***
Рабастан закусил губу, нервно теребя свой белый пиджак. Он не сомневался в своём решении, однако беспокоился, что что-то может пойти не так — ведь не может все в их с Сириусом жизни идти настолько хорошо. Где-то всегда есть подвох, подводный камень. А вдруг он передумает? Или алтарный камень не примет их союз? Или вдруг брат проболтался, и сейчас нагрянет Беллатрикс и начнёт упиваться своим безумием, отрываясь на немногочисленных гостях, больше половины которых были полукровками или состояли в Ордене Феникса? До начала церемонии оставалось не больше пятнадцати минут, а душевный покой жениха оставлял желать лучшего. Вдруг дверь в комнату растворилась, и на пороге возник Сириус собственной персоной. — Какой ты красивый, — выдохнул Сириус, рассматривая своего жениха. Его синие глаза так и лучились счастьем. — С ума сошёл?! — истерично завопил Рабастан, пытаясь прикрыть свой белый смокинг всем, что попадалось под руку. — Видеться перед свадьбой — ужасная примета! — Да брось ты эту чепуху, — отмахнулся Сириус и подошел ближе, заключая в крепкие нежные объятия своего жениха. — Я больше не мог выносить разлуку. Не виделись со вчерашнего вечера. Рабастан хотел было что-то возразить, но замолчал и положил свой подбородок на макушку с жесткими прямыми иссиня-черными волосами. — Теперь только ты и я, Басти, — прошептал Сириус. — Только ты и я, — подтвердил Рабастан и крепко стиснул жениха. — Ну, и еще твои любимые Поттеры. — Ой-й, — беззлобно прошипел Сириус, отстраняясь и засовывая руки в карманы своего смокинга. — Я пошел. Не теряй меня, я буду в центре внимания, в белом. — Как-нибудь разберусь, — усмехнулся Рабастан и чуть ли не пинками выпроводил Сириуса из комнатки.***
Церемония проходила в ковене Лестрейнджей, но по-тихому, скрытно. Хоть Рабастан и души не чаял в своих подопечных, но большой толпы не любил, так что пригласили на торжество только самых близких. Так сложилось, что семейный алтарь Лестрейнджей хранился в старой совятне, где когда-то родился самый могущественный предок Альварес Лестрейндж три сотни лет назад. Совятня давно не использовалась по предназначению, так что понемногу строение стало чем-то вроде капеллы Лестрейнджей. Здесь было тепло, чисто, сухо, почему-то всегда пахло свежескошенной травой и специями, и были невообразимой красоты витражи в круглых окошках, некогда являющихся входами для почтовых птиц. Рабастан безумно любил это место и каждый раз возвращался сюда, когда эмоции переполняли его. Капелла давала сил и спокойствия. Лестрейндж положил ладонь на теплый алтарный камень, и от пальцев по шершавой поверхности побежали маленькие ниточки, похожие на искорки энергии, подсвечивая камень в причудливый фиолетовый цвет. В комнате раздался судорожный выдох гостей, и стало совсем тихо. Рабастан поднял глаза, увидел самого близкого человека и растянулся в улыбке от уха до уха: Сириус не мог не превратить самый важный момент в своей жизни в клоунаду и надел короткую фату с диадемой на голову. В стороне послышались недовольное шипение Вальбурги и всхлип Летиции Лестрейндж, еле сдерживающей слезы. — Привет, таинственный незнакомец, — сказал Рабастан, откидывая фату с лица Блэка. — С первым попавшимся и под венец, значит? — отшутился Сириус. — Ну, с тобой бы я рискнул провести остаток своих дней. — Смелое заявление. — Да я никогда не был в числе робких. Рабастан усмехнулся, взял Сириуса за руку и повернулся лицом к своему отцу, чтобы последний начал церемонию вхождения в род.***
— Да ты только представь! Я стал отцом! Я стал крестным отцом! Когда Джим дал мне этот сверточек, я думал, что сломаю его пополам или уроню, не знаю! — как заведенный, рассказывал Сириус. — Я так нервничал. А потом, когда я посмотрел в его глаза — они точно как у Лили, — он мне так широко улыбнулся и схватил за нос! Я этим самым носом чую, — Сириус щёлкнул себя по кончику, — у него будет большое будущее великого проказника. Мы поспорили с Джимом, что я первый научу маленького Гарри полёту на метле. Рабастан зачарованно смотрел на Сириуса, пока тот мерил комнату шагами и размахивал руками — слишком возбужденным он вернулся с крестин. — Я даже не знаю, что бы я без вас делал, — выдохнул Сириус, обессиленно падая в кресло напротив. — Без кого? — поинтересовался Лестрейндж, откладывая книгу и подпирая щеку кулаком. — Без Мародеров и тебя. Вы — вся моя жизнь. — У тебя еще есть семья, — нахмурился Басти. — Не хочу о них говорить. Сам знаешь, мы переругались из-за всего. Видеть их не могу. — Вальбурга о тебе спрашивала. Рудольфус тоже. Руди говорил, что Беллатрикс рвет и мечет, говорит, что считает тебя предателем рода. — Предательницей стала она, когда приняла Метку. Попомни мое слово, она и брата твоего за собой утащит, как сманила Регулуса. Это только вопрос времени, если она уже не заставила Руди принять Метку, а ты и не знаешь об этом! А про мать я и слышать не хочу. Эта стерва, если все дальше так и будет продолжаться, выжжет меня с фамильного древа, а тебя, я уверен, оставит. Ты ведь сын маминой подруги, пример для подражания и эталон обожания! — вспыхнул Сириус. Рабастан сжал челюсти и благоразумно промолчал. Тема Темного Лорда была слишком острой в их доме — у Блэка обострялось чувство справедливости, приправленное работой в Аврорате, так что лишь одно упоминание О-Том-Кого-Нельзя-Называть, и Сириус заводился с полуоборота. Рабастан же старался оставаться в нейтралитете: ему жутко не нравилось действие Министерства Магии против прав чистокровных, но и радикальные меры по уничтожению грязнокровок и принижению магглов ему тоже были не по душе. — Пока тебя не было, я кое-что придумал, — сказал Басти в попытке отвлечь Сириуса и потянулся за гитарой. Инструмент из маггловского магазина был в качестве подарка от Блэка на годовщину свадьбы. Несмотря на всю простоту игры на ней, Рабастан быстро полюбил гитару и стал сочинять различные мелодии, изредка даже накладывал на музыку некоторые стихи. Он зажимал всего три аккорда — B, G, D, но из-под длинных пальцев с необычным перебором получалось настоящее волшебство. Сириус внимательно слушал и постепенно расслаблялся в кресле, прикрыв глаза, барабаня пальцами по обивке в такт музыке, представляя, как можно было бы украсить такую красивую мелодию другими инструментами. — Это просто потрясающе! — восхищенно прошептал Блэк, когда Рабастан отложил гитару. — Думал о тебе, когда играл, — смущенно сказал Лестрейндж, потирая шею, на что Сириус медленно растянулся в самой счастливой улыбке.***
Рабастан не понимал, в какой момент все пошло наперекосяк. Он не появлялся дома уже неделю — они в пух и прах разругались с Сириусом после смерти Марлин МакКиннон. Блэк буквально крушил все вокруг себя, срывался из-за любой мелочи, но что хуже всего — обвинял всех в её смерти. — Я убью их! Убью каждого, кто хоть как-то связан с Пожирателями! — в бешенстве выплюнул Сириус в лицо Рабастана, швыряя любимую древнюю фарфоровую вазу Лестрейнджа в стену. — Сириус, прекрати, — тихо сказал Басти, поднимая руки в успокаивающем жесте. — Я клянусь, я прокляну каждого, кто поддерживает Волдеморта. — Что, даже наши семьи? — поинтересовался Рабастан. — Мне плевать. Пусть лучше сдохнут, чем будут поддерживать эту мразь с манией чистой крови! Пусть каждый, кто носит метку, подохнет в луже собственной крови! А это, поверь мне, я могу устроить! — проорал Блэк, пиная в сердцах журнальный столик. Рабастан побледнел и покраснел одновременно, опустил руки и медленно сжал их в кулаки. — Что, даже не пощадишь моего брата? — скрипнул зубами Лестрейндж. — Если у него не было мозгов, когда он вступал в ряды этого урода, то да. Мне плевать. Я не пощажу никого! — Думаешь, если своего брата ты не уберег, то можешь грозиться покушением на моего?! — вспылил Рабастан. — Регулус тоже умом не блистал, когда побежал за полоумной сестрицей принимать Метку. Я удивлен, как еще ты, весь такой преданный своему старшему братцу, как собачонка не скопировал Рудольфуса. Глядишь, тоже бы гордился чистотой своей крови, не якшался с полукровками и любителями магглов, попивал бы чай со своим драгоценным Темным Лордом! — злобно усмехнулся Сириус. Рабастан часто дышал и непонимающе смотрел на Сириуса: никогда прежде он не видел его в таком состоянии. Это был не его муж — перед ним сейчас стояла сконцентрированная злоба, скорбь и боль. — А если бы я не смог вовремя уйти из родительского дома и принял Метку по принуждению, то ты бы сейчас и меня убил? — Если бы это потребовалось, то да, — в гневе выпалил Сириус, но как только до него дошел смысл сказанных слов, тут же прикусил себе язык и стушевался. — Басти… Я не… Моргана всемогущая, прости меня, я не хотел. Не знаю, что на меня нашло. Он подошел, но Рабастан ударил его по поднятым для объятия рукам, тяжело дыша. Его ноздри раздувались, а лицо стало каменным. Он зло скривился и посмотрел на Сириуса ледяным взглядом. — Басти… — Ты будешь очень сожалеть о своих словах, — сквозь зубы сказал Лестрейндж, развернулся на каблуках и поспешно направился к камину. — Басти, постой! Басти! БАСТ! — кричал Сириус вдогонку, но Рабастан уже высыпал Летучий порох в камин. Рабастан крепко сжал бокал, из-за чего хрустальная ножка разлетелась на осколки, разрезая кожу ладоней. Он поморщился от боли и стряхнул с себя стеклянную крошку, оглядел себя: брюки теперь были испачканы красным вином, а пятно медленно растекалось, словно лужа крови, в которой Сириус клялся утопить всех своих врагов. Лестрейндж грязно выругался и пошел в сторону подвалов за новой бутылкой вина. Поместье Уолдена МакНейра больше походило на лабиринт, чем на дом. Рабастан уже два раза забрел не туда, и ему приходилось либо петлять по одним и тем же комнатам, либо впервые видеть целые коридоры. Рабастан хотел уже отправить Патронуса к Уолдену, чтобы хозяин пришел на помощь, как услышал чей-то знакомый писклявый елейный голос за притворенной дверью. Судя по здешним гобеленам, Басти попал в гостевое крыло. Сам же он останавливался у спален хозяев — Уолден слишком любил своего друга, чтобы отправлять последнего в такую даль замка, так что Лестрейндж бывал здесь нечасто. Но самый уродливый в мире гобелен с вышитым забитым львом точно ни с чем не перепутаешь. Из чистого любопытства Басти подошел ближе к щели, из которой тихо раздавались голоса. Казалось, что обладатель этого неприятного голоса усиленно убеждал самого себя, либо речь граничила с каким-то помешательством. — Я поверить не могу, что сегодня они умрут, — всхлипывал до боли знакомый голос. — Мои школьные друзья… Даже через приоткрытую дверь было слышно, как писклявый голос содрогался от крупной дрожи, что покрывала его тело. Но потом в комнате разразился истерический победный хохот, леденящий душу. Рабастан вздрогнул от такой перемены настроения невидимого знакомца за дверями. — Тёмный Лорд до них наконец-то доберётся. Как же я счастлив, что Судьба и Удача улыбнулись мне, Селинда! Я сегодня же избавлюсь от тех, кто годами не воспринимал меня, как друга, кому я завидовал больше всего в жизни и кто считал меня последним неудачником. И Повелитель наконец оценит мои заслуги и мою полезность! — Хвостик, — начал женский голос, в котором Рабастан тут же узнал голос младшей сестры Уолдена, — но разве это правильно? Ведь Поттер всегда защищал тебя, поддерживал, а… — Замолчи! Не говори того, чего не знаешь! — вспылил Хвост. — Я сейчас отправлюсь к Повелителю и расскажу, где они прячутся. Как хорошо, что Блэк в последний момент предложил мою кандидатуру в качестве Хранителя. Смерть МакКиннон совсем помутила его рассудок… Услышав имя мужа, расставив все неизвестные в уравнении, Рабастан сорвался с места и распахнул дверь с ноги. Перед огнем на коленях сидела Селинда и говорила с Питером Петтигрю через Каминную связь. Лицо Хвоста выражало неподдельный ужас, когда он разглядел влетевшего в гостиную Лестрейнджа. — ТЫ! — прогремел Лестрейндж, собираясь достать палочку из рукава, но там было пусто — он оставил оружие в своей спальне, где распивал вино. Рабастан проклинал самого себя за подобную нерасторопность и двинулся в сторону камина. Петтигрю поспешно с крысиным воплем ретировался, а Селинда испуганно смотрела на разъяренного Лестрейнджа, открывая и закрывая рот, как рыба без воды. — Где он прячется? — проскрежетал Рабастан, обращаясь к Селинде. — Я… Я не знаю. Его укрыли в убежище, как Хранителя Тайны… — Селинда громко икнула и испуганно смотрела в глаза Лестрейнджа, не в силах оторвать взгляд от потемневших глаз. — Я правда не знаю, Басти. — Хвост собирается лично передать местонахождение Поттеров Темному Лорду, не так ли? — Селинда промолчала, из-за чего волшебнику пришлось перейти на крик. — НЕ ТАК ЛИ?! — Д-да, — заикнулась она. — Скорее всего, он в Малфой-Мэноре… Лестрейндж развернулся на каблуках и понесся обратно в свою спальню за палочкой. Он не позволит уничтожить самых дорогих людей своего любимого. Счет шёл на секунды — Басти прекрасно понимал, что, завидев его, Хвост не станет долго ждать и поспешит к Волдеморту, даже если до этого момента оттягивал встречу. Появляться в Мэноре сейчас — словно заявиться в змеиное логово. С нейтральной позицией, будучи обрученным с аврором, его либо убьют на месте, либо в лучшем случае возьмут под стражу, где он будет дожидаться решения Лорда в ледяных подвалах. Лучшее решение — найти и перехватить Хвоста до того, как толстяк появится у Малфоев. Пару раз Рабастан поворачивал не туда, из-за чего сыпал отборными крепкими ругательствами и со злости ударял кованые старые доспехи, которые попадались на пути. Наконец он добрался-таки до своей комнаты, схватил палочку и замер: он понятия не имел, где можно найти Хвоста. Чтобы укрыть этого плешивого урода от Пожирателей, Сириус сам мог стать Хранителем для него. Блэк готов костьми лечь, но защитить своих драгоценных друзей. Басти был уверен в том, что Сириус говорил ему, где они собираются спрятать Хвоста. — Ну же, думай… — разозлился на себя Лестрейндж и схватил себя за голову. — Он ведь говорил что-то про безопасное место… Что-то про убежище, в которое поместил бы своих близких. Мы были в парке на Гринлейн Роуд. Была теплая погода, мы ели мороженое и держались за руки, — шептал сам себе Рабастан, пытаясь вытащить воспоминания из головы. — Он указал на дом с красной черепицей, слишком маленький и незаметный, в глубине улицы, прикрытый различными растениями… — Где жили Поттеры?! — спросил сам себя Лестрейндж, вновь хватаясь за голову, но ответ не шел. — Значит, Хвост еще не успел добраться до него. Басти живо представил тот самый дом на Гринлейн Роуд и трансгрессировал туда, надеясь перехватить Хвоста. Лестрейндж оказался перед домом номер тринадцать, выхватил палочку из рукава и взял в боевой хват, медленно прошел к черному ходу. Уже был поздний вечер тридцать первого октября, разгар Хеллоуина, но вокруг не было ни души. Но что было еще более странным — на дом не было наложено ни одного защитного заклинания, будто с самого начала Петтигрю не ожидал никакого нападения. Рабастан уже было подумал, что ошибся, и Хвоста здесь и в помине не было, но тут из окна выскочил бестелесный Патронус и понесся куда-то вдаль. Лестрейндж сжал зубы: предатель отправил кому-то послание. Неужели собирается сбежать?! Лестрейндж отворил дверь и бесшумно вошел в дом. Петтигрю копошился в гостиной, быстро собирая вещи в небольшой чемоданчик. — Экспеллиармус! — первым делом произнес Рабастан, завидев палочку в руках мерзкой крысы. Перехватив палочку Петтигрю, Лестрейндж навел оружие на трясущегося Питера. — Слишком поздно, — растянулся в усмешке грязный таракан. — Я уже отправил сообщение Темному Лорду. Вскоре Поттеры будут мертвы, а Повелитель вознаградит меня. — Где они прячутся? — отчеканил Рабастан, направляя палочку в сердце Питера. — На кой черт мне говорить тебе? — рассмеялся Петтигрю. — Скажи мне, где скрываются Лили и Джеймс Поттер, и я даю тебе слово, что пощажу твою жалкую жизнь. Но, честно говоря, меня больше прельщает мысль убить тебя за предательство. Медленно и мучительно, чтобы ты сам молил меня о смерти, — от ярости голос Лестрейнджа дрожал, но он неумолимо приближался к Петтигрю, крепко держа палочку. Питер побледнел, но молчал, бегая своими мелкими водянистыми глазками по гостиной, ища пути отхода. — Смотри мне в глаза, Питер! — проскрежетал зубами Рабастан. — И не играй со мной, деваться тебе некуда. Я не поскуплюсь на Запретные заклинания, Питер. — Губа Петтигрю задрожала, но он упорно продолжал держать рот на замке. — Круц… — СТОЙ! — пропищал Петтигрю. — Уэст-Кантри. Окраина деревушки под названием Годрикова Впадина, дом двадцать четыре. — Ты омерзителен, Питер, — прошептал Рабастан, прежде чем наложить на бывшего гриффиндорца Усыпляющее заклятие и связать его магической цепью. — Будешь здесь до тех пор, пока Сириус сам тебя не найдет и не решит, что делать с тобой дальше. Рабастан разжег потухший камин, достал из кармана мешочек с Летучим порохом, встал в огонь и четко произнес: — Почтовое отделение Годриковой Впадины! — перед глазами мельтешили многочисленные каминные выходы, пока наконец перед Лестрейнджем не возник нужный ему. Задремавший было работник почтового отделения вскинулся на Рабастана за то, что он слишком поздно появился в камине без предупреждения — работник уже сдал отчеты за сегодняшний день, да и в помещении могли оказаться магглы, но Лестрейндж лишь махнул на него рукой и поторопился выйти наружу. Дети и взрослые, волшебники и магглы сновали по улицам, распевая песни, смеясь и радуясь празднику Всех Святых. Рабастану стало тошно — они даже предположить не могли, что под их боком сегодня могло свершиться преступление и оборваться несколько жизней. Лестрейндж бежал со всем ног к дому номер двадцать четыре, держа наготове палочку: если бы магглы увидели его, то посчитали, что это часть праздничного костюма, так что нарушение Запрета его сейчас мало интересовало. Он начал долбиться в нужную парадную дверь, за ней послышались торопливые шаги и обеспокоенный голос. — Кто вы и как нас нашли? — Джеймс, я — Рабастан Лестрейндж. Быстрее открывай дверь, разговор не для чужих ушей. Поттер отворил дверь, нацелив на него палочку. — Питер предал вас. Я здесь, чтобы помочь. Забирай жену и ребенка, трансгрессируем в мой дом. Джеймс пропустил его в дом, захлопнул дверь и неверяще посмотрел, будто Рабастан сказал какую-то нелепую чепуху. — Невозможно… Питер — не предатель. Он не смог бы рассказать кому-то Тайну, — послышалось позади Лестрейнджа. Он обернулся и увидел Лили в домашнем костюме с маленьким Гарри на руках, который теребил темно-рыжие волосы матери. В гостиной, где стояла миссис Поттер, были разбросаны детские игрушки, в полуметре застыла игрушечная метла, подаренная Сириусом, которая только что явно катала по комнате ребёнка. — Подумай сама, как бы я оказался здесь, Лили. Это счастливая случайность, что я был в доме МакНейра… — Но Питер не мог… Он не предатель. Он — наш друг, — повторил Джеймс слова жены. — Времени нет. Лили, где твоя палочка? — Кажется, наверху, в детской… Либо валяется здесь, среди игрушек. Гарри баловался. — Ищи, я осмотрю задний двор. Джеймс, будь начеку. Рабастан широким шагом пошел к черному ходу, но тут увидел, как дверь медленно отворилась, и на пороге появился он, закутанный в черный плащ. Тут же повеяло холодом, но Лестрейндж не понял: то ли это был ветер с улицы, то ли его кровь застыла в жилах. Единственное, что он успел сделать, это крикнуть: «Джеймс!», как на него направили палочку, и зеленый луч поразил его сердце. Последнее, что Рабастан услышал в своей жизни, был отчаянный крик Поттера: — Лили, забирай Гарри и уходи! Это он! ИДИ! БЕГИ! Я задержу его! Последнее, о чем Рабастан подумал — это то, что они с Сириусом не успели помириться, и перед смертью он не увидел его улыбку и блеск голубых глаз.***
Сириус ни секунды не задержался перед полуразрушенным домом номер двадцать четыре и забежал внутрь. Гостиная напоминала поле битвы, в камине погас огонь, детские игрушки были разбиты заклинаниями, а в доме стояла зловещая тишина. Он огляделся и кинулся к лестнице, ведущей на второй этаж — насколько он помнил, там находилась комната Гарри, и именно там было наибольшее повреждение. Но в темноте он запнулся о что-то на лестнице и повалился на колени. — Да чтоб его… — начал было Сириус, но голос дрогнул, как только он увидел, на что он налетел. — Нет… Нет-нет-нет, — залепетал волшебник, глядя на мертвое тело лучшего друга с распахнутыми от ужаса глазами и с зажатой палочкой в руке. — Джим… ОЧНИСЬ, ДЖЕЙМС! ОЧНИСЬ! Руки не слушались, а губа предательски задрожала. Сириус почувствовал, как потерял сейчас нечто важное, нечто, что было его сердцем, поддержкой и опорой. Слезы побежали по щекам, Блэк склонился над Джеймсом, кладя руку на его грудь. На втором этаже послышалось какое-то шевеление, из-за чего Сириус встрепенулся и немедленно взял себя в руки. Он взбежал по лестнице наверх и упал на колени, увидев бездыханное тело Лили Поттер с распластанными руками, будто она хотела кого-то защитить. Сириус подполз к ней на коленях, уже не сдерживая слез, шепча бесконечное: «Нет», будто бы это могло воскресить малышку Лили или его лучшего друга. Блэк подтянулся к подруге и поцеловал её в ещё еле тёплый лоб. Сириус услышал всхлип и поднял заплаканные глаза. В кроватке, держась за перила, на него смотрели два больших зеленых глаза, мокрые от слез. — Гарри… — неверяще прошептал Сириус и вскочил с колен к своему крестнику. — Гарри! Он крепко прижал к себе ребенка, будто он был единственным сокровищем во всем мире. Гарри, признав своего крестного отца, молча прижался к нему щекой и тихо всхлипывал, будто в нем больше не осталось слез. Снаружи дома послышались тяжелые шаги и грубое охание. Сириус, еще крепче прижав к себе Гарри, высунул голову в окно. — Хагрид? Что ты здесь делаешь? Полувеликан поднял голову и махнул ему рукой, голос его дрожал. — Дамблдор отправил сюда. Ему доложили, что произошло что-то ужасное. Я пришел за малышом, Дамблдор наказал отправить его к маггловской тётке. — Заходи в дом, я пока соберу вещи Гарри. Гарри Поттер задремал в недрах кротовой шубы в лапищах Хагрида, пока Сириус с тяжелым сердцем собирал нужные вещи и спускал тела Лили и Джеймса в гостиную. К великому ужасу Блэка все это заняло не больше трех минут. — Я… Нет тут где воды? — спросил заикающийся от горя Хагрид, крепко и нежно прижимающий к себе спящего малыша. — Д-да… Сейчас, — произнес Сириус и направился на кухню, но тут же встал, как вкопанный, за углом завидев до боли знакомую кудрявую макушку. — Что? Во рту пересохло, конечности отказались слушаться его, но Блэк все же сделал шаг вперед. Шаг, который окончательно перевернул всю его жизнь на до и после. — Не может быть… Нет! Басти. БАСТ! — он кинулся вперед, но ватные ноги подогнулись, и он упал, не в силах больше себя сдерживать: рыдания рвались наружу, высвобождая все боль и горе, что он испытал за сегодня. Он упал лицом на грудь любимого человека и сотрясался от своего вопля отчаяния, сжимая шерстяное серое пальто. Сириус вдыхал аромат хвои, который был неизменным атрибутом Рабастана, гладил красивое лицо и расцеловывал остывшие губы, запускал пальцы в родные кудри и продолжал умолять, чтобы все это было ложью. Рабастан был не просто его любимым. Он был для Сириуса его душой, отрадой, его домом, самым близким человеком, кто мог прикоснуться к нему настоящему. И Сириус просто не мог в один день потерять свои сердце и душу, иначе он останется совершенно пустым и одиноким. У него не останется никого. Кто-то могучими руками оторвал Сириуса от остывающего тела и крепко прижал к себе, этот кто-то пах кротовой шубой, опилками и сырым мясом. Этот кто-то пытался его утешить и похлопать по спине. А потом этот кто-то упомянул имя Питера Петтигрю, и к Сириусу вернулась ясность ума. Наспех поцеловав Гарри в лоб и отдав Хагриду свой мотоцикл, он трансгрессировал на Гринлейн Роуд. Крепко ухватив палочку, Сириус зашел в дом. Вокруг не было ни следов борьбы, ни защитных заклинаний — лишь зловещая тишина и завывание ветра из открытой двери черного входа. Блэк прошел в гостиную, где увидел мирно спящего связанного Петтигрю рядом со своим раскрытым чемоданчиком и отброшенной волшебной палочкой. Ярость вскипела в нем, словно взрыв, разлилась от груди до кончиков пальцев. С губ хотели сорваться слова Убивающего Заклинания, как вдруг Сириус увидел наспех оставленную записку, прикрепленную на тело Хвоста:Верю в твою благоразумность. Не делай глупостей.
Р.А.Л.
Из глаз вновь брызнули слезы, едва Сириус узнал родной размашистый витиеватый почерк Рабастана. Он знал, что в случае чего Сириус найдет Петтигрю, знал, на какой отчаянный шаг Сириус может пойти, и позаботился, чтобы Блэк не стал убийцей, чтобы у него на руках были живые доказательства.***
— Вы не посмеете забрать у меня моего же крестника, Дамблдор, — процедил Сириус, сжимая кулаки. — Объясните, в чем дело. — Я пока сам до конца не понял, это лишь догадки… Но Гарри должен расти в доме своих единственных родственников. — Ложь! — воскликнул Сириус, ударяя ладонью по профессорскому столу, отчего перья подпрыгнули на пару сантиметров. — Они для него совершенно чужие люди. Я — его единственный родной человек… — Сириус тяжело опустился в кресло. — У нас с ним больше никого не осталось, профессор. Только мы двое. — Гарри должен расти в доме своей тёти, Сириус… Но никто не запрещает вам видеть его… Сириус гневно поднял взгляд на профессора и молча вышел из кабинета. Дурслям очень сильно не понравится,***
Тётя Петуния вновь вытягивала свою очень длинную шею, чтобы увидеть из кухонного окна, чем же занимаются её племянник и его крестный на лужайке у дома напротив. Ещё немного, и она точно свернет себе шею. Сириус вытянул ноги и подставил лицо уходящему июльскому солнцу. — Пап, — позвал Гарри, отчего у Сириуса в который раз с непривычки пошли мурашки по коже. — Да, малыш? — обернулся на ребенка волшебник, который копошился в высаженных цветах. — А когда мы снова пойдем к тебе в другой дом, чтобы ты показал мне единорогов? — пролепетал пятилетний мальчик. — На этих выходных, Гарри. Ты же знаешь, пока что тебе нельзя часто и надолго покидать дом тёти. — Я не хочу быть с ней. Я хочу к тебе, — угрюмо сказал мальчик со шрамом. — Я тоже этого хочу, малыш, — Сириус погладил крестника по голове. — Пап, — после некоторого молчания вновь позвал Гарри. — Да, малыш? — повторил Сириус, оборачиваясь к сыну. — А что это за цветы? — спросил Гарри, показывая на полянку. — Это зеленый морозник, Гарри, — с грустной улыбкой ответил Сириус. — Он отпугивает зло. Когда пойдем в наш другой дом, я покажу тебе целое поле. Это очень красиво.