Вдумчиво и по полочкам

      Он не любил людей.       Ну, вот просто так сложилось. Он их не понимал. Сложно понимать тех, кто подвержен стольким эмоциям и страхам, когда сам… в лучшем случае наблюдаешь свои собственные весьма отстранённо. Они протекают будто со стороны, и ты вынужден мимикрировать, подстраиваться под этих слабых, таких хрупких людей, которых нельзя даже обнять как следует, если не хочешь получить на выходе кровавый фарш с костями.       Такая вот глупая, мало кому понятная проблема.       А ещё, наверное, каким бы похожим он на них ни был, люди каким-то шестым чувством видят, что Кларк отличается от них. Видят и оттого боятся, задираются — особенно дети. Он не отвечает, слушая отца с матерью, но это, разумеется, совершенно не значит, что ему не обидно. Что он не злится. Сколько бы раз ты ни повторил, что “всё в порядке”, это не изменит горького комка в горле и жгучего шара за рёбрами.       К слову, если верить всем тем умным книгам по психологии, подавлять эмоции слишком сильно не следует. Рвануть может.       В его случае, вероятно, снесёт половину штата.       По большей части именно поэтому он хочет поскорее покинуть Смолвиль. Учиться, конечно, тоже хочется, но сменить обстановку желание всё же больше. А отец словно и не слышит. Кларк давно перестал его понимать. А может быть, не понимал никогда. Всё-таки Джонатан Кент тоже человек. Простой человек. А ещё Кларк привык его слушать. Слушаться.       Это, верно, затянувшееся детство.       И когда начинается буря, Кларк подчиняется его требованиям, как подчинялся всегда. Он никак не ожидает, что после похорон мужа Марта Кент наглотается таблеток.       Рациональная часть отмечает, как хорошо, что он совершеннолетний — не надо беспокоиться о новых опекунах. Часть, в которой живут чувства, тоскливо поднимает взгляд к небу. Ему больно и грустно. Обидно и хочется кричать, и ломать всё, что попадётся под руку.       Кларк не делает ни того, ни другого. Он продаёт дом, прячет инопланетный корабль и отправляется в путешествие. Где-то ведь должны быть такие, как он? Ну, или те, кто о таких хотя бы слышал.       Он умудряется найти Атлантов на дне океана, цивилизацию Амазонок на далёком острове и даже каких-то марсиан, которые на Земле то ли проездом, то ли по делам, то ли в изгнании. Ни первые, ни вторые, ни третьи ему не рады. Говорят высокомерно, считают себя либо невероятно мудрыми, либо несправедливо обиженными. Дикие дамы-воительницы и вовсе пытаются насадить его на копья и нашпиговать стрелами, просто за то, что он ступил на их священный остров. У них не получается.       Найдя потом историю этого народа, Кларку остаётся только удивляться. Если убрать романтический бред про умиротворение мужчин и установление таким образом мира, то картина выходит прозаичная. Диким, воинственным мужчинам, озверевшим от крови и войн, выдали красивых и, поначалу, безоружных девушек. Они что, реально ожидали, что их не разложат на ближайшей поверхности?       Хотя учитывая репутацию Зевса в греческой мифологии, удивляться нечему.       Кларк и не удивляется. Он продолжает искать. Ну, не может же быть, чтобы никто ничего не знал? Лишь в начале четвёртого десятка лет ему улыбается удача в виде вмороженного во льды древнего корабля.       Любопытно, что бы сделала система защиты, если бы первыми в него вошли люди?       Серьёзно, кто-то должен объяснить им, что раскапывать инопланетные корабли следует аккуратнее. А рыжей репортёрше с камерой наперевес – что ходить за симпатичными парнями на военно-научных объектах чревато проблемами.       Наверное, она понимает это перед смертью, когда Кларк выносит её на льдины с разорванной стражем корабля брюшиной. В конце концов, он знает, что люди редко умеют быть благодарными за спасение жизни, а такие, как Лоис Лейн, готовы на всё ради репортажа. Светиться и становиться суперзвездой ему совсем не хочется. Так что покойся с миром, дурочка.       — Итак, резюмируем, — вздыхает Кел, смотря на объёмную копию своего биологического отца. — Космическая цивилизация, способная изменять под себя целые планеты, с какого-то ляда свернула космическую программу аж на целую тысячу лет, забаррикадировалась на родной планете, истощив ту настолько, что ядро начало дестабилизироваться и постепенно схлопываться, и дружно померла, лишившись всяких зачатков самосохранения, несмотря на предупреждения не последнего учёного. При этом учитываем, что космические технологии никуда не делись, а процесс гибели планеты занял не меньше пары месяцев. Ты уверен, что с головами криптонцев было всё в порядке? Звучит как идиотский анекдот.       — Сын… — Джор Эл смотрит на него, словно чего-то не понимает или же никак не может поверить.       — Я не закончил, — мягко прерывает его Кларк. — Опустим, что единственный поднявший восстание для спасения народа военный, видимо, потерпел поражение. Опустим его желание оставить в живых только лично отобранные линии крови, хотя, право, я не понимаю, почему это должна быть такая проблема. Кодекс, как я понял, всё равно обещал остаться неизменным, а значит, в случае необходимости, рода можно было бы восстановить…       — Зод хотел геноцида!       — Ну, да. Зато сейчас значительно лучше, — соглашается Кларк. — Вместо хотя бы частично уцелевшей цивилизации, есть один единственный криптонец, выросший в отрыве от родной культуры.       — Но ты жив, — мягко упрекнул его Джор Эл, потянувшись, чтобы коснуться плеча.       Прикосновение не ощущается никак. Призрак прошлого. Ни тепла, ни холода, ни малейшего покалывания. В нём память прежнего владельца, но есть ли чувства? Есть ли там что-то за пределами программы? Кларк вздыхает и грустно улыбается. Имеет ли это значение?       — И я благодарен, — говорит он призраку отца, которого никогда не знал, и теперь не уверен, что очень хочет знать, ведь… — Но ты говоришь, что отправил меня на эту планету, чтобы я повёл людей в светлое будущее, стал примером для них.       — Да, конечно, ты можешь это сделать, — Эл улыбается, и от голубых, таких чистых и понимающих глаз бегут паутинки морщинок-лучиков. Как светлая радость.       — Но хочу ли я этого? И что более важно, нужно ли это людям? — Кларк внимательно изучает стремительно теряющуюся голограмму. — Ты знаешь, куда ведёт дорога благих намерений? Особенно, если ей приносят жертвы во благо тех, кому её мостят?       Он обходит открывшуюся капсулу с костюмом по широкой дуге.       — Я благодарен. За жизнь, — говорит он, на мгновение обернувшись. — Но она моя. И я не хочу тратить её, возлагая на себя роль пастуха перед стадом баранов. Не ты ли хотел, чтобы я был свободен?       Пожалуй, Кларк разочарован полученным знанием о своём происхождении. Он глубоко вздыхает, наполняя лёгкие морозным воздухом Арктики. Разочарование из-за чужих ожиданий неприятно давит на плечи.       Всё же Джор Эл, оказывается, романтик. Романтик и идеалист. К тому же очень деятельный, не обделённый желанием и возможностью действовать и идти вперёд. Отвратительное сочетание, как на его вкус.       В рассказанной истории Кларку жаль больше генерала Зода, чем означенного биологического отца.       “Ошибки, блин, они не хотели нести в новую жизнь!” — раздосадованно думает он.       — Это трусость, — шепчет Кларк в ночное небо, выдыхая облачко пара. — Вы рискнули нарушить законы своего мира, но почему-то не захотели попробовать заново в другом. Почему же ваши ошибки исправлять должен один лишь я?       Видимо, глупость свойственна не только людям.       Кларк садится на ближайший валун и рассеянно размышляет, что же ему теперь делать. Он получил ответ на свои вопросы и неожиданно обзавёлся ключом к возрождению погибшей цивилизации. Но если начать возрождать её на этой планете, очень скоро он запалится и подведёт всех либо под лаборатории, либо под вечную кабалу. Или, что куда актуальнее и проще, под войну с людьми. Они ведь так не любят тех, кто от них отличается. И им вечно так хочется протянуть руки к силе, способной подарить власть.       Если отбросить сантименты, то возрождающийся Криптон скорее всего уничтожит земную цивилизацию, в силу превосходящей мощи. Он один уже способен это сделать. Стоит ли оно того?       Наверное, нет.       Стоит поискать другую планету.       Но хочет ли он этим заниматься?       Ну, это будет, по крайней мере, интересно.       Значит, решено.              Вышедший через три недели на орбиту Земли генерал Зод был вынужден констатировать, что сына Джор Эла на планете нет.