пока дожди, они тихо сидят, а сейчас, сами понимаете. Он не понимал, но кивнул. Может быть, мироздание в своей ненависти к человеческому роду хочет испортить хорошую погоду нашествием мерзких животных. Может быть, обезьяны боятся воды. Как знать. Вспомнив про правила учтивости, хозяйка уточнила: – Они вам мешают? – Нет. Не в этом дело. Дело действительно было в другом – но больше беспокоиться о самочувствии жильца хозяйка не стала. – Здесь везде стоят решетки. Попробуйте относиться к ним по-философски. Они попрощались и она, закрыв дверь своим ключом, пошла вверх по-улице. Рывеу все не отходил от окна и видел, как по пути за ней увязалась обезьяна. *** Уже тем же утром Рывеу проснулся от страшного неистового стука, испуганно вскочил с постели и сразу потянулся за пистолетом – стук звучал совсем не механически. В доме с тонкими стенами грохотало всё, что не было прибито. Нервно сжимая рукоятку, он приблизился к окну – источник звуков, кажется был за ним. Палец уже шарил по спусковому крючку и Рывеу осторожно отодвинул штору. Пистолет не пригодился. На решетке висела обезьяна: вся в пятнах грязи, с дико блестящими под фонарем глазами. Одной рукой она держалась, а второй бешено стучала по стенам – куда только дотянется. – Брысь отсюда!, – Рывеу ударил по стене, надеясь отпугнуть ночного гостя, но обезьяна только затряслась еще сильнее и заорала, издеваясь над глупым человеком. Что ей вообще было нужно? Мучительно протирая глаза, Рывеу спустился на первый этаж, подальше от звука. Никакого облегчения его не ждало – стук и крики были слышны ровно так же как на втором. Относиться к ним по-философски не получалось. Только минут через десять пустых раздумий – мысли не лезли в голову – он вспомнил про очевидный рецепт: огонь. Факел сверкнул возле морды обезьяны. Горящая тряпка на палке вызывала у животного видимый ужас: обезьяна шарахалась, пыталась закрыться, но слезать не собиралась. – Давай же, пошла вон, – Рывеу вытянул руку вперед и огонь полоснул обезьяне по морде, она отшатнулась, попыталась стряхнуть искры с усов и шерсти и с болезненным визгом спрыгнула вниз. Наконец свободный от наваждения, Рывеу выдохнул и возвратился к попыткам заснуть. Так продолжалось три ночи подряд: точь-в-точь. И каждый раз это была одна и та же морда. Огонь отгонял ее, но на следующую ночь она как ни в чем не бывало возвращалась, измываясь над бессилием Рывеу. На четвертую ночь он ее все таки застрелил. Новым ранним утром, вымотанный от бессонницы, Рывеу пошел опрашивать соседей – стучал в дверь и задавал два одних и тех же вопроса: “как часто вы сталкиваетесь с обезьянами?” и “как вы с ними боретесь”: второй закономерно следовал из первого. Дверь открывали немногие, но из ответов открывших выходила удручающая картина. “Да, часто” – “Они уже надоели” – “Постоянно достают”. И “Как получится” – “Пробовали травить ядом” – “Пытались выгнать” Самым содержательным оказался разговор с жестянщиком в конце улицы – он стучал по старому закопченому чану и вел свой монолог. – Да их уже расплодилось тысяч двадцать. Никто не считает, а их все больше и больше. Сначала никто с ними особенно не боролся, потому что они вели себя более-менее спокойно, а теперь, когда они обнаглели, уже бороться бесполезно. Отраву они не едят. Перестрелять много не получится, опять же, собирались дружины и пробовали. Только если весь район соберется, что-то можно с ними будет сделать . Но когда это случится? Никто не способен на организацию. – Но вы сами тоже ничего с ними не делаете? – А я тут при чем? Я пытался. Но вы поймите, их двадцать тысяч – я один. Последняя фраза что-то прояснила в голове Рывеу и он поспешил попрощаться. По дороге в центр, Рывеу нашел типографию и заказал печать листовок, а вечером зашел на рынок и нанял беспризорников их расклеивать. Каждый получил по монетке и обещание получить монетку после. К ночи на каждой свободной стене болталась желтая бумажка: “Дорогие горожане! Помогите в борьбе с опасными животными За каждую голову обезьяны Я предлагаю вам вознаграждение Вы можете получить свои деньги С двух до шести (тупик у рынка, вход под арку) ” Платить Рывеу собирался их своих денег: одна дохлая обезьяна стоила триста добре, две и больше – по четыреста за каждую. Казну он доверил своему дельному знакомому, вместе с ним притащил в тупик деревянный стол, ящик и навес. К получившемуся ларьку прибили табличку с ценником и уточнением – никаких ушей, хвостов и прочего, только тела или головы. К двум часам весь тупик уже был забит людьми – кто-то свернул туда из любопытства, а теперь скучал, приперевшись к стене, кто-то пришел посмотреть как очередные мошенники дурят народ. Но одна семейная чета тащила тяжелые мешки – в каждом по мертвой обезьяне. Младший мальчик трепал в руках волосатое ухо. С противоположного конца улицы за сборищем наблюдал Рывеу, постаравшись встать в самый темный угол. Толстый приемщик в чалме исправно выдавал редким подходящим деньги: одна обезьяна – триста, две и больше – четыреста за каждую. Недоверчивые люди осторожно брали деньги и спешно уходили, так и не понимая, за что им платят. Сколько может стоить мертвая обезьяна? Нисколько. – Что они там собрались? Живодеры. Не готовый к такому вопросу, Рывеу огляделся. Рядом с ним стояла замотанная в платок женщина – за платком не было видно ничего кроме глаз и бровей, но она старательно показывала свое возмущение как могла. – Почему живодеры? – Потому что убивают животных Женщина посмотрела на него как смотрят на умалишенных. Рывеу умалишенным себя не считал и стал протестовать: – И что. Когда животных убивают на мясо, вы плачете стоите? Что вы с ними предлагаете делать? Защитница животных слегка стушевалась. Ей, кажется, не очень хотелось спорить. – Не убивать же – А что? – Ответа не последовало. Женщина уже шла вглубь толпы. Еще несколько минут Рывеу смотрел на приемку обезьян, а потом решил, что все идет как надо и ушёл – у него было достаточно других дел. На следующий день ларек открылся снова – в этот раз к нему выстроилась очередь задолго до открытия. Впереди очереди толкались местные безработные: на удивление дружелюбные друг к другу, они все что-то живо обсуждали. Один тряс другого за плечо и свободной рукой рисовал в воздухе, видимо, рассказывая, куда потратит свой солидный гонорар. Смотря на них, Рывеу улыбался, чувствуя себя определенного рода благодетелем, направивших неразумных людей на нужный путь. К концу второго дня на улицах ряды обезьян сильно поредели: те, что остались, прятались под крышами подальше от людей. Результат оказался выше всех ожиданий – все оказалось очень просто – можно было бы уже посчитать район спасенным. Но Рывеу решил не прекращать платить. На четвёртый день в очереди стали происходить заметные изменения. Люди больше ничего не обсуждали, а только шикали друг на друга и сразу, как выстояли свое время, быстро уходили, пролезая между толпой и стеной. Обезьян на улицах почти не было видно, но, как ни странно, очередь не редела, а только становилась длиннее. В очередной раз Рывеу зашел в тупик уже через три дня, чтобы проверить казну. С самого утра лил дождь, никто не хотел мокнуть в очереди в такую погоду, но люди все равно стояли, прикрывались брезентовыми плащами, зло смотрели друг на друга и покрепче прижимали к себе свои ценные кульки и свёртки: обстановка стала совсем напряженной. Кто-то притащил голову, обернув ее в одну бумагу – бумага сразу размокла и с нее на чужие ботинки стекали красные ручейки. С трудом Рывеу пробивался вперед очереди – демонстративно поднимая руки вверх: в них ничего нет. В ларьке его ждало неприятное зрелище. На тряпице лежали маленькие обезьяньи детеныши: вроде живых, только обмякшие – то ли задушенные, то ли утопленные. С безволосыми головами и розовыми пальцами их можно было принять за уродливых младенцев. Рывеу поморщился. – Кто их принес? Приемщик молча ткнул пальцем в отдаляющуюся широкую спину. Снова расталкивая очередь, Рывеу последовал за ним: сначала был готов требовать объяснений сразу, а потом решил последовать до его дома. Уже после того, как широкий мужчина зашел домой, Рывеу подошел к двери и постучал – дверь открыл все он же, даже не успевший переодеть ботинки – лицо у него оказалось ненормально красным, но весьма добродушным. – Я по поводу обезьян Не поняв смысла предложения, хозяин дома удивленно поднял брови – Мы их не продаем. Это для себя. Прямо напротив двери в коридоре стояла большая клетка – в ней сидела рыжая обезьяна, для надежности еще и привязанная веревкой за ногу. Детеныши, видимо, родились от неё. Самка была нужна, чтобы сдавать детенышей на поток – этого хозяин скрывать не собирался. А действительно, чего скрывать? Рывеу спросил, что первым пришло в голову: – Покупаете? – Можем и купить. Тогда половину вам, половину мне. А есть товар? На его толстом лице появилась маска заправского дельца и Рывеу вдруг стало совсем уж противно. Больше никакого товара. Пускай обойдется. – Нет. Не в этом дело. Я хотел предупредить, чтобы не покупали. За них денег больше не дают. Как будто не слыша вопросов, Рывеу ушел и направился обратно в тупик, чтобы объявить свое решение и там. Еще на подходе к тупику стало понятно, там что-то случилось. Над улицей стоял гвалт. В мешанине воплей можно было разобрать повторения криков: “отвали от меня” и “чтоб ты сдох, урод”. Источником шума, конечно, оказалась очередь. Пытаясь рассмотреть происходящее, Рывеу влез на бетонный блок. Очередь бурлила. Приемщика на своем месте не было. Видимо, он был единственной силой, сдерживавшей порядок – теперь главной силой здесь стали безработные. Совсем озлобленные без возможности навариться, они отнимали мешки у остальных пришедших, а потом и друг у друга. В ход шло что попало: камни, веревки, какие-то куски металла. Поножовщина была вопросом времени. Сложив руки в рупор, Рывеу закричал: – Выдачи денег за обезьян больше не будет. Никакого внимания. Тогда он поднял с земли камень и кинул под ноги стоявшим – несколько человек подняли глаза на него и пользуясь моментом он закричал так громко как мог: – Денег больше не дадут. Стало чуть тише. Самые крайние стали расползаться, но очередь держалась, центральные ряды снова начали стягиваться. В общем недоумении, особенно ретивый мужчина выхватил мешок из рук соседа. Крики тут же возобновились. Рывеу достал пистолет из-под жилетки и выстрелил в воздух. – Последний раз повторяю: расходитесь! Сейчас!, – и тут же второй выстрел. На секунду все звуки прекратились и сразу притихшие люди начали разбредаться – до них наконец-то дошёл сигнал Рывеу. Свои мешки все тащили назад домой – видимо, в надежде, что еще пригодятся. Дождь полил еще сильнее. По пути домой Рывеу срывал каждую листовку, которая попадалась и совал отсыревшую бумагу в сумку. С упрямством он сворачивал в каждый тупик и избавлял стены от объявлений. От местных доносились редкие протесты, из окна высунулась женщина с растрепанными волосами и обматерила вредителя. Не отвечая, Рывеу пошел дальше. Весь мокрый он пешком дошел домой. Под дождем улица выглядела совсем уж уныло. С металлического ската крыши его дома свешивался хвост. Рывеу быстро отряхнулся и поднялся на крышу. На плоской ее части сидела обезьяна – моргая единственным глазом и задумчиво ковыряя воспаленные когти. Когда ее блуждающий глаз посмотрел на человека, она сжалась всем телом и закрыла голову руками, то ли сознавала бессмысленность побега, то ли просто не могла бегать. А Рывеу все смотрел на нее, не зная, что делать, а потом сел рядом с ней и вздохнул. – И что за жизнь такая... Обезьяна вздохнула вслед за ним.